что едят в северной корее

В старом трёхэтажном здании изолятора в Яшлыке физический досмотр заключённых женщин проводят мужчины, я не видела ни единой женщины среди надзирателей, рассказывает бывшая узница туркменской тюрьмы.

После досмотра тебя помещают в тесную камеру, которую называют «стаканом», где можно только стоять или сидеть на корточках, если устанешь. Бетонные стены заштукатурены как колючки, если прислониться, можно пораниться.

«Я тогда полная была, кое-как поместилась, стою, но повернуться не могу, сразу об стену корябаюсь. Ни воды, ни пищи не дают. Поставили баклажку с обрезанным верхом, если захочешь в туалет, и все. Часа четыре или пять там стояли», вспоминает бывшая заключённая.

«Когда уже всех обшмонали, нас, восемь женщин, подняли на второй этаж — в карантин. Мимо всех камер провели, одну локалку открыли, вторую… Камера была очень большая. Но там, как и на Житникова, нары из арматуры, тяжело на них спать, и нет ни матрасов, ни подушек. В карантине держали 12 дней», говорит она.

«Первые два дня к нам никто не приходил. Воду не давали. Когда просили пить, дежурный сразу дает телефон и говорит: «Звони, пусть тебе закинут деньги, потом проси, что надо». Пока ты в карантине, все стоит раз в десять дороже, чем обычно. После карантина кола всего 20 манатов стоит, вода из-под крана, с песком – 10 манатов (официальный курс маната в то время был 3,5 маната за доллар США, курс черного рынка 17,5 манатов за доллар – ред.). А так очень дорого», продолжает она.

По её словам, через два к ним зашёл дежурный и принёс тазик со льдом. Пиная заключённых, он заставил их засунуть ноги в ледяной тазик и потребовал от них, чтобы те позвонили близким и попросили перечислить 100 долларов на телефон. «Если не хочешь так сидеть, пусть 100 долларов закинут на телефон, тогда разрешу ноги вынуть», приводит его слова заключённая.

Она вспоминает, как надзиратель пару раз ударил по лицу девушку, которую приговорили на восемь лет за употребление марихуаны. Девушка взмолилась: «Сейчас мама деньги отправит, только не бейте, пожалуйста». Героиня нашего рассказал сказала той девушке: «Ты – дура, что ли? Все восемь лет будешь такие деньги давать?». Сама она отказалась платить деньги. «Я – хитровская (Хитровка – район Ашхабада), боевая, держала ноги в этом тазу, из-за этого у меня сейчас левая почка отказывает», рассказывает она.

По её словам, в камере, где содержат десятки людей, нет водоснабжения. Обитатели тюрьмы рассказывают, что все водопроводные краны в камерах были удалены по приказу бывшего генпрокурора Гурбанбиби Атаджановой, которая с 2006 года отбывает срок в Дашогузской женской тюрьме.

Бывшая узница вспоминает, что на прогулку их выводили раз в неделю во дворик, с четырёх сторон окружённый бетонными стенами, а сверху железные решётки. Когда их выводили, одновременно в камеры заводили мужчин, которых дубинками били по ногам, чтобы те садились на корточки, держа руки за головой, повернувшись к стене.

Каждый день их заставляли вставать в шесть часов утра. Каждой заключённой давали пятилитровую баклажку мутной воды, которая предназначалась как для питья, так и для мытья. Кроме того, эту воду было необходимо использовать для смывания туалеты, чтобы не воняло, так как был сентябрь и стояла жара.

По внутреннему распорядку, вспоминает она, женщинам разрешали ходить в душ раз в неделю. А в бане они были всего лишь два раза за полтора месяца. «Баня» – напротив кабинета начальника на первом этаже. Раздеваешься в предбаннике, заходишь – там старый побитый кафель, режет ноги об острые края. Всего 12 душевых, но работали из них две, а еще в одной только холодная вода шла», вспоминает бывшая заключённая.

Она рассказывает, как они кушали в камере, где находится и туалет, которые не переставал вонять: «Однажды мы простынь порвали и повесили на веревке как занавеску, отделив туалет. Матрацы положили на пол, чтобы на бетоне не сидеть. Дежурный пришел, еду перевернул, сорвал простынь, еще нас всех избил за это – мол, не положено».

«Говорит: «Один пусть жрёт, а другой — срет, так вы здесь будете жить». Я говорю: «За что?» Он в ответ: «Не надо продавать трамадол» А у меня вообще другая статья. Но когда им возражаешь, начинают бить», вспоминает женщина.

«В другой раз дежурный подходит и спрашивает: «У кого есть сто долларов? Если – ни у кого, выбирайте сами, кто пойдет на рейс». Я спрашиваю у девчонок: «Рейс – это что такое?» Они мне: «Не знаешь, что ли?», продолжает она.

Как рассказали сокамерницы женщины, по ночам отключают видеокамеры и в камеры на нижних этажах, где сидят бывшие правительственные чиновники, отводят заключённых женщин.

«Надо заплатить сто долларов, если не хочешь идти», рассказали сокамреницы. «У меня ста долларов нет, но я не пойду никуда, пусть меня отведут только, посмотрим, что будет». Потом так получилось, что в СИЗО какая-то комиссия пришла, до меня и еще двух девчонок очередь, слава Богу, не дошла», вспоминает бывшая узница туркменской тюрьмы.

Однажды к ней на свидание пришла мама и привела её ребёнка, которому не было ещё годика. Для того, чтобы она могла побыть с ребёнком, надзиратели потребовали 100 долларов взятки.

«Мама заплатила, передала его мне подержать немного через окошечко в бетонной стене. Потом прошла в комнату для свиданий. Там телефон, стекло, продол (коридор) меньше метра шириной, постоянно мусор (охранник) туда-сюда ходит», рассказывает она.

По её словам, хотя продуктовые передачи разрешали, такие продукты, как, колбаса разрезали ножом. Из-за этого в жару, которая стоит в сентябре в Туркменистане, колбаса портится. «Но, проси – не проси, надрезают, мол, надо проверить, вдруг там внутри что-то. Или говорят: «Дай сто манатов, тогда не будем резать», рассказывает женщина. По её словам, за каждый килограмм перевеса в передачи надзиратели требовали по 50 манатов взятки.

Вместе с ней в камере в основном сидели женщины, у которых приговоры были связаны с наркотиками и по этой причине им не разрешали ни свиданий, ни передач.

«Когда холод начался, пришли и вместо стекол пакеты с деревяшками вставили. Мерзнешь? Ничего, это тебе не дом. Одеяло дают вонючее после мужиков. Хочешь чистое? 20 манатов. Сигареты президент запретил в том году, тоже цену подняли. Я только успевала маме звонить: переведи деньги на тот номер, на этот. Трудно про все это спокойно рассказывать», говорит она.

Недавно появились новые сведения по поводу того, как передают продуктовые передачи заключённым в туркменских тюрьмах.

Правозащитники центра «Мемориал» и Туркменского Хельсинкского Фонда по правам человека 15 февраля опубликовали заявление о том, что политическим заключенным в Туркменистане не разрешают свидания и переписку с родными. Кроме того, под предлогом карантинных мер в связи с пандемией COVID-19 политически заключённым отказывают в получении продуктовых передач, говорит в сообщении.

В частности, сообщается, что родные приговоренного к 6 годам заключения юриста Пыгамбергельды Аллабердыева с сентября 2020 года ни разу не смогли с ним увидеться или получить от него писем. До сих пор даже неизвестно, смог ли он обжаловать приговор, сообщают правозащитные организации.

Вернёмся к истории женщины из Ашхабада, которая в беседе с правозащитниками центра «Мемориал» рассказала о пытках, которым подвергают заключённых для выбивания показаний.

колько времени прошло. Они на меня воду лили, чтобы в чувство привести. Ожоги оставались. Один раз к стулу привязали, чтобы легче поднимать с пола было. Но это все ночью, потому что в шесть утра подъем, меня до поверки уже обратно заводили», вспоминает она.

По её словам, следователь по имени Ходжа требовал от неё назвать гаишника, через которого она получила водительские права.

«Тебя районный хяким (глава администрации) с ним познакомил? Мы знаем, ты вместе с ним и квартиры для работников хякимлика (районной администрации) делаешь. Сознайся и выйдешь по амнистии. Если не напишешь, я все равно тебя в покое не оставлю. Тебе залет (новое уголовное дело) сделаю. У тебя дома еще раз обыск сделают и найдут наркотики. По амнистии не выйдешь» рассказывает бывшая заключённая о том, как её пытались принудить дать показания против других лиц.

«У него какие-то мои «показания» уже заранее отпечатаны были на туркменском, что в них – не знаю, нужно было только внизу написать «С моих слов записано верно» и расписаться», подтверждает она слова нескольких туркменистанцев, которые рассказывали о похожей ситуации в анонимных беседах с Азатлыком.

Во время первого допроса следователь Ходжа грозил ей, что её сына отправят в детдом. А на втором допросе он сказал: «Сына у твоей мамы уже забрали, сдали в Дом малютки, больше у тебя ребенка нет». Так они в течение двух недель подвергали её психологическому давлению.

Бывшая узница также вспоминает о том, как её избили после разговора с начальником СИЗО.

«Однажды меня вызвал начальник СИЗО, стал спрашивать: «Кто ты такая? Откуда знаешь этих гаишников?» Я повторяю: «Никого не знаю, я – мошенница, всех обманула». Он мне: «Если домой к сыну хочешь, я тебе дам бумагу, ты прочитай и подпиши. Обещаю, что тогда выйдешь в амнистию». Текст был на туркменском напечатан, сверху заголовок «душундуруш» (объяснительная), не знаю, что там было», вспоминает она.

На предложение начальника женщина ответила: «Послушай, башлык (начальник). Ты знаешь, где я работала. Сейчас начало октября. Списки амнистированных к вам приходят еще в конце сентября. Неужели, если меня нет в списках, после моей подписи ты пойдешь к президенту и попросишь добавить мое имя? Не трогай меня, я все равно ничего не скажу. И про здешние дела тоже никому не буду говорить: сколько денег я даю твоим дежурным за баклажку холодной воды и другое».

Бывшая узница туркменской тюрьмы вспоминает, что после этого разговора с начальником ночью её завели в пустую камеру, где изрядно избили, требуя назвать имена людей.

На следующий день избиения продолжились, вспоминает она. По её словам, во вторую ночь её избивали трое мужчин, угрожали и оскорбляли. Она рассказывает, как один из надзирателей ударил её по спине железной арматурой, после чего её отправили в карцер.

«В ту же ночь у меня кровотечение открылось, мне плохо стало. Они испугались. Вызвали Майю Атаевну, она – дежурный гинеколог», вспоминает женщина и говорит, что её три дня держали в приёмной санчасти.

На вопрос, почему её оставили в приёмной, а не в лазарете бывшая заключённая объясняет, что «санчасти для есть две камеры для больных, но там держат бывших министров». По её словам, врач заявила, что не сможет «этих богатых мужиков» никуда передвинуть, так как каждый из них платит за эти места в камерах.

«Вначале я кричала: «Пустите меня к начальнику». Хотела показать, что его дежурные делают. Просила бумагу, чтобы написать жалобу, просила, чтобы засвидетельствовали кровотечение. Майя Атаевна ничего мне не дала, сказала: «Деточка, я хочу жить, хочу дальше работать. Ради Аллаха, пожалуйста, прошу – молчи, ты скоро выйдешь по амнистии, я список смотрела. А то сейчас тебе подкинут что-нибудь, раскрутят (сфабрикуют дело), убьют тебя. Ты не знаешь, что здесь за мир такой – это очень страшный мир. Тихо сиди, никуда не лезь». Я сказала: «Ладно», вспоминает бывшая заключённая.

После этого к ней на свидание пришла её мать. «Я ей по-армянски и жестами дала понять, на кого ей нужно выйти, у меня же связи были. Она на этих людей вышла, заплатила, и меня в кильдым спустили», рассказывает женщина.

«Кильдымом» называли камеры для важных персон, вроде бывших правительственных чиновников. Эти камеры размером больше, там есть холодильник, телевизор, мягкая кровать, туркменские ковры. Формально – это комната для длительных свиданий, но свиданий там не проводятся, рассказывает бывшая заключённая, добавив, что рядом с кабинетом начальника есть три «кильдыма», два для заключённых мужчин, а в третьем сидела она сама.

Для того, чтобы содержаться в «кильдыме» с каждого заключённого брали по 500 долларов в месяц. «Вместе со мной там была бывшая любовница осужденного министра, ее провели подельницей по его делу. Когда приходили проверки из министерства или прокуратуры, нас с ней поднимали в общую камеру, ведь кильдымов официально нет, потом – возвращали», рассказывает женщина.

Однажды вместе с её матерью на свидание пришел человек из хякимлика. «Мы все знаем про тебя, не переживай, в амнистию будешь дома». Я не верила тогда», вспоминает бывшая заключённая в беседе с правозащитным центром «Мемориал».

Между тем медиа-проект аналитического центра по вопросам Центральной Азии 9 февраля сообщил о планах Туркменистана расширить места лишения свободы и увеличить в них места на 30 процентов. Подтвердить эту информацию не представляется возможным по причине закрытости Туркменистана.

По сведениям независимого издания, которое ссылается на источник близкий к управлению по исполнению наказаний МВД Туркменистана, решение об увеличении вместимости в туркменских тюрьмах было принято ещё в 2018 году, но об этом нигде «не афишировалось».

В частности, в учреждении по исполнению наказания номер LB-K-12 в городе Сейди Лебапского велаята, количество мест для заключённых уже было увеличено с 1200 до 1600. В то же время сообщается о том, что в этой колонии количество заключённых составляет более 2000. Кроме того, есть сведения, что в этом учреждении в разные годы число заключённых доходило до 4500 человек.

За последний несколько раз обращались к правительству Туркменистана, выражая обеспокоенность состоянием заключённых в тюрьмах страны в связи с пандемией коронавируса. Но их обращения, как это обычно бывает с призывами к туркменским властям, остались без ответа. Туркменистан умалчивает не только о ситуации с коронавирусом в тюрьмах, но и ничего не сообщает о жертвах смертельной болезни среди населения страны.

По сообщениям независимого издания «Хроника Туркменистана», 5 февраля в колонии общего режима ЛБ-K/12 города Сейди скончался заключенный А. 1969 года рождения. Мужчина около месяца провел в санитарной части пенитенциарного учреждения, сообщает издание.

«Несмотря на то, что его состояние ухудшалось, его не переводили в специализированное лечебное учреждение. Родственникам сообщили обо всем лишь после его смерти», сообщает издание.

Родственники усопшего обратились в прокуратуру Ахалского велаята (по месту прописки покойного) с требованием провести расследование и выяснить обстоятельства, приведшие к смерти человека. Но, как пишет издание, «в устной беседе им заявили, что они должны быть довольны тем, что им выдали тело».

По сведениям источника Аналитического центра по Центральной Азии, в туркменских тюрьмах в настоящее время насчитывается около 35 000 заключенных, а это в 3 раза больше, чем может вместить в себя вся пенитенциарная система Туркменистана.

Кроме того, источник сообщает, что строительство в колониях планировалось закончить к концу 2025 года, но пандемия и экономический кризис внесли свои коррективы в планы правительства. После окончания строительства новых объектов, по данным источника, тюрьмы Туркменистана одновременно смогут принять до 47 000 заключенных.

Как ранее сообщал Азатлык, Туркменистан занимает первое место в регионе по количеству заключённых на душу населения. Несмотря на многочисленные призывы международных организаций туркменские власти не дают разрешения на проведение мониторинга ситуации в тюрьмах страны со стороны международных и независимых наблюдателей.

В частности, 12 февраля этого года «Туркменская инициатива по правам человека» и «Международного партнерства за права человека» в очередной раз обратились к Министру иностранных дел Туркменистана Рашиду Мередову.

Правозащитники напомнили министру об обязательствах, которые Туркменистан взял на себя в рамках по Национального плане действий в области прав человека на 2016-2020 годы, в том числе по предоставлению разрешений и содействия визитам специальных докладчиков ООН.

Они призвали МИД Туркменистана выполнить все специальные процедуры ООН по предоставлению разрешения посещения докладчиков в страну, в том числе докладчиков ООН по вопросам о праве на образование; о крайней нищете и правах человека; независимости судей и адвокатов; Рабочих групп ООН по насильственным или недобровольным исчезновениям; по произвольным задержаниям и других международных структур.

Туркменские власти не предоставляют никакой информацию гражданах, находящихся в местах лишения свободы.

11 февраля в Вене прошла встреча представителя ОБСЕ по свободе СМИ Терезы Рибейро с послом Туркменистана Силапберды Нурбердыевым, сообщается на сайте международной организации. На этой встрече представитель ОБСЕ по свободе СМИ запросила дополнительную информацию по делу Нургельды Халыкова, осужденного в сентябре прошлого года.

Остаётся неизвестным, что ответил туркменский дипломат на просьбу чиновника ОБСЕ. По информации издания Turkmen.news, 26-летний Халыков был осуждён на четыре года тюрьмы по статье «мошенничество». Но на самом деле, по информации издания, его осудили за то, что он переслал в редакцию Turkmen.news фотографию с представителями ВОЗ в Ашхабаде, посетившими Туркменистан с целью изучения ситуации с коронавирусом.