задержанные на митинге

Как (не) нужно участвовать в выборах

Города России заполонила реклама выборов. Везде стоят стенды, баннеры и расклеены листовки ЦИКа — Памфилова и её дружки завлекают на избирательный участок. То, что «выборы» ненастоящие, знают примерно все, вопрос в другом: каким образом участвовать самому?

Предполагается, что если вы не хотите выбирать Путина, то у вас есть несколько опций:
1) голосовать за «альтернативного» кандидата на свой вкус;
2) бойкотировать «выборы» по призыву штаба Навального.

Мы выступаем за забастовку — и вовсе не потому, что во всем поддерживаем Навального (нет, не во всем). Все несколько проще.

Представьте: вы пришли в кинотеатр, а в репертуаре всего несколько фильмов. Первый вы смотрели несколько раз — и он ужасный; второй — ремейк первого «шедевра», третий — спин-офф ремейка, четвертый — приквел спин-оффа ремейка. И выпустило все это та же самая компания. И режиссер один. И актеры те же. А вот премьеру, которую вы захотели посмотреть, не показывают.

Как в такой ситуации поступает потребитель? Правильно — не идет в кино, а при случае предупреждает друзей, чтобы они сэкономили деньги.

Находятся, однако, такие люди, которые считают любое участие заведомо лучше любого неучастия. Как правило. это неоднократные волонтеры и сотрудники предвыборных штабов в прошлом. Специально для них и их сторонников подробно разбираем самые частые аргументы.

Итак, F.A.Q. для сторонников участия в любых выборах.

1. Раз Навального не допустили, я хочу проголосовать за [имя кандидата]. Он тоже говорит правильные вещи!

Коротко:

— Говорить правильные вещи — это одно, а бороться за реальные голоса кандидатов — другое. 

Длинно:

Кандидат в президенты не просто должен «говорить правильные вещи», он должен за них агитировать. Агитировать — это собирать массовые митинги, печатать листовки, собирать волонтеров, ходить по домам, квартирам, выступать с прямой речью не только на ТВ, но и вживую. Ничего из этого «говоруны правильных вещей» не делают, и не делали до момента «выдвижения».

Короче, настоящие выборы  —  состязательны. На них драться надо. Но зарегистрированные «кандидаты» не дерутся. И именно это  — а не наша особенная любовь к Навальному — говорит о том, что эти ребята  не конкуренты Путину. Именно это говорит нам о том, что он отобрал их сам. И даже разрешил им чуть-чуть говорить «правильные вещи» на федеральных каналах, нежно покритиковать себя, даже назвать Навального! Но — не собирать митинги, не печатать листовки, не создавать штабы.

Вывод простой: они должны поднять явку и создать дешевую видимость «борьбы». Они  пригонят небольшой электорат на избирательные участки и повысят явку Путину — и разойдутся.

2. Кампании бойкота уже были, тот же «нах-нах» — и это не сработало! Навальный сам агитировал против бойкота!

Коротко:

Нет, никаких реальных кампаний за бойкот в России еще не было. И да, забастовка — не бойкот.

Длинно:

Называть «кампанией» за бойкот «нах-нах» нельзя. Слово «кампания» предполагает — да-да, мы вынуждены это повторять, потому что даже «опытные политики» пытаются делать вид, что не понимают — так вот, слово «кампания» предполагает все те же инфраструктуру, штабы, листовки, волонтеров, агитацию, платную рекламу, сеть сторонников, информирование и так далее. Кто-нибудь из вас слышал о штабе Навального в Кемерово? А о штабе «нах-наха» в Кемерово? Вот и вся (огромная) разница.

Что касается «Навальный сам агитировал против» — он утверждал, что в кампании бойкота «нет объединяющего стержня». Но в забастовке он, вообще-то, теперь есть: мы не хотим признавать Путина президентом и можем это доказать своей неявкой. Так что в этом есть смысл.

И да, бойкот — это не забастовка. Бойкот не предполагает наблюдения и активной агитации, он предполагает игнор. Наша позиция — агитировать против выборов, наблюдать за голосованием.

3. Если не голосовать на выборах против Путина, это покажет, что нас нет и с нами не надо считаться!

Коротко:

Не покажет. Традиционно на выборы ходит около половины населения, это не отменяет и не отменяло существования второй половины.

Длинно:

В реальной политике дело обстоит ровно наоборот — это власть и кандидаты должны придумывать, какими пряниками заманить вас на выборы. Потому что вообще-то в нормальной стране с нормальными законами на выборы можно смело не ходить.

Социолог Мансур Олсон называл это «проблемой безбилетника в политике»: крайне мало людей читают политические программы, разбираются во взглядах кандидатов и так далее. Большинство (часто справедливо) считает, что на выборах разберутся без него, а тратить на них время нет смысла — один голос из миллионов мало что решает.

Разные страны решают вопрос завлечения на выборы по-разному. Кто-то штрафует за неявку (Австралия). Кто-то делает из выборов нескончаемое голливудское шоу (США). Кто-то тупо сгоняет угрозами (Россия). Но смысл всегда один: на выборы ходит около половины страны. и власть лучше всех знает, что именно неголосующие важны для власти, а не власть — неголосующим.

4. Неучастие в выборах тупо ненаучно. Так вы только помогаете режиму.

Коротко:

Этот аргумент очень популярен, но, к сожалению, он представляет собой чушь. Участие или неучастие в выборах должно быть мотивировано, участие в имитации — нет. Важен именно мотив.

Длинно:

В политической науке все мотивы участия избирателей сводятся к экспрессивным и инструментальном. Экспрессивное — это желание выразить поддержку наиболее близкому вам кандидат (условно голосование «за»). инструментальное, напротив — это желание наказать неугодного вам кандидата (условно голосование «против»).

Соцопросы показывают, что «наказать» Путина вы не сможете — свои 70% он наберет. Реальных конкурентов у Путина тоже нет. Так что наука отвечает на вопрос однозначно: это не выборы. туда не надо ходить. Читайте Голосова, он наполняет мозг ясностью.

5. Если массово проголосовать за [имярек], ему дадут возможность задавать острые вопросы в эфире и вообще, нас заметят!

Во-первых, не дадут. Ваш пряник старый и засохший, нас Прохоров 6 лет назад им же зазывал. Что-то мы не видим в телеке его острых вопросов. И вообще представительства для его избирателей.

Во-вторых, у нас уже есть Познер. От его наличия на ТВ осужденным по 282 и административно задержанным легче почему-то не стало.

В-третьих, власть в лице МВД, ЦПЭ, СК, АП, ФСБ и прочих ФГБОУ ВПО отлично знает о вас, вашей повестке и вашем существовании, и торговаться с вами не намерена. Так что и вам пора прекратить заключать с ней сделки на её же условиях.

В-четвертых, мы должны бороться не за право «отвоевать себе нишу», в которой нам высочайшим повелением соизволят разрешить что-то говорить. Мы должны — да, уже сейчас! — бороться за то, чтобы сторонники открытых выборов стали самой большой и «мейнстримной» политической силой.

6. Давайте тогда испортим бюллетени. Говорят, это эффективно!

Коротко:

— Процент испорченных бюллетеней ниже 1,5 — это бесполезно и неразумно.

Длинно:

— Давайте не будем. С 1996 проходят президентские выборы, но все они показывают одно — ничтожный процент избирателей портит бюллетени. В 2012 процент испорченных бюллетеней составил 1,16%, а в 1996 — 1,43%, и это рекордное число. Стоит ли портить бумажку ради такой цифры? Не стоит. Это бессмысленно, а самое главное: вы признаете выборы легитимными, получив бюллетень.

7. Почему Навальный не выдвинул вместо себя [Волкова, Юлю Навальную]. Ведь так много достойных людей в его команде!

Коротко:

Нет смысла играть с властью в поддавки. Если мы хотим видеть в президентах кандидата Икс, значит, мы хотим кандидата Икс. Если кандидата Икс не пускают, власть всегда придумает, почему ее реакция на нового кандидата будет такой же, как и на забастовку избирателей: аресты, обыски в штабах, новые уголовные дела.

Длинно:

Если бы и выдвинули, например, Волкова, то от власти последовала типичная реакция вроде уголовного дела или чего похуже. Отношение Кремля к забастовке — штабы грабят и изымают агитацию — показывает, что они не знают, что делать. А всё, чего они не понимают и чего боятся — пресекается силовым методом. Это мы к тому, что даже выдвини Навальный Волкова, власти продолжали бы препятствовать кампании всеми способами: аресты, изъятия и прочие знакомые способы. С напёрстночниками играть по их правилам — бесполезно. Как писал Крылов: «ты виноват уж тем, что хочется мне кушать».

8. Чего вы всё про свою явку орёте? В чем смысл?

Коротко:

Спросите АП. Это они еще в декабре прошлого года сами поставили себе формулу 70/70: 70% явки, 70% за выборы. Предполагалось, что 49% избирателей, которые проголосуют за Путина при таком раскладе, дадут ему «легитимность» (нет, не дадут).

Соответственно, если вы не можете влиять на процент за кандидата, значит, вы влияете на явку. Снизить можно или циферку слева, или циферку справа. Циферку справа нам изменить не дают — значит, меняем циферку слева. Такие правила игры задали не мы.

Подробнее:

Про явку орёт только Кремль. В аппарате президента всеми силами хотят легитимизировать «победу». А то будет неловко, если бюллетени накрутят, а явку — нет; люди не голосовали, а Путин всё равно победил. Так не бывает, поэтому народ надо согнать. На помощь Кремлю здесь приходит административный ресурс: угрозы и прессинг. (Поэтому — спойлер — никакой «легитимности» Путин не получит. Явку надо организовывать нормально, овцы вы тупые).

В 2012 году реальная явка на президентских выборах составила 50–52%. ЦИК, конечно, обманул и насчитал явку в 65%. Кремлевских жуликов 50% не устраивали никак — оттого и нарисовал бородатый Чуров нужные цифры. Элла Памфилова, без сомнения, продолжит дело своего предшественника.

Для власти явка = легитимность. Неважно, за кого голосовали (голоса считают по кремлёвской схеме) — важно, что пришли и признали выборы. После таких «честных» и «народных выборов» Путину и зарубежные друзья руки пожмут — за выборы стыдно не будет.

Сейчас местные администрации запускают целый аттракцион, который поможет привлечь людей на участки: конкурсы, концерты и бесполезные референдумы. Но главный и действенный способ — устрашение. Работников заводов и промышленных предприятий под угрозой увольнения повезут на участки; часть учителей под угрозами лишения премий «попросят» прийти на выборы, а другую часть заставят что-нибудь да сделать с избирательными урнами.

Студентам тоже льют в уши, что выборы — это очень важно, и нужно сходить. Известны случаи, когда студентов привозили на избирательные участки. После голосования нужно отчитаться администрации или даже сделать селфи на участке.

Здесь тоже можно привести пример с кинотеатром. На посредственные, псведопатриотичные российские фильмы тоже очень часто сгоняют школьников и работников бюджетных сфер. Кассу фильм, конечно, не получит — но вот число зрителей станет больше. Создатели-патриоты смело заявят: фильм посмотрело два миллиона зрителей! А вот без принуждения, например, посмотрел бы всего миллион. С явкой почти такая же история.

9. Окей, предлагаете-то что?

— агитировать против имитации выборов;

— не признавать «президента» по итогам этих выборов «президентом»,

— записаться наблюдателем

Так что мы не идем на «выборы» и агитируем друзей, знакомых и вас делать то же самое. Если они считают избирателей за скот, то мы покажем рога, вдарим по их больному месту и докажем обратное. 

«Забастовка» — это не лежание на диване. Мы агитируем в соцсетях, на улицах, участвуем в протестных акциях. Меньше нытья — больше действий.

10. И чо? Ну будет низкая явка, но ведь Путин все равно победит!

Коротко:

— Низкая явка поможет развеять миф о «всенародно избранном» президенте. И вообще президенте. Репутация Путина должна упасть и никогда не подниматься.

Длинно:

Победит. Но кто будет считаться с президентом, которого никто не выбирал? Авторитет Путина после таких «выборов», на которые никто не пришел, а он все равно победил,  упадет — пусть не сразу. Зарубежные коллеги, которые еще вчера считали Путина неприятным, но народным и любимым президентом России, начнут смотреть на него уже не со страхом или неприязнью, а со снисхождением.

В конце 2011 год споры о том, были ли фальсификации на выборах в Госдуму, действительно были, причем очень жаркие и ожесточенные. Напуганные протестами, в Госдуме напринимали таких законов, что сейчас Госдума — самый непопулярный орган власти в стране. А в 2016 году на праймериз «Единой России» члены «Единой России» жаловались на...фальсификации со стороны «Единой России». С тех пор споров о честности выборов в Госдуму больше не идет.

Что касается «наших иностранных партнеров» (с), то тут все ещё проще. У Трампа на победу в выборах ушло два года. У Макрона — год. Меркель понадобилось 5 месяцев. Путин испугался конкурентной кампании на 80 дней. Если отказать ему в народной поддержке, для «уважаемых партнеров» вопрос легитимности ВВП будет закрыт окончательно. Решения последуют не сразу, возможно, вообще никогда. Зато самолюбие Путина от этого очень даже пострадает.

Вместо итогов.

В 2012-2013 гг. на врачей, учителей и ментов внезапно обрушилась масса новых правил, которая заставляет их писать все новые отчеты, постановления. инструкции, учебно-методические комплексы, рапорты, стратегические планы и прочую чушь. Почему именно в эти годы?

Очень просто: именно тогда Путин нарушил правило «двух сроков». И хотя Конституционный суд рассказал нам всем, что «два срока подряд» на самом деле «бесконечное число сроков в произвольном порядке», административная машина встала в ступор: каждый чиновник начал трактовать каждую бумагу в свою пользу («президент может, а я че, не могу?»). Контролировать чиновников пришлось через резкий рост числа бумаг.

Короче, Система словила сигнал: Путин президент, потому что толкует правила как хочет. Будьте уверены, что если на выборы придет мало людей, то и в этот раз Система словит сигнал: Путин — «формальный» президент, Акелла промахнулся, слушать необязательно. делаем что хотим.

А если «Россия без Путина» наступит еще при Путине на престоле — значит, запустится настоящая политика, которой мы умеем заниматься лучше всех. Вот тогда мы и будем участвовать в выборах — как реальная сила, а не на птичьих правах, только потому, что нам «разрешили».

Минюст разъяснил, почему объявил «иностранным агентом» журналиста Петра Маняхина. В списке претензий — статья о пытках, репост в поддержку «Медузы» и перевод между своими счетами

В середине июля 2021 года Генеральная прокуратура РФ объявила «нежелательной организацией» расследовательское издание «Проект». В тот же день Минюст внес пятерых его сотрудников, включая главного редактора Романа Баданина, в реестр СМИ — «иностранных агентов». Позже в нем оказались почти все бывшие сотрудники редакции — даже те, кто уволился задолго до решения прокуратуры. В число «иностранных агентов» попал и новосибирский журналист Петр Маняхин, сотрудничавший с «Проектом». Маняхин попытался обжаловать решение Минюста и в середине октября подал к министерству судебный иск. Через две недели Минюст прислал журналисту возражения на этот иск — и объяснил, почему Маняхина признали «иноагентом». «Медуза» рассказывает об этих довольно удивительных объяснениях.

14 октября журналист Петр Маняхин направил в Железнодорожный районный суд Новосибирска иск с требованием отменить решение министерства юстиции, которое признало его СМИ, «выполняющим функции иностранного агента». Ответчиками журналист указал сам Минюст РФ и его управление в Новосибирской области (Маняхин живет в этом регионе).

По мнению Маняхина, решение Минюста «нарушает его права, Конституцию РФ и международные конвенции». Также журналист указал, что до сих пор не получил никаких официальных уведомлений о внесении в реестр «иноагентов». Минюст утверждает, что уведомил Маняхина.

«Мне не прислали никакой бумажки о том, что я „иностранный агент“, до сих пор — хотя прошло уже три с половиной месяца. Минюст утверждает обратное. Это серьезное нарушение, на которое российский суд может обратить внимание. Чтобы выявить истину, мы будем делать запрос в „Почту России“», — пояснил журналист «Медузе».

Спустя две недели, 28 октября, Минюст прислал журналисту возражения на исковые требования (документ есть в распоряжении «Медузы»). По мнению ведомства, доводы Маняхина «необоснованны и не подлежат удовлетворению». Также журналист впервые получил официальные разъяснения, почему его внесли в реестр «иноагентов».

В списке претензий Минюста оказались три банковских перевода в долларах. Все три сделал сам Маняхин — просто перевел деньги с одного своего счета на другой.

Еще одним основанием для признания журналиста «иноагентом» послужил ретвит в поддержку «Медузы», после того как наше издание признали «иностранным агентом» в апреле 2021-го.

Также в списке причин Минюcт указал публикацию статьи Маняхина о пытках, которые применяют новосибирские полицейские, — она вышла в изданиях 

«Сибирь. Реалии» и «Крым. Реалии» в сентябре 2020 года.

«Это дурацкие основания. Наверное, побеждает только „Голос“ с 200 рублями от гражданки Армении», — подчеркнул Маняхин.

Вместе с тем журналист уверен, что суды первой инстанции не станут проверять соответствие таких аргументов «духу закона». В будущем Маняхин надеется обжаловать решение Минюста в Конституционном суде и ЕСПЧ.

Оспорить решение Минюста журналисту помогает юрист Галина Арапова — она тоже включена в реестр «иностранных агентов», как и «Центр защиты прав СМИ», который она возглавляет.

«Всем по закону можно иметь счета в любых банках, пользоваться иностранными платежными системами, свободно выбирать себе работодателя. Если ты журналист — писать материалы для любых СМИ и публиковать все, что тебе представляется важным, у себя в соцсетях, — отметила Арапова в разговоре с „Медузой“. — По сути, мы имеем зафиксированное Минюстом [в возражении на иск Маняхина] прямое подтверждение факта дискриминации, поскольку ничего из вышеперечисленного не запрещено законом, но все равно влечет признание человека „иностранным агентом“».

По словам Араповой, позиция министерства «довольно красочная»: «Минюст как бы говорит: „Какие к нам претензии? Мы сделали, что написано в законе, а раз закон так делать нам позволяет, значит, все правильно. Да, мы за вами следим, вторгаемся в ваши финансы, препятствуем вашей работе, но мы закон не нарушаем, просто закон такой“».

В разговоре с «Медузой» Арапова уточнила, что в документе Минюста указано: данные о финансовых операциях Маняхина поступили от «органов государственной власти» — но не уточняется, от каких именно: «Нам как бы говорят, что в России теперь безопасно быть только на службе у государства и получать деньги только из бюджета в рублях».

Первое заседание по иску Петра Маняхина назначено на 10 ноября.

ЗАВТРА, В 14.00 В МИНСКЕ "МАРШ НОВОЙ БЕЛАРУСИ", НА КОТОРОМ ЛИДЕРЫ КООРДИНАЦИОННОГО СОВЕТА СДЕЛАЮТ ПРОГРАММНОЕ ЗАЯВЛЕНИЕ.

Антивоенные пикеты последних дней

"Нам кричали: «Фашисты!» Мы не понимали за что, пока не увидели, что делает ОМОН". Интервью демобилизовавшегося срочника Внутренних Войск

Владимира* призвали во внутренние войска в 22 года после окончания университета, с осени 2019-го до осени 2020-го он служил в войсковой части 3310 в военном городке Околица.

 Срочников из этой части привлекали на акции протеста в Минске, Владимир видел всю ситуацию с другой стороны баррикад и у него есть версия, почему силовики уверенны в безнаказанности своих действий.

Внутренние войска: сбор камней и операция «Косьба»

— Отбор во внутренние войска какой-то особенный?

— Прапорщики и офицеры приезжают в военкомат — собеседуют и отбирают. Смотрят, чтобы не было правонарушений, чтобы человек был предсказуемый. По здоровью берут практически всех. Исключение — призыв в спецназ, часть 3214. Еще мне показалось, что большинство призывались после учебы в колледжах или университетах.

— Вы знали, чем будете заниматься во внутренних войсках?

— В отличие от многих своих сослуживцев, знал. Понимал, что внутренние войска занимаются разминированием (срочники там кинологи), охраной задержанных в местах лишения свободы, их конвоированием и сопровождением в судах. Еще срочники патрулируют улицы городов, сопровождают государственные грузы и государственные объекты. Есть отдельная часть, которая охраняет Белорусскую АЭС.

Когда мне предложили службу в части 3310, я сказал на собеседовании, что не являюсь сторонником действующей власти. Понимаю, что на выборах президента внутренние войска могут быть использованы для разгонов людей, я в этом участвовать не хочу. Меня заверили, что часть 3310 не занимается разгоном граждан, а только патрулированием. Я согласился.

— Чем вы занимались на службе?

— Иногда мы что-то делали по хозяйству, иногда патрулировали. Например, стояли в оцеплении, когда везли, как нам сказали, топливо на БелАЭС. Несколько раз стояли в лесу, кода Лукашенко или кто-то из высоких должностных лиц ехал в аэропорт. Цель — следить, чтобы никто не вышел на дорогу, а когда поедет кортеж, спрятаться в лесу. Однажды мы так стояли семь часов, кортеж проехал, но без Лукашенко — он полетел на вертолете.

Вся эта система вызывает сомнения в части эффективности. У тех, кто выходит на такие мероприятия, с собой только наручники и газовый баллончик. Как я понимаю, цель, скорее, не в обеспечении безопасности первого лица, а в том, чтобы не допустить съемок кортежа с земли или с дрона.

Мы еще занимались разными работами в резиденции Лукашенко «Озерный». Например, прошлой весной человек 30-40 срочников привезли туда на поле, где сажают картошку, и мы часа три собирали камни, какие-то корешки — всё, что может портить внешний вид поля.

Еще в нашей части были люди, которые отвечали за хобби Лукашенко — косьбу травы. Служба «косьба» работает с апреля по октябрь — 24-26 человек (срочники и один-два офицера) ежедневно выезжают на место, где он предположительно будет косить, занимают позицию по периметру так, чтобы Лукашенко их не видел. Территория для косьбы может быть выбрана не только в «Озерном», но и за его пределами. И нельзя исключить, что какая-то бабушка соберется проехать на велосипеде через лужайку, где как раз находится Лукашенко со своей косой. И важно ее не пропустить.

Характерно, что солдат привозят ежедневно на косьбу вне зависимости от того, косит он в этот день или нет.

Готовились к силовому протесту

— Что изменилось ближе к выборам?

— Для нас поменялась жизнь с приходом первой волны коронавируса. Отменили увольнения, отпуска и свидания с родственниками. При этом противоэпидемические мероприятия за исключением возможности обработать руки антисептиком при входе в казарму, были формальные. Мы не носили маски постоянно, спали на очень близком расстоянии друг от друга. Около ста мужчин — в одном помещении, раз в неделю баня и смена белья. Горячей воды в умывальниках не было.

Болели многие — даже комнату для офицерских собраний переоборудовали под санчасть. Я думаю, что сам переболел на ногах в легкой форме.

На этом фоне в конце весны нас начали готовить к выборам. Часть использовалась ОМОНом для тренировок, а нас использовали как статистов — мы играли роль условных протестующих. Затем приехала минская областная милиция, и мы все вместе тренировались отрабатывать различные маневры.

— И как в их понимании должны были вести себя протестующие?

— Ожидалось, что они будут агрессивными, будут использовать физическую силу против ОМОНа и срочников. Нас готовили совсем не к тому, с чем пришлось столкнуться на улице. Предполагалось, что будет жесткий силовой сценарий со стороны протестующих, смертоубийство.

Нам давали, например, деревянные бруски, которые имитировали камни, и мы бросали их в ОМОН. Бросали в них шины и бутылки с водой. Они в ответ на нас шли, закрываясь щитами. Задача была не избить, а разделить, окружить. То есть они не тренировались бегать за людьми, как это делается сейчас. Тренировались бить резиновыми палками, которые бывают, к слову, разные по массе — от 800 граммов до полутора килограммов.

Нас научили быстро выстраиваться, быстро менять позицию со щитами, закрывать позицию, сохраняя строй. Надо понимать, что видимость и слышимость в полной амуниции ужасная — шлемы очень старые, поцарапанные. Как видит человек без очков при зрении минус четыре, так и мы видели в своих шлемах. К тому же прикрываешься щитом. Так что устрашающий вид силовиков, о котором много пишут, это очень смешно.

Щупленький солдат надевает наплечники, бронежилет, каску и выглядит внушительно. На самом деле он может быть совсем не развит физически. К тому же жилет весит от трех до семи килограммов, в нем бегать очень тяжело. Сила не в том, чтобы быть сильным самому, а чтобы двигаться всем вместе, иначе если ломается строй, смысл защиты в виде амуниции исчезает.

Примерно 20 июля прошли массовые учения на аэродроме Липки, в котором участвовало очень много военных. Ты сидишь в автобусе — а в течение десяти минут едут и едут машины с людьми. Там попытались выстроить микромодель центра Минска из шин и начали разрабатывать различные сценарии, которые могут произойти после выборов. Были водометы и другая спецтехника. Одна часть военных изображала протестующих, другая — силовиков, которая должна была людей вытеснять.

Мы воспринимали это как военную игру, возможность выплеснуть накопившееся за время службы напряжение и агрессию. Какой-то рефлексии не было, люди думали, что приедут в Минск и будут стоять в каком-то оцеплении.

На улицах Минска после выборов использовали всё, что я видел на учениях, за исключением отравляющего газа, который вызывает рвоту. Уже на учениях было видно, что этот газ больше причиняет вред не условным протестующим, которые могут убежать, а силовикам, которые не должны отклоняться от маршрута.

В начале августа в нашу часть передислоцировались срочники из многих других частей из разных регионов страны, нас уплотнили, тумбочку поставили на тумбочку, принесли дополнительные кровати.

«Пацаны, убивайте их». Вооруженная спецсредствами армия и ОМОН против безоружных людей

— Что происходило 9 августа?

— В день выборов нас построили в амуниции со щитами, сказали действовать по указанию и что мы выдвигаемся в Минск для предотвращения возможных нарушений правопорядка.

Мы расселись по машинам, которых в колонне было около шестидесяти. Мы не понимали, что нас ждет, адреналин зашкаливал, было страшно от необычности ситуации. Мы ехали, а люди нас фотографировали. Нам сразу же сказали надеть балаклавы и закрыть окна.

Остановились недалеко от Купаловского театра. Часам к семи вечера стали выпускать в биотуалеты. Кормили в тот день один раз тушенкой и хлебом. Забегая вперед, скажу: с каждым приездом в Минск качество питания улучшалось. Осенью давали нетипичную для армии еду, это была спонсорская поддержка внутренних войск. Даже вес резко у многих поднялся — мы ели йогурты, сосиски, сыры, сгущенку, много всего.

В общем, мы досидели почти до девяти вечера, думали, уже ничего не будет. Вдруг раздалась команда одеться (мы сняли бронежилеты к тому времени) и очень быстро «марш за мной», и мы побежали в сторону проспекта Независимости и до Дворца спорта, не останавливаясь.

Уже тогда протестующие кричали вслед: «Позор! Фашисты». Мы не понимали, за что, пока не увидели, что делает ОМОН, с которым люди нас отождествляли.

Возле Дворца спорта выстроились со щитами, начали оттеснять людей. Оказались возле мостика через Свислочь возле гостиницы «Беларусь». Это был полный хаос, никаких команд не было слышно, все потерялись, не знали, что делать.

В какой-то момент командование взяли на себя младшие офицеры, был приказ идти к Верхнему городу. Мы построились в шеренгу и пошли. Видно было, что перед нами люди, мы их оттесняли. Они нам кричали оскорбительные слова. Мы по-прежнему не понимали, почему они так говорят.

Потом возле Немиги увидели, как работает ОМОН. Хорошо помню, как сотрудник ОМОНа с бешеными глазами (их шеренга в какой-то момент была перед нами) сказал нам матом в переводе на русский: «Пацаны, убивайте их. Либо они, либо мы. Они вас жалеть не будут, и вы их не жалейте». ОМОН побежал на людей, мы шли за ними на приличном расстоянии.

Адреналин был жуткий. Секунда растягивалась надолго. В какой-то момент сказали использовать баллончик. Я достал и тут же положил обратно, опустил и палку. И понял, что должен быть не с той стороны баррикад. Мы не знали, что происходит, слышали взрывы, звуки сирен машин скорой помощи. Наши сослуживцы, которые оказались на стеле, говорили, что там вообще была война.

Лично я никого не бил, ни разу не поднял руку на человека. Большинство моих сослуживцев тоже этого не делали. При этом мой комбат зачем-то ударил мотоциклиста дубинкой и разбил ему стекло. Более того, у нас была задача отогнать людей от ОМОНа, защитить, по сути. Были примеры, когда срочники уже в последующие дни отпускали людей возле автозаков.

— У вас было оружие и взрывпакеты?

— Нет, во внутренних войсках огнестрельное оружие было только у офицеров.

— Из ваших слов выходит, что уже 9 августа против безоружных людей целенаправленно вывели армию и ОМОН, которые получили разрешение по приказу применять спецсредства.

— Так и было. Знаю, что спецсредства были у спецназа, то есть у военных-контрактников. Приказы они получали по рации, которая была только у офицеров. Не могу утверждать, что они сами выбирали цели для стрельбы. Знаю только, что в целом организация была слабая.

Срочники не хотели драться с протестующими, жизнь дороже

— Для вас 9 августа когда закончилось?

— В часть приехали в пять утра 10 августа, поели, легли спать. В 10 часов был подъем и приказ на выезд. Первые пять дней спали по три-четыре часа. Офицеры не уходили из казармы домой, ночевали там же недели две. И только потом уже стали выпускать на выходной.

ОМОН в несколько первых суток работал почти без сна.

Я был свидетелем того, как офицер после ночи с 9-го на 10-е кричал, что, мол, зачем мы их трогали, они же нас всех перебьют. Всем было очень страшно. Солдаты обсуждали, что должно случиться для того, чтобы мы бросили щиты. К среде паника была такая, что многие мои сослуживцы на выезд взяли с собой ключи от дома. Предполагали, что на улицы выйдут люди чуть ли не с топорами и вилами. Срочники не собирались с ними драться, жизнь дороже. В бой никто не хотел вступать.

Я, как и некоторые другие солдаты, ждал, когда на нас пойдут протестующие, чтобы мы могли вырваться оттуда. Но этого так и не случилось. При том, что всех-всех силовиков, включая срочников, не более пяти тысяч человек.

Если рассматривать силовой сценарий как доступный, то разбить этот боевой порядок не представляется сложным. Он рушится очень быстро. К тому же надо понимать, что срочники не были сторонниками Лукашенко. О том, что за него голосовали, сказали только двое.

В последующие дни идеологи приносили нам листовки — там была информация, что машины протестующих сбивают солдат. Я не знаю, правда ли это. Однако моему сослуживцу 9 августа прилетела бутылка в лицо, он остался без передних зубов, рассекло губу. Его зашивали.

Помню, как мы в один из дней стояли в Малиновке. Нас предупредили, что с дороги мотоциклисты могут бросать коктейли Молотова. Стоишь спиной к проспекту Дзержинского, каждая проезжающая машина сигналит. Стоит проехать мотоциклисту — вжимаешь плечи в голову, потому что в любую секунду ждешь, что тебе в спину прилетит. Было очень страшно. Казалось, что город на тебя охотится, но потом всё изменилось.

Думаю, брутальность со стороны силовиков ослабла, потому что они поняли, что еще чуть-чуть — и начнется силовая агрессия против милиции. Ну, а со временем протесты стали частью рутины.

До 16 августа мы выезжали в Минск ежедневно, потом по воскресеньям. Протесты стали подчеркнуто мирными, появились женские марши. Изменилась риторика офицеров, которые стали говорить о том, что на улицы выходят пьяные и асоциальные.

— Однако насилие со стороны ОМОНа не прекращалось. У многих сложилось мнение, что они были так жестоки, как не может быть профессионал в здравом уме к мирным людям.

— Командиры говорили нам, что мы не те, кто должен бить людей, что мы не ОМОН. К слову, срочника от милиционера и на фото можно легко отличить — у солдата есть фляжка. По поводу немотивированной жестокости отмечу: в августе сотрудники ОМОНа принимали насвай. Я это видел собственными глазами. Предваряя вопрос, скажу, что мы никаких запрещенных веществ не принимали.

— Как сейчас вы видите произошедшее с вами и со всеми нами?

— Для себя я изначально принял и был верен решению не применять против людей силу. Я также знал, что если бы мне дали в руки оружие и дали приказ стрелять, я бы этого не делал.

Я не сделал ничего преступного. Не исключено, что если бы на моем месте был человек с другими установками, для протестующих всё обернулось бы хуже. Когда я уходил, командир части мне сказал, что он не знает, какая власть будет дальше, но сегодня она такая, какая есть. Он сказал, что мы выполнили свой долг и при этом не сделали ничего, за что надо стыдиться. Я тоже так считаю. Мне не стыдно за то, что я делал.

Случившееся после 9 августа трагично, для меня в том числе потому, что я всю свою жизнь был настроен к действующей власти негативно. Августовские события были для меня тяжелыми, но я не могу сказать, что считаю себя в чем-то виноватым.

И мне жаль, что люди оказались не готовыми к решительным действиям. Нам было понятно, что если протестующие нажмут, всё рухнет за секунду.

Теперь силовики исходят из того, что никогда не понесут ответственности. Санкционные списки, черная книга, список из срочников, который выложил запрещенный телеграм-канал, не дают ничего. Силовики осознают, что власть у Лукашенко.

Мне кажется, что время упущено, с позиции силовиков видно, что протест сужается. Им в августе было страшно войти в колонну, где были сотни тысяч человек, а теперь срочники гоняют людей по дворам. Силовики считают себя победителями.

Не стоит думать, что в глазах силовиков ОМОН потерял репутацию в результате того, что делали его сотрудники с протестующими. Было много разговоров о том, что их хорошо стимулируют материально в отличие от офицеров внутренних войск. И я слышал от офицеров-контрактников, что у них есть планы перейти в ОМОН. Они не думают о далекой перспективе, живут сегодняшним днем. Реальность такова, что сегодня ОМОН и милиция — то, на чем продолжает держаться Лукашенко.

И все же, увидев ситуацию изнутри, я думаю, что если люди снова станут массово выходить в город, многое изменится.

Казачьим дружинам в ХМАО разрешат бить правонарушителей

Требование присвоить 10-й дан по каратэ сокамернику, убившему человека голыми руками

Когда сидишь в ШИЗО и развлечений у тебя мало, то развлекаться можно перепиской с администрацией тюрьмы. Несколько ответов ИК-6 на мои заявления:

1.«На ваш запрос сообщаем: нет, две пачки махорки, бутылка браги и балалайка не могут быть выданы вам в ШИЗО».

2. «На ваш запрос сообщаем: нунчаки и шест не могут быть вам выданы в камеру ШИЗО».

3. «На ваш запрос о том, чтобы психу в камеру напротив дали мегафон, чтоб он мог орать еще громче, сообщаем, что мегафон не может быть выдан в камеру ШИЗО».

4. «Запрошенные вами кимоно и черный пояс не могут быть вам выданы в камеру ШИЗО».

5. «На ваше требование присвоить 10-й дан по каратэ вашему сокамернику, убившему человека голыми руками, сообщаем, что вопрос о присвоении квалификационных званий в системе боевых искусств не рассматривается администрацией учреждения».

6. «На ваше требование обеспечить вашего начальника отряда массажным креслом для снятия стресса сообщаем, что массажного кресла у нас нет».

7. «Мы не можем сообщить вам клички служебных собак» (устно также было объяснено, что если я узнаю имена собак, то могу с ними подружиться и использовать это для побега).

8. «На вашу просьбу разъяснить, нужно ли вам разрешение на хранение майского жука, сообщаем, что указанное насекомое принадлежит к царству животных и не может быть вам выдано».
 
Но самое важное и вопиющее. Я этого так не оставлю. По ПВР осужденный может содержать животное с разрешения администрации. Я официально потребовал выдать мне разрешение на содержание животного — кенгуру. Мне отказали в связи с тем, что кенгуру — это двухрезцовое сумчатое, а такие в ШИЗО запрещены. Я продолжу борьбу за свое неотъемлемое право завести кенгуру.

Сурс (там фотки запросов есть):https://www.instagram.com/p/Cs-tZI1tZN5/?igshid=MTc4MmM1YmI2Ng%3D%3D

Да здравствует наш суд, самый гуманный суд в мире!