призывной возвраст

Майкл Наки о Каце

Этот текст не призван кого-то в чем-то убеждать. В нем просто объясняется, что происходит, и почему я в этом участия принимать не буду (за исключением одного варианта, который опишу в конце). Пост длинный.

Первое, что надо понять – срач будет всегда, если есть тот, кто хочет срача. И всегда же будут люди, которые, аки учительница во втором классе, будут рассказывать, что оба виноваты, и неважно, кто начал. Надеюсь, к 2023 году понятно, что позиция “оба виноваты” нелогична и вредна. Ну, кому непонятно, оставляю на вашей совести.

Публичный срач инициировать без поддержки невозможно, поэтому сначала давайте разберемся, откуда берутся люди, которые, как пригожинские боты, по указанию готовы засирать комментарии, чаты и лички людей. Кто-то скажет, что это дебилы, кацисты или даже бото-ферма. Это не так. Это реальные люди, порой весьма неглупые, а зачастую – и очень достойные. Как тогда получилось, что они пишут гадости под постами Навального, искренне полагая, что борются с Путиным, а то и останавливают войну? Как вышло, что человек пишет гневные посты не в инстаграме Исинбаевой, группе Любэ, поддержавшим войну артистам – а оппозиционной силе, в которой люди свои жизни, здоровье и свободу положили на то, чтобы сделать Россию чуть лучше? И как возможно, чтобы эти люди считали, что это всё правильно? Должна же произойти с ними какая-то трансформация, верно? Учитывая, что они буквально делают это по указке Каца, который как раз говорит, что писать гадости артистам и прямым пособникам Путина – это диктатору помогать! А вот писать Навальному и ФБК — хорошо и правильно.

Тут всё довольно просто: копиум. Вкратце, это когда российские военкоры называют отступление — “отходом на более выгодные позиции”. И надеются, что “вот сейчас-то начнём воевать по-настоящему”. Любой продавец скажет вам, что надо продавать не товар, а выявить потребность и продавать удовлетворение этой потребности своим товаром. Какая сейчас потребность у огромного количества россиян? Что-то сделать. Миллионы антивоенных россиян чувствуют себя беспомощными, и бездействие поедает их изнутри. При этом рисковать они не готовы, а желаемое решение должно не просто помогать какому-то маленькому аспекту, а прямо решить проблему кардинально. И вот, пожалуйста, волшебная палочка! Надо просто всем пойти и проголосовать за Зюганова! Почти в военной диктатуре. Во время войны. Я не буду подробно описывать, почему это действие бесполезное для достижения заявленной цели. Отмечу лишь, что оно само по себе недостижимо. Никакая Алла Пугачева, Гребенщиков, Саша Митрошина и кто там был в нарисованной картинке, которая якобы является планом – не будут в этом участвовать. Как не будет в этом участвовать и огромное количество других людей. Не потому что им лень или что-то такое, а потому что никакого плана нет. А чтобы доказать (не соврав), что выборы, до которых никто не допущен, в стране, где их фальсифицируют полностью, во время войны, в условиях тотальной диктатуры – приведут к отставке Путина, – надо перевернуть все современные представления о политологии, логике и многом другом.

Короче говоря, как любит говорить Екатерина Михайловна (которая тоже призывает ходить на выборы, но объясняет это по-другому, не скатываясь в обещания остановки войны и свержения Путина), ничего этого не будет. Но есть какая-то часть людей, которым вера в чудо сейчас необходима. Собственно, почему до сих пор существуют религии, экстрасенсы, а Блиновская зарабатывает миллиарды рублей? Потому что людям нужны простые решения. Увы, то, что этому подвержены только дураки, – миф. Конечно, они подвержены в большей степени, но зачастую и совсем неглупые люди на все это попадаются.

Для чего я так подробно это расписал? Дело во фразе: “Имей спокойствие принять то, чего не можешь изменить, имей мужество изменить то, что можешь изменить. И имей мудрость отличить одно от другого”. Люди, которым нужна волшебная пилюля, никуда не денутся. Более того, среди них много умных, талантливых, честных и порядочных. Поэтому не надо тешить себя мыслью: “Сейчас я всё объясню, и они одумаются!”. Не одумаются, пока сами не увидят.

Я все это наблюдал в 2020 году на голосовании по поправкам. Абсолютно та же схема. Тогда тоже Максим Кац бегал за Навальным, призывал всех ему писать и требовал дебатов. На логичную аргументацию Алексея, что это голосование не имеет процедуры, вариативности, а результаты просто нарисуют (оно сильно отличалось даже от нечестных региональных выборов в худшую сторону), Максим отвечал, что масштабных фальсификаций не будет, а в Москве так и вовсе считают честно. Это породило один из самых долговечных мемов (https://i.redd.it/6s4cvt56r3fa1.png) про политический анализ Каца.

Я же тоже какое-то время, даже после голосования по поправкам, думал, что Максим — человек, который просто плохо понимает политические реалии и часто ошибается. И полагал, что он достойный неравнодушный гражданин, который сейчас сделает из ошибок выводы и начнет уже делать что-то полезное. Но на каждых новых выборах он воевал не с ЕР и Путиным, а с Навальным. Каждый раз.

В итоге, политические ошибки Каца — это не ошибки. Это стратегия. Он уже делит шкуру неубитого медведя. Понимая, что после падения Путина его главным конкурентом будет Навальный, он планомерно бьет по нему раз за разом, надеясь, что это поможет ему в будущем. Именно поэтому он постоянно порождает срачи, атакуя ФБК и Навального лично. Обратите внимание, все полтора года войны, он набрасывает на них без устали и по любому поводу. Потом делает невинные глаза и говорит: "Я просто хочу объединиться, чтобы скинуть Путина!" Однако, за полтора года он так и не рассказал, как сидение за одним столом с ним может повлиять на свержение Путина. Даже объединившись на «Берлинской конференции» с Ходорковским и кем-то там еще, Кац показал нулевой результат.

При этом отмечу отдельно: Кац, как антивоенный блогер, делает вполне себе достойную работу. Многие видео, где он не играет в политика, хоть и написаны не им, но действительно нужны и важны. Это полезно и правильно. Случилось это, потому что интересы Каца и интересы общества совпали: антивоенные видео дают просмотры и повышают доверие. Однако из-за политического схематоза эти просмотры и доверие потом вкладываются в атаки на ФБК, которые не имеют практического смысла с точки зрения остановки войны и свержения Путина.

А что делать, Майкл? Спросят те самые люди, которым нужен безопасный, эффективный и простой способ «остановить войну». Способа нет. Каждый должен вносить свой вклад, влияя на ее небольшие аспекты, чем, например, занимаюсь и я.

Для вас недопустим риск и вообще не хочется сильно напрягаться? Не поддерживайте власть, и убедите родных и близких не делать этого. Проследите, чтобы никто из вашего окружения не пошел на войну.

Недопустим риск, не хочется напрягаться, но есть деньги? Помогайте финансово беженцам, правозащитникам, журналистам, блогерам.

Допустим риск, но не хочется напрягаться и есть деньги? Донатьте ВСУ и партизанам, предпринимая необходимые меры безопасности (не убирает риск полностью, но снижает).

Допустим высокий риск и можете напрягаться? Тут все зависит от степени риска, который вы готовы на себя взять, и от ваших возможностей. Листовки, граффити, антивоенные перформансы, саботаж, партизанщина, диверсии. Каждый принимает решение сам, я не в праве кого-то подталкивать к риску.

Вот это список действий, может неполный, но реальный. Как видите, ничего простого в нем нет. И 100% эффективности тут нет, как и волшебных таблеток. Мы в той точке истории, когда простые способы давно ушли в прошлое. Когда простой голос мог серьезно повлиять — все были аполитичны. Когда надо было выходить на улицы, все боялись несанкционированных акций (включая меня и Каца). Сейчас это все, увы, в прошлом.

Значит ли это, что в 2024 нельзя ходить на выборы? Нет. Власти давно уже не нужна явка и легитимность. Диктатура устроена иначе. Так что можно призывать людей идти на выборы. Врать только нельзя. И доебывать людей, которые делом заняты.

Тут мы переходим к моему предложению. Многие сторонники Каца, как и я в свое время, понимают, что он продает несбыточную фантазию, однако они списывают это на ошибки/ манипуляцию ради благого дела и всё в этом духе. Однако моя главная проблема с Максимом заключается в том, что весь этот цирк, который он устраивает полтора года в отношении ФБК (а на самом деле УЖЕ 10 ЛЕТ!) — это не ошибка. Это стратегия. Причем никак не связанная с тем, чтобы остановить войну или свергнуть Путина.

И, в целом, есть вариант, при котором Кац может показать, что изменился и реально делает все из лучших побуждений (хоть и ошибается в десятитысячный раз). Что за вариант? Это должен быть вариант, который очевидно отвечает заявленным Кацем целям, но потребует каких-то издержек. Многие подумали, что я шучу, когда я в твиттере предложил ему благотворительный бой (в клетке или на ринге), но нет. Мы убьем сразу двух зайцев. Первый — соберём много денег для реального дела, а не пустых фантазий. Второй — Кац получит доступ к огромной аудитории (я думаю, мы все согласны, что смотреть и обсуждать это будет прям МНОГО людей, причем за пределами привычных аудиторий). И он на всю эту аудиторию сможет объявить и свою стратегию, и объяснить, почему она необходима. Так что такое спортивное мероприятие — это полный win-win. Я в свою очередь смогу убедиться, что Кац не просто постоянно накидывает, а готов что-то реальное делать для достижения декларируемых целей. Ведь такое мероприятие явно выведет его из зоны комфорта.

Почему я говорю, что он ничего не делает?

Ну смотрите: когда он прыгает на ФБК, обвиняя их в том, что они разбазаривают там что-то, он почему-то ничего не делает сам. Ролики — это хорошо, но Максим уже давно сам большой игрок, который по его собственным словам сейчас чуть ли не главная сила. Окей, главная сила, мы можем увидеть что-то помимо роликов?

У ФБК, как минимум, есть подпольные штабы, которые занимаются координацией антивоенных акций прямого действия в России. Проект с обзвоном граждан РФ. Отдел юридической помощи. Активное лоббирование санкций. Они постоянно думают над тем, что ещё они могут сделать. И не просто думают, но и делают.

Даже их обсуждение Воложа в Твиттере привело к конкретному результату — мы получили антивоенное заявление главного айтишника России (в котором он прямо пишет, что это из-за дискуссии в соцсетях). То есть пока Максим называет любые предъявы молчунам “твиттерским трибуналом” и призывает этого не делать, “трибуналы” ведут к реальной пользе. А тактика Максима “давайте облизывать Исинбаеву” имела нулевой эффект. Ошибка? Опять?

Где хотя бы похожие (или лучше) инициативы от Каца? Все, что я видел, — это сервис по релоцированию, который дает информацию по странам для переезда, насыпая коммерческой рекламы компаний, которые с этим помогают. Хороший проект? Безусловно. Достаточно ли этого от «одной из главных политических сил»? Решайте сами. Мой тезис прост: блогер отличается от политика тем, что не просто критикует чужие действия, но и делает свои. Можно бесконечно меряться количеством просмотров, но на реальные действия всегда готово меньше людей, чем на просмотр очередного ролика про то, что Путин точно падет. И это говорю вам я — блогер. Который восхищается политиками, продолжающими действовать, несмотря на хейт, непрекращающееся давление со стороны властей, угрозу собственной жизни и подлые манипуляции и атаки от людей, якобы «одного с ними фланга».

Часто просят сделать ролик с подробным объяснением. Но я в этом всем участовать не буду. Я использую свой медийный ресурс (ютуб-канал) только для того, чтобы влиять на те маленькие аспекты, которые помогают Украине победить.

Потому что остановка чудовищной войны (что меня интересует в первую очередь) и падение Путина (чего тоже очень бы хотелось) зависят лишь от одной организации из трех букв – ВСУ

Источник: https://t.me/Nackepelo/5155

Новые гениальные законы от законодателей России!

В Москве на акциях 12 июня будут установлены видеокамеры с функцией идентификации личности

АЕК-971 против АН-94

Умер не значит погиб

Проблемы словоупотребления
«Меры социальной поддержки распространяются на членов семей военнослужащих, погибших при исполнении обязанностей военной службы», — сообщал представитель пермского министерства соцзащиты в одном из ответов Борзовой (есть в распоряжении «Медузы»), подчеркивая последнюю часть фразы. И заключал: раз Захар Угольников «умер при исполнении служебных обязанностей» — никаких мер социальной поддержки быть не должно. Борзова неоднократно пыталась получить в военкомате документ с «правильной» формулировкой — но там всякий раз выдавали справки со словом «умер». В одной бумаге оно было написано жирным шрифтом и подчеркнуто.


После восьми лет попыток убедить чиновников и военных в своей правоте Борзова подала на министерство в суд. Краевой комиссариат привлекли к процессу как третье лицо — такие участники суда имеют отношение к спору между сторонами и могут помочь понять, кто из них прав. В этот момент военные почему-то решили не продолжать лингвистические споры. Представительница комиссариата в отзыве на иск (его суд принимает к сведению) написала: «Угольников Захар Вадимович 1986 г. р. погиб (умер) при исполнении обязанностей военной службы». Из документа следовало: раз солдат был «на территории части в течение установленного распорядком дня служебного времени» — значит, «погиб». Суд согласился с этими доводами. Борзова выиграла — судья постановила выдать ей удостоверение, с которым женщина может получать льготы и выплаты.

«Медузе» удалось обнаружить как минимум 41 судебное решение за последние семь лет, связанное с борьбой за право на компенсации. Поводом для тяжбы всегда становились словесные разночтения: почти всегда — между формулировками «умер» и «погиб»; значительное количество раз — между «в период военной службы» и «при исполнении обязанностей военной службы». Ни один из этих случаев не связан с участием в боевых операциях. В большинстве дел суд принял сторону родных погибших солдат, заключив: если человек умер не в самоволке, значит, его близкие могут рассчитывать на выплаты, льготы и компенсации. Даже в случае самоубийства.


Льготы и выплаты родственникам погибших на военной службе в России гарантируются сразу несколькими законами. С соцзащитой Борзова судилась, чтобы получить выплаты по закону «О ветеранах» — за них отвечает Пенсионный фонд. В свою очередь, по состоянию на 2017 год Министерство обороны по закону «О денежном довольствии военнослужащих» должно платить 18 тысяч рублей ежемесячно нетрудоспособным близким умершего солдата или офицера. Эта сумма делится на всех нетрудоспособных близких, включая самого погибшего, доля которого уходит государству (таким образом, если у военного остались двое детей, каждому из них полагается по 6 тысяч рублей). Сколько таких компенсаций сейчас платится в России, выяснить не удалось: в министерстве обороны на запрос «Медузы» не ответили.

Словарь как вещдок
В 2003 году в воинской части в Челябинской области умер 24-летний старший лейтенант из Кемерова Чабанов (его имени, как и имен его родственников, в публичной версии судебного решения нет; связаться с семьей Чабановых «Медузе» не удалось). В выписке из приказа командира части указано, что смерть произошла «от острого нарушения мозгового кровообращения» во время боевого дежурства. Как и Борзова, родители Чабанова получили от военных документы со словами «умер» и «смерть».

Когда мать Чабанова обратилась за удостоверением, дающим право на льготы и компенсации, в городскую администрацию (в разных регионах их выдают разные ведомства), ей отказали — мотивировав это тем, что в извещении о смерти должно было быть слово «погиб». В суд Чабанова обратилась только спустя десять лет — в 2013 году — и получила отказ на том основании, что документ, который она оспаривает, устарел. Тогда Чабанова запросила новый. В нем чиновники вновь указали на разночтения между «погиб» и «умер».


На одно из заседаний Чабанова пришла со словарем Ожегова. Указав на присутствующее в нем выражение «умереть за Родину», она пыталась доказать, что слова «умер» и «погиб» синонимичны — поскольку в армии умирают именно что за Родину. В итоге суд постановил, что юридически значимым обстоятельством является именно смерть на военной службе, а не обстоятельства этой смерти. В апелляционной инстанции чиновники проиграли. Через некоторое время удостоверение отказались выдать также отцу Чабанова — по тем же самым причинам. Мужчина тоже подал в суд — и тоже выиграл.


Некоторые судьи прямо пишут в своих решениях, что никакой разницы между двумя словами нет. Так, в 2012 году Верховный суд Калмыкии обратил внимание на само название 21-й статьи закона о ветеранах, в котором слово «умерших» стоит в скобках после «погибших»: в итоговом апелляционном определении сказано, что закон эти понятия не различает.

Случаи, когда семьи погибших солдат проигрывали тяжбу, не так уж и редки. Из 41 судебного решения, проанализированного «Медузой», таких семь. Один из примеров — дело служащего Алексея Дуракова, умершего 20 лет назад в воинской части в городе Вязьма Смоленской области. Его родители получили удостоверения, необходимые для выплат, однако потом чиновники решили, что совершили ошибку, — и стали возвращать документы через суд. Грибановский районный суд Воронежской области согласился с тем, что смерть «не связана с исполнением обязанностей военной службы». За день до дембеля Дураков, судя по документам, ушел в самоволку вместе с сослуживцем — поехал на велосипеде в соседнюю деревню, чтобы проведать знакомых девушек. По дороге их сбил автомобиль, Алексей погиб, о судьбе его товарища в вердикте не сообщается. Мать убеждена, что сына убили, но на решение суда ее мнение не повлияло.


Порой суды выносят противоречивые вердикты в схожих обстоятельствах. Так, в 2014 году мать военнослужащего из пермской Губахи сумела добиться выдачи удостоверения через суд, а два года спустя родителям Андрея Шлычкова из башкирского города Мелеуз суд в том же отказал. В обоих случаях речь шла о самоубийстве — однако если пермский суд безоговорочно встал на сторону матери, то башкирский зацепился за все те же слова. В решении говорится: «Из буквального значения слов „погибший“ и „умерший“ следует, что погибшим при исполнении обязанностей является лицо, смерть которого наступила сразу в результате увечья». Андрей Шлычков прослужил в вооруженных силах всего три месяца; 7 марта 2016 года его нашли повешенным на дереве в воинской части в поселке Тоцкое Оренбургской области.


Разночтения между «умер» и «погиб» — не единственный стилистический момент, который может влиять на размер или сам факт получения государственных компенсаций. Например, пенсии по потере кормильца (это еще один тип выплат) зависят от заключений военно-врачебных комиссий и конкретно — от того, какая в них указана причина смерти. «Военная травма» и «заболевание, полученное в период военной службы» означают разные суммы пенсий; «Медузе» известны случаи, когда из-за отсутствия записи о военной травме родственникам погибших солдат отказывали и в ежемесячной компенсации, положенной по закону.


Руководитель центра соцобеспечения пермского краевого военкомата Николай Мишин утверждает: именно заключения военно-врачебных комиссий, а не формулировки в командирских приказах важны при назначении любых выплат. В качестве иллюстрации своего тезиса он приводит случай, который произошел, когда Мишин сам служил в армии: по его словам, некий прапорщик в новогоднюю ночь «нажрался и захлебнулся в своих отходах, хотя был на посту». Как рассказывает Мишин, в заключении комиссии было написано «военная травма», и его близким назначили максимально возможную выплату.

Умерший в нерабочее время

Несмотря на слова Мишина, почти во всех случаях, известных «Медузе», проблемы у родственников начинались не с заключений военно-врачебных комиссий, а с выписки из приказа командира воинской части об исключении военнослужащего из списков личного состава. Приказ этот выпускается на основе медицинского свидетельства о смерти солдата, которое составляют военные судмедэксперты.


Раньше в форме выписки фигурировало именно слово «погибший». Типовую фразу закрепил приказ министра обороны 1999 года, и звучала она так: «Рядового Павлова Ивана Ефимовича, механика-водителя 2 танковой роты, погибшего ___ _________ 200__ г. в результате автомобильной катастрофы, исключить из списков личного состава воинской части и всех видов обеспечения». Как говорит юрист правозащитной организации «Гражданин и армия» Арсений Левинсон, в 2009 году этот приказ отменили, и замены ему так и не появилось. При этом шаблонный текст в официальных бумагах почти не изменился — кроме одного обстоятельства: слово «погибшего» заменилось на «умершего».


«Медуза» обзвонила несколько военкоматов и военных частей по всей России. Все собеседники считают, что разница между понятиями «умер» и «погиб» есть, однако четких критериев их различия никто предложить не смог.

Так, Константин Кесаев, врио заместителя командира североосетинской воинской части 20634, предположил, что «умер» — это одна статья выплат, а «погиб при исполнении» — другая, затруднившись объяснить, в чем содержательное отличие двух формулировок.

Похожее мнение у другой собеседницы из той же части, ответившей по общему телефону и назвавшей лишь свой позывной — «Несекретка». «Погибший — это когда он при какой-то боевой задаче погиб, — считает она. — А умерший — он, может быть, в нерабочее время вышел с территории части, шел домой и с ним что-то произошло».


«Погиб — это если при выполнении обязанностей, а умер — в быту, — утверждает представитель командования части в центральной России, попросивший не указывать свое имя и номер части. — И командиры, чтобы их за жопу не взяли, что на их части много денег уходит, пишут „умер“, а не „погиб“».

Похожим образом рассуждают и чиновники, с которыми удалось поговорить «Медузе». Так, специалист пермского министерства соцразвития, проигравшего в суде Любови Борзовой, сообщила, что ведомство выдает удостоверение только в случае, если в документах указано, что военнослужащий погиб.


— А если написано: «Умер. Смерть связана с исполнением обязанностей военной службы» — дадите удостоверение?
— Но он же не погиб при исполнении обязанностей военной службы. Смерть с чем связана? Он мог заболеть — и из-за этого умереть, правильно? Мог получить какое-то ранение. А мог повеситься.
— Есть решения судов, и в них говорится, что важна только связь смерти с исполнением обязанностей службы. А «умер» или «погиб» — неважно.
— Но суд ведь может принять разные решения, правильно?


В новочебоксарском управлении пенсионного фонда (он тоже проигрывал суд матери солдата) также сообщили, что слово «погибший» повлечет за собой выдачу необходимых для получения компенсаций документов «без проблем». В отличие от слова «умерший».


«С 2000 года у нас в государстве наконец-то начали считать деньги», — объясняет старпом начальника отделения по работе с гражданами военкомата Пермского края Татьяна Смольская. Ее ведомство, с одной стороны, дублирует слова из командирских приказов в похоронках, с другой — принимает заявления на некоторые выплаты от семей военных. Чиновница уточняет: когда есть решение суда о выплате, его приходится исполнять. Однако в последующих случаях, если, например, не будет записи о «военной травме», военкомат вновь будет отказывать обратившимся за компенсацией. Этого, по словам чиновницы, требует закон. «Мы сами не имеем права нарушить законодательство, а судья — пожалуйста», — объясняет Смольская.


«К нам приезжают ревизоры, прокуратура — кто хочешь, — продолжает сотрудница военкомата. — Проверяют законность оформления [компенсаций]. Вы что думаете, мы что хотим, то и назначаем? Нет! И если мы нарушили, знаете, все деньги будут выдираться с того человека, который подписал. Есть закон, а есть справедливость. Слышали? Так вот, они не тождественны».

Семьи погибших военнослужащих получают выплаты не только от государства. Две единоразовые выплаты — почти 4 миллиона рублей и более 2,5 миллионов — по закону совершают страховые компании, для которых командиры воинских частей готовят отдельные справки. Форму этих справок министерство обороны за последние годы переутверждало несколько раз. Во всех вариантах есть формулировки «погиб (умер)» и «гибель (смерть)»: в этих случаях военные никакой разницы в словах не видят.

Экономика незнания

Одна из главных организаций, ответственных за расчеты с семьями погибших военнослужащих, — это Пенсионный фонд. Он начисляет два типа выплат. Во-первых — пенсию нетрудоспособным членам семей «погибших (умерших) военнослужащих в период прохождения военной службы по призыву в качестве солдат, матросов, сержантов и старшин» (такова формулировка 166 федерального закона). Во-вторых, ту самую ежемесячную денежную выплату, которая «распространяется на членов семей военнослужащих, погибших при исполнении обязанностей военной службы».

Как сообщили «Медузе» в Пенсионном фонде России, первую выплату — ее в том или ином размере начисляют независимо от формулировок в документах — сейчас в России получают чуть более 46,5 тысячи человек; в прошлом году на эти выплаты ушло около 6 миллиардов рублей. Ежемесячную же выплату в прошлом году начисляли 24 414 россиянам, которые получили 422 миллиона рублей. Таким образом, нетрудоспособных членов семей умерших военных почти в два раза больше, чем просто членов семей погибших военных.


Юрист «Гражданина и армии» Арсений Левинсон убежден: подавляющее большинство людей, получающих отказ в компенсациях, просто не идут в суд. «Во-первых, люди не обладают достаточной юридической грамотностью, а найти доступную профессиональную помощь непросто, — поясняет он. — Во-вторых, граждане просто не знают, что отказ мог быть незаконным».

Любовь Борзова говорит, что за десять лет ни разу не встретила понимания среди чиновников и военных — по ее словам, к ее льготам и компенсациям они относятся так, будто средства надо взять из собственного кармана. Большая часть денег, которые Борзова после выигрыша в суде с прошлого года получает от государства, уходит на лекарства: после смерти сына начали отказывать ноги. Несмотря на это, женщина продолжает сотрудничать с краевым Комитетом солдатских матерей, старается делиться своим опытом с другими родителями. Как и она когда-то, некоторые их них просто ничего не знают о положенных льготах и выплатах.


В беседе с «Медузой» Борзова почти не говорит про сына в прошедшем времени. «У меня сын и две дочери», — перечисляет она. Показывает грамоты Захара по каратэ-до, перечисляет международные турниры, на которые ездил ее «ребенок». На днях Захару исполнится 31 год.

Haсилие в тюрьмах. Кому доверяют в России? Что, если не капитализм?