Геншин им пакт эро

Когда истерия и страшилки российского ТВ о "группах смерти" и "синих китах" легли в масть

«Слабоумие или троллинг».Как одно интервью разрушило репутацию российских спецслужб в Великобритании.

Внедрение ИИ в Сбербанке привело к сокращению 70% менеджеров среднего звена.

Как в СССР делали музыкальных монстров.

Отчасти именно поэтому мне смешны всякие рассуждения о том, что СССР "мог обеспечить своих граждан самыми лучшими товарами"  — создание всего, что технологически сложнее выплавки чугунных сковородок и штамповки алюминиевых ложек, требует наличия конкуренции, свободного рынка, частной собственности и защищенности людей от произвола государства — словом, качественно иной свободной среды и всего того, чего не было в СССР.

Итак, в сегдняшнем посте мы узнаем, как в СССР делали музыкальных монстров под названием "электрогитары".

Как всё было на «загнивающем западе»?

Начнём с того, что электрогитару (как и тысячи других полезных вещей) изобрели не в СССР, а на том самом "загнивающем Западе", который в СССР всячески хаялся и порицался. Первый магнитный датчик, названный позже "звукоснимателем", был изобретен в 1924 году Ллойдом Лоэром, который работал в компании Gibson — это привело к целой революции в джаз-бандах 1930-40-х годов и их дальнейшему развитию — появлению рок-групп и целому вееру новых жанров гитарной музыки.

На западе (главным образом, в США) электрогитары прошли большой эволюционный путь, чтобы примерно к 1960-м годам стать доминирующим инструментом в поп-музыке. Занимались этим (и занимаются сейчас) главным образом, две фирмы — Fender и Gibson. Немного расскажу вам про творческий путь создателя одной из этих компаний.

Зеленский распустил ВР

соус

http://by24.org/2018/09/05/siberia_is_a_part_of_china_chineese_media_said/

Братушки!

Свобода, протест, осознанность: как живут современные подростки.

О консервативных родителях и прогрессивных подростках: 

Я работаю в школе четвертый год. Мне 25, им — от 15 до 18. Сам я считаю, что примерно одного с ними поколения, однако, когда я учился в школе, наше поколение не воспринималось как-то по-особенному, а современный школьник для большинства — явление неизученное. 

Часто меня спрашивают: «И как школьники?» «А что они?» — говорю. «Ну они какие-то другие, да?» Другие — эту характеристику я слышу чаще прочих. На просьбу пояснить значение обычно отвечают: 

они ничего не хотят; 
не читают, все время в телефоне; 
мы в их возрасте о другом думали; 
им, кроме развлечений, ничего не нужно; 
не хотят работать, хотят, чтобы им все легко доставалось. 
Похожие реплики можно услышать во все времена. Но меня интересует природа именно сегодняшней проблемы поколений, ведь мы с ними смотрим одни фильмы и сериалы, сидим примерно в одних пабликах, читаем одни СМИ, шутим одинаково. Однако разница все-таки есть. И она ощутима. 

Прежде чем писать этот текст, я поговорил более чем с сотней московских школьников и несколькими десятками студентов-первокурсников, поэтому выводы по большей части основаны на наших с ними диалогах и моем опыте. 

О свободе 

Все российские школьники — дети путинской России, и другой они не знают. Сколько бы нас ни пугали «закручиванием гаек», эти дети выросли свободолюбивыми и достаточно независимыми. Они озабочены пакетом Яровой и единогласно выступают против любой цензуры в интернете. Свобода действия, свобода во всех проявлениях — одна из их важнейших ценностей. И поэтому подавляющим большинством обязательная школа ощущается как временное заточение длиной в одиннадцать лет, после которого наступит какая-никакая свобода. 

При этом они трезво понимают, что абсолютной свободы нет. Они не тешат себя надеждой, что работать не придется, и вовсе не думают, что жизнь — сахар. Мем «жизнь — боль» воспринимается ими как горькая, но ироничная данность, с которой смирились взрослые. Но это не значит, что они смиряются тоже, — им бы этого не хотелось. Возможно, я скажу банальность, но школьники были бы счастливыми людьми, если бы не мир взрослых. 

Их родители и почти все учителя родились в стране, которой больше нет, росли в идеологии, которая больше не работает, и несут ценности, которые сегодня кажутся неактуальными. И одним из краеугольных камней является коллективизм. 

Сама идея современной школы пронизана духом коллективизма. А субъективная и часто предвзятая оценочная система позволяет выстроить внешнюю иерархию. Такая иерархия установлена во многих школах и в учительской среде, где директор с помощью рычага стимулирующих выплат на педсоветах жалует «отличников» и отчитывает «троечников». И то, что было ценностью одного поколения, становится проблемой другого. 

Школа вообще не предлагает ребенку ситуацию выбора — это и не удивительно, ведь в коллективе зона ответственности отдельного человека размыта 
В современном мире анонимность дорого ценится. Для молодого человека анонимность — это в первую очередь личное пространство, свобода выбора: что читать, что смотреть, что делать. Поэтому гаджет для них — не просто игрушка, а образ жизни. 

Для родителя, который привык, что «жизнь ребенка — моя жизнь тоже», это неприемлемо. Взрослые, которые воспринимают анонимность как опасность (а вдруг он там узнает что-то плохое?) и пытаются контролировать личные переписки, фактически лишают ребенка личного пространства и возможности выбора. Потому что та безграничная свобода, без которой не могут подростки, для них находится только в интернете (вероятно, во многом именно интернет ее и воспитал). Чего не скажешь о школе, где учитель решает, что будет изучаться и как, определяет обязательное домашнее задание и санкции за невыполнение и назначает даты контрольных. 

Школа вообще не предлагает ребенку ситуацию выбора — это и не удивительно, ведь в коллективе зона ответственности отдельного человека размыта. Но только ситуация выбора может научить ответственности. А когда ты сам несешь ответственность за свою жизнь и свои решения, опция «пожаловаться на судьбу, государство или соседей» отсутствует. 

О консервативном обществе 

В школе каждый сталкивался с несправедливостью. Старательной Марине, будущей медалистке, ставят пятерку по химии или физике, хотя она знает предмет максимум на троечку. А за Вовой закреплен образ двоечника, и поэтому учительница русского находит в его тетрадях те ошибки, которые в Марининой не замечает. Подобная необъективность повсеместна, и она кажется нормой. Нам проще навесить ярлык, чем постоянно пересматривать свои взгляды и менять отношение к чему-либо. 

Эта проблема (а для многих детей она серьезна) — следствие другой беды, а именно консервативности нашего общества и конкретно школы. Гибкие дети вынуждены подстраиваться под негибких учителей и даже родителей, мириться с необъективностью и принимать (а то и перенимать) общепринятые стереотипы, потому что спорить с ними энергозатратно и порой даже опасно. Проще лицемерить или молчать. 

Но не скажу, что все дети безропотны. Все чаще — внутри даже одной моей школы — возникают стычки, в которых дети отстаивают свою правоту. Вопрос: «А зачем мы это изучаем?» — не просто попытка позлить учителя, а практический и честный вопрос. Ответа на него учитель обычно не имеет, потому что сам не знает «зачем», а преподает по инерции, потому что «надо». Но ученики требуют этого диалога. Им неприятна даже не столько бездумность процесса получения знаний, сколько неспособность и нежелание учителя о нем говорить, ставить под вопрос затверженные догмы. 

Они надеются, что не пойдут на компромисс, и уже грустят, что, пожалуй, это невозможно 
Это нежелание меняться и вместе с тем тотальная пассивность и безынициативность — другое пагубное следствие консервативного общества. Примерно каждый второй школьник из опрошенных мной сказал, что его родители не готовы кардинально менять свою жизнь в ситуации, когда что-то не нравится. Смена места работы, переезд или развод воспринимаются взрослыми не как действие, направленное на улучшение жизни, а как трагедия, поэтому лучше просто перетерпеть. Фразу «Ну и что, что не нравится? Надо!» слышал каждый подросток. 

Формула «успех = труд», по которой живет поколение родителей, в корне отвергается подростками. Они знают достаточно примеров деятельности, в которой надо прикладывать минимум усилий: киберспорт, ведение группы в соцсетях, видеоблоги и так далее. И я говорю не о том, что подростки хотят бездельничать, а о том, что истинность родительской формулы поставлена под сомнение. Оказывается, необязательно много трудиться и делать то, что не нравится. 

Нынешние подростки больше всего хотят быть счастливыми, они убеждают себя, что, в отличие от родителей, не готовы поступиться счастьем ради карьеры или достатка. Они надеются, что не пойдут на компромисс, и уже грустят, что, пожалуй, это невозможно. 

О неосознанности взрослых 

Ученица говорит мне на перемене: «Моя мама дура. Она эмоциональная, глупая и неосознанная. Я не могу с ней общаться. Она меня не понимает, а только кричит. А все мои попытки ее в чем-то переубедить утыкаются в ее авторитет — мол, она старше. Говорит, поживи с мое, тогда увидишь, что я права». Потом она пересказывает ситуацию, и я понимаю, что мама все-таки не права и со временем тоже права не станет. 

Но как мне быть? С одной стороны, я не имею права подрывать авторитет родителей, с другой, не могу быть неоткровенным с учеником. И от безысходности я говорю, что можно обратиться к психологу, что можно попробовать поговорить с мамой иначе, что я обязательно попробую с ней пообщаться на родительском собрании. 

Вариант с психологом, естественно, проваливается. Если дети и решаются позвонить специалисту, то убедить родителя сходить на прием становится непреодолимой преградой. Поговорить иначе тоже не получается, потому что аргумент «я старше, мне виднее» непрошибаем — ты же не можешь победить время. Тогда я разговариваю с родителем лично и вижу, что родитель действительно не понимает, что, как, почему и зачем он делает. 

Мне остается только сочувствовать таким детям. Ну что ты будешь делать, когда в шестнадцать уже критически мыслишь, читаешь сложные книги и понимаешь что-то большое, а дома видишь утыкающихся в телевизор родителей с кучей комплексов и проблем, которые не замечают ни тебя, ни жизни? Может, уйдешь с головой в виртуальную реальность? Эскапизм в шестнадцать — что может быть грустнее. 

Проблема неосознанности кажется следствием предыдущих двух — консервативности общества и коллективизма. Советская идеология высоко ценила уважение взрослых и не позволяла ставить этот догмат под сомнение. Возраст в народном понимании приравнивается к опыту, а опыт — к обладанию истиной, которое, в свою очередь, дает власть, возможность для манипуляции — чем и занимаются многие взрослые и большая часть учителей. 

О будущем 

В моих глазах нынешние школьники — интереснее и глубже своих родителей. В шестнадцать они читают битников, нон-фикшн и сложную классическую литературу вне программы, тогда как их родители в том же возрасте читали Жюля Верна и Конан Дойла. Это не значит, что они лучше, они просто шире, ведь Конан Дойла они тоже читают. Многие из них уже подрабатывают и могут найти себе работу по увлечениям. У подавляющего большинства индивидуальный музыкальный вкус. 

Когда я учился в школе, разговоры о политике казались нам скучными, и они просто-напросто отсутствовали в дискурсе. За десять лет ситуация кардинально изменилась. Это не хорошо и не плохо, это данность. И мне кажется, этот протест — не просто банальный юношеский максимализм. 

Они выходят против того устройства жизни, которое установлено в стране, где их вынуждают лицемерить, смиряться или молчать, когда учитель отчитывает за опоздание на урок 
Я учился в старшей школе в конце нулевых, во время расцвета «неформалов»: готы, эмо, кислотники, рокеры, скины и другие. Я сам носил широкие штаны и футболки на два размера больше, чтобы позлить завуча и математичку. Посмотрите на сегодняшних подростков. Они одеты… обычно. Их протест никак не выражается внешне. Им не нужен протест ради протеста, им есть чем заняться — хотя бы в социальных сетях. Они просто хотят отстоять свое право на анонимность, на свободы, зафиксированные в конституции (кстати, многие школьники знакомы с этим документом), на объективность и откровенность, они хотят получать честные ответы на вопросы. Мне кажется, они хотят не разрушать, они хотят защищать и созидать. 

И я думаю, что подростки выходят на митинги не столько против власти, сколько за себя. Они выходят против того устройства жизни, которое установлено в стране, где их вынуждают лицемерить, смиряться или молчать, когда учитель отчитывает за опоздание на урок. Другой вопрос: кто поведет этот протестный импульс и в какую сторону. 

В любом случае процесс сдерживания и насильственного закрепления традиций искусственен. Сегодня подростков учат смирению, но в итоге смириться придется тем, кто учит. И пусть их сколько угодно называют другими, в итоге все равно правда, какая бы она ни была, останется за ними, потому что именно они определят будущее.

Греф причислил Россию к «странам-дауншифтерам»

Эра углеводородов осталась в прошлом, и Россия оказалась в числе стран, которые проигрывают, — «стран-дауншифтеров», заявил Герман Греф. Нужны реформы, иначе «мы будем очень сильно отставать», предупредил глава Сбербанка.

Глава Сбербанка Герман Греф​, выступая в РАНХиГС на Гайдаровском форуме, заявил, что Россия оказалась в числе стран, «которые проигрывают». Греф призвал изменить все государственные системы, в том числе систему образования.

Греф говорил о кризисе на рынке нефти, который, по его словам, вызван «радикальными изменениями в потреблении». «Эра углеводородов осталась в прошлом. Как каменный век закончился не потому, что закончились камни, так и нефтяной век уже закончился», — сказал Греф.

«Будущее настало раньше, чем мы его ожидали. Мы сегодня уже находимся в этом будущем. Welcome to the future!» — пригласил глава Сбербанка.

По мнению Грефа, вопрос о том, сколько будет стоить нефть, не столь важен. ​«Мы будем очень сильно отставать, если не изменим концепцию нашего общественного подхода», — предупредил Греф.

«Мы проиграли конкуренцию и оказались в стане стран, которые проигрывают, стран-дауншифтеров. Страны и люди, которые сумели вовремя адаптироваться и проинвестировать в это, — победители. Те, кто не успел, очень сильно будут проигрывать», — заключил докладчик. По мнению Грефа, России угрожает «колоссальный разрыв в доходах» по сравнению со «странами-победителями».

Для того чтобы адаптироваться к новым условиям, по словам Грефа, Россия должна «изменить все государственные системы, в первую очередь образование — от детских садов до вузов».​ По словам Грефа, в мире новых технологий «большие проблемы» возникнут у «людей посерединке» — тех, кто не может заниматься ни высококвалифицированным, ни низкоквалифицированным трудом.

В начале января Греф в разговоре с Financial Times назвал главными проблемами российской экономики падение цен на нефть, введенные Западом санкции и отсутствие структурных реформ.

В апреле 2015 года Греф заявлял, что первая реформа, в которой нуждается Россия, — это реформа «абсолютно неэффективной системы управления». «Россия сейчас не готова ни к каким реформам... Как только мы эту реформу сделаем, вот тогда можно будет проводить все остальные», — заявил Греф.

Источник: РБК

Герман Греф призвал отказаться от «советской системы напихивания»

Глава Сбербанка Герман Греф призвал отказаться от «старой советской системы образования «напихивания» детей колоссальным объемом информации». Такое заявление он сделал в ходе своего выступления на Гайдаровском форуме, передает корреспондент «Газеты.Ru».

По его словам, Россия проигрывает конкуренцию в мире и оказалась в списке стран-дауншифтеров.

«Будущее, к сожалению, настало раньше, чем его ждали, как всегда. Нужно сказать, что мы в этом будущем находимся уже сейчас, господа, Welcome to the future. Мы уже здесь», — иронизирует Греф.

Глава Сбербанка Герман Греф назвал «самый страшный экспорт» России — это «утечка мозгов». Греф призывает остановить утечку специалистов. Такое заявление он сделал в ходе своего выступления на Гайдаровском форуме, передает корреспондент «Газеты.Ru».

«Экспорт вооружения у нас растет, экспорт IT и так далее, и так далее. Знаете, самый страшный экспорт и самый большой наш экспорт, который нужно остановить, — это экспорт мозгов. Мы не считаем, сколько мы экспортируем в год. По объему потерь — это самое большое количество того, что мы экспортируем безвозвратно, к сожалению. Эта ситуация — та, над которой надо серьезно поработать и подумать», — Греф.

«От детских садов до вузов вся модель образования должна быть изменена», — заявил он в рамках Гайдаровского форума.

Греф пояснил, что не верит в существующую систему онлайн-образования «прошлого века». По его словам, по сути это традиционное образование, переведенное на онлайн-платформу.

«И те и другие — лузеры», — подытожил Греф.

Источник: Газета.ру