Сектор Газы

Ого, какие-то мигранты без образования зарабатывают больше, чем врачи, которые 6 лет учились.

"Военная цель"

Bloomberg узнал о поставках в ЕС металлов для снарядов через Россию

Bloomberg сообщил о поставках в ЕС металлов для бронебойных снарядов через Россию.
Россия осталась ключевым звеном поставок редкоземельных металлов из Китая в ЕС. Несмотря на конфликт на Украине и санкции, объем перевозок по российским железным дорогам вырос более чем в два раза за девять месяцев 2022 года

Редкоземельные элементы, необходимые для производства микрочипов, электроники и боеприпасов, используемых в современном вооружении, перевозят из Китая в Европу через территорию России, сообщает Bloomberg.

Китай поставляет более 90% редкоземельных металлов, используемых в ЕС. Так, китайский лантан широко применяется западными производителями бронебойных боеприпасов. Наиболее востребованный в ЕС вольфрам, используемый для производства противотанкового оружия, также поставляет Китай.

Как пишет Bloomberg, по последним данным ЕС, российские железные дороги остаются важным звеном поставок из Китая, несмотря на то, что общая доля перевозок через территорию России составляет 3–4% от всего объема торговли между Китаем и ЕС. Металлы могут поставляться и по морю, однако такой путь занимает в два раза больше времени, чем железнодорожный. Грузовой поезд, отправляющийся из китайского города Ухань в немецкий Дуйсбург через территорию России, идет всего 16 дней.

Объем китайских металлов, перевозимых поездами в том числе попавших под европейские санкции «Российских железных дорог», вырос до 36 тыс. т за первые девять месяцев 2022 года. Это более чем в два раза превышает объем, перевезенный за весь 2021 год. Объем торговли редкоземельными металлами вырос более чем на четыре пятых и за девять месяцев и к сентябрю составил €377 млн ($408 млн).

«Удивительно, что, несмотря на все санкции, эта цепочка поставок все еще работает», — сказал основатель геологоразведочной компании Norge Mining Ltd. Михаел Вурмсер. По его мнению, это подчеркивает важность редкоземельных элементов и зависимость ЕС от них.

РБК обратился за комментариями к представителю РЖД.

Редкоземельные металлы имеют решающее значение при производстве ряда продуктов — от аккумуляторов до микрочипов, а почти две трети выявленных запасов оказались под контролем Китая и России. Отказ от китайских вольфрамовых рудников, на долю которых приходится более 83% мирового производства, может сделать западные экономики особенно уязвимыми, отмечает Bloomberg.

При этом спрос только растет из-за «оборонных расходов, подпитываемых конфликтом между Украиной и Россией», считают в Tungsten West Plc. «Конкуренция за ресурсы вот-вот станет еще более интенсивной», — заявил аналитик Европейского совета по международным отношениям, занимающийся вопросами военной торговли, Рафаэль Лосс.

В начале января шведская горнодобывающая компания LKAB cообщила об обнаружении в Арктике крупнейшего в Европе месторождения редкоземельных металлов, общим объемом свыше 1 млн т. При этом в компании отмечали, что начать добычу и поставку сырья на рынок смогут по меньшей мере через 10–15 лет.
Подробнее на РБК:
https://www.rbc.ru/politics/22/01/2023/63cd28909a79471b586d04ec

Пехота Путина Часть - 3

первая часть - http://joyreactor.cc/post/3376807

вторая часть - http://joyreactor.cc/post/3376821

7.Туземная армия широкого профиля.

Кадыровской Чечне часто ищут исторические аналогии. И находят. Обычно – в колониальной эпохе 18-19 вв. Например, в 2017 г. известный российский историк–востоковед Сергей Абашин высказал мнение, что Чечня Кадырова — это второй «Бухарский эмират».

Было такое вассальное государство в царские времена. В 19 веке Россия захватила Узбекистан, но эмир бухарский остался на троне. Он сохранил власть внутри эмирата и свою небольшую армию. Собирал налоги и разные поборы, в том числе каракулем, на котором делал большие деньги.

Эмирам бухарским щедро давали генеральские погоны и русские ордена. Состояние семьи эмира в начале 20 в. превышало 30 млн. руб. или 60 млн. долл. по тому курсу. Это 15 млрд. долларов сегодня (как у Усманова).

По договору 1873 г. между Россией и Бухарой эмир считался вассалом и был обязан согласовывать с царскими властями свои основные решения. Договор гласил, что каждое утро кушбеги (великий визирь) должен был получать у представителя царя в Бухаре указания для донесения их до эмира.

Никакого участия во внутренней политике царского правительства (за пределами Бухары) эмир не принимал. «Боевой пехотой» ни у кого не был. Дотаций не получал. После завоевания эмирата с него даже взяли контрибуцию 500 тыс. рублей для компенсации военных расходов России. За беспокойство типа.

Таким образом, Россия и Бухара находились в прозрачных и понятных отношениях, именуемых колониальный протекторат. И по договору причем. То, что создал Путин в Чечне, на это не очень похоже. Ну, если только в качестве пародии. Хотя сам Путин, не исключено, и, правда, уверовал, что он теперь новый «Белый царь» с вассальными эмирами.

Тем не менее, сами методы господства и подавления, которые Путин применяет в Чечне, действительно взяты из колониальной эпохи. А особенно из практики британских колонизаторов в Индии. В 18 веке Англия никогда б не захватила огромную Индию, если б везде не находился такой царёк-падишах, готовый за власть и деньги поработать пехотинцем у английской короны, передавить своих сородичей в её пользу. Индусы завоевали сами себя, в общем-то.

Всё, да не всё. Откроем учебник истории: в середине 19 века сипаи восстали, перерезали англичан, и Индия едва не отделилась силами армии, которую сами же англичане и создали. Восстание подавили с трудом, после чего туземные войска реформировали. Было введено строгое правило, что 2/3 сипаев должны быть мусульмане и сикхи, т.е. нацменьшинства, враждебные остальному населению Индии. Офицеры везде — англичане. И только в таком виде колониальная армия еще могла выполнять свои функции.

Что сделал Путин в Чечне? — Чтоб любой ценой удержать её в составе России, из бывших боевиков набрали «сипаев» чеченского разлива. Офицеры — из них же, вплоть до генералов. Теперь они терроризируют местное население, требуя поклонения Путину и падишаху. Их угрожают также использовать против русских как «боевую пехоту» на случай волнений внутри России.

Т.е. кадыровцы – круче чем сипаи. Это туземная армия широкого профиля. Это действительно колониальная политика. Вот только колония у Путина – вся Россия. С помощью Золотова и Кадырова он надеется грабить её и дальше.

8.Рамзан Владимирович.

Несмотря на культ личности Кадырова в Чечне и всеобщее внешнее холуйство перед ним, в чеченском народном юморе паччаху давно придумана презрительная кличка — «Рамзан Владимирович». Не в бровь, а в глаз. И не только потому, что сам Кадыров постоянно холуйствует перед Путиным. А потому, что они очень похожи.

Что такое путинская РФ? — Мафиозное государство, где правят чекисты и уголовники. У них есть вождь, у которого власти больше, чем у царя Николая II в последний период его правления (1905-17). Есть парламент, состоящий из клоунов от карманных партий, суды, которые штампуют решения по указке властей. Есть цензура и культ личности Путина. А Россия при нем — сырьевой придаток Китая и Запада. Страна со средней зарплатой ниже Турции и КНР, но с безудержным обогащением правящего клана.

Ну и чем тут выделяется Рамзан Владимирович? В Чечне не действует конституция РФ? – А в России она действует? В Грозном несменяемая власть Кадырова и культ его личности? — Так он соединен с культом Путина, как и по всей России.

В Чечне в полиции пытают и убивают людей? А ОВД по Невскому району в Питере, где в 2012 мент забил подростка шваброй насмерть, требуя взять на себя кражу? А ОВД «Дальний» в Казани, где задержанного убили, изнасиловав бутылкой из-под шампанского? А ОВД Закаменска (Бурятия), где в сентябре 2016 г. двух задержанных за кражу кедровых орехов сутки били, пытали электрошокером, одевали пакет на голову, пока один из них не дал нужные показания (на родного брата), а выйдя из участка повесился, не оставив предсмертной записки?

А ОВД «Сокольники» (Москва), где в мае 2017 г. менты вызвали МЧС, так как не могли открыть наручники у двух задержанных (слишком туго затянутые), которыми их ранее пристегнули к батарее и двое суток били, требуя показаний?

Так что Рамзан Владимирович просто копирует нравы и повадки своего Учителя. Они очень похожи, паччах в Грозном и главпаччах в Кремле. Недаром так сошлись-то. Понятно, что такая система непрочна, все держится на договоренности двух бандитов. Но для путинского государства это нормально.

Насильственная депортация из Украины в РФ

24 марта Мариупольский горсовет сообщил в своем телеграм-канале о том, что российские войска принудительно вывозят жителей Мариуполя на территорию РФ. 

«Ґрати» проверили эту информацию. Мы связались с переводчицей и редакторкой Натальей Яворской.  Имя было изменено по ее просьбе из соображений безопасности близких, оставшихся на территории РФ, которая сейчас находится за рубежом. Она рассказала, как по меньшей мере сто человек были насильно вывезены из поселка (его название мы скрыли по просьбе Яворской) на окраине Мариуполя сначала на оккупированную территорию Донецкой области, а потом в Россию. Там украинцы прошли процедуру фильтрации и были расселены в лагеря для беженцев. Часть из них, как Наталья, сумели выехать из страны, но многие продолжают вынужденно оставаться в России, не имея денег или документов.

 Мы проверили, насколько это возможно, историю Натальи. В Таганроге мы связались с волонтерами, которые встречают украинских беженцев. Они подтвердили, что беженцев привозят группами, но не стали говорить, принудительно ли их доставили в город. А потом и вовсе перестали отвечать на попытки связаться.«Ґрати» публикуют монолог Натальи Яворской полностью, за исключением моментов, удаленных по ее просьбе в целях безопасности. 

Полномасштабное вторжение

В Мариуполе я живу с рождения, с перерывами. В 17 лет я уезжала, потом поступила в Киев, четыре или пять лет жила в России. В 2020 году я вернулась в Киев, а прошлой весной опять переехала в Мариуполь.

24 февраля в шесть утра меня разбудила мама и сказала, что Киев и Харьков бомбят, что в Мариуполе тоже слышны взрывы. Мы собрали рюкзак. Я, мама и младший 15-летний брат пошли домой к бабушке. У нее уже были слышны взрывы, но не сильные, как будто вдалеке. Мы сидели в коридоре. Пришла родственница, у нее тоже двое детей — девочки. У бабушки с дедушкой мы пробыли два дня. 26 числа взрывы стали сильнее, и мамина подруга предложила нам перейти в укрытие. Оно находится рядом, в местном Доме культуры. Я вспомнила о нем, потому что занималась там в музыкальной школе скрипкой. Никто не думал, что будет война, входы в убежище были неподготовлены, дурацкая система.

Как мы жили в убежище: бабушка с дедушкой готовили нам первое время дома — и приносили еду в убежище. Так продолжалось где-то неделю. 2 марта нам отключили электричество, но в некоторых домах еще был газ. Через два-три дня отключили и его.

И началось… Под окно бабушкиного дома попала мина, разорвалась. Дядя привел бабушку к нам в убежище, дедушка отказался идти — готовил и приносил нам еду.

Клуб находится в центре поселка. Самые жесткие боевые действия проходили возле него, потому что напротив с двух сторон располагались украинские военные. Вся нагрузка приходилась именно на это место.

В какой-то момент встал вопрос с едой, потому что выходить уже было нельзя, обстрелы были слишком близко.

Второй мой дедушка — медик по образованию. Он когда-то служил, и ему на все все равно. Они готовили с бабушкой еду на костре и приносили нам вместе с водой, но очень редко, потому что наш район постоянно был под ударом. Потом дома обоих дедушек полностью разбомбили, и они перешли в нашу квартиру. Но вскоре украинские военные попросили всех в нашем районе уйти, чтобы не попасть под боевые действия. И они снова ушли.

Место, где мы находились, начали обстреливать 8 марта. Бомбили все высокие дома и Дом культуры тоже. Его полностью разбомбили, и мы даже немного успокоились — просто нечего теперь бомбить, остался только наш подвал. Но 10 марта стали почему-то бомбить подвал, наверное чтобы нас завалило. Не очень понятна логика, там уже стен не осталось, но они прицельно били по некоторым точкам несколько раз.

Бомбоубежище

В бомбоубежище была сильная солидарность. Каждый день начинался с новостей. Мой сосед, например, прятался в подвале с семьей. Когда он вышел приготовить еду на костре, в него попал осколок и он умер. Каждый день были новости о людях, которых убило — они были в подвале, но на улице в них попадали осколки. Самое странное, что при этом не было никаких сообщений и информации. У нас не было радио, мы не знали, что подобное происходит во всем Мариуполе. Наоборот была обида: мы сидим фактически без еды и воды, и город о нас не думает, не эвакуирует нас. Было сильное чувство брошенности. Мы даже не думали, что будут бомбить центр Мариуполя. Думали, что это нашему поселку не повезло, потому что, возможно, это какой-то стратегический объект.

Большую часть дня я занималась тем, что записывала сны — людей, которые мне снились, бабушек, мам. Мы пытались по этим снам понять, что нас ждет в будущем и о чем они говорят, потому что это был единственный источник информации.

Казалось, что самое сложное время — когда мы были в убежище. Ощущение запертости, потому что, по сути, у нас уже не было домов, нам некуда было идти. Мы не могли покинуть убежище в случае чего. Появился страх, что тебя завалит, страх каких-то иррациональных сил, которые хотят тебя убить. И ты не понимаешь зачем, ты не понимаешь стратегии или смысла.

Сейчас, наверное, даже с какой-то ностальгией вспоминаю дни в убежище, потому что тогда у всех была надежда. Все думали, что нужно потерпеть какое-то время без еды и воды и все закончится, можно будет вернуться домой, что-то точно решится. Из-за того, что у нас не было связи, мы вообще не представляли, что в Мариуполе происходит то же самое.

Мы даже хотели пойти в город пешком, но идти туда три часа было невозможно.

Некоторые пытались выехать из поселка, у кого-то получалось без урона. Были случаи, когда люди возвращались обратно, потому что их не выпускали. Поселок между нами и городом заняли в первые же дни, но и после нашего стояли «ДНР»-овские блокпосты.

Наверное, самое страшное было — погибнуть случайно. Я, перед тем как пропала связь, читала новости о том, что в Киев часто прилетало из зоны Чернобыльской АЭС, а у нас очень большой склад ядовитых веществ как раз в том месте, где они стреляли. Какой-то постоянный страх, что ты проснешься и умрешь, но даже не поймешь, что умер, а просто вдохнешь летучий хлор и сразу умрешь. Какое-то безвыходное состояние.

Я постоянно представляла встречу с друзьями. Как я выживаю и всем говорю, что я живу, и как нам все рады. Когда я представляла эту встречу, думала, что война точно закончится. Я мысленно представляла, что это случится скоро. Я была готова к тому, что когда это закончится, у нас не будет пособий и обеспечения, но мы сможем выходить. То есть я вообще не представляла, что война так и идет, а я нахожусь в каком-то другом месте.

Депортация

К 15 марта российские военные заняли большую часть поселка, но боевые действия еще шли в районе моего дома, на выезде. Они ходили по домам, пришли в наше убежище и сказали, что всем нужно уходить — эвакуация женщин и детей. Мы спросили, можно ли остаться — они сказали, нет и все, нельзя. Приказным тоном. Кроме убежища нам некуда было идти. Нескольким мужчинам с большими семьями удалось выехать.

Нас вывели в школу напротив здания клуба. Это был первый раз, когда я вообще вышла на улицу. Дикое ощущение — когда я заходила в убежище, все было полностью целое, а потом ты выходишь и видишь, что здания, в котором ты находился, нет, просто валяются кирпичи. Ты выходишь и видишь кучу поваленных деревьев, городков, вышек. Это сюрреалистическое ощущение, когда ты видишь вместо столовой, в которую ты ходил, когда учился в школе, кучу кирпича, и учебники валяются по полу. На стене остался стенд «Гордость школы» — с портретом моей сестры, а вокруг — российские военные.

Во время эвакуации умерла женщина, потому что у нее не выдержало всего этого сердце. Был мужчина, который не мог передвигаться сам — за ним ухаживала его женщина. Ему запретили эвакуироваться, и он остался. Нас отвели в эту разбомбленную школу, в которой они сейчас сидят, а оттуда нас повели в сторону выезда из поселка.

В поселке было две тысячи человек, нас было очень много. В нашей группе — где-то 90 человек. И возили несколько раз. Это была принудительная эвакуация, никто из нас не хотел выезжать из Украины. Если бы у нас был выбор — мы бы остались или выехали в сторону Украины. Некоторые говорили, что хотят остаться, но они приказным тоном говорили, что это невозможно.

Но надо понимать, что убежище, по сути, было единственное место, где мы могли находиться. У большинства людей с нами уже не было домов, и они не могли скрыться где-то в поселке.

На выезде из поселка в сторону Донецкой трассы нас посадили в военный Урал. Довезли до ближайшего поселка, который они захватили несколько недель назад, но никаких боевых действий там уже не было, потому что не было украинских военных. Там на один день нас поселили в школе. На следующий день погрузили в автобусы, сказали, что не в Донецк. С нами все, по большей части, обращались либо как с преступниками, либо как с конвоированными людьми, не было права даже узнать, куда нас  везут. Нам не говорили до последнего. Если спрашивали: «Куда вы нас везете?», отвечали: «В теплое место». Всем видом показывая, что мы должны быть невероятно благодарны за то, что нас освободили от наших домов.

У меня из вещей была только толстовка на мне. Но мне повезло — я как-то додумалась и хотя бы 10 фотографий взяла с собой. У нас теперь ни фотографий, ни видео, ничего.

На автобусах нас привезли в Новоазовск, но мы узнали об этом позже. Водители были полностью дезориентированы — они долго ехали из Донецка, приезжали куда-то, а им говорили, что дороги разбомблены, они ехали в другое место. У них не было никакой координации. Все в дороге обращаются с тобой как с мешком картошки. Водитель, естественно знал, куда мы ехали, но у всех был приказ никакой информации нам не давать.

В Новоазовске у них так называемые фильтрационные лагеря. Это не я придумала, это они сами так называют. В фильтрационном лагере были сотрудники МЧС, мы нашли вайфай. Как везде в России — они разбомбили вышку, выключили всю связь, но оставили пароль от одного до восьми. Мы просто пробовали их перебирать и вот — работает интернет.  Тогда я впервые узнала про Мариуполь, что его бомбят, и это был большой шок. А российские военные говорили, что они уже захватили Киев и Харьков.

В Новоазовске, как я понимаю, — какой-то перевалочный пункт. Было довольно жутко, потому что очень много военных тачек с изображениями Кадырова, очень много чеченцев, видишь как перебрасывают военную технику. Когда перед тобой проезжают Грады — это жутко. При этом все пытаются делать вид правильной работы: МЧС, автобусы, будки, таблетки, даже давление меряют, колбасу нам чеченцы передали. Это просто безумие, конечно.

Фильтрационный лагерь

Фильтрационный лагерь — это такая палатка, в которой сидит куча военных. Все мы сидели в автобусах, заходили по очереди. Сначала тебя фотографируют со всех сторон, видимо, для системы распознавания лиц, которую сейчас внедряют в РФ. Потом снимают отпечатки пальцев, но, что самое отвратительное, этих пальцев недостаточно, они даже ладошки сканируют со всех сторон. Потом ты проходишь допрос для реабилитации — тебя спрашивают, какие родственники остались в Украине, видел ли ты перемещение украинских войск, как ты относишься к политике Украины, как ты относишься к власти, как относишься к «Правому сектору». Большая анкета и тебя по ней расспрашивают, но не жестко. Потом самое непонятное для меня — ты отдаешь свои телефоны, они подключают их к компу на 20 минут и выкачивают из них базу контактов, но я не знаю, выкачивают ли они данные и копируют ли IMEI.

Мы ждали часа четыре-пять, пока попадем в фильтрационный лагерь. Потом несколько часов проходили. В автобусах не было туалетов. Один был в окопе далеко. Моей бабушке 70 лет, она подвернула ногу и не могла нормально ходить.

Нас повезли к границе «ДНР» и России. Всю ночь мы провели в автобусе в очень жестких условиях.

Российская Федерация начинается со шмона. Выборочно допрашивают женщин и мужчин. Женщин мало, но я попала в этот список невезучих. Это пиздец, потому что ты сидишь две недели в подвале, тебя обстреливают, и первый человек, с которым ты встречаешься на воле — русский ФСБшник. Он меня в жесткую паранойю ввел. У меня есть художественные тексты, связанные с Украиной, с войной, я не думаю, что они супер заметные. Но все равно возникла паранойя. Мне стало страшно, а он допытывал меня: знаю ли я о перемещении украинских войск, что я знаю об украинских солдатах и прочее. Я подумала про тактику ФСБшных связок: задаст один вопрос, о чем-то пошутит, потом опять задаст тот же вопрос, чтобы понять соврала я или нет. Но большую часть времени, на самом деле, мы обсуждали мои личные отношения. Это ФСБшника больше всего интересовало.

У меня все соцсети на украинском номере. Я сначала растерялась, сказала неправильно номер специально, но все равно было стремно. Они переписали мои телефоны, задали кучу вопросов, сказали, что я «слишком загадочная». Мне кажется, когда тебя уводит ФСБшник, говоря, что ты «слишком загадочная» — это самая худшая фраза, которую ты можешь услышать. У меня сердце упало в этот момент.

Короче, нас выпустили. Мы пытались с семьей — бабушкой, мамой, братом, тетей и ее детьми — уехать, но нельзя — ты не можешь просто взять и отправиться по своим делам.

Побег

На автобусах нас увезли в Таганрог. Там всем сообщили, что направят во Владимир поездом. Мне друзья скинули ссылку: на российском ТВ вышел сюжет об этом поезде. Корреспондент сообщает, что Россия оказывает помощь и даже капельницы ставят в поезде. И на видео бабушке — не моей, но с которой мы были вместе в убежище — ставят капельницу. Ей Российская Федерация полностью разбомбила дом, она не знает, куда едет, а показывают капельницу. Полный пиздец.

Из Таганрога мы добрались до Ростова. Доехали — я, моя бабушка, мама и брат. Родственницу вывезти не получилось, потому что она оставила паспорт дома, у нее была только его фотография. Сейчас мы пытаемся вывезти ее через посольство Украины в других странах по справке о возвращении на родину.

Мы поехали в Ростов и остановились на ночь у родственников. Это тоже безумная ситуация. Они очень гостеприимные, но мозги полностью промыты российской пропагандой. Говорят: не волнуйтесь, к осени вернетесь в Мариуполь, там все зачистят, и все будет хорошо.

В Ростове дофига военной российской техники. Город живет, как на войне. Когда мы ехали в поезде «Ростов — Москва», было безумно странное ощущение от того, что весь поезд обсуждает Мариуполь. Говорят, что в Мариуполе разрабатывают биологическое оружие для уничтожения репродуктивной системы русских женщин. Ощущение, что ты в какой-то коллективный сон попадаешь. Я, на самом деле, до начала войны сочувственно относилась к мысли, что русские не равно Путин. Я была уверена, что никто не хочет войны с Украиной, мне казалось это невозможным. Сейчас я считаю, что даже какие-то адекватные люди в российском обществе тоже являются частью этого и тоже несут за это ответственность.

Я созваниваюсь с друзьями, которые остались в лагерях беженцев. Им выдали российские симки. Мы хотим помочь всем как-то выехать. Их там кормят, есть жилье, но нет билетов. Работа — кассирами, продавцами супермаркетов — людей взяли как бесплатную рабочую силу. Думаю, что их вывозят только для пропагандистской картинки о том, как Россия эвакуировала людей.

То есть берут из Мариуполя людей и насильно вывозят сначала на оккупированную территорию, потом в Россию — Таганрог, Владимир. Там есть лагеря, где они могут жить, где есть связь и даже российские симки. До лета они должны найти работу, чтобы у них были свои деньги. Работа только низкооплачиваемая. Плюс они в городе, где полно техники и на них смотрят с мыслями о биологическом оружии, от которого надо защищаться.

Во Владимире условия неравномерные — кому-то везет, кому-то нет. Им оплачивают 10 тысяч рублей единоразово, но кто-то и их не может получить. Если им дают не беженство, а временное убежище, они смогут выехать в любой момент. Но ситуация с мужчинами непонятная. Потому что мужчин-украинцев могут не выпускать из Российской Федерации.

Все, с кем я созванивалась, находятся в жестком состоянии прострации, у всех начались проблемы со здоровьем. У многих бабушек ментальные проблемы — не понятно, как организовывать выезд. У них не осталось домов в Мариуполе, и взять куда-то поехать — очень сложно. Но еще сложнее жить в месте, которое полностью отрицает твой опыт. Мне кажется это очень страшно, когда ты сталкиваешься с этим в России: ты знаешь правду и что происходило, но все пребывают в каком-то сне и ты должен угадывать, о чем этот сон.

Когда всех повезли во Владимир — мы отказались от убежища. Могли это сделать, но без регистрации находиться в России можно только 15 дней, за это время нужно было успеть уехать. Проблема возникла, например, у тех, кто оказался без денег. Родственники в России хотели бы им скинуть, но некуда. Некоторые находят кого-то рядом, пересылают, и те передают наличные в лагерь.

У нас в лагере было несколько людей без паспортов. Когда начался обстрел, они не успели его взять, и вернуться домой было нельзя. Выдают внутреннее свидетельство, которое позволяет работать, но вопрос, как выехать. Единственный вариант — справка о возвращении на родину, но непонятно, как ее сделать, потому что украинское консульство не работает. Этот документ заменяет тебе паспорт.

Из Ростова мы выехали в Москву, оттуда — в Питер. Там пробыли три дня. 22 марта выехали на границу. Очень сильно готовились — все почистили в телефонах. Но выезжать, как ни странно, было довольно легко — только формальный допрос про родственников. Почему-то опять спросили IMEI телефона.

В поселке под Мариуполем остался дедушка. Бабушка очень жалеет, что выехала. Она хотела остаться с ним, но все происходило так быстро и сумбурно, она не смогла принять решение. Остался ее сын. Я беспокоюсь, что ему в экстренном порядке сделают паспорт «ДНР» и заставят воевать.

Еще остались мой дедушка с бабушкой, которые готовили нам еду. Нам даже удалось вызвать туда машины для эвакуации, но они в итоге отказались ехать. Они считают, что это их земля. Все дома вокруг дедушки разбомбили. Он остался в доме с выбитыми окнами, потому что считает, что это его место и никто не имеет права мешать этому.

Сейчас у них начала появляться связь. В 11 утра связались с дедушкой. Там жесткое мародерство в селах, российские военные просто бухают и стреляют в домах в потолок. Просто набухиваются и стреляют.

Много женщин в убежище с детьми. Очень много женщин под обстрелами бегают по разрушенным домам, пытаются найти какую-то еду. А дома уже взяли российские солдаты. Это страшная ситуация, совсем другой опыт — я уже об этом ничего не знаю.

Сурс: https://graty.me/monologue/berut-iz-mariupolya-lyudej-i-nasilno-vyvozyat-monolog-zhitelniczy-mariupolskogo-poselka-kotoruyu-prinuditelno-vyvezli-v-rossiyu/

не, ну а чо?

«Мы все понимаем огромную важность нашего присутствия там, на Голанских высотах, а не у их подножия. Наши контроль и власть над Голанскими высотами обеспечивают нам безопасность», — сообщил израильский премьер на пресс-конференции.

После падения режима Асада Израиль занял демилитаризованную буферную зону на Голанских высотах — по словам Нетаньяху, соглашение 1974 года о разъединении с Сирией перестало действовать с захватом страны повстанцами.