iii политика политические

Ватникам и прочим сильно режет что в Украине новый президент - олигарх (его состояние в разных источниках от 1,3 до 2 миллиардов уе.) Жалеют нас мол поменяли шило на мыло.

ПЕТР ПОРОШЕНКО

Биография

Петр Алексеевич Порошенко родился 26 сентября 1965 года в городке Болград Одесской области. 

В 1989 году окончил факультет международных отношений и международного права Киевского государственного университета.

В 1990-е начал создание собственной бизнес-империи, когда приобрел несколько кондитерских предприятий, позже объединив их в группу Roshen, входящую сегодня в двадцатку крупнейших в мире. 

Среди других активов бизнесмена, контролирующего группу «Укрпроминвест» - Луцкий автомобильный завод, корпорация «Богдан», верфь «Ленинская кузня» и «5-й канал». 

В 2011-2013 годах Петр Алексеевич был владельцем KP Media, в которую, в частности, входили журнал «Корреспондент» и сайт Корреспондент.net. 

В 1998 году Петр Порошенко ушел в большую политику, став депутатом Верховной Рады III созыва и примкнув к пропрезидентской фракции СДПУ (о). Был одним из основателей Партии регионов.

В 2001 году он ушел в оппозицию, возглавив предвыборные кампании сначала «Нашей Украины», а потом и Виктора Ющенко. 

После победы последнего на президентских выборах, вопреки собственным ожиданиям, не получил пост премьер-министра страны, на который была назначена Юлия Тимошенко, а возглавил СНБО. Как и Юлия Владимировна, был уволен со своего поста в сентябре 2005 года после взаимных обвинений в коррупции.

В 2007-2009 годах возглавлял Национальный банк Украины, а в 2009-2010 – МИД страны. В 2012 году был министром экономического развития и торговли, после чего вернулся в Верховную Раду.

Весной 2014 года, заручившись поддержкой Виталия Кличко, пошел на президентские выборы, позиционируя себя как «единого кандидата от демократических сил».

Состояние Путина оценили в 130 миллиардов долларов

   Согласно расследованию проведенному британской газетой «The Sunday Times» и чешский «Lidové». Самым богатым человеком на планете является российский президент Владимир Путин. По информации обнародованной газетами состояние Путина составляет около 130 миллиардов долларов. Это более чем в два раза больше чем у Билла Гейтса, которому по данным журнала «Форбс» принадлежит 53 миллиарда долларов и у мексиканского олигарха Карлоса Слим Элу состояние которого оценивается в 53,3 миллиарда долларов.

   Как утверждает «The Sunday Times». Путину принадлежит как минимум 25% акций госкомпании «Роснефть», около 5% акций Газпрома и 50% акций Гунвор. Разумеется данными пакетами акций Путин владеет не прямо, а через заключенные с номинальными владельцам акций договора. Так, например, Между Путиным и номинальными владельцами «Гунвор» Геннадием Тимченко и Торнбьерном Торнквистом, которые официально имеют по 50% акций компании, заключены специальные соглашения, согласно которым по половине пакета акций каждого принадлежит путину. а они только распоряжаются ими от своего имени. но в интересах Владимира Путина.

   Кроме того, часть активов оформлена на ближайших родственников Путина — его брата Игоря Путина и его племянников Михаила Путина и Михаила Шеломова.
Также Путин через офшорные компании владеет и дорогостоящей элитной недвижимостью за рубежом, например, виллами на Сардинии и в Марбельи.

http://wrnews.ru/?p=3085

Походу русских самих себя в раз 60 больше жалеть нужно

Небольшой обзор текущей ситуации в Харькове с "Голоса Севастополя"

Удушение в зародыше субботнего марша «Харьковчане против войны», проход тысячи нацистов «Маршем заединства» в воскресенье и ритуальное уничтожение монумента Ленину, избиение мирных харьковцев в понедельник — не просто акция устрашения «коммуняк». Это медийная акция хунтовской «партии войны» по подготовке к тотальным репрессиям.

А также запугивание перед разгоном областного парламента, посмевшего проголосовать против выделения 8 млн грн. из местного бюджета, чтобы хоть в такой форме защитить Харьков от «постоя» вооруженных нацистских банд.

В центре Харькова в течение понедельника собирались сторонники и противники сноса памятника. Поначалу радикально настроенные «евромайдановцы» переругивались с защитниками памятника, но в целом ситуация была более-менее в берегах. Харьковцы оттирали надписи, сделанные вандалами на постаменте, украсили его георгиевской лентой. Многие жители Харькова несли к постаменту цветы.

В солнечную погоду о тягостных двух предшествовавших гражданам напоминал изуродованный монумент, а также закрытые входы станций метро.

28 сентября, во время сноса памятника Ленину националистами на площади Свободы в Харькове два отряда медиков «Красного креста» оказали помощь 10-ти пострадавшим. Характер повреждений, с которыми столкнулись медики, в основном соответствовал полученным в рукопашных схватках: рассечение кожи головы, ссадины на лице и так далее.

Ленин начал мстить нацистам уже во время сноса памятника: один вандал упал вниз головой с постамента, второй сломал руку, третьему выбило глаз лопнувшим тросом, а четвертый сломал позвоночник. Радикал, потерявший глаз в битве с памятником, заявил в горячке, что «оно того стоило».

На площади был в воскресенье вечером зафиксирован и случай ножевого ранения: мужчине средних лет в схватке порезали верхнюю часть ноги. В «Скорую помощь» он не обращался, сопровождающие вызвали раненому такси и отвезли его в один из травматических пунктов.

Очевидно, Ленин будет собирать черную жатву и дальше, как это было в Белгороде, где сразу после переноса памятника, в день рождения «вождя мирового пролетариата», практически у постамента (уже нового) одержимый застрелил шестерых белгородцев…

Молодчики из ультрас избили пенсионера, одного из немногих, кто пытался помешать сносу памятника. Не переставая бить, поставили на колени. Добивали — уже лежавшего — ногами по лицу. В защиту пострадавшего вмешался мужчина, который также попал под удары, но сумел вывести избиваемого из озверевшей толпы. Позже выяснилось, что это бывший сотрудник спецподразделения «Беркут». У пенсионера, залитого кровью, медработники констатировали сотрясение мозга.

У населения Харькова, с советских времен и по сей день считавшегося «ментовским городом», сейчас не оказалось защиты от наводнивших город боевиков. Милиция харьковская «слилась», охрана мэра существует только для мэра (а человек 250, вооруженных до зубов, у него точно найдется). Надо понимать, что харьковской милиции был отдан приказ не вмешиваться, к тому же известно, что она во многом лояльна к своим согражданам. Не случайно Аваков уже заявил, что впредь будет набирать «свою» милицию из боевиков всевозможных карательных батальонов.

Потому 29-го, в понедельник, «мирные перебранки» продолжились разгулом безнаказанного нацистского шабаша.

Поначалу на патрулирование вокруг пл. Свободы (бывшая пл. Дзержинского) прибыли две бронемашины с пулеметами и стрелками за ними. Машины постоянно провожались оскорблениями и криками «фашисты». Затем они были заменены двумя крытыми заполненными военнослужащими МАЗами, спрятавшимися за ХОГА.

Затем более сотни ультрас в масках, собравшись у палатки «АТО» напротив ХОГА, с палками, битами, ножами, электрошокерами и газовыми баллончиками проследовали колонной к остову памятника Ленину, где находилось более сотни мирных харьковчан. Тех, кто не успел отойти или убежать, стали избивать. Известно точно о трех харьковцах, избитых весьма жестоко. Одного унесли на носилках. Сильно досталось и милиционеру, который пытался остановить нападение на людей, стоявших у бывшего памятника.

Есть сведения, что в Харьков прибыли около 1000 боевиков. Их группы по 8-10 человек в понедельник рыскали и по саду Шевченко — в поисках «сепаратистов».

Точно известно о двух жестоко избитых в саду харьковцах. Под биты ультрас, отрабатывающих хунтовскую зарплату и отводящих садистскую душу, попали даже шестеро демобилизованных из зоны «АТО».

К вечеру к пл. Свобды, на ул. Мироносицкую, прибыло 4 автозака и «нацгвардейцы».

В 21 час нацисты заняли постамент, разбросали цветы горожан. Всех, кто подходил и кричал про бандеровцев и фашистов — сразу избивали. Понадобилась помощь медиков.

* * *

Наблюдатели убеждены, что под прикрытием «народных гуляний» в город кроме ультрас вошли подразделения карательных батальонов «Азов», «Днепр» и «Айдар», и Харьков сдан карателям на произвол и разграбление. В отличие от разрушенных Донецка и Луганска, в нем еще есть что отжать и поделить. Совсем не случайно аваковский ставленник в Харьковской области губернатор Балута несколько раз ездил в зону боевых действий, договариваться с нацбандитами.

Тезис с отзывом нацистов-карателей из зоны боевых действий следует рассмотреть внимательней. Известно и очевидно, что воевать правосеки не умеют, зато весьма эффективны в использовании против мирных граждан. Об этой «доблести» укров известно еще со времен Второй мировой войны, где немцы их использовали как карателей в Бабьем и Дробицком Ярах (в Киеве и Харькове соответственно), в Хатыни и в странах Восточной и Центральной Европы.

Итак, мы стали свидетелями того, как используется хунтой «перемирие на основании минских договоренностей»: оказалось возможным убрать карателей с фронтов Донбасса и направить в пока еще мирные города — для устрашения и раскачки ситуации. Это нужно партии войны, поскольку если войны нет, то нет и денег у милитаристов и у тех, кто на войне зарабатывает. Городов и населения Новороссии им, понятно, не жаль.

Прошла инсайдная информация, что правосеки и ультрас в Харькове оплачены еще на два дня, включая вторник. Потом их собираются перебросить в Одессу.

* * *

Можем констатировать: сносом памятника Ленину в Харькове, осуществленном оплаченными завозными вандалами в воскресенье 28 сентября, страна выписала ордер на окончательное закрытие «проекта Украина».

Ну что ж, снесли Ленина, получайте Украину, которая была до Ленина...

Помним, что еще в пятницу помощник Авакова А. Геращенко, лично прибывший из Киева для подавления и устрашения харьковцев, заявлял: «В случае, если у кого-то из провокаторов в Харькове на запрещенном судом "марше мира" будет замечено оружие и намерение его применить, спецподразделения милиции и СБУ применят оружие в рамках закона для обезвреживания правонарушителей. … Я не рекомендую жителям Харькова, поддающимся ранее на провокационные призывы, приходить сегодня на улицу Сумскую с пророссийской или сепаратистской символикой».

Кстати, никакой «пророссийской» и «сепаратистской» символики у Зеркальной струи в субботу у сотни коммунистов не было. Были флаги КПУ (эту партию еще не запретили!) и плакат «Миру — да, войне — нет!». Но 23 человека, в том числе и пенсионеры на костылях, были упакованы многократно превосходившими силами в автобус и доставлены в Киевский райотдел милиции, где их продержали три часа.

Глава совета самопровозглашенной Харьковской народной республики Антон Гурьянов, сейчас находящийся в ДНР, вечером в субботу сделал обращение к согражданам:

«По поводу митинга сегодняшнего и завтрашнего.

1. У меня было и до этого убеждение, что гражданский протест себя исчерпал. Теперь мы видим наглядное подтверждение этому: разогнан митинг, выступивший с требованием МИРА. Это значит одно — на территории, которая называет себя Украиной, установлена фашистская диктатура, которая подавляет инакомыслие с помощью террора.

2. Призывы к харьковчанам выходить на площадь, имея при себе средства самообороны, являются провокацией. Сейчас противникам хунты противостоят не только майдауны с дубинками, а фашисты, ВООРУЖЁННЫЕ АВТОМАТАМИ И ПУЛЕМЁТАМИ. Милиции отдан приказ на ЖЁСТКОЕ ПОДАВЛЕНИЕ протеста антимайдана. Открытое противостояние в таких условиях — это напрасная жертва с непонятной целью.

3. Митинги в таких условиях — это постоянное подвергание опасности ареста участников. Уже понятно, что от этой фашистской хунты, которая изображает из себя власть, политическим путём добиться ничего не удастся. Значит, протест должен переходить на иной уровень противостояния. Тот, который выбрали для себя Донецк и Луганск.

4. Для силового перехвата власти на сегодняшний день полной готовности нет. Выступление раньше готовности — это поражение, которое может быть выгодно только укрофашистам. Я и движение "Русский Восток" призываем подлинных патриотов Харькова воздержаться 28.09.2014 от выхода на какие либо уличные мероприятия. Нам не нужно повторения трагедии 2-го мая в Одессе.

Харьков не сдаётся! Харьков будет сражаться за свою свободу! Но уже не на митингах и уличных драках. А тем способом, как это делают харьковские партизаны и харьковское подполье.

Враг будет разбит, победа будет за нами!»

Что и говорить, власти семимильными шагами приближают Харьков к сценарию ЛНР и ДНР.

* * *

Ознакомимся с комментариями политологов и публицистов.

Роман Травин: «Те, кто валил памятник, на мой взгляд, негодяи и преступники, особенно те, кто обеспечивал «крышу». Ну и напоминаю в очередной раз сторонникам “евромайдана”, что дорогу в ад, по которой идет Украина, вымостили они… В нынешних условиях мирный протест становится попросту невозможным. Власть подавляет их либо через административные инструменты, либо через милицию, либо с помощью различного рода военизированных радикальных формирований. Однако нужно понимать, что фактический запрет на митинги становится серьезной угрозой для действующей власти — они не дают людям выразить протест, недовольство копится, и в какой-то момент пружина попросту разожмется. И разжаться она может таким образом и в такой форме, что это приведет к непредсказуемым последствиям».

Владимир Корнилов: «События в Харькове в который раз продемонстрировали, что свободы на Украине сейчас гораздо меньше, чем в России, вопреки всему тому, что о российских властях пишут на Западе. В Москве тысячи людей спокойно, без всякого вмешательства силовых структур, проводят марши и за войну, и против войны — при этом все проходит без единого эксцесса. На Украине же оппозиционные марши запрещаются, более чем жестко разгоняются, их организаторы преследуются и избиваются. Ну, и где больше демократии? На Украине сейчас свернуты любые свободы — свобода слова, свобода собраний, свобода шествий».

Семен Уралов убежден, что Харьков станет следующим городом «в очереди на евроуничтожение», что «евроукраинцы и хазары начали уничтожать архитектуру в городе, где расщеплен атом и создан Т-34. Собственно, это месть за то, что Харьков был Первой столицей союзной Украины. Наследники УНР мстят наследникам ДКР — бомбят Донбасс и готовятся бомбить Харьков. Памятник Ленину, как вы понимаете, лишь первый шаг».

Игорь Караулов: «Украинские патриоты — тупые и злобные твари. И это не потому что они украинские. Если русские патриоты начнут пилить и валить бронзового Ленина, бронзового Александра III или бронзового Бродского, я тоже скажу, что они тупые и злобные твари, какими бы лозунгами они ни прикрывались. Но пока это делают украинские. И всякий, кто их поддерживает — либо тупая и злобная тварь, либо финансово зависит от тупых и злобных тварей, киевских, московских или иных. Первое не лечится, второе стыдно».

Мирослава Бердник: «Снесенный Ленин отберет у Украины подаренную Новороссию».

В комментарии к видео на ютьюбе написано: «Когда снесли памятник Ленину в Киеве, то от Украины отвалился Крым». Так что теперь следует прогнозировать отвал Донецко-Криворожской Республики, как раз и подаренной Украине Лениным».

Становится понятным, что никакого местного самоуправления и особых статусов для регионов и населения жителей Новороссийских территорий — от хунты даровано не будет, впрочем, и не планировалось.

* * *

Говорят, харьковцы отправили Авакову sms: “Если Ленин упадет, ты упадешь следующим”.

Кто-то утверждал вслед Геращенке, что на площади при сносе памятника были «патриотически настроенные харьковчане». Однако там были полтавские, днепропетровские свидомиты, западэнцы с автоматическим оружием и кое-кто из крымско-татарского меджлиса.

В своем ежедневном отчете наблюдатели ОБСЕ на Украине делают вывод, что беспорядки в Харькове, которые закончились сносом памятника Ленину, возглавлял карательный батальон «Азов», а также «юноши и девушки в масках».

Смотрим в соцсетях и на подчас экстремальную реакцию харьковчан: «У памятника больше мозгов, чем у них; этот город уже не будет прежним и вряд ли останется в составе Украины», «Уже и памятник снесли, и казалось бы, чем еще удивить? и здесь эти великие умы вспомнили про селфи — еще один показатель их деградирующего сознания. Ну, отдельный котел в аду уже для них приготовлен», «Где единая Украина? Где вообще теперь Украина?», «Сашка Билого пусть там поставят, дауны», «Памятник Путину там стоять будет, подождите. Владимиру Освободителю... И проспект будет его имени».

* * *

На следующий день после падения металлического Ленина появилось заявление Харьковского городского головы Г. Кернеса: «Это был самый большой монумент Ленину на Украине…

Памятник находился на государственном учете как объект культурного наследия. Но монумент разрушили. Повалили на землю. Обломки разобрали на сувениры те люди, которые этот памятник люто ненавидели.

Хочу отметить — то, что произошло сегодня ночью, — это прямое нарушение Закона в части обеспечения безопасности мирных собраний граждан Украины. Под покровом темноты радикально настроенными людьми был уничтожен памятник Ленину. Очень важно понимать, что ни один из работников правоохранительных органов не сделал ни единого предупреждения в адрес людей, разбивавших монумент. Милиция не защитила интересы территориальной громады — а ведь памятник находился на балансе города Харькова, — позволив разрушить монумент. Более того, министр МВД Аваков уже поспешил сообщить, что ни один из участников этого варварского действа наказания не понесет. Чтобы не тратить много слов, скажу одно – памятник Ленину на площади Свободы в Харькове мы обязательно восстановим».

* * *

Есть и взгляд на произошедшее, отстраненный от личности Ульянова-Ленина: «Наследие Ильича давно пора пересмотреть. Результаты его деятельности помимо геноцида русского народа проявляются сейчас на Украине в полной мере, ведь именно Ильич оторвал Украину от России, да еще отдал ей территории Новороссии, более того, именно большевики форсировали искусственную украинизацию на Украине. То есть мы нечто подобное проходили почти 100 лет назад, когда большевики пришли к власти. Желаю тем, кто свалил сегодня памятник, и тем, кто их поддерживает, чтобы история догнала их как можно быстрее. Большую часть революционеров, сносивших памятники, расстреляли тогда свои же, в 37-м».

Иные харьковцы, в том числе те, кто активно защищал памятник Ленину в первый же февральский вечер после государственного переворота и в последующие дни и ночи, говорят и так: «Я спокойно отношусь к сносу памятника. Нужно же нам будет где-нибудь поставить памятник героям Новороссии. К тому же — Новороссия должна быть свободна от памятников тем, кто заключил ее в украинское рабство».

Отношение к «ленинопаду» может быть двояким.

Безусловно одно: решать судьбу памятника должны были сами жители Харькова, а не заезжие бандерлоги.

С другой стороны, демонтаж памятников основателю украинского государства есть действие весьма символичное: квазигосударство Украина, созданное Лениным, погибает.

Из его мертвого тела вырывается русская Новороссия.

Матвей Славко

Лишь бы сказать, от злости фамилия забыта даже

США ввели санкции против венгров

Конкретные имена венгерских предпринимателей и госслужащих, против которых со стороны США был введён режим санкций - пока неизвестны, сообщает РИА Новости. О причинах введения американских санкций также официально не сообщается. Между тем, наметившиеся сближение России и Венгрии действительно могло встревожить США, кроме того, венгерская налоговая начала расследование в отношении действующих в стране американских фирм. Венгерский ресурс Index.hu уже связал американские санкции с рядом финансовых притеснений бизнес-структур из США. По мнению наблюдателей именно эти причины могли вызвать санкционную атаку. Министр иностранных дел Венгрии Петер Сийярто уже потребовал от Вашингтона объяснений.

Хм... И как тут не вспомнить об этой этой статье в The Washington Post. Паникуют?

зы

И да, не зря люблю гуляш, Икарусы и Дракулу, ыхыхы!

Когда в начале 1860-х годов против второй империи начала борьбу буржуазия, рабочие завоевали себе большую свободу. Появились рабочие союзы, которые защищали экономические интересы рабочих, стремились к повышению заработной платы, к сокращению рабочего дня и т. п., для чего устраивали стачки. Одновременно с этим, во Франции организовалось представительство Первого интернационала (Международное товарищество рабочих, МТР), независимое от лондонского совета. Основателями и руководителями французской секции явились люди, принявшие программу Прудона: они стремились к мирной социальной революции при посредстве взаимного безвозмездного кредита («мютюализм»). Наряду с французским отделением МТР образовалась радикальная революционная фракция «бланкистов» (по имени своего лидера, Луи Бланки́), проповедовавшая утопический коммунизм и отличавшаяся радикализмом в методах борьбы.

Когда в 1867 г. МТР провело политическую демонстрацию против экспедиции в Рим (главным образом, с целью отклонить обвинение в союзе с бонапартизмом), её бюро было закрыто (1868). Вследствие этого, умеренные и мирно настроенные «мютюалисты» (Толен, Фрибур) стали терять руководящее значение, и рабочая масса подпала под влияние крайних (Варлен, Шален, Пэнди).

В конце 1860-х гг. большим распространением, особенно в низших слоях буржуазии, стал пользоваться революционный радикализм, мечтавший об идеалах Робеспьера; определенной программы он не выставлял, и принципы «justice éternelle» и «fraternité éternelle» каждым оратором понимались по-своему. В одном только сходились все оппозиционные элементы — в ненависти к империи. Когда она пала, новое «правительство народной обороны» создано было исключительно населением Парижа.

Тогда-то проявилось и громко заявило о себе стремление к учреждению коммуны, в которой видели панацею от всех зол и бедствий, обрушившихся на Францию. У одних требование коммуны имело значение простого протеста против невыносимой централизации управления, усилившейся при Наполеоне III. Другие выдвигали традиции первой революции, когда парижская коммуна руководила победоносной борьбой с коалицией держав. Приверженцы Прудона мечтали о разложении Франции на ряд автономных общин, из которых каждая самостоятельно определяла бы свой хозяйственный быт и ввела бы своих членов в обетованную страну «мютюализма». Наконец, идея коммуны встретила большое сочувствие и у революционеров-коммунистов, глава которых, Бланки, лично явился тогда в Париж.

Во время франко-прусской войны была образована парижская национальная гвардия: все граждане, изъявившие на то желание, были вооружены и несли службу под начальством офицеров, ими же избранных. В короткое время численность национальной гвардии достигла 300 тысяч человек. Национальным гвардейцам назначено было жалованье: служба в национальной гвардии обеспечивала тех, которые остались без работы вследствие осады Парижа.

К облегчению экономического кризиса в Париже направлены были и другие правительственные меры. Так, все вещи, заложенные в кассах ссуд за сумму менее 15 франков, были выкуплены за государственный счёт; платежи за квартиры и по векселям были приостановлены на неопределённый срок. Между тем Париж не мог более держаться. Бисмарк требовал, чтобы все без исключения войска, находившиеся в Париже, были обезоружены. Жюль Фавр объявил, что он не имеет возможности обезоружить национальную гвардию иначе, как посредством уличного боя. Решено было, что большая часть регулярных войск сложит оружие. О национальной же гвардии в VII статье договора о перемирии было прямо выражено, что она сохраняет оружие. Перед вступлением немцев в Париж, гвардейцы при помощи населения переместили артиллерийские орудия в специальные места города, которые находились на расстоянии от маршрута прохода немецких войск. Один из крупнейших «артиллерийских парков» был на высотах Монмартра. 8 февраля 1871 г. состоялись выборы в новое национальное собрание. В Париже подавляющим большинством голосов избраны были представители радикальной демократии — Виктор Гюго, Ледрю-Роллен, Флоке, Локруа и другие, обещавшие выступить с требованием децентрализации и свободы общин. Из чистых социалистов, различные фракции которых выставили общий список кандидатов, в депутаты попали лишь немногие, в том числе «мютюалисты» Толен и Малон. Провинция послала в национальное собрание большей частью лиц, склонных к восстановлению монархии в той или иной форме. Главой правительства избран был Тьер.

Один из первых его декретов был направлен против национальной гвардии: право на жалованье сохранено было только за теми национальными гвардейцами, которые документально могли доказать свою бедность и неимение работы. 100 000 национальных гвардейцев, принадлежавших к более зажиточному классу и представлявших собой политически умеренные элементы национальной гвардии, покинули службу, а вместе с ней и Париж: радикальные элементы получили безусловный перевес. Образована была комиссия из 18 членов, — людей, большей частью, совершенно безвестных, — на которую возложено было составление статутов для предложенной организации национальной гвардии. 3 марта обнародованы были эти статуты, которыми учреждена была республиканская федерация национальной гвардии (почему сторонники коммуны впоследствии и назывались федералистами). Устанавливалось генеральное собрание из делегатов отдельных рот и батальонов; каждый батальон и каждый легион (легион — совокупность батальонов каждого парижского округа) избирал свои местные комитеты, во главе же всей организации был поставлен центральный комитет, в состав которого входили от каждого округа по 2 делегата (назначаемых, независимо от чина, легионным комитетом) и по одному батальонному командиру (избираемому собранием всех батальонных командиров округа). Так как Париж разделен на 20 округов, то всех членов центрального комитета должно было быть 60. В действительности организация эта никогда не была вполне осуществлена: батальонных и легионных комитетов образовано было немного. Центральный комитет, открывший свои действия 15 марта в составе 30 членов, никогда не имел их более 40. Из членов международной ассоциации рабочих в комитет вступил один только Варлен.

Между тем бордосское правительство начало подготавливать уничтожение национальной гвардии. Главным начальником её оно назначило генерала Орель де-Паладина. И он, и главнокомандующий регулярными войсками, генерал Винуа, были рьяные бонапартисты. Париж, опасаясь государственного переворота, начал готовиться к революции, тем более, что при полной безработице паек национального гвардейца для многих десятков тысяч был единственным спасением от голодной смерти.

10 марта национальное собрание в Бордо приняло два декрета. В силу первого декрета местопребыванием правительства и национального собрания объявлен Версаль; вторым декретом постановлено, что все векселя, которым срок истек 13 ноября, должны быть оплачены к 13 марта, то есть в двухдневный срок. Этим вся мелкая буржуазия, которая ещё имела что терять и в возбужденном организме столицы представляла элемент сравнительно мирно настроенный, осуждена была на гибель: в течение 5 дней, с 13 по 17 марта, в Париже опротестовано было не менее 150 000 векселей. Парижский депутат Мильер настоятельно требовал от собрания, чтобы оно допустило дальнейшую отсрочку платежа квартирных денег, которые 6 месяцев уже не вносились. Но собрание воздержалось от всякого постановления по этому животрепещущему вопросу. Этим 200—300 тысяч рабочих, ремесленников, мелких торговцев, истративших все свои сбережения и никакой работы не находивших, преданы были на волю и милость домовладельцев.

15-го марта Тьер прибыл в Париж и приказал овладеть пушками национальной гвардии, которые собраны были на высотах Монмартра и охранялись весьма слабым караулом. Движение войска на Монмартр, произведенное на рассвете 18 марта, удалось; но для того, чтобы увезти пушки, не захватили с собой упряжи и лошадей. Пока войска дожидались упряжи, собралась национальная гвардия. Солдаты побратались с гвардейцами и арестовали своих высших начальников; генерал Леконт, отдавший приказ стрелять в толпу, был расстрелян своими солдатами, та же участь постигла и генерала Ж. Л. Клеман-Тома, бывшего командующего национальной гвардии, оказавшегося поблизости.

Фактическим властителем Парижа оказался Центральный Комитет Национальной гвардии. Париж, отрезанный от остальной Франции, поднял знамя коммуны: всякому округу и всякой более-менее значительной городской общине предлагалось по собственному усмотрению устанавливать свой политический и социальный строй, представительство же общенациональных интересов предполагалось возложить на конгресс делегатов отдельных общин. На 26 марта назначены были выборы в общинный совет. 160 тыс. голосов подано было за коммуну, 60 тыс. — против неё. Соответственно этому в состав совета избраны были 71 коммунар и 21 противник коммуны. Последние или не приняли полномочий, или вскоре сложили их с себя. На 16 апреля назначены были дополнительные выборы, которые, насколько они вообще могли состояться при уклонении значительной части населения от участия в подаче голосов, послали в ратушу одних только коммунаров. Из 78 членов совета коммуны 19 принадлежали к международной ассоциации; остальные были частью революционеры-якобинцы, частью социалисты различных фракций, и среди последних всего более было бланкистов (сам Бланки был ещё 17 марта арестован в провинции).С образованием совета коммуны, центральный комитет, действовавший в качестве временного правительства, должен был бы прекратить своё существование; но он не захотел отказаться от власти. В умственном отношении совет коммуны стоял выше комитета, но и он оказался не на высоте своего призвания, представлявшего большие трудности. Среди членов совета не было ни даровитых военачальников, ни испытанных государственных людей; до тех пор почти все они действовали лишь в качестве агитаторов. Из ветеранов революции в совете коммуны заседали Делеклюз и Феликс Пиа.

Первый из них, якобинец, после всех перенесённых им испытаний, представлял собой только развалины. Пиа, даровитый публицист, но чистый теоретик, совершенно запутавшийся в противоречиях, обуреваемый безграничным тщеславием и в то же время трусливостью, совершенно не подходил к той крупной роли, которая выпала ему на долю. Из всех фракций, представленных в совете коммуны, наиболее серьёзным элементом явились 19 членов международной ассоциации. Самыми выдающимися из них были Варлен, Вальян, Малон и Франкель. Они лучше других понимали социальный вопрос, действовали с наибольшим благоразумием и, за немногими исключениями, держались вдали от преступлений коммуны; из их среды вышла большая часть самых дельных администраторов коммуны.

Бланкисты — самая крайняя социально-революционная фракция того времени — имели в ратуше около 20 мест; верные своему учению, они представляли собой элемент, не останавливавшийся ни перед каким насилием; самый выдающийся из этой группы — Эд (Eudes). Наряду с ними заседали в совете коммуны и самые ярые ораторы парижских клубов революционно-якобинского направления. В числе их были даровитые, но беспочвенные мечтатели: живописец Курбе, Верморель, Флуранс, Валлес, остроумный хроникер бульварной прессы. Преобладали в этой группе — и это признают сами коммунары, остающиеся верными своим прежним идеалам — уличные болтуны, честолюбцы без знания людей и истории; среди них наиболее выдавались Рауль Риго и Ферре. Некоторые члены совета коммуны принадлежали к подонкам общества.

При таком пестром составе совета коммуны, деятельность его в сфере управления и даже защиты Парижа, по признанию самих коммунаров, представляла картину розни и разброда. В совете образовалось несколько партий, которые всякими правдами и неправдами поддерживали своих, раздавая им высшие должности. Даже члены совета, которые вообще с самоотвержением служили делу коммуны, отвергали услуги лиц дельных, способных и испытанных, если только они не принадлежали к их партии.

Совет коммуны был одновременно и законодательным корпусом, и высшим правительственным установлением. В качестве последнего он распадался на 10 комиссий. Главное руководительство всеми отраслями управления возложено было на исполнительную (экзекуционную) комиссию из 7 членов, в числе которых были Пиа, Эд и Вальян. Затем образованы были комиссии военная, финансов, юстиции, общественной безопасности, народного продовольствия, публичных работ, народного просвещения, внешних сношений, труда и обмена (échange). Членами последней комиссии были Малон, Франкель, Тейсс, Авриаль и Жерарден — все рабочие и члены международной ассоциации. Заведование делами чисто городскими распределено было между членами совета по округам, представителями которых они являлись. Жалованье, которое получали чины коммуны, не должно было превышать 6000 франков, но фактически оно, большей частью, было значительно меньше. Вообще во всем, что касалось денежной стороны дела, правительство коммуны проявило большую честность. В области социальных реформ правительство коммуны не имело определенной программы, так как в совете проявились три равносильные, но существенно различные социально-политические течения: коммунизм (бланкистов), прудонизм и якобинизм; наконец, приходилось считаться и с интересами мелкой буржуазии, которая сражалась в рядах федералистов. Единственный акт, в котором излагается общая программа коммуны — её «Декларация к французскому народу» от 19 апреля (так называемое завещание коммуны) — не идет дальше общих мест, представляющих отклик прудоновских изречений.

Что касается отдельных социально-политических мероприятий коммуны, то разрешено было не платить домовладельцам квартирных денег с октября 1870 года по июль 1871 года, отсрочены платежи по векселям, приостановлена продажа просроченных залогов. 6 мая постановлено было, что все вещи, заложенные в ломбарде ранее 26 апреля, в сумме не превышающей 20 франков, и состоящие из одежды, белья, мебели, книг и рабочих инструментов, могут быть получены обратно без выкупа. Запрещены были вычеты из заработной платы, ночная работа в пекарнях; определен минимальный размер вознаграждения для лиц, состоящих в услужении; решено при всех подрядах и поставках для города отдавать предпочтение рабочим ассоциациям перед частными предпринимателями. Декрет от 16 апреля передавал производительным ассоциациям все промышленные заведения, покинутые владельцами, причём за последними сохранено было право на вознаграждение. Коммуна признала за незаконнорожденными все права законных детей; декретировала отделение церкви от государства, с прекращением отпуска всяких сумм на духовенство; церковные имущества объявила народной собственностью; делала попытки к введению республиканского календаря; приняла красное знамя. Некоторые из комиссий коммуны функционировали сносно, особенно если принять во внимание необычайную обстановку, при которой они действовали. Особенно выделялась комиссия финансов, руководимая Журдом, бывшим бухгалтером; в то время как он ворочал миллионами (бюджет коммуны с 20 марта по 30 апреля составлял 26 млн франков), Журд для себя лично ограничивался жалованьем мелкого конторщика, его жена продолжала служить прачкой, а ребёнок посещал школу для бедных.

Интересна история французского банка при коммуне. До образования совета коммуны, центральный комитет, не решаясь захватить правительственные кассы, сделал в банке заем в 1 млн франков. В подвалах банка хранилось тогда наличными деньгами, ценными бумагами, вкладами и т. п. около 3 миллиардов франков. Захватом этих сумм коммуна могла бы нанести своим противникам неимоверный вред; но она не имела о них представления. Совет коммуны приставил к банку, в качестве своего комиссара, Белэ, добродушного старого инженера, которого вице-директор банка, де-Плёк, обошёл, представляя ему неверные отчеты. Даже тех сумм, о существовании которых Белэ знал, он решался касаться лишь с большой осторожностью. «Твердыня капитала, — говорит об этом коммунар Лиссагарэ, — в Версале не имела защитников более ревностных, чем в ратуше».

Хорошо направлялись монетное и почтовое дело: первым заведовал Камелина, вторым — Тейсс, оба — члены международной ассоциации. Но в общем деятельность комиссий свидетельствовала о полной неподготовленности и несостоятельности членов коммуны. Комиссия общественной безопасности с самого начала действовала очень плохо: полиция, во главе которой стоял прокурор коммуны, Рауль Риго, ничего не знала и ничего не замечала; антикоммунарские газеты, которые утром запрещались, вечером свободно продавались на бульварах; всюду проникали агенты версальского правительства. Общее руководительство военными действиями совершенно отсутствовало; кто хотел — делал вылазки, куда хотел — ставил пушки; одни не умели повелевать, другие не умели повиноваться.

Междоусобная война стала неизбежной после удаления Тьера в Версаль, но на успешное ведение её у Парижа не было шансов. Центральный комитет не понимал серьёзности положения. Назначенные им главнокомандующий национальной гвардии Люллье, бывший морской офицер, пивший запоем, и комендант Парижа Бержере, бывший наборщик, просто забыли занять важнейший из фортов Парижа, неприступный Мон-Валерьян, который Тьер, по оплошности, велел правительственным войскам очистить. Войска Винуа вновь заняли форт, а коммуна навсегда лишилась возможности перейти в наступление. Сначала силы версальцев были до того ничтожны, что они не могли помешать федералистам занять форты Исли, Ванв, Монруж, Бисетр и Венсенн, где хранились военные запасы, амуниция и 400 пушек (всего у федералистов было до 1600 пушек). Нейтральными оставались северные и восточные форты, находившиеся в руках немцев.

2 апреля произошла первая стычка между версальцами и федералистами. Тогда же обнаружилось, с какой беспощадной жестокостью будет вестись эта междоусобная война: 5 федералистов, захваченные в плен, были немедленно и без суда расстреляны версальцами. На следующий день федералисты, под предводительством Флуранса, Дюваля и Эда, сделали вылазку, но, предпринятая безо всякого плана, она кончилась неудачно; попавшие в плен федералисты, в том числе Флуранс и Дюваль, были расстреляны солдатами на месте. "Если версальцы — объявила коммуна — ведут войну как дикари, то да взыщется око за око и зуб за зуб". 6 апреля совет коммуны издал декрет о заложниках: каждое лицо, обвиненное в сношениях с версальским правительством, немедленно заключалось в тюрьму, судилось присяжными и, если было обвинено, оставалось заложником парижского народа; в число заложников поступали и военнопленные версальцы. На всякую казнь версальцами военнопленного или приверженца коммуны решено было отвечать расстрелом троих из этих заложников по жребию. Ещё раньше, 3 апреля, коммуна назначила главнокомандующим Клюзере, мало, впрочем, следившего за ходом военных действий и занимавшегося больше изданием приказов и циркуляров, которые звучали то меланхолически, то доктринерски. Комендантом Парижа избран был поляк Домбровский, по-видимому — наиболее даровитый из военачальников коммуны. Совет коммуны издал декрет об обязательной службе в батальонах национальной гвардии всех граждан Парижа от 17-ти до 40-летнего возраста; но, при полной бездеятельности полиции, эта мера не усилила рядов федералистов ни одним солдатом.

Федералисты все ещё надеялись, что на защиту Парижа поднимется провинция; но совет коммуны упустил удобный момент для обращения к стране. 22 дня длилось обсуждение программы коммуны в различных комиссиях совета, и когда она, наконец, была обнародована, то было уже поздно, да к тому же в ней не было выставлено никаких определенных практических требований. Во многих промышленных центрах (Лион, Сент-Этьен, Марсель, Тулуза, Бордо, Лимож) коммуналистические инсуррекции, предпринятые местным населением безо всякого плана и даже без особого воодушевления, были легко подавлены. После этого падение столицы было только вопросом времени. Перед ней стояло уже 130-тысячное войско, собранное, под начальством Мак-Магона, главным образом из военнопленных Меца и Седана, возвращение которых на родину было ускорено Германией, по просьбе версальского правительства. Осадные работы продвигались вперед со скоростью тем большей, что в ведении военных дел коммуны царила полнейшая безурядица. В этом отношении никакой перемены не последовало и после замены Клюзере Росселем. На этого бывшего артиллерийского офицера, который импонировал совету своим хладнокровием, краткостью и силой своей речи, возлагались большие надежды, но они нисколько не оправдались. Не помогли делу и тем, что заменили прежнюю исполнительную комиссию коммуны новой, а затем учредили комитет общественного спасения (2 мая), состав которого вскоре переменили целиком. Ничего не изменило в ходе военных действий и увольнение Росселя. Один за другим переходили в руки версальцев важнейшие форты, а 21 мая они без боя вступили в Париж, через ворота, которые почему-то были оставлены федералистами без охраны.

Но версальцам предстояло ещё завоевать улицы Парижа, заграждённые сильными баррикадами, вооружёнными артиллерией. Началась восьмидневная уличная резня, беспощадная с обеих сторон, ужасающая по своим подробностям. Федералисты получили приказ поджигать или взрывать всякий дом, который вынуждены были очистить. Всецело пожары, омрачившие последнюю борьбу, не могут быть объяснены соображениями защиты; наряду с последними несомненно действовала и жажда мести. Если огонь уничтожил лишь несколько улиц и ряд общественных зданий, то исключительно благодаря быстрому натиску версальцев, которые занимали одну часть города за другой. По-видимому, не все поджоги должны быть поставлены в вину федералистам. Адмирал Сессэ, которого нельзя заподозрить в приверженности к коммуне, призванный свидетелем в следственную комиссию, прямо объявил, что пожар Тюильри, ратуши, министерства финансов и счётной палаты — дело бонапартистов. В этих зданиях хранилась масса всякого рода документов и отчетов, относившихся к периоду до империи.

В последние 3 дня коммуны из нескольких сот заложников, содержавшихся в тюрьмах Парижа, федералисты расстреляли 63 человека, в том числе парижского архиепископа Дарбуа. Казнённые были почти все мирные граждане, которые не создавали коммуне никаких затруднений. Наконец, после последних боев на кладбище Пер Лашез и в Бельвиль, 28 мая наступил конец борьбе: весь Париж был уже в руках версальцев. Последний оплот коммунаров — форт Венсен — был сдан 29 мая. Начали свою работу военные суды, которые осудили свыше 13000 человек; из них 7500 человек было сослано, а 21 расстреляны. Расстрел коммунаров производился, в частности, у стены кладбища Пер-Лашез; на этом месте сейчас висит мемориальная доска. Число федералистов, расстрелянных без суда, в течение братоубийственной недели, Мак-Магон определяет в 15000 человек, а генерал Аппер считает вдвое более.

А теперь, anon, подумай - оно тебе надо?