Взрывы в метро: от Москвы-1977 до Петербурга-2017
3 апреля в метро Санкт-Петербурга был совершен взрыв, в результате которого погибло более десятка человек и ранено более полусотни. После нескольких лет затишья в России возобновились взрывы в местах массового скопления людей и неизбежно возобновились общественные дискуссии о причинах и последствиях этих массовых убийств.
Российская пресса с завидной оперативностью и ссылками на авторитетные источники выдает одну за другой версии, указывающие на ”исламский след”. Сначала телевидение опубликовало фотографию предполагаемого террориста в традиционной мусульманской одежде, однако уже через несколько часов это сообщение было опровергнуто, так как возмущенный ”подозреваемый” сам пришел в полицию заявить о своей невиновности.
Однако ”информационные вбросы” на эту тему продолжились: газеты сообщили о некоем 22-летнем гражданине Казахстана Максиме Аришеве, находившемся "в эпицентре взрыва", затем об уроженце Киргизии, подозреваемом в причастности к теракту, также 22-летнем Акбаржоне Джалилове.
В свою очередь спецслужбы России заявляют то о ”смертнике-одиночке”, то о ”террористической группе”, то демонстрируют фотографии огнетушителя, использованного как взрывное устройство, то утверждают, что бомба находилась в рюкзаке террориста и разорвала его самого в клочья, то хвалятся, что ”давно наблюдали и знали готовящемся взрыве”, то спохватываются и каются, что ”не успели предотвратить”. Эти скандальные ”нестыковки” свидетельствуют о хаосе и спешке, царящих в недрах российских спецслужб и уже стали поводом для самых нелицеприятных оценок как рядовых граждан в соцсетях, так и однозначных обвинений в причастности государства к терроризму в статьях аналитиков и публицистов.
Вместо предположений и гипотез, недостатка в которых нет, предлагаю вниманию читателей два давних текста двух авторитетнейших авторов – Андрея Сахарова и Сергея Григорьянца, посвященных взрывам в московском метро 40-летней давности. Тогда спецслужбы и правительство СССР ложно обвинило в терроризме и немедленно расстреляло группу армянских диссидентов с целью подавления инакомыслия в стране. Думаю, что аналогии с сегодняшним днем весьма уместны.
12 января 1977 года Андрей Сахаров обнародовал "Обращение к мировой общественности", в котором говорилось:
"Я не могу избавиться от ощущения, что взрыв в московском метро и трагическая гибель людей — это новая и самая опасная за последние годы провокация репрессивных органов. Именно это ощущение и связанные с ним опасения, что эта провокация может привести к изменению всего внутреннего климата страны, явились побудительной причиной для написания этой статьи. Я был бы очень рад, если бы мои мысли оказались неверными. Во всяком случае я хотел бы надеяться, что уголовные преступления репрессивных органов — это не государственная, санкционированная свыше новая политика подавления и дискредитации инакомыслящих, создания против них „атмосферы народного гнева“, а пока только преступная авантюра определённых кругов репрессивных органов, не способных к честной борьбе идей и рвущихся к власти и влиянию. Я призываю мировую общественность потребовать гласного расследования причин взрыва в московском метро 8 января с привлечением к участию в следствии иностранных экспертов и юристов".
Это письмо академика Сахарова вызвало ярость официального Кремля и Лубянки, немедленно организовавших ”волну народного осуждения клеветника и антисоветчика”. Несмотря на совершенно скандальные несоответствия и прямые фальсификации в ходе следствия, версия об ”армянских террористах, взорвавших московское метро” продолжает существовать и пропагандироваться до сих пор, в том числе и на российском телевидении. В связи с этим предлагаю вспомнить еще один текст на эту тему – отрывок из статьи известного советского диссидента, редактора журнала ”Гласность” Сергея Григорьянца – "История политических убийств, совершенных советскими спецслужбами" (V международная конференция "КГБ: вчера, сегодня, завтра"):
”И все же самой известной и крупной операцией совершенной, возможно, "Альфой" является взрыв в московском метро 8 января 1977 года. Мое понимание этого преступления отличается, как от заявления Андрея Дмитриевича Сахарова, так и, естественно, от официальных объяснений этого самого крупного задания Андропова и Бобкова. Если мое понимание отличается от мнения Сахарова, то лишь потому, что ему не были известны многие, позже обнаружившиеся материалы, без которых Сахарову приходилось быть более осторожным в выводе, что взрыв — преступление, провокация, совершенная КГБ. Что касается официальной версии об армянах-террористах, то она во-первых во многом противоречит установленным фактам, во-вторых, излагалась за эти годы в якобы бесспорных, но потом не совпадающих между собой вариантах, и в-третьих, сама необходимость все засекретить, никого, даже родственников, на суд не допустить и не дав им ни одного свидания, кроме часового — предсмертного, через три дня обвиняемых расстрелять не назвав в кратком газетном сообщении даже фамилии двух из трех невинно казненных людей. Все это бесспорные признаки того, что КГБ было что скрывать.
Это чудовищное по тем временам преступление (тогда и в голову не приходило, что можно покрывать ковровой бомбардировкой русский город, взрывать в Москве и не только в ней многоэтажные жилые дома и тому подобные достижения, выросшие как раз из андроповского времени) — было свидетельством мощи диссидентских, протестных, национальных, религиозных, неокоммунистических, монархических и множества других движений. Сама природа советской власти была такой, что ей все было враждебно, вплоть до работы на дому сапожника, шьющего знакомым отсутствующие в магазине модные женские сапожки. А уж тайное изучение иврита, объединение инвалидов для защиты своих прав — просто злостная антисоветская деятельность. При этом продолжала, несмотря на все аресты, выходить "Хроника текущих событий", работал почти десяток Хельсинских групп — не только в Москве, но в Киеве, Ереване, Вильнюсе, Тбилиси, а так же, Комиссия по злоупотреблениям в психиатрии, "Комитет защиты прав верующих", на весь мир звучал голос Сахарова и это кроме украинского, еврейского, литовского, армянского, крымско-татарского национальных движений и Общественного фонда помощи политзаключенным. Возможно также, что Политбюро (а это преступление могло быть совершено только по его санкции — Андропов бы не осмелился совершить его только по своей инициативе) рассматривало его, как ответ на подписание Хельсинкских соглашений с его гениальной, предложенной Константином Мельником — внуком Боткина и руководителем службы безопасности де Голля — третьей корзиной, предусматривающей соблюдение прав человека. Брежнев был лично крайне заинтересован в Хельсинкских соглашениях — они не только делали нерушимыми послевоенные сталинские завоевания, но и накладывали определенную узду на советских маршалов. Брежнев, приведенный ими к власти, готов был давать армии столько денег, сколько попросят, но не хотел начала Третьей мировой войны ни в 1965, ни в 1968 (при вторжении в Чехословакию), ни в 70-е годы, которая лишила бы и его верховной власти. Однако выполнять требования третьей корзины в Кремле тоже не хотели.
Мы столько пережили за эти десятилетия, что серия, согласованная в Кремле, как я полагаю, взрывов в Москве в декабре 1976 года кажется уже очень деликатной. Лишь один был в метро — 7 погибших, около 40 раненных, но и он на открытом участке, а не под землей, между Первомайской и Измайловской, что сильно ослабило тяжесть поражения. Две другие бомбы — одна под мощным прилавком гастронома, который самортизировал так, что не пострадал даже продавец, другая — в мощнейшей чугунной литой урне для мусора на Никольской, которая даже не была повреждена.
И тут, поскольку и сама группа "Альфа" и вся задуманная кровавая провокация были сверхсекретными, малоопытные в западной жизни и не имевшие возможности посоветоваться, Андропов и Бобков сделали серьезную ошибку, которая предопределила гибель несчастных армян и свела на нет их, казалось бы такой блестящий замысел. Наиболее мощными и заметными общественными движениями в СССР было диссидентское и национальное еврейское, подпитываемое потенциальной возможностью выезда из СССР. И Андропов с Бобковым пожадничали, стремясь получить повод для уничтожения и одного и другого движения. Для этого личному агенту Андропова Виктору Луи (редкостная мразь, я его пару раз встречал и он поражал своим цинизмом и мягкой наглостью) было поручено сразу же написать в газете "Лондон ивнинг ньюс", корреспондентом которой он был устроен, что по рассказам уцелевших свидетелей в вагоне видели каких-то черноволосых чуть ли не горбоносых людей, а по сведениям из "информированных источников" (все знали, какие источники были у Луи) к взрывам в Москве были причастны диссиденты. К тому же в Москве, действительно, начали вызывать на допросы всех возможных оппозиционеров. И тут Сахаров, который ни в малейшей степени не был антисемитом, а потому ему было все равно вызывают на допросы заведомо непричастных русских или евреев (а вместе с ним и остальные диссиденты) не совсем правильно оценили положение, тем более, что в передачу радио "Свобода" о статье Луи кусок о черноволосых людях не попал.
Правозашитные организации провели совместную пресс-конференцию, где говорили о том, что взрыв в московском метро — провокация КГБ с целью уничтожения диссидентского движения. В своем обращении Сахаров писал: "Я хотел бы надеяться, что уголовные преступления репрессивных органов — это не государственная, санкционированная свыше, новая политика подавления и дискредитации инакомыслящих, создания против них “атмосферы народного гнева”, а пока только преступная авантюра определенных кругов репрессивных органов, не способных к честной борьбе идей и рвущихся к власти и влиянию. Я призываю мировую общественность потребовать гласного расследования причин взрыва в московском метро 8 января с привлечением к участию в следствии иностранных экспертов и юристов…"
Сахаров не знал, что в отличие от Советского Союза на Западе обратили как раз большее внимание на намек Луи на то, что взрыв в метро устроен евреями. Репутация Советского Союза как оплота антисемитизма и так была довольно прочной, но тут ряд публицистов вспомнили о 1952 годе и "врачах-убийцах", подготовке еврейских погромов и поголовного выселения евреев. Начались прямые сопоставления "страны победившего социализма" с фашистской Германией. СССР мог оказаться в полной изоляции и Андропову с Бобковым пришлось срочно исправлять сделанную ошибку. Кстати говоря, ни в одном официальном рассказе о взрыве в метро статья Виктора Луи никогда не упоминается, но тут Андропову приходилось именно ее иметь в виду и забыть и о диссидентах и о евреях. Но последних необходимо было кем-то заменить. Вообще нужно было срочно найти новых террористов.
Несколько месяцев, по-видимому, подыскивали и в конце концов остановились на армянах. Во-первых, потому, что тоже черноволосые и горбоносые, во-вторых, потому что в Европе было хорошо известно, что существуют террористические армянские организации, выслеживающие и убивающие турков — виновников геноцида армян (погибло не менее 1,5 миллионов). Наконец, когда был выбран в качестве организатора Степан Затикян, у него было еще два с точки зрения КГБ важных преимущества: судимость за создание партии НОП — партии добивающейся создания независимой Армении (правда, путем плебисцита, Затикян вообще был убежденным противником насилия). Но к тому же он был убежденным антисемитом и это с лихвой было использовано КГБ — мы боремся не с евреями, а с антисемитами.
Дальше в качестве исполнителей, поскольку Затикян никуда не ездил и каждый день работал на ереванском заводе, были выбраны двое армян, знакомых Затикяну, но ни к чему не имевших отношения, в надежде, что на Лубянке их удастся легко сломать (одному — юному художнику Багдасаряну было всего 20 лет). После этого через 10 месяцев их якобы ловят в поезде Москва-Ереван, а на Курском вокзале обнаруживают взрывное устройство. Здесь, правда, официальные источники путаются: в недавнем фильме "Следствие ведут…" сумку с бомбой обнаруживает милиционер, спугнувший террористов. В более ранних официальных рассказах никто Степаняна и Багдасаряна не пугал, бомбу они сами оставили под скамейкой и ее случайно обнаружил кто-то из ожидавших поезда пассажиров. Вероятно, можно и дальше сопоставлять фантазии официальных историков, но так как весь ход дела был засекречен, к 1991 году были очевидны только некоторые его странности:
— срочный (через 3 дня), совершенно небывалый в те годы, расстрел осужденных;
— очень странная, всего в пять строк, единственная информация (в газете "Известия") о суде и расстреле армян, где было сказано, что их трое, но названа только фамилия Затикяна, который как раз бомбы не подкладывал и в Москву не приезжал;
— очень странная реакция на все это ряда видных партийных деятелей (Бобков называет первого секретаря ЦК компартии Армении К.С. Демирчяна, запретившего публикации об этом в газетах на армянском языке) и руководителей КГБ. "Хроника текущих событий" помещает сообщение о возмущении заместителя Андропова Цвигуна, который даже пытается противится тому, что "в Армению понаслали следователей". По словам того же Бобкова так же вел себя и председатель КГБ Армении Мариус Юзбашян. Он якобы:
"скрывал от руководства КГБ СССР информацию о действиях в республике представителей международной армянской террористической организации — Армянская секретная армия освобождения Армении "АСАЛА", созданной взамен "Дашнакцутюн". Именно этой организации принадлежит разработка взрывов в московском метро…".
Насчет "Дашнакцутюн" это очередное вранье Бобкова — обычная в те годы зарубежная социалистическая партия, существующая и поныне, ни в какую армию не превращалась. Любопытно в этом другое — прямой начальник Бобкова генерал Цвигун (не говоря уже об армянском руководстве) в этой борьбе потерпел поражение. Но никто из них не пострадал.
Однако, в 1991 году для тех, кто хотел знать, все стало на свои места. Документальная студия "Айк" при киностудии "Арменфильм" и режиссер Александр Ганджумян прежде чем снимать фильм "Государственное убийство" обратились к бывшему военному прокурору, а теперь адвокату Артему Сарумову с просьбой ознакомиться с делом о взрыве в московском метро и дать заключение для фильма. В 1991 году Бобкова из КГБ убрали и Сарумову это удается, в результате, он до сих пор — единственный независимый юрист, который видел дело о взрыве. Больших открытий Сарумов не сделал, поскольку знакомился не с оперативным, а судебным делом, то есть документами прикрытия, но выяснил, что признал свою вину из троих мнимых террористов один двадцатилетний Багдасарян, что все приговоренные, когда получили перед смертью свидание с родными были поражены тем, что они еще живы, то есть арестованным следователи объясняли, что их родные то ли уже расстреляны, то ли находятся в соседних камерах. Степанян в коридоре слышал голос жены — так от них добивались признаний. Опытный прокурор к тому же знал, что обычно после приговора о высшей мере наказания на рассмотрение аппеляций Верховным Судом и обязательной по закону просьбы о помиловании в Верховный Совет СССР уходит не меньше полугода.
Здесь все было подписано за три дня, два из которых были субботой и воскресеньем. За это время даже доставить бумаги по инстанциям было невозможно.
Но самое бесспорное и многое объяснившее свидетельство совершенно неожиданно для себя обнаружили кинематографисты. Встретившись с Завеном — братом, единственного признавшего свою вину Багдасаряна, они внезапно узнали, что в день взрыва в московском метро Багдасарян был на свадьбе своего брата, в армянском селе, где по традиции были все односельчане и двести человек (многих из них киношники опросили) были бесспорными свидетелями его невиновности. Тогда стало ясно почему в публикации "Известий" не было фамилий других мнимых участников теракта и почему при всей партийной дисциплине Демирчян не мог разрешить публикаций в Армении статей о так грубо сфабрикованном Бобковым и Андроповым деле после заказанного ими же кровавого преступления. На убийство поодиночке Паруйра Севака и Минаса Аветисяна он (как и председатель КГБ Юзбашян) был согласен, но вот убивать после публикации имен мнимых террористов целую деревню свидетелей — это уж было слишком в те времена (впрочем, время, когда это стало возможным, наступило только в России).
В 1993 году на конференции "КГБ: вчера, сегодня, завтра" адвокат Сарумов сделал доклад о взрыве в московском метро. Наталья Геворкян, послушав и поговорив с Сарумовым, написала статью в "Московских новостях". Взволнованный Бобков, который был вторым человеком при Гусинском (или Гусинский — вторым у Бобкова в корпорации "Мост", где, как выяснилось в лондонском суде, работало 800 сотрудников КГБ), тут же на НТВ (принадлежавшем Гусинскому) показал фильм с их версией взрыва в метро, где меня назвал пособником террористов. Я позвонил на НТВ, попросил дать мне кассету и сказал, что подам в суд. Отказать в кассете в 1993 году мне не могли, пообещали найти через пару дней, но вместо этого повторили фильм. Упоминания обо мне в повторе уже не было. Филипп Денисович Бобков суда в те годы не то, что боялся, но все же не хотел. Впрочем, судить о причастности группы "Альфа" к взрыву в московском метро можно лишь по чудовищному количеству лжи, нагроможденной КГБ, чтобы скрыть подлинные обстоятельства совершенного преступления и, главное, по тому, что "Альфа" именно для таких дел и была создана…”
Возможно, эта публикация поможет непредвзятому читателю самостоятельно разобраться и в нынешней ситуации.
Тигран Хзмалян
5165news.com
Ладно, а если серьезно, может кто разжевать что они там придумали на этот раз? Он сказал что ветеран участвует в даном цирковом представлении и это посчитали за оскорбление?