в рф туалеты на улице

Доброго времени суток, уважаемые пидоры и пидорессы! Относительно недавно (ладно, кого я обманываю, я просто ленивая жопа и это было уже давненько) в нашем чате, в телеге, было обсуждение того, почему в Германии довольно высокий процент населения, которое падко на Путинскую пропаганду и верит в то, что нужно забить на Украину. Я обещал сделать пост на эту тему... Ну и вот, тадаааа. 

Конкретно по Германии я сказать не могу, так как нахожусь в Хорватии, но могу дать вам общую картину, почему плешивому удается поддерживать образ "борца за справедливость и спасителя белой расы", что очень хорошо продается тут, как оказалось. 

И так, как "внезапно" оказалось пресловутый "Запад" не единый монолит, который в едином порыве хочет уничтожить многострадальную россию (кто бы мог подумать!). Нет, это огромное количество стран, которые плавают в своих проблемах и живут своей жизнью. За те 9 месяцев, что я живу в Хорватии, мне пришлось познакомиться с огромным количеством общественников и волонтеров, и общение с ними дало мне некоторое понимание той уязвимости, которую эксплотирует путинская кодла. Множетсво проблем списывается на влияние Брюселя и здесь можно наблюдать интересную вещь. Не только обыватели потребляют эту пропаганду. Общественники левого толка, так или иначе, сходятся во взглядах с крайне правыми касаемо того, что Брюсель есть зло. И это взрывает мне мозг. Общаясь со своими знакомыми, весьма образованными людьми, которые помогают от чистого сердца беженцам и мигрантам, я понял что они считают влияние Брюселя давящим и сдерживающим развитие страны. И хоть при этом они не являются Евроскептиками в прямом смысле этого слова, как какие-нибудь представители крайне правых партий, желающих своего "Брекзита", но при этом они тоже недовольны политикой ЕС, касаемо национальных интересов их страны. И что-то мне подсказывает, что дела так обстоят не только в Хорватии. Я разговаривал и с итальянцами, и с немцами и с французами. Конечно это сложно назвать репрезентативной выборкой, но что-то мне подсказывает что в других странах ситуация плюс-минус похожая. 

Но это взгляд на более активную и образованную часть сообщества, теперь же поговорим про обывателей. Почему же они ведуться на дешевый популизм. Можно было бы сказать, потому что они обыватели, но я постараюсь разобрать этот вопрос чуть подробнее. 

Ни для кого не секрет, что жизнь в европе достаточно дорогая. Да, в пересчете на покупательскую способность и уровень жизни ты получаешь намного больше, чем в условном регионе рф. Но обыватели на то и обыватели, что бы не считать, а просто жить. По этому недовольство ценами и налоговой политикой является одной из первых причин почему хуйлу так легко ссать в уши стареньким или молодым жителям "запада". Если добавить сюда еще и миграционный кризис, который для обычного жителя является чем-то туманным и пугающим, то можно понять следующую уязвимость, которую могут использовать путиноиды.

Поскольку я нахожусь, так сказать, на переднем крае то попытаюсь обрисовать вам ситуацию, что бы вы могли увидеть ее глазами стреднестатистического гражданина ЕС. Но для начала сделаю небольшое отступление, что бы добавить глубину картине. 

И так, сначала я перечислю особенности беженцев, которые бегут в ЕС. 

1) Жители Африканских стран:

 Бурунди, Конго, Руанда. Это основные поставщики беженцев из африки. Многие из них не знают языков, обладают кучей детей и отсутствием базовых знаний, по типу правил поведения в обществе и том, что такое пластиковая карта. Хотя при этом встречаются и полные противоположенности с высшим образованием и высокими моральными качествами. На мой личный взгляд это самые оптимальные беженцы от которых меньше всего проблем.

2) Кубинцы:

Весьма малая прослойка беженцев, которая в подавляющем большинстве состоит из весьма образованных и организованных людей, есть конечно идиоты и свиньи, но куда же без них. Отличительная черта всех кубинцев в том, что они целенаправленно едут в Испанию, по этому не задерживаются в транзитных странах на долго. Часто местные путают их с туристами из Испании, так как те хорошо говорят на испанском.

3) Афганцы:

Пожалуй это самая проблемная прослойка беженцев. Они не знают языков, они не чистоплотные, они всегда ходят большими группами из-за чего их очень хорошо видно и слышно на улице. Многие из них агрессивны и думают, что им все должны, большинство краж совершается именно ими. За этот год было даже одно убийство и несколько покушений. Одним словом это просто ужас, особенно если учитывать то, что сейчас это самая многочисленная группа беженцев. Каждые сутки к нам в лагерь привозят по 200 афганцев, при вместимости лагеря в 500 человек. Я лично видел, как из одной полицейской машины (большой минивен) выходило по 50 человек (я хз, как они там помещались, создавалось впечателние, что я сомтрю серию Гриффинов). Так же эти товарищи предпочитают ходить большими группами по 5-15 человек, что делает их очень заметными на улице. Учитывая то, что одеты они в рванину, зрелище это весьма колоритное для местных жителей.

ссылка на гифку

С этими товарищами все не так однозначно, как с афганцами. Там есть как полные аналоги афганцев, так и весьма образованные люди. Сирийцы, Палестинцы, Курды. Сложно сказать, с кем ты столкнешься в этот раз, это может быть как воспитанный человек с кучей навыков и знаний, так и обычное быдло, которое нихрена не знает и не умеет.

5) Чеченцы и другие представители Кавказа.

С началом войны огромное количество чеченцев и других народностей хлынуло в ЕС. Сложно назвать их новичками в этом деле, все мы помним две чеченские войны и то, во что превратил Кадыров Чечню, но в прошлом году количество бегущих чеченцев превысило все мыслимые цифры. В начале 23 года именно они были рекордсменами в Хорватии, пока пальму первенства не вырвали у них афганцы. Про чеченцев говорить сложно. Полно образованных и умных людей, которые обладают кучей навыков и чистоплотны. Но их двуличие всегда заставляет местных чувствовать себя некомфортно. Да что уж местных, даже я порой ловлю себя на мысли, что устал от общения сними, хотя у меня сосед чеченец и я постоянно помогаю их сообществу. Особенно удручают товарищи, которых депортировали из Германии или Австрии. Среди них есть довольно большой процент тех, кто едет в богатые страны за пособиями. Те немногие волосы, что остались у меня на голове, становились каждый раз, когда я слышал как чеченцы считали, сколько детей надо, что бы жить в Германии на пособия и не работать. Очень многие из них едут с семьей в Германию, получают убежище и живут на пособия, которые тратят не на детей, а на покупку машины или просто отдых. И это видят уже власти, что создает негативный образ для этой прослойки беженцев.

И так, с вводными мы покончили, теперь перейдем к взгляду глазами коренного европейца. Представьте, что вы идете по улице к своей остановке и видите 15 босоногих человек, одетых в затасканные спортивные костюмы и стоптанные кросовки, которые они носят как тапочки, а не как обувь (с раздавленными задниками). Эта толпа идет и бросает вокруг мусор, галдит что-то на непонятном языке, от них воняет а еще в новостях вы читали, что три месяца назад кто-то из таких же зарезал человека, а другой проломил кому-то голову. Думаю вы будете не в восторге. Но повозмущавщись вы едете дальше и наконец-то придя на работу видите, как к вам на собеседование пришел другой беженец. Он бородатый, но красиво и чисто одет, возможно даже умеет немного говорить на английском. По началу все хорошо, но когда вы говорите, что возьмете его работать без диплома за 800 евро в месяц, он посылает вас нахрен и говорит, что не для того сюда приехал, что бы за копейки работать. Вы молча это слушаете и потом продолжаете рабоатать за плюс минус ту же зарплату, при этом вынужденные еще платить за жилье. День явно не задался. 

И вот после всего этого так приятно поддаться сказке про то, что где-то там, далеко-далеко, есть голопузый старик, катающийся на медведях и сражающийся за белый мир и против гейских ценностей....

Как-то так. Самое обидное, что ЕС не делает ровным счетом ничего, что бы хоть как-то изменить ситуацию. Все их программы по интеграции, все их финансированние общественных организаций. Все это сделано для галочки, с полным непониманием того, что нужно делать на самом деле.

Думаю на этом все, и так пост выдался большим. Вот вам немного фоток напоследок и до следующих встреч

Насильственная депортация из Украины в РФ

24 марта Мариупольский горсовет сообщил в своем телеграм-канале о том, что российские войска принудительно вывозят жителей Мариуполя на территорию РФ. 

«Ґрати» проверили эту информацию. Мы связались с переводчицей и редакторкой Натальей Яворской.  Имя было изменено по ее просьбе из соображений безопасности близких, оставшихся на территории РФ, которая сейчас находится за рубежом. Она рассказала, как по меньшей мере сто человек были насильно вывезены из поселка (его название мы скрыли по просьбе Яворской) на окраине Мариуполя сначала на оккупированную территорию Донецкой области, а потом в Россию. Там украинцы прошли процедуру фильтрации и были расселены в лагеря для беженцев. Часть из них, как Наталья, сумели выехать из страны, но многие продолжают вынужденно оставаться в России, не имея денег или документов.

 Мы проверили, насколько это возможно, историю Натальи. В Таганроге мы связались с волонтерами, которые встречают украинских беженцев. Они подтвердили, что беженцев привозят группами, но не стали говорить, принудительно ли их доставили в город. А потом и вовсе перестали отвечать на попытки связаться.«Ґрати» публикуют монолог Натальи Яворской полностью, за исключением моментов, удаленных по ее просьбе в целях безопасности. 

Полномасштабное вторжение

В Мариуполе я живу с рождения, с перерывами. В 17 лет я уезжала, потом поступила в Киев, четыре или пять лет жила в России. В 2020 году я вернулась в Киев, а прошлой весной опять переехала в Мариуполь.

24 февраля в шесть утра меня разбудила мама и сказала, что Киев и Харьков бомбят, что в Мариуполе тоже слышны взрывы. Мы собрали рюкзак. Я, мама и младший 15-летний брат пошли домой к бабушке. У нее уже были слышны взрывы, но не сильные, как будто вдалеке. Мы сидели в коридоре. Пришла родственница, у нее тоже двое детей — девочки. У бабушки с дедушкой мы пробыли два дня. 26 числа взрывы стали сильнее, и мамина подруга предложила нам перейти в укрытие. Оно находится рядом, в местном Доме культуры. Я вспомнила о нем, потому что занималась там в музыкальной школе скрипкой. Никто не думал, что будет война, входы в убежище были неподготовлены, дурацкая система.

Как мы жили в убежище: бабушка с дедушкой готовили нам первое время дома — и приносили еду в убежище. Так продолжалось где-то неделю. 2 марта нам отключили электричество, но в некоторых домах еще был газ. Через два-три дня отключили и его.

И началось… Под окно бабушкиного дома попала мина, разорвалась. Дядя привел бабушку к нам в убежище, дедушка отказался идти — готовил и приносил нам еду.

Клуб находится в центре поселка. Самые жесткие боевые действия проходили возле него, потому что напротив с двух сторон располагались украинские военные. Вся нагрузка приходилась именно на это место.

В какой-то момент встал вопрос с едой, потому что выходить уже было нельзя, обстрелы были слишком близко.

Второй мой дедушка — медик по образованию. Он когда-то служил, и ему на все все равно. Они готовили с бабушкой еду на костре и приносили нам вместе с водой, но очень редко, потому что наш район постоянно был под ударом. Потом дома обоих дедушек полностью разбомбили, и они перешли в нашу квартиру. Но вскоре украинские военные попросили всех в нашем районе уйти, чтобы не попасть под боевые действия. И они снова ушли.

Место, где мы находились, начали обстреливать 8 марта. Бомбили все высокие дома и Дом культуры тоже. Его полностью разбомбили, и мы даже немного успокоились — просто нечего теперь бомбить, остался только наш подвал. Но 10 марта стали почему-то бомбить подвал, наверное чтобы нас завалило. Не очень понятна логика, там уже стен не осталось, но они прицельно били по некоторым точкам несколько раз.

Бомбоубежище

В бомбоубежище была сильная солидарность. Каждый день начинался с новостей. Мой сосед, например, прятался в подвале с семьей. Когда он вышел приготовить еду на костре, в него попал осколок и он умер. Каждый день были новости о людях, которых убило — они были в подвале, но на улице в них попадали осколки. Самое странное, что при этом не было никаких сообщений и информации. У нас не было радио, мы не знали, что подобное происходит во всем Мариуполе. Наоборот была обида: мы сидим фактически без еды и воды, и город о нас не думает, не эвакуирует нас. Было сильное чувство брошенности. Мы даже не думали, что будут бомбить центр Мариуполя. Думали, что это нашему поселку не повезло, потому что, возможно, это какой-то стратегический объект.

Большую часть дня я занималась тем, что записывала сны — людей, которые мне снились, бабушек, мам. Мы пытались по этим снам понять, что нас ждет в будущем и о чем они говорят, потому что это был единственный источник информации.

Казалось, что самое сложное время — когда мы были в убежище. Ощущение запертости, потому что, по сути, у нас уже не было домов, нам некуда было идти. Мы не могли покинуть убежище в случае чего. Появился страх, что тебя завалит, страх каких-то иррациональных сил, которые хотят тебя убить. И ты не понимаешь зачем, ты не понимаешь стратегии или смысла.

Сейчас, наверное, даже с какой-то ностальгией вспоминаю дни в убежище, потому что тогда у всех была надежда. Все думали, что нужно потерпеть какое-то время без еды и воды и все закончится, можно будет вернуться домой, что-то точно решится. Из-за того, что у нас не было связи, мы вообще не представляли, что в Мариуполе происходит то же самое.

Мы даже хотели пойти в город пешком, но идти туда три часа было невозможно.

Некоторые пытались выехать из поселка, у кого-то получалось без урона. Были случаи, когда люди возвращались обратно, потому что их не выпускали. Поселок между нами и городом заняли в первые же дни, но и после нашего стояли «ДНР»-овские блокпосты.

Наверное, самое страшное было — погибнуть случайно. Я, перед тем как пропала связь, читала новости о том, что в Киев часто прилетало из зоны Чернобыльской АЭС, а у нас очень большой склад ядовитых веществ как раз в том месте, где они стреляли. Какой-то постоянный страх, что ты проснешься и умрешь, но даже не поймешь, что умер, а просто вдохнешь летучий хлор и сразу умрешь. Какое-то безвыходное состояние.

Я постоянно представляла встречу с друзьями. Как я выживаю и всем говорю, что я живу, и как нам все рады. Когда я представляла эту встречу, думала, что война точно закончится. Я мысленно представляла, что это случится скоро. Я была готова к тому, что когда это закончится, у нас не будет пособий и обеспечения, но мы сможем выходить. То есть я вообще не представляла, что война так и идет, а я нахожусь в каком-то другом месте.

Депортация

К 15 марта российские военные заняли большую часть поселка, но боевые действия еще шли в районе моего дома, на выезде. Они ходили по домам, пришли в наше убежище и сказали, что всем нужно уходить — эвакуация женщин и детей. Мы спросили, можно ли остаться — они сказали, нет и все, нельзя. Приказным тоном. Кроме убежища нам некуда было идти. Нескольким мужчинам с большими семьями удалось выехать.

Нас вывели в школу напротив здания клуба. Это был первый раз, когда я вообще вышла на улицу. Дикое ощущение — когда я заходила в убежище, все было полностью целое, а потом ты выходишь и видишь, что здания, в котором ты находился, нет, просто валяются кирпичи. Ты выходишь и видишь кучу поваленных деревьев, городков, вышек. Это сюрреалистическое ощущение, когда ты видишь вместо столовой, в которую ты ходил, когда учился в школе, кучу кирпича, и учебники валяются по полу. На стене остался стенд «Гордость школы» — с портретом моей сестры, а вокруг — российские военные.

Во время эвакуации умерла женщина, потому что у нее не выдержало всего этого сердце. Был мужчина, который не мог передвигаться сам — за ним ухаживала его женщина. Ему запретили эвакуироваться, и он остался. Нас отвели в эту разбомбленную школу, в которой они сейчас сидят, а оттуда нас повели в сторону выезда из поселка.

В поселке было две тысячи человек, нас было очень много. В нашей группе — где-то 90 человек. И возили несколько раз. Это была принудительная эвакуация, никто из нас не хотел выезжать из Украины. Если бы у нас был выбор — мы бы остались или выехали в сторону Украины. Некоторые говорили, что хотят остаться, но они приказным тоном говорили, что это невозможно.

Но надо понимать, что убежище, по сути, было единственное место, где мы могли находиться. У большинства людей с нами уже не было домов, и они не могли скрыться где-то в поселке.

На выезде из поселка в сторону Донецкой трассы нас посадили в военный Урал. Довезли до ближайшего поселка, который они захватили несколько недель назад, но никаких боевых действий там уже не было, потому что не было украинских военных. Там на один день нас поселили в школе. На следующий день погрузили в автобусы, сказали, что не в Донецк. С нами все, по большей части, обращались либо как с преступниками, либо как с конвоированными людьми, не было права даже узнать, куда нас  везут. Нам не говорили до последнего. Если спрашивали: «Куда вы нас везете?», отвечали: «В теплое место». Всем видом показывая, что мы должны быть невероятно благодарны за то, что нас освободили от наших домов.

У меня из вещей была только толстовка на мне. Но мне повезло — я как-то додумалась и хотя бы 10 фотографий взяла с собой. У нас теперь ни фотографий, ни видео, ничего.

На автобусах нас привезли в Новоазовск, но мы узнали об этом позже. Водители были полностью дезориентированы — они долго ехали из Донецка, приезжали куда-то, а им говорили, что дороги разбомблены, они ехали в другое место. У них не было никакой координации. Все в дороге обращаются с тобой как с мешком картошки. Водитель, естественно знал, куда мы ехали, но у всех был приказ никакой информации нам не давать.

В Новоазовске у них так называемые фильтрационные лагеря. Это не я придумала, это они сами так называют. В фильтрационном лагере были сотрудники МЧС, мы нашли вайфай. Как везде в России — они разбомбили вышку, выключили всю связь, но оставили пароль от одного до восьми. Мы просто пробовали их перебирать и вот — работает интернет.  Тогда я впервые узнала про Мариуполь, что его бомбят, и это был большой шок. А российские военные говорили, что они уже захватили Киев и Харьков.

В Новоазовске, как я понимаю, — какой-то перевалочный пункт. Было довольно жутко, потому что очень много военных тачек с изображениями Кадырова, очень много чеченцев, видишь как перебрасывают военную технику. Когда перед тобой проезжают Грады — это жутко. При этом все пытаются делать вид правильной работы: МЧС, автобусы, будки, таблетки, даже давление меряют, колбасу нам чеченцы передали. Это просто безумие, конечно.

Фильтрационный лагерь

Фильтрационный лагерь — это такая палатка, в которой сидит куча военных. Все мы сидели в автобусах, заходили по очереди. Сначала тебя фотографируют со всех сторон, видимо, для системы распознавания лиц, которую сейчас внедряют в РФ. Потом снимают отпечатки пальцев, но, что самое отвратительное, этих пальцев недостаточно, они даже ладошки сканируют со всех сторон. Потом ты проходишь допрос для реабилитации — тебя спрашивают, какие родственники остались в Украине, видел ли ты перемещение украинских войск, как ты относишься к политике Украины, как ты относишься к власти, как относишься к «Правому сектору». Большая анкета и тебя по ней расспрашивают, но не жестко. Потом самое непонятное для меня — ты отдаешь свои телефоны, они подключают их к компу на 20 минут и выкачивают из них базу контактов, но я не знаю, выкачивают ли они данные и копируют ли IMEI.

Мы ждали часа четыре-пять, пока попадем в фильтрационный лагерь. Потом несколько часов проходили. В автобусах не было туалетов. Один был в окопе далеко. Моей бабушке 70 лет, она подвернула ногу и не могла нормально ходить.

Нас повезли к границе «ДНР» и России. Всю ночь мы провели в автобусе в очень жестких условиях.

Российская Федерация начинается со шмона. Выборочно допрашивают женщин и мужчин. Женщин мало, но я попала в этот список невезучих. Это пиздец, потому что ты сидишь две недели в подвале, тебя обстреливают, и первый человек, с которым ты встречаешься на воле — русский ФСБшник. Он меня в жесткую паранойю ввел. У меня есть художественные тексты, связанные с Украиной, с войной, я не думаю, что они супер заметные. Но все равно возникла паранойя. Мне стало страшно, а он допытывал меня: знаю ли я о перемещении украинских войск, что я знаю об украинских солдатах и прочее. Я подумала про тактику ФСБшных связок: задаст один вопрос, о чем-то пошутит, потом опять задаст тот же вопрос, чтобы понять соврала я или нет. Но большую часть времени, на самом деле, мы обсуждали мои личные отношения. Это ФСБшника больше всего интересовало.

У меня все соцсети на украинском номере. Я сначала растерялась, сказала неправильно номер специально, но все равно было стремно. Они переписали мои телефоны, задали кучу вопросов, сказали, что я «слишком загадочная». Мне кажется, когда тебя уводит ФСБшник, говоря, что ты «слишком загадочная» — это самая худшая фраза, которую ты можешь услышать. У меня сердце упало в этот момент.

Короче, нас выпустили. Мы пытались с семьей — бабушкой, мамой, братом, тетей и ее детьми — уехать, но нельзя — ты не можешь просто взять и отправиться по своим делам.

Побег

На автобусах нас увезли в Таганрог. Там всем сообщили, что направят во Владимир поездом. Мне друзья скинули ссылку: на российском ТВ вышел сюжет об этом поезде. Корреспондент сообщает, что Россия оказывает помощь и даже капельницы ставят в поезде. И на видео бабушке — не моей, но с которой мы были вместе в убежище — ставят капельницу. Ей Российская Федерация полностью разбомбила дом, она не знает, куда едет, а показывают капельницу. Полный пиздец.

Из Таганрога мы добрались до Ростова. Доехали — я, моя бабушка, мама и брат. Родственницу вывезти не получилось, потому что она оставила паспорт дома, у нее была только его фотография. Сейчас мы пытаемся вывезти ее через посольство Украины в других странах по справке о возвращении на родину.

Мы поехали в Ростов и остановились на ночь у родственников. Это тоже безумная ситуация. Они очень гостеприимные, но мозги полностью промыты российской пропагандой. Говорят: не волнуйтесь, к осени вернетесь в Мариуполь, там все зачистят, и все будет хорошо.

В Ростове дофига военной российской техники. Город живет, как на войне. Когда мы ехали в поезде «Ростов — Москва», было безумно странное ощущение от того, что весь поезд обсуждает Мариуполь. Говорят, что в Мариуполе разрабатывают биологическое оружие для уничтожения репродуктивной системы русских женщин. Ощущение, что ты в какой-то коллективный сон попадаешь. Я, на самом деле, до начала войны сочувственно относилась к мысли, что русские не равно Путин. Я была уверена, что никто не хочет войны с Украиной, мне казалось это невозможным. Сейчас я считаю, что даже какие-то адекватные люди в российском обществе тоже являются частью этого и тоже несут за это ответственность.

Я созваниваюсь с друзьями, которые остались в лагерях беженцев. Им выдали российские симки. Мы хотим помочь всем как-то выехать. Их там кормят, есть жилье, но нет билетов. Работа — кассирами, продавцами супермаркетов — людей взяли как бесплатную рабочую силу. Думаю, что их вывозят только для пропагандистской картинки о том, как Россия эвакуировала людей.

То есть берут из Мариуполя людей и насильно вывозят сначала на оккупированную территорию, потом в Россию — Таганрог, Владимир. Там есть лагеря, где они могут жить, где есть связь и даже российские симки. До лета они должны найти работу, чтобы у них были свои деньги. Работа только низкооплачиваемая. Плюс они в городе, где полно техники и на них смотрят с мыслями о биологическом оружии, от которого надо защищаться.

Во Владимире условия неравномерные — кому-то везет, кому-то нет. Им оплачивают 10 тысяч рублей единоразово, но кто-то и их не может получить. Если им дают не беженство, а временное убежище, они смогут выехать в любой момент. Но ситуация с мужчинами непонятная. Потому что мужчин-украинцев могут не выпускать из Российской Федерации.

Все, с кем я созванивалась, находятся в жестком состоянии прострации, у всех начались проблемы со здоровьем. У многих бабушек ментальные проблемы — не понятно, как организовывать выезд. У них не осталось домов в Мариуполе, и взять куда-то поехать — очень сложно. Но еще сложнее жить в месте, которое полностью отрицает твой опыт. Мне кажется это очень страшно, когда ты сталкиваешься с этим в России: ты знаешь правду и что происходило, но все пребывают в каком-то сне и ты должен угадывать, о чем этот сон.

Когда всех повезли во Владимир — мы отказались от убежища. Могли это сделать, но без регистрации находиться в России можно только 15 дней, за это время нужно было успеть уехать. Проблема возникла, например, у тех, кто оказался без денег. Родственники в России хотели бы им скинуть, но некуда. Некоторые находят кого-то рядом, пересылают, и те передают наличные в лагерь.

У нас в лагере было несколько людей без паспортов. Когда начался обстрел, они не успели его взять, и вернуться домой было нельзя. Выдают внутреннее свидетельство, которое позволяет работать, но вопрос, как выехать. Единственный вариант — справка о возвращении на родину, но непонятно, как ее сделать, потому что украинское консульство не работает. Этот документ заменяет тебе паспорт.

Из Ростова мы выехали в Москву, оттуда — в Питер. Там пробыли три дня. 22 марта выехали на границу. Очень сильно готовились — все почистили в телефонах. Но выезжать, как ни странно, было довольно легко — только формальный допрос про родственников. Почему-то опять спросили IMEI телефона.

В поселке под Мариуполем остался дедушка. Бабушка очень жалеет, что выехала. Она хотела остаться с ним, но все происходило так быстро и сумбурно, она не смогла принять решение. Остался ее сын. Я беспокоюсь, что ему в экстренном порядке сделают паспорт «ДНР» и заставят воевать.

Еще остались мой дедушка с бабушкой, которые готовили нам еду. Нам даже удалось вызвать туда машины для эвакуации, но они в итоге отказались ехать. Они считают, что это их земля. Все дома вокруг дедушки разбомбили. Он остался в доме с выбитыми окнами, потому что считает, что это его место и никто не имеет права мешать этому.

Сейчас у них начала появляться связь. В 11 утра связались с дедушкой. Там жесткое мародерство в селах, российские военные просто бухают и стреляют в домах в потолок. Просто набухиваются и стреляют.

Много женщин в убежище с детьми. Очень много женщин под обстрелами бегают по разрушенным домам, пытаются найти какую-то еду. А дома уже взяли российские солдаты. Это страшная ситуация, совсем другой опыт — я уже об этом ничего не знаю.

Сурс: https://graty.me/monologue/berut-iz-mariupolya-lyudej-i-nasilno-vyvozyat-monolog-zhitelniczy-mariupolskogo-poselka-kotoruyu-prinuditelno-vyvezli-v-rossiyu/

Релокация в Казахстан

Мариуполь уже месяц в осаде. "Нацисты" уже месяц "обстреливают сами себя", "прикрываясь мирным населением". Мариуполь до сих пор не взят, "нацисты" до сих пор не сдаются, минобороны выкатывает пресс-релиз о том, что

(ОСТОРОЖНО! Официальный телеканал министерства обороны "Звезда"). Сурс

Всё так же желаю украинцам не только выстоять в Мариуполе, но и полностью отбить все территории, над которыми был потерян контроль как минимум с 24 февраля, понимая, какого количества жертв стоило бы возвращение контроля над теми, которые потеряли в 2014-м.

Немного печальной констатации

 - Херсон, судя по всему, сейчас зачищается так же, как зачищались пригороды Киева. Я попытался найти новости о протестах в Херсоне в последние 2 недели, и нашёл только то, что последняя была 21 марта, которую расстреляли, после чего из Херсона новостей не поступало (ну либо я плохо искал).

- В других захваченных городах на юго-востоке Украины, по всей видимости, происходят столь же масштабные зачистки. Несмотря на сопротивление местного населения, наших мразей ничего не сдерживает. 3 дня назад, например, была расстреляна демонстрация в Энергодаре.

Ну и напоследок то, за что я сейчас схвачу гигатонну минусов, но я не могу этого не сказать. На протяжении последних как минимум восьми лет нам ставили в вину то, что мы "не так протестуем", что "надо действовать жёстче", что "да чего вы боитесь, ментов всё равно меньше, чем вас", что "всех не перестреляют", что "украинцы же вышли и победили "Беркут". Вот прямо сейчас мы видим, как весьма небольшой (в сравнении с населением) группировкой вооружённых орков удерживается контроль над юго-востоком Украины. И это самое население протестует не как мы или белорусы, они цветочков оркам не дарят, они не разуваются, вставая на лавочки, они не бросают бумажные самолётики и не светят фонариками. Они сопротивляются по-настоящему. И не только на улицах, но и партизаня, уничтожая технику орков, убивая самих орков, взрывая коммуникации. Но даже в таких условиях каких-то сотни тысяч орков хватило, чтобы взять под контроль 5 миллионов человек (население того куска Украины, который сейчас под контролем нашей армии).

А теперь представьте, что мы под такой оккупацией живём все последние 20 лет. Только у нас эти орки находятся у себя дома. Знают все наши адреса, знают всех наших родственников, не имеют никаких проблем со снабжением. Полностью контролируют всю нашу переписку. И все последние 20 лет планомерно уничтожают (от выдавливания из страны до убийства) каждого, кто представляет хоть какую-то угрозу.

Многие забывают, что первой страной, которую захватили нацисты, была Германия. Так постарайтесь не забыть и о том, что первой страной, которую захватил Путин, была Россия. И как Гитлер в 1933-м захватил власть не на выборах, а устроив госпереворот, введя чрезвычайное положение и запретив все остальные партии, так и Путин в 2000-м захватил власть не на выборах, хотя и более изощрённо, чем Гитлер в 1933-м. Создав по сути однопартийную систему (в которой парламент - не место для дискуссий), напринимав фактически отменяющих конституцию законов (о "санкционированных митингах", о "пассивном избирательном праве", о "СМИ" и прочие), и, в конечном итоге, переписав саму конституцию сначала в 2010-м, а потом ещё раз в 2020-м.