Сегодня Лук порвал Ваще... В коммЭнтах будет Хиросима...
Возвратился я не весь, або Пляска вприсягу. - Здравствуй, мама, - мрачно отпетросянил Ваня на слова Харитонова, музыку Тухманова, - Возвратился я не весь. Босиком бы пробежаться. И поесть.
Матушка-Россия, в ситцевом домашнем халате с березовыми мотивами, смотрела на блудное чадо сверху вниз, утвердившись в проеме бронированной входной двери – уперев пухлый локоть в один косяк, а ногу в пушистом домашнем тапке в другой.
- Здравствуй свет мой Ванюшенька, - нараспев ответила Матушка. – И как же ты босиком пробежишься-то, если тебе босики по коленки оторвало? Только на коленках можешь пробежаться. Мы все тут с коленок, понимаешь, встаем, а эдак – как встанешь?
- Мам, не подъебывай, - угрюмо ответил Ваня. – Сам знаю. Бег босиком отменяем. Поесть дай. И можно не говорить со мной на этом... церковно-славянском. Корреспондентов рядом нет.
Матушка Россия обвела взглядом площадку этажа, выступила из квартиры и сдернула с ручки соседской двери напротив бесплатную рекламу-навеску в стиле гостиничного «not disturb».
- Держи, Ваня. ООО «Чибакуни», суши-пицца с доставкой на дом. Входящие звонки бесплатно, так что изволь, звони, заказывай да кушай. Телефон на улице есть, монеток по городу не надо.
- Так пицца же не бесплатно. Где я деньги возьму? – растерянно спросил Ваня – И на какой дом доставлять? У меня кредиторы дверь опечатали, пока я на войне был, я потому, собственно, и... Мне бы перекантоваться пару дней, а потом пособие начну получать, или работу найду. Через комитет ветеранов. Я же не в пьяной драке пострадал, я с фашизмом сражался!
Мать-Россия вздохнула и вышла в коридор, прикрыв за собой дверь. Села на ступеньку лестничного пролета, достала мятую пачку китайских «Биг Харвест», выковыряла оттуда сигарету и закурила.
- Вань, - серьезно сказала Россия. – Послушай, что я тебе скажу. Я, конечно, вечно молодая, но уже давно не девочка. Работать руками я по состоянию здоровья не могу, поэтому живу на ренту с нефти. Которая сейчас, сам знаешь, из черного золота уверенно превращается в черное говно.
Россия, подвигав челюстью, отмерила несколько колечек табачного дыма.
- Я тебя, долбоеба, растила тридцать лет. Ты, может, не знаешь, тебе кроме девок и футбола все было до одного места. Но затраты на одного человека от роддома до выпускного составляют примерно пятьдесят-семьдесят тысяч долларов. Это без подарков ко дню рождения, Ваня. Только на самое необходимое.
- Ого! – удивленно сказал Ваня. – А где можно получить? Чета я этих денег ни разу не видел.
- Ты их уже получил. Это бесплатная медицина, образование, бесплатный проезд, отдых, льготы твоим родителям. Как думаешь, почему врачи и учителя в структуре общества меньше всех зарабатывают? Потому что их доля в социальном авансе таким пиздюкам как ты самая большая. За это они потом получают обратку пенсией. Я согласна, и врачи были не айболиты, и учителя не монтессори. Так они же и не эйнштенов растили. Но это уже издержки производства, деньги-то я выплатила целиком и полностью.
Принято считать, - продолжала Россия, - что человек, занимаясь производительной деятельностью – а не охраной автостоянки, как ты – к тридцати годам рассчитывается по социальному кредиту с обществом. И еще двадцать-тридцать лет работает на кредитование следующих поколений. Конечно, точного счета на каждого термита нет, но исчисляетесь-то вы миллионами и миллиардами, и каким-то таким образом баланс поколений сводится с профицитом, за счет которого происходит прогресс. И вот мы все, вложив в тебя копейку, пусть и не самую большую, ждали возврата социального аванса. Что ты будешь нас кормить, а не просить пожрать. А ты, значит...
- А я с фашизмом воевал! – взвизгнул Ваня, опасно подкатываясь на тележке к верхней ступеньке. – Как мой дед! Его снарядом нахуй убило на Волге, он что, тоже недоплатил обществу? Он жизнью за все кредиты рассчитался! Да если бы не он!.. Если бы не я!..
Россия тяжко вздохнула, потушила сигарету о перила и метко отправила окурок вниз по просвету между пролетами.
- Вань. С каким нахуй фашизмом? Тебя что, на Волге убило? Кстати, где ты босики-то свои оставил?
- Под Марьинкой, русским городом, - сквозь зубы сказал Ваня. – На дружественное минное поле случайно вышли. Прижатые дружественным огнем систем залпового огня.
- Ну и где там Волга. Конечно, человеку, который не понимает слов «алименты» и «налоги», трудно объяснить что такое «присяга», но я попробую. Каждый раз, когда я отправляю своих детей умирать, я их принуждаю – потому что умирать сам по себе никто не стремится. Неважно, сам ты в военкомат прибежал, или тебя из-под кровати баграми вытаскивали, акт принятия присяги говорит о том, что ты попадаешь в мою волю, независимо от собственной. И я теперь отвечаю за твои руки-ноги, в том числе и под Марьинкой. Ты присягу принимал?
- Ну, была какая-то, - буркнул Ваня. – Читали, а потом детских хор был и торжественный стол. И священник на гитаре играл богослужение.
- О! – Россия заметно оживилась. – Так это же меняет дело! Кому присягал?
- Народу Луганской Народной Республики.
- Ну так иди к ним, и проси покушать! Ты же за них пострадал. А чисто семейно, из милости, извини – я тебе объяснила свое положение. У меня на нормальных детей денег не хватает, не говоря уже об убогих. Мне надо тратить на тех, кто меня в старости прокормит. Мне ведь тебя тоже жалко, но подать могу только от достатков, а с достатками у меня сейчас трудно. Вот эта блядина, которую ты у себя в опечатанной квартире прописал, и жениться собирался, как ее, Маша?
- Наташа, - угрюмо ответил Ваня. – И она не блядь, а главный прокурор.
- Наташа, хуяша. Это она в твоем воображении генеральный прокурор, а для мирового сообщества именно что блядь. Потому что давала присягу – а кому, кстати, она давала присягу, не помнишь? – и потом, с той же присягой оказалась на службе другого государства. Вообще-то, так не делается. Сначала надо развестись, а уже потом жениться на другой. Сначала уволиться, а потом устраиваться. Твоя Наташа прокурор только у себя на кухне, и выйти оттуда боится, потому что сразу браслеты, экстрадиция, суд и двадцатка только в путь. Да и в прокурорах она долго не засидится – кому нужен прокурор, который в ста странах в розыске Интерпола? Ты себе представляешь высшего государственного чиновника, который от розыска прячется?
Хочешь с фашизмом воевать – иди в военкомат, подписывай контракт, оговаривай условия. А это чо было? – танцы на площади, проводы на вокзале, казаки с медалями, поп с кадилом, самодеятельность какая-то, поезд «Новосибирск – Ростов». А я, значит, плати? Не было там никакой войны, гражданская только была, Путин сказал, хохлы с хохлами воевали. Чего ты туда полез? Оторвало ноги под Марьинкой – так надо было в марьинскую милицию звонить, чтобы протокол составили, ноги твои нашли, и в марьинскую больницу ехать, чтобы на место пришили.
Дед! При чем тут дед? Дед твой вообще не воевал, ему на конец войны пятнадцать лет было, а прадед волком выл, когда его повесткой призвали - шестерых детей дома оставлял, и ни одного кредита! А куда деваться ему было? Не пойдешь - посадят. От Харькова до Волги пятился, за его спиной люди убегали, а перед ним ад горел. А у тебя, гаденыша, наоборот - перед тобой бегут, а за тобой горит. Прадед по солдатскому аттестату домой денежное довольствие пересылал все до копеечки, и из пайка небогатого раз в месяц посылки собирал. А ты мне что слал? Пижженый луганский металлолом на перепродажу, чтобы кредит закрыть? Закрыл? Да прадед бы тобой жопу вытереть побрезговал!
Матушка отдышалась, успокоилась, и закурила еще одну сигарету.
- Эдак вы скоро с фашизмом в соседнем отделении банка воевать начнете. У меня вас полтора-ста миллионов, и любить вас, иначе как статистически, по отдельности, я просто не могу. Сердце не выдержит. Присяга есть - солдат. Присяги нет - пошел нахуй. Откуда мне знать, где ты ноги потерял? Может, в Исландии в гейзере отварил, как турист, или на Гавайях тебе акула откусила.
- Ты же сама говорила, что фашисты на Украине русских убивают. Я и поехал, - тоскливо сказал Ваня.
- Я говорила? – натурально удивилась Матушка, - Я, может, во сне говорила, или сама с собой в ванной рассуждала. Бумага нужна. Подпись, печать. Я еще и не то могу наговорить, я же баба. Я вот тебе скажу в окно прыгнуть – прыгнешь?
- Заебала!.. – страшно заорал Ваня, размахивая колодками-толкалками. – А ну быстро, блядь, дверь открывай! Это моя хата! Здесь на меня одна комната записана, и вещи мои там лежат. Я в суд подам! Да тебя за меня пацаны…
Россия вздохнула, тяжко поднялась со ступеньки и пошлепала розовыми тапками к двери. Толкнула бронелист и опять утвердилась в проеме.
- Мага! - заорала Матушка, обернувшись в квартиру, - Выйди на секундочку!
За ее спиной нарисовался квадратный человек, заросший черным ворсом от глаз до резинки трусов, и с неизгладимым клеймом вольной борьбы, наложенным на торс. Страшноватый человек по хозяйски помацал обширную жопу России через ситец халатика и подозрительно посмотрел в коридор.
- Щто там такой? - недовольно спросил Мага, - Рекляма принес? Плястиковий окно-балкон со скидка или гяуры Иегови? Если балькон – сразу иди нахуй, если Иегови – падажьди, я смарфон принесу щолкать тебя, как пизьдить буду.
- Да сын это мой, - раздраженно сказала Россия. – Домой с войны вернулся, жить с нами хочет.
Мага поднырнул под мышкой у России, ловко, по-борцовски вывернулся из прихожей в коридор, присел на корточки перед Ваней, оказавшись с ним лицом к лицу. Затем широкой клешней, заросшей по тылу черным волосом, взял его за лицо, превратив его в сдавленную урючину.
- Щто-та нихуя савсем ни пахожь на тебе. Какой жи эта тибе сын? Эта так, папрашайка случайно здесь патерялся. Слуши, ты, сын. Тут тебе жить нельзя. Или «тут», или «жить», вибирай. Жить ты можешь там, - Мага без усилия повернул голову антифашыста в сторону окна на лестничной площадке. – На природе. А здесь ти только умиреть можещь. Так щто хочешь, тут или жить?
- Бугу! – сказал Ваня из-под ладони.
- О! Гаварящи! – обрадовался Мага. – А скажи типерь «Чечня круто!» и пальцы вот так, как рога сделай, - и тяжело, как умеют бить борцы ладонью, два раза уебал Ваню по уху. Голова интернационалиста дважды мотнулась, но не отвалилась, потому, что Мага все так же удерживал ее второй лапой за фасад.
- Бибя бубу! – сказал Ваня, и показал пальцами «V» - вряд ли вендетта, скорее виктория.
- Ай, маладец! – довольно сказал Мага. – Ти тут сиди, никуда не ухади. Я сейчас сматфон принесу, еще тибе раз ухо ебну, а ты еще раз так скажещь и пальцами сделаещь. Харащо?
Мага поднялся с корточек и пошел в комнату, Ваня разглаживал трясущимися руками помятую морду.
- Шел бы ты отсюда, Вань, - грустно попросила Мать-Россия. – Он же не шутит. Он первого русского в шестнадцать лет убил. Давай я тебе пирожков дам, со вчера остались, и уходи, не возвращайся.
- Гитару хотя бы отдай, – помятыми губами сказал Ваня. – В комнате моей… бывшей моей, на шкафу лежит.
- Гитара это правильно. Гитара всегда прокормит. «Расплескалась синева, расплескалась». Только к гитаре ордена нужны. Без орденов трудно тебе будет. А ты что-то с пустой грудью отвоевался.
- Были ордена, - неохотно ответил Ваня, - Луганские. Да под дождь попал на вокзале, они и расклеились. Слушай, там у деда какие-то цацки были. Может, дашь в лизинг? Я верну, честное слово! Как только раскручусь в переходе.
- Были да сплыли, - невесело улыбнулась Россия, - Мне ведь тоже как-то жить было надо, а «За отвагу» от двадцати до ста долларов идет у антикваров. Так что пой пока без медалей. Душой бери. Талантом. Я в тебя, Ванечка, верю. Ты нашей, русской закалки человек. Не пропадешь.
- Сука ты, - злобно сказал Ванечка, - А не мать.
- Сука тоже кому-то мать, - грустно ответила Россия. – Сукин ты сын.
Ваня оттолкнулся от пола дощечками, неаккуратно выкатил задними колесиками за верхнюю ступеньку, и загремел по пролету, подтверждая правило «угол падения равен углу отражения».
- Будь ты проклята! – гулко донеслось из лестничного колодца, - Нахуя ты меня вообще рожала?
- Ебал меня кто ни попадя, вот и рожала, - одними губами сказала Россия, - А что было делать? Да ладно, Вань. Я еще нарожаю. Доля у меня такая. Сучьих детей рожать.
И щелкнула изнутри квартиры английским замком.
ТОЛЬКО ЖОСТКАЯ БРУТАЛЬНАЯ СКРЕПНАЯ ЙОБЛЯ!