Правые и левые

Правовой статус Крыма

АВТОР
Головко Леонид
заведующий кафедрой уголовного процесса, правосудия и прокурорского надзора юридического факультета МГУ им. М.В. Ломоносова, доктор юридических наук, профессор

Провозглашение Крымом своей независимости и его последующее вхождение вместе с городом Севастополем в состав Российской Федерации вызвали ряд правовых вопросов.
Ключевым из них является вопрос о соотношении двух фундаментальных принципов: территориальной целостности государств и права народов на самоопределение. Обсуждение свелось к обмену сугубо эмоциональными обвинениями во всевозможных грехах - от двойных стандартов до пренебрежения устоями современного миропорядка. Показалось, что в общественном сознании по обе стороны баррикад превалирует мысль о полном бессилии права выдвинуть хоть какой-то внятный критерий соотношения названных принципов. Дескать, каждый ссылается на удобное именно ему правовое положение (кто-то - на территориальную целостность, кто-то - на право народов на самоопределение) и не более того. Диалог в такой ситуации вряд ли возможен, поскольку вместо правовых аргументов действует пресловутое "право сильного".
На самом деле все не совсем так. Речь, конечно, идет о разновекторных принципах, каждый из которых не может доминировать абсолютно. С одной стороны, должна уважаться территориальная целостность государств, иначе в мире наступит хаос, в котором никто не заинтересован. С другой стороны, границы государств менялись, меняются и будут меняться, в том числе в результате самоопределения народов: политическая карта мира времен Хельсинкских соглашений заметно отличается от того, что мы видим сегодня, и Крым с Севастополем на этой карте далеко не самое заметное, будем откровенны, изменение.
При этом правовая доктрина имеет достаточно четкие представления о том, каковы критерии соотношения принципов территориальной целостности и права народов на самоопределение и в каких ситуациях один принцип уступает место другому. Иначе говоря, она имеет представления о том, в каких случаях у народа возникает право на самоопределение. Если не вдаваться в детали, то таких случаев существует всего два.
Первый из них понятен: такое право возникает по соглашению между центральным правительством и соответствующей территорией. Ясно, что центральное правительство соглашается "отпустить" территорию не из альтруизма, а под воздействием мощнейшего политического давления, иногда даже приобретающего форму вооруженного сопротивления или гражданской войны, хотя и необязательно. В этом смысле и обретенная независимость Алжира, и необретенная независимость Шотландии есть явления одного порядка, поскольку центральные правительства Франции и Великобритании в конечном итоге согласились на независимость Алжира и проведение в Шотландии референдума, пусть и под влиянием обстоятельств, внешне не имеющих между собой ничего общего.
Но всегда ли согласие центрального правительства является обязательным условием возникновения у народа права на самоопределение? Нет, не всегда. И здесь мы сталкиваемся со вторым случаем, который в самом общем виде можно охарактеризовать как утрату центральной властью легитимности. Если говорить предельно схематично, то центральная власть утрачивает легитимность опять-таки в двух ситуациях: 1) в результате поражения в мировой или подобной ей войне (судьба Австро-Венгрии в 1918 году или Германии в 1945 году); 2) в результате социальной революции, причем совершенно независимо от того, называемым ли мы такую революцию переворотом (с пренебрежением) или великой революцией (с восхищением), в юридическом смысле наши эмоции ничего не меняют.
Нас интересует феномен социальной революции, поскольку именно он привел к возникновению в 2014 году у Крыма и Севастополя права на самоопределение
Оставим войны в стороне, тем более что иногда наступающая по их окончании потеря государством территориальной целостности сопровождается правом народов на самоопределение (Австро-Венгрия в 1918 году), а иногда и не сопровождается (Германия в 1945 году). Нас интересует феномен социальной революции, поскольку именно он привел к возникновению в 2014 году у Крыма и Севастополя права на самоопределение.
Наличие на Украине социальной революции не отрицается никем - центральная украинская власть не устает об этом повторять. Поразительно другое. Она, с одной стороны, отбрасывает конституционно-правовую преемственность с прежним режимом, что неизбежно при революции, но, с другой стороны, постоянно ссылается на конституционно-правовые основы украинской государственности со ссылкой на старый конституционный порядок, что для революций недопустимо.
Это, конечно, нонсенс. Если конституционно-правовой процесс прерван в силу революции, то прерваны и все его более локальные элементы, в том числе запрет на выход из состава Украины и т. п. Как вообще в такой ситуации может действовать старая конституция и старые органы власти? Если же конституционно-правовой процесс не прерывался, то на Украине имел место государственный переворот со всеми вытекающими уголовно-правовыми последствиями. В такой ситуации новой власти никогда не удастся обосновать собственную легитимность: она и через десять лет будет выглядеть группой путчистов, насильно удерживающих государственную власть. Судьба Пиночета является тому ярким примером, и никакие экономические успехи не помогли ему преодолеть дефицит легитимности.
На самом деле для Украины все очень непросто в международно-правовом смысле и безотносительно к вопросам территориальной целостности, поскольку уж если там случилась социальная революция (остановимся на этой версии), то вопрос о правопреемстве никто не снимал. Мы ведь знаем, что "существуют различные концепции правопреемства при социальной революции, согласно одной из них, пересмотр прав и обязанностей в случае социальной революции происходит на том основании, что возникает качественно новый субъект международного права - государство нового исторического типа. Согласно другой, социальная революция, произведя коренные социально-экономические изменения в стране, не влияет тем не менее на международную правосубъектность страны, однако в конечном счете также дает право на пересмотр некоторых международных прав и обязанностей" (Словарь международного права. М.: Международные отношения, 1986. - 303 с.). Какая из концепций должна применяться к Украине? О каком Будапештском меморандуме ведут речь власти этой страны, если не решен даже вопрос общего правопреемства? Ведь мало вещать о "Великой украинской революции", надо еще думать и о последствиях своих действий и речей.
Если конституционно-правовой процесс прерван в силу революции, то прерваны и все его более локальные элементы, в том числе запрет на выход из состава Украины
Но вернемся в конституционно-правовую плоскость. Итак, старая власть утратила легитимность в результате социальной революции. Но новая власть - это не феодал, удушивший противника и по факту унаследовавший от него людей и территории. Поэтому новой власти еще необходимо добиться их признания, перезапустив конституционно-правовой процесс фактически с нуля. Именно в этот момент территории, освобожденные от старых конституционно-правовых рамок, снесенных революционной властью, начинают решать гамлетовский вопрос: быть в новом государстве или самоопределиться? О каком сепаратизме может идти речь, если старый общественный договор уничтожен революционными событиями? Что в такой ситуации делает новая власть? Стремится убедить людей и территории заключить новый общественный договор и юридически перезагрузить государство. Как? Либо силой штыка, либо через политический диалог и компромисс, причем по понятным причинам второе всегда лучше первого.
Приведем три примера. Большевики при всем их антиюридизме прекрасно знали правовую азбуку. Им и в голову не приходило в 1917 году заявлять о территориальной целостности и своих правах на Российскую империю. Поэтому после Гражданской войны, ухода Финляндии, Польши и т. п., существования массы "дальневосточных" и прочих республик понадобился Союзный договор 1922 года Это была не прихоть, а юридическая необходимость, которую осознавали невзирая на свойственные марксизму идеи "отмирания права при коммунизме", "мировой революции" и т. д. Уже после распада СССР в такой же ситуации оказалась Россия, перезагрузившая конституционный процесс, поднявшая права чисто административных областей до уровня субъектов федерации, заключившая специальные договоры с автономиями (Татарстан и т. п.) и даже прошедшая через Хасавюрт. Примерно по такой же схеме действовала Киргизия после революции 2010 года (если оставить в стороне сложные и малопонятные события в Оше): немедленное начало нового конституционного процесса, временный президент, референдум, диалог со всеми регионами и политическими силами, попытка выработки компромиссной политической системы, чтобы никто не чувствовал себя ущемленным, и т.д.
Если вернуться к Украине, то, по идее, ищущая новую легитимность и стремящаяся сохранить территориальную целостность государства "революционная власть" должна была немедленно приступить к конституционному строительству и политическому диалогу со всеми регионами и политическими силами, стремясь убедить их, что новый политический режим для них благо, а не зло.
Что произошло вместо этого? С одной стороны, необъяснимый разворот в формальной плоскости к старому конституционному порядку. С другой – "поезда дружбы", снос памятников, изменение в законе о языках и т. п. В общем, все то, что отталкивало, а не объединяло. Почему так произошло? Будучи наблюдателем аналогичных процессов в 2010 году в Киргизии и лично зная консультировавших новые киргизские власти западных и столь ныне любимых украинцами грузинских аналитиков, версию о некомпетентности я исключаю. Конституционно корректный и не ущемляющий территориальную целостность алгоритм был прекрасно известен.
Радикализация "цветных революций" приводит к радикализации последствий, в том числе с точки зрения территориальной целостности, и это просто следует иметь в виду
Дело, скорее всего, в другом. Представим себе, что новые украинские власти стали бы действовать "по учебнику", пригласив представителей всех регионов, начав вырабатывать проект нового конституционного устройства, стараясь убедить каждого признать новый порядок и разделить его ценности. К чему бы это привело? В лучшем случае к той же самой Украине с ее нейтральным статусом, юго-востоком, ориентированным на Россию, западом, ориентированным на Польшу и Европу, и т. п.
Территориальная целостность была бы сохранена, но к чему тогда затевать Майдан? Однако ситуация для революционеров могла бы быть еще хуже, поскольку диалог - это всегда компромисс, а в рамках его поиска пришлось бы идти на уступки в том же самом вопросе о русском языке. В конце концов право республик на выход из СССР или легендарный призыв Б. Н. Ельцина "брать столько суверенитета, сколько захотите" - это ведь не от хорошей жизни, а результат того самого политического компромисса и диалога. Поэтому был выбран вариант "агрессивного принуждения" к прозападной Украине, который призван был решить проблему "двух Украин". Но он оказался юридически тупиковым и конституционно ничтожным.
В результате возникли правовые условия для возникновения у соответствующих территорий права на самоопределение в виде: а) утраты центральной властью формальной легитимности ввиду социальной революции (переворота) и б) не только отказа от включения заинтересованных регионов в процесс выработки нового конституционного порядка, но и прямых действий революционных властей вопреки интересам жителей этих регионов. После гипотетического возникновения права на самоопределения потребовалось еще и его реализовать, для чего нужна политическая самоорганизация самоопределяющихся территорий (третье условие). С ней проблем не возникло, тем более что политической самоорганизацией Крым и Севастополь занимались несколько десятилетий. Результатами политической самоорганизации стали декларация независимости и последовавший за ней референдум. Все остальные проходящие в Крыму и Севастополе процессы к территориальной целостности Украины отношения уже не имели и не имеют.
Обратим также внимание, что никакой конституционной перезагрузки на Украине так и не произошло. Это должно беспокоить не Крым или Севастополь как части России, а нынешние украинские власти. Их юридическая позиция в вопросах собственной территориальной целостности по-прежнему непонятна. Есть и более общие соображения.
Если сто или двести лет назад революция была явлением уникальным, после чего правоведы десятилетиями размышляли о ее юридических последствиях, то сегодня речь идет едва ли не о новом методе управления. Количество маратов и робеспьеров увеличилось в разы, но думать о последствиях они не хотят. В этом смысле будущие революционеры должны помнить об украинском уроке: снос власти означает снос государства со всеми его территориальными претензиями, в силу чего у регионов и возникает право на самоопределение, если они по каким-то причинам не разделяют ценности революционных властей. Пока "цветные революции" сводились к опротестованию избирательного процесса и проведению нового тура голосования, такой проблемы не возникало.
Радикализация "цветных революций" приводит к радикализации последствий, в том числе с точки зрения территориальной целостности, и это просто следует иметь в виду.

Ссылка на статью http://tass.ru/opinions/1656067?utm_campaign=SMI2

Последний шаг к «Яровой»

В последнее время российские законодатели принимают законы, которые плохо проработаны с точки зрения соблюдения прав человека. Самым громким из таких законодательных актов стал пакет «антитеррористических» законопроектов (ФЗ №374, ФЗ №375), принятый в июле 2016 года, который в народе прозвали “закон Яровой”. В ряд законов были внесены резонансные нормы, способные серьезно сказаться на жизни жителей России. В частности, были добавлены нормы о недоносительстве (несообщение о преступлении), о призывах к терроризму в соцсетях, о регулировании религиозно-миссионерской деятельности, о хранении операторами связи и организаторами распространения информации сообщений пользователей.

В настоящей статье речь пойдет о поправках, касающихся хранения данных пользователей, поскольку они угрожают праву на неприкосновенность частной жизни, не соответствуют Конституции РФ и ряду других нормативных правовых актов.

Суть поправок

Согласно поправкам по “закону Яровой”, организаторы распространения информации (далее — “ОРИ”) и операторы связи уже с 1 июля 2018 года должны будут хранить голосовую информацию, текстовые и видеосообщения, изображения и иное содержание сообщений пользователей 6 месяцев, а метаданные — 1 год ОРИ и 3 года операторы связи.

При этом согласно “закону Яровой”, обязанность хранить пользовательский трафик и сообщения распространяется на лиц, оказывающих любой вид услуг связи (а их всего 20). Однако 19 апреля 2018 года на официальном портале правовой информации было опубликовано Постановление Правительства РФ от 12.04.2018 № 445, в котором уточняется перечень услуг связи, в рамках оказания которых требуется хранить всю переписку пользователей (в него не вошли, например, вещательные услуги). Новые правила вступят в силу для голосовой связи и sms с 1 июля, а хранить пользовательский интернет-трафик операторы должны с 1 октября, следует из документа. Хранение необходимо осуществлять в течение 30 дней с ежегодным увеличением емкости хранения на 15% на протяжении 5 лет.
«Судя по постановлению, сроки не окончательные. Но главный вопрос: с какой целью нужно хранить трафик, если по меньшей мере у половины пользователей в России он шифрованный. А в связи с блокировкой Telegram мы отмечаем взрывной рост интереса к средствам шифрования и обхода блокировок», — отмечает директор по стратегическим проектам Института исследований интернета Ирина Левова Поскольку средства накопления с программным обеспечением входят в состав средств связи, предназначенных для выполнения оперативно-розыскных мероприятий и попадают под определение “средство связи”, они подлежат обязательной сертификации на основании п. 3 ст. 41 ФЗ “О связи”.

Вопрос с производством и сертификацией средств накопления данных пока не разрешен. Операторы связи склоняются к тому, что могут пройти годы, пока будут сформулированы “правила игры”, и, возможно, впоследствии ситуация разовьется так же, как с СОРМом, т.е. будут “сверху” определяться определенные производители. По нашим оценкам, принимая во внимание сложность процедуры сертификации, на выработку соответствующего порядка может уйти 2-3 года.

Для общей картины стоит напомнить, что для ОРИ и операторов связи уже существует обязанность хранить метаданные пользователей (информацию о фактах приема, передачи, доставки, обработки электронных сообщений) в течение одного года и трех лет соответственно. После вступления в силу “поправок Яровой” правоохранительные органы будут вправе получить доступ ко всему содержанию сообщений пользователей и метаданным при расследовании преступлений. ОРИ также обязаны помогать следственным органам с декодированием зашифрованных электронных сообщений пользователей (п. 4.1. Статьи 10.1. закона “Об информации”). Как раз на основании этих положений ФСБ России потребовала в 2017 году ключи декодирования от мессенджера Telegram, который отказался их предоставить, за что был заблокирован в России (правда, пока только де юре).

Попытки отмены

В 2016 году петиция «Отменить „Закон Яровой“ набрала 100 000 подписей на сайте Российской общественной инициативы, но Экспертная рабочая группа при Правительстве РФ по результатам её рассмотрения рекомендовала не отменять „закон Яровой“. Выводы некоторых экспертов о нарушении прав на неприкосновенность частной жизни проигнорировали, ответы ведомств являлись ничем иным, как отпиской.

Любопытно, что в проекте экспертного заключения в оправдание “закона Яровой” упоминался европейский опыт, а именно Директива ЕС 2006/24/ЕС от 15 марта 2006 года (так называемая Data Retention Directive), отмененная еще в 2014 году. Согласно директиве, данные европейских пользователей должны были хранится телекоммуникационными компаниями от 6 месяцев до 2 лет. Директива была отменена решением Суда справедливости ЕС. Европейцы осознали противоречие положений директивы праву на частную жизнь. Суд справедливости ЕС пришел к выводу, что хранение данных пользователей независимо от их категории и в отсутствие детализированных условий такого хранения в течение длительного срока нарушает право на частную жизнь и повышает риск злоупотребления, незаконного доступа и использования их данных. Впоследствии ссылки на данную директиву были удалены из финальной версии экспертного заключения по петиции “Отменить “Закон Яровой”.

Конституционные коллизии

Без всякого сомнения, сообщения и звонки пользователей относятся к информации о частной жизни. Хранение операторами связи и ОРИ всего пользовательского трафика, а также его передача правоохранительным органам без предварительного судебного решения, как это предусмотрено “законом Яровой”, нарушает права на неприкосновенность частной жизни, личную и семейную тайну, гарантированные статьям 23 и 24 Конституцией РФ.

Статья 55 Конституции РФ гласит, что права человека и гражданина могут быть ограничены федеральным законом, если это необходимо в целях защиты основ конституционного строя, нравственности, здоровья, прав и законных интересов других лиц, обеспечения обороны страны и безопасности государства. Однако правам и свободам, гарантированным статьями 23 и 24 Конституции РФ, конституционные нормы предоставляют особую защиту, они не подлежат ограничению даже в условиях чрезвычайного положения.

Таким образом, наложение на операторов связи и ОРИ обязанности хранить информацию всех пользователей ставит под угрозу нарушения права на тайну переписки в целом и создает опасность получения неограниченным кругом лиц доступа к конфиденциальной информации всех пользователей в России.

Как известно, в России существует правовой механизм защиты конституционных прав через Конституционный суд РФ. Пользователь, чье право на неприкосновенность частной жизни нарушается, может оспорить “закон Яровой” через Конституционный суд РФ, но только в рамках конкретного дела. Поэтому для постановки подобного вопроса перед Конституционным судом РФ необходимо дождаться вступления соответствующих поправок в силу и начала его правоприменения правоохранительными органами. До полного вступления “закона Яровой” в силу оспорить его могут только высшие органы власти — Президент, Госдума, Совет Федерации, Правительство РФ или законодательные/исполнительные органы субъектов РФ.

Коллизии с другими законами РФ

Помимо Конституции “закон Яровой” в части хранения персданных противоречит ряду федеральных законов, что говорит о низкой проработанности данного законодательного акта.

Закон о персональных данных

Право на частную жизнь защищается в России в том числе федеральным законом о персональных данных, с которым положения “закона Яровой” существенно конфликтуют.

По смыслу закона о персональных данных, любой контент пользователей (абонентов) с идентифицирующей их информацией будет относится к персональным данным. Сбор, хранение и передачу информации пользователей (абонентов) операторами связи и ОРИ можно квалифицировать как обработку персональных данных. В массиве накопленных данных могут оказаться также биометрические персональные данные, специальные категории персональных данных, да и в целом с помощью этих данных будет сопоставляться вся частная жизнь человека и его окружения в мельчайших подробностях.

В соответствии со ст. 13 Федерального закона от 12 августа 1995 г. N 144-ФЗ „Об оперативно-розыскной деятельности“, операторы связи не относятся к органам, осуществляющим оперативно-розыскную деятельность, вместе с тем, они будут являться, по сути, операторами технических средств, предназначенных для оперативно-розыскных мероприятий и всего массива данных на этих средствах.

Министерство связи и массовых коммуникаций РФ установит требования к технической защите средств накопления (п. 7 Правил, ПП РФ № 445), но пока не ясно, каким образом такие требования будут перекликаться с общими требованиями по защите персональных данных в информационных системах. В случае с СОРМом, например, оператором персональных данных является ФСБ, которая и занимается их защитой, в том числе в режиме государственной тайны. “Закон Яровой”, к сожалению, имеет другую логику и сбрасывает обязанности по хранению и защите огромных массивов данных пользователей на частный сектор, то есть на самих операторов связи и ОРИ (ответственность за нарушение правил обработки данных и возможные утечки также будет нести бизнес).

В целом, уже сейчас можно сказать, что “закон Яровой” противоречит следующим статьям закона о персональных данных:

Статья 6. Обработка данных не должна нарушать прав и свобод субъекта персональных данных. “Закон Яровой” угрожает праву на неприкосновенность частной жизни и тайне переписки и связи, так как операторы связи и ОРИ обязаны хранить электронную переписку пользователей длительное время и предоставлять ее правоохранителям без оговорок про судебный запрос.

Статья 14. Право субъекта персональных данных на доступ к его персональным данным. Невозможно реализовать данное право субъекта персональных данных из-за неоднородности обрабатываемых сведений. Реализация права на актуализацию данных также представляется проблематичной.

Статья 19. Операторы данных должны принимать необходимые меры для защиты персональных данных от их распространения (в том числе с использованием средств криптографии). Из “закона Яровой” следует, что правоохранительные органы, в принципе, будут иметь неограниченный доступ к данным пользователей без получения их согласия и без решения суда.

Уголовный кодекс РФ

Согласно ст. 138 УК РФ, нарушение тайны переписки, телефонных переговоров, почтовых, телеграфных или иных сообщений граждан наказывается штрафом, исправительными или обязательными работами. За совершение данного преступления с использованием служебного положения предусматривается наказание вплоть до лишения свободы. Эти положения УК РФ игнорируются “законом Яровой”, очевидно, что операторы связи и ОРИ, храня записи электронных сообщений и звонков своих пользователей и предоставляя их правоохранительным органам, потенциально будут совершать преступление, предусмотренное ст. 138 УК РФ, либо такое преступление может быть совершено при малейшем нарушении правил хранения данных оператором связи или ОРИ.

Уголовно-процессуальный кодекс РФ

Статья 186 УПК РФ гласит, что контроль и запись телефонных и иных переговоров могут быть санкционированы на основании судебного решения, а также, в отдельных случаях, при наличии угрозы потерпевшему, свидетелю или их близким родственникам это допускается по письменному заявлению указанных лиц. Однако в “законе Яровой” нет никакого упоминания о необходимости получать судебное решение, санкционирующее запись пользовательского трафика. По “закону Яровой”, хранение (запись) данных пользователей должно производиться операторами связи по умолчанию, без вынесения какого-либо специального акта каким-либо уполномоченным органом либо судом.

Закон об оперативно-розыскной деятельности

Статьей 5 закона “Об ОРД” предусмотрено, что при проведении оперативно-розыскных мероприятий должно обеспечиваться соблюдение прав человека и гражданина на неприкосновенность частной жизни, личную и семейную тайну и тайну корреспонденции. Ограничение этого конституционного права возможно только по решению суда и при наличии определенной информации (о признаках преступления, о лицах, совершающих преступление, о событиях или действиях (бездействии), создающих угрозу государственной, военной, экономической, информационной или экологической безопасности Российской Федерации) (ст. 8).

Закон о Федеральной службе безопасности

Закон о ФСБ также требует для проведения мероприятий по борьбе с терроризмом, которые могут посягать на права граждан на тайну переписки, постановления суда и мотивированного ходатайства руководителя органа по борьбе с терроризмом (ст. 9.1 ФЗ о ФСБ).

Как видно, когда речь идет об ограничении права на тайну переписки и неприкосновенности частной жизни в рамках ОРД, участие суда и вынесение им решения является обязательным. Но “закон Яровой” не предусматривает необходимости вынесения решения суда и одновременно с этим не вносит никаких изменений в другие законодательные акты (УК, УПК и др.). Гарантий защиты конституционных прав пользователей и их персональных данных в “законе Яровой” также не предусмотрено.

Заключение

В условиях всеобъемлющего развития технологий и интернета, а также в свете последних новостей “закон Яровой” наносит огромный урон важному и очень уязвимому в настоящее время правовому институту — институту охраны права на неприкосновенность частной жизни. Высок риск произвольного, бесконтрольного, нецелевого использования данных пользователей со стороны как частных компаний, так и правоохранительных органов. Более того, думается, что авторы закона также не оценили негативные последствия закона для бизнес-сектора, а именно операторов связи и ОРИ, которым необходимо установить дорогостоящее оборудование для хранения данных и нести другие издержки для соблюдения “закона Яровой”. Операторы связи (“Мегафон”, МТС, “Вымпелком”, Tele2) называли затраты на реализацию закона неподъемными и оценили их в 2,2 трлн рублей. По подсчетам некоторых экспертов, эта сумма может превысить 10 трлн рублей.

По мнению исполнительного директора “Центра цифровых прав” Дениса Лукаша, на сегодняшний день любое нарушение закона “О связи” операторами связи трактуется территориальными органами Роскомнадзора как нарушение лицензионных условий, за что операторы связи привлекаются к ответственности по ч. 3 ст. 14.1 КоАП РФ. Исключение составляют несколько положений закона “О связи”, по которым прямо введена ответственность другими статьями кодекса. Органы Роскомнадзора будут постоянно владеть информацией об отсутствии средств хранения у операторов связи, так они являются одним из подписантов акта ввода в эксплуатацию средств хранения (п. 6 Правил, ПП РФ № 445).

Данные электронных коммуникаций могут потенциально помочь расследованию преступлений, выявить местонахождение жертв и подозреваемых, связать подозреваемого с местом преступления. Однако без подробного описания процедур, дефиниций, четко сформулированных условий и оснований хранения и доступа к данным пользователей и абонентов справедливый баланс между уважением частной жизни граждан и государственным вмешательством в нее будет сложно сохранить. “Закон Яровой” в части хранения информации придерживается общего подхода: без конкретики, без обеспечения сохранности фундаментального права на частную жизнь, требует хранения всех данных электронной переписки и других сообщений. Скоро указанные законодательные ошибки заиграют на практике.

Помимо правовых коллизий “закона Яровой”, описанных в данной статье, также требует внимания финансовая сторона вопроса, вопрос шифрования интернет-трафика, затрат на электроэнергию для эксплуатации средств хранения данных и иные аспекты, которые мы предлагаем обсудить в комментариях. 

Источник: https://habr.com/company/digitalrightscenter/blog/354410/

Реакция на слова Ксении Собчак насчет украинского Крыма

Лидер партии ЛДПР Владимир Жириновский заявил, что слова о Крыме телеведущей Ксении Собчак, заявившей о своём намерении баллотироваться на пост президента России, являются преступлением и её можно посадить в тюрьму «лет на пять».

«Как можно, чтобы в России практически на полуофициальном уровне появлялась дама, желающая участвовать в выборах президента, и уже делала заявление, что Крым — украинский. Это преступление. Мы же в Уголовный кодекс ввели статью, генеральный прокурор должен возбуждать уголовное дело, Следственный комитет — открыть дело и передать в суд и посадить её лет на пять»

Жириновский также отметил, что из-за такого кандидата ещё больше избирателей не пойдут на выборы.
https://russian.rt.com/russia/news/442939-zhirinovskii-krym-sobchak


Сенатор от Крыма, член комитета Совета Федерации по обороне и безопасности Ольга Ковитиди прокомментировала НСН слова Ксении Собчак, которая назвала Крым украинским с точки зрения международного права.

«Позиция Ксении Собчак обусловлена тем, что Украина, по её мнению, является важнейшим партнёром России. И она, видимо, полагает, что Москве важно восстановить отношения с Киевом любой ценой. Мы можем уважать её позицию, но, как крымчанка, как сенатор и просто как гражданка России, могу сказать: нет такого государства на земном шаре, с которым Российская Федерация будет восстанавливать отношения любой ценой», — подчеркнула она.