Chilik цензура

Администрация США хочет проверить некоторые сделки и предприятия Маска на угрозу национальной бнезопасности

Bloomberg

Перевод на

rbc

"Да, это мы, но виновата омерега"

Быстро они в этот раз все этапы проскочили, однако. Меньше чем за сутки.

Официальная версия: на заводе дорожных машин (который рядом с ТРЦ) была база НАТО располагался склад с новой американской и европейской военной техникой и боеприпасами. По этому-то складу и был нанесён удар высокоточным оружием. Удар оказался настолько высокоточным, что склад был полностью уничтожен, а детонация боеприпасов вызвала пожар в ТРЦ. ТРЦ при этом вообще не функционировал.

Стоит ли говорить, что "высокоточное" прямой наводкой попало в ТРЦ (что запечатлено на нескольких десятках камер), а завод как стоял, так и стоит целёхонький?

Митинг против росийских окупантов в Херсоне

Это провал росийского вторжение. Абсолютный. 
Если бы мне в 2014 году сказали, что оккупированный расией город Херсон будет защищать Украину и требовать убрать вон оккупантов. Я бы расмеялся тому человеку в лицо. Тоже самое про Бердянск, Мелитополь и т.д. 
А тепер я рад тому, что был неправ. Не то, что бы я не верил в украинцев на юге и востоке. Но опыт Донецкой области показывал, что украинцы бороться готовы, но загнаные в угол, без поддержки, окруженные проросийской агресивной ватой, готовая глотки вырвать родственникам и соседям за их позицию. 
Теперь жеж, всё наоборот. Много городов бунтует против росийских захватчиков. И это восток и юг. Никто не ждёт расию и хуйла. 

По Херсону провал особый. Оккупанты хотели создать пропагандитскую картинку, для рашатВ и провернуть схему с Крымом и ДонЛугом в 2014 году показав как люди хотят в расию. Для этого навезли фуры гуманитарки. Херсонцы послали вслед за русским кораблём всю эту авантюру и вышли на митинг в поддержку Украины. Даже не смотря на стрельбу со стороны оккупантов, украинцы в Херсоне готовы остаивать город. Хуйло не взял Херсон, он взял лишь Хер, за щеку. 

https://www.youtube.com/shorts/uzaa75VZ_Go

Starbucks, PepsiCo и Coca-Cola приостанавливают деятельность в России

Starbucks приостановит бизнес в России, включая поставки сырья и работу кофеен.

Coca-Cola объявила о приостановке деятельности в России.

PepsiCo прекращает рекламную деятельность и продажу напитков в России.

Насильственная депортация из Украины в РФ

24 марта Мариупольский горсовет сообщил в своем телеграм-канале о том, что российские войска принудительно вывозят жителей Мариуполя на территорию РФ. 

«Ґрати» проверили эту информацию. Мы связались с переводчицей и редакторкой Натальей Яворской.  Имя было изменено по ее просьбе из соображений безопасности близких, оставшихся на территории РФ, которая сейчас находится за рубежом. Она рассказала, как по меньшей мере сто человек были насильно вывезены из поселка (его название мы скрыли по просьбе Яворской) на окраине Мариуполя сначала на оккупированную территорию Донецкой области, а потом в Россию. Там украинцы прошли процедуру фильтрации и были расселены в лагеря для беженцев. Часть из них, как Наталья, сумели выехать из страны, но многие продолжают вынужденно оставаться в России, не имея денег или документов.

 Мы проверили, насколько это возможно, историю Натальи. В Таганроге мы связались с волонтерами, которые встречают украинских беженцев. Они подтвердили, что беженцев привозят группами, но не стали говорить, принудительно ли их доставили в город. А потом и вовсе перестали отвечать на попытки связаться.«Ґрати» публикуют монолог Натальи Яворской полностью, за исключением моментов, удаленных по ее просьбе в целях безопасности. 

Полномасштабное вторжение

В Мариуполе я живу с рождения, с перерывами. В 17 лет я уезжала, потом поступила в Киев, четыре или пять лет жила в России. В 2020 году я вернулась в Киев, а прошлой весной опять переехала в Мариуполь.

24 февраля в шесть утра меня разбудила мама и сказала, что Киев и Харьков бомбят, что в Мариуполе тоже слышны взрывы. Мы собрали рюкзак. Я, мама и младший 15-летний брат пошли домой к бабушке. У нее уже были слышны взрывы, но не сильные, как будто вдалеке. Мы сидели в коридоре. Пришла родственница, у нее тоже двое детей — девочки. У бабушки с дедушкой мы пробыли два дня. 26 числа взрывы стали сильнее, и мамина подруга предложила нам перейти в укрытие. Оно находится рядом, в местном Доме культуры. Я вспомнила о нем, потому что занималась там в музыкальной школе скрипкой. Никто не думал, что будет война, входы в убежище были неподготовлены, дурацкая система.

Как мы жили в убежище: бабушка с дедушкой готовили нам первое время дома — и приносили еду в убежище. Так продолжалось где-то неделю. 2 марта нам отключили электричество, но в некоторых домах еще был газ. Через два-три дня отключили и его.

И началось… Под окно бабушкиного дома попала мина, разорвалась. Дядя привел бабушку к нам в убежище, дедушка отказался идти — готовил и приносил нам еду.

Клуб находится в центре поселка. Самые жесткие боевые действия проходили возле него, потому что напротив с двух сторон располагались украинские военные. Вся нагрузка приходилась именно на это место.

В какой-то момент встал вопрос с едой, потому что выходить уже было нельзя, обстрелы были слишком близко.

Второй мой дедушка — медик по образованию. Он когда-то служил, и ему на все все равно. Они готовили с бабушкой еду на костре и приносили нам вместе с водой, но очень редко, потому что наш район постоянно был под ударом. Потом дома обоих дедушек полностью разбомбили, и они перешли в нашу квартиру. Но вскоре украинские военные попросили всех в нашем районе уйти, чтобы не попасть под боевые действия. И они снова ушли.

Место, где мы находились, начали обстреливать 8 марта. Бомбили все высокие дома и Дом культуры тоже. Его полностью разбомбили, и мы даже немного успокоились — просто нечего теперь бомбить, остался только наш подвал. Но 10 марта стали почему-то бомбить подвал, наверное чтобы нас завалило. Не очень понятна логика, там уже стен не осталось, но они прицельно били по некоторым точкам несколько раз.

Бомбоубежище

В бомбоубежище была сильная солидарность. Каждый день начинался с новостей. Мой сосед, например, прятался в подвале с семьей. Когда он вышел приготовить еду на костре, в него попал осколок и он умер. Каждый день были новости о людях, которых убило — они были в подвале, но на улице в них попадали осколки. Самое странное, что при этом не было никаких сообщений и информации. У нас не было радио, мы не знали, что подобное происходит во всем Мариуполе. Наоборот была обида: мы сидим фактически без еды и воды, и город о нас не думает, не эвакуирует нас. Было сильное чувство брошенности. Мы даже не думали, что будут бомбить центр Мариуполя. Думали, что это нашему поселку не повезло, потому что, возможно, это какой-то стратегический объект.

Большую часть дня я занималась тем, что записывала сны — людей, которые мне снились, бабушек, мам. Мы пытались по этим снам понять, что нас ждет в будущем и о чем они говорят, потому что это был единственный источник информации.

Казалось, что самое сложное время — когда мы были в убежище. Ощущение запертости, потому что, по сути, у нас уже не было домов, нам некуда было идти. Мы не могли покинуть убежище в случае чего. Появился страх, что тебя завалит, страх каких-то иррациональных сил, которые хотят тебя убить. И ты не понимаешь зачем, ты не понимаешь стратегии или смысла.

Сейчас, наверное, даже с какой-то ностальгией вспоминаю дни в убежище, потому что тогда у всех была надежда. Все думали, что нужно потерпеть какое-то время без еды и воды и все закончится, можно будет вернуться домой, что-то точно решится. Из-за того, что у нас не было связи, мы вообще не представляли, что в Мариуполе происходит то же самое.

Мы даже хотели пойти в город пешком, но идти туда три часа было невозможно.

Некоторые пытались выехать из поселка, у кого-то получалось без урона. Были случаи, когда люди возвращались обратно, потому что их не выпускали. Поселок между нами и городом заняли в первые же дни, но и после нашего стояли «ДНР»-овские блокпосты.

Наверное, самое страшное было — погибнуть случайно. Я, перед тем как пропала связь, читала новости о том, что в Киев часто прилетало из зоны Чернобыльской АЭС, а у нас очень большой склад ядовитых веществ как раз в том месте, где они стреляли. Какой-то постоянный страх, что ты проснешься и умрешь, но даже не поймешь, что умер, а просто вдохнешь летучий хлор и сразу умрешь. Какое-то безвыходное состояние.

Я постоянно представляла встречу с друзьями. Как я выживаю и всем говорю, что я живу, и как нам все рады. Когда я представляла эту встречу, думала, что война точно закончится. Я мысленно представляла, что это случится скоро. Я была готова к тому, что когда это закончится, у нас не будет пособий и обеспечения, но мы сможем выходить. То есть я вообще не представляла, что война так и идет, а я нахожусь в каком-то другом месте.

Депортация

К 15 марта российские военные заняли большую часть поселка, но боевые действия еще шли в районе моего дома, на выезде. Они ходили по домам, пришли в наше убежище и сказали, что всем нужно уходить — эвакуация женщин и детей. Мы спросили, можно ли остаться — они сказали, нет и все, нельзя. Приказным тоном. Кроме убежища нам некуда было идти. Нескольким мужчинам с большими семьями удалось выехать.

Нас вывели в школу напротив здания клуба. Это был первый раз, когда я вообще вышла на улицу. Дикое ощущение — когда я заходила в убежище, все было полностью целое, а потом ты выходишь и видишь, что здания, в котором ты находился, нет, просто валяются кирпичи. Ты выходишь и видишь кучу поваленных деревьев, городков, вышек. Это сюрреалистическое ощущение, когда ты видишь вместо столовой, в которую ты ходил, когда учился в школе, кучу кирпича, и учебники валяются по полу. На стене остался стенд «Гордость школы» — с портретом моей сестры, а вокруг — российские военные.

Во время эвакуации умерла женщина, потому что у нее не выдержало всего этого сердце. Был мужчина, который не мог передвигаться сам — за ним ухаживала его женщина. Ему запретили эвакуироваться, и он остался. Нас отвели в эту разбомбленную школу, в которой они сейчас сидят, а оттуда нас повели в сторону выезда из поселка.

В поселке было две тысячи человек, нас было очень много. В нашей группе — где-то 90 человек. И возили несколько раз. Это была принудительная эвакуация, никто из нас не хотел выезжать из Украины. Если бы у нас был выбор — мы бы остались или выехали в сторону Украины. Некоторые говорили, что хотят остаться, но они приказным тоном говорили, что это невозможно.

Но надо понимать, что убежище, по сути, было единственное место, где мы могли находиться. У большинства людей с нами уже не было домов, и они не могли скрыться где-то в поселке.

На выезде из поселка в сторону Донецкой трассы нас посадили в военный Урал. Довезли до ближайшего поселка, который они захватили несколько недель назад, но никаких боевых действий там уже не было, потому что не было украинских военных. Там на один день нас поселили в школе. На следующий день погрузили в автобусы, сказали, что не в Донецк. С нами все, по большей части, обращались либо как с преступниками, либо как с конвоированными людьми, не было права даже узнать, куда нас  везут. Нам не говорили до последнего. Если спрашивали: «Куда вы нас везете?», отвечали: «В теплое место». Всем видом показывая, что мы должны быть невероятно благодарны за то, что нас освободили от наших домов.

У меня из вещей была только толстовка на мне. Но мне повезло — я как-то додумалась и хотя бы 10 фотографий взяла с собой. У нас теперь ни фотографий, ни видео, ничего.

На автобусах нас привезли в Новоазовск, но мы узнали об этом позже. Водители были полностью дезориентированы — они долго ехали из Донецка, приезжали куда-то, а им говорили, что дороги разбомблены, они ехали в другое место. У них не было никакой координации. Все в дороге обращаются с тобой как с мешком картошки. Водитель, естественно знал, куда мы ехали, но у всех был приказ никакой информации нам не давать.

В Новоазовске у них так называемые фильтрационные лагеря. Это не я придумала, это они сами так называют. В фильтрационном лагере были сотрудники МЧС, мы нашли вайфай. Как везде в России — они разбомбили вышку, выключили всю связь, но оставили пароль от одного до восьми. Мы просто пробовали их перебирать и вот — работает интернет.  Тогда я впервые узнала про Мариуполь, что его бомбят, и это был большой шок. А российские военные говорили, что они уже захватили Киев и Харьков.

В Новоазовске, как я понимаю, — какой-то перевалочный пункт. Было довольно жутко, потому что очень много военных тачек с изображениями Кадырова, очень много чеченцев, видишь как перебрасывают военную технику. Когда перед тобой проезжают Грады — это жутко. При этом все пытаются делать вид правильной работы: МЧС, автобусы, будки, таблетки, даже давление меряют, колбасу нам чеченцы передали. Это просто безумие, конечно.

Фильтрационный лагерь

Фильтрационный лагерь — это такая палатка, в которой сидит куча военных. Все мы сидели в автобусах, заходили по очереди. Сначала тебя фотографируют со всех сторон, видимо, для системы распознавания лиц, которую сейчас внедряют в РФ. Потом снимают отпечатки пальцев, но, что самое отвратительное, этих пальцев недостаточно, они даже ладошки сканируют со всех сторон. Потом ты проходишь допрос для реабилитации — тебя спрашивают, какие родственники остались в Украине, видел ли ты перемещение украинских войск, как ты относишься к политике Украины, как ты относишься к власти, как относишься к «Правому сектору». Большая анкета и тебя по ней расспрашивают, но не жестко. Потом самое непонятное для меня — ты отдаешь свои телефоны, они подключают их к компу на 20 минут и выкачивают из них базу контактов, но я не знаю, выкачивают ли они данные и копируют ли IMEI.

Мы ждали часа четыре-пять, пока попадем в фильтрационный лагерь. Потом несколько часов проходили. В автобусах не было туалетов. Один был в окопе далеко. Моей бабушке 70 лет, она подвернула ногу и не могла нормально ходить.

Нас повезли к границе «ДНР» и России. Всю ночь мы провели в автобусе в очень жестких условиях.

Российская Федерация начинается со шмона. Выборочно допрашивают женщин и мужчин. Женщин мало, но я попала в этот список невезучих. Это пиздец, потому что ты сидишь две недели в подвале, тебя обстреливают, и первый человек, с которым ты встречаешься на воле — русский ФСБшник. Он меня в жесткую паранойю ввел. У меня есть художественные тексты, связанные с Украиной, с войной, я не думаю, что они супер заметные. Но все равно возникла паранойя. Мне стало страшно, а он допытывал меня: знаю ли я о перемещении украинских войск, что я знаю об украинских солдатах и прочее. Я подумала про тактику ФСБшных связок: задаст один вопрос, о чем-то пошутит, потом опять задаст тот же вопрос, чтобы понять соврала я или нет. Но большую часть времени, на самом деле, мы обсуждали мои личные отношения. Это ФСБшника больше всего интересовало.

У меня все соцсети на украинском номере. Я сначала растерялась, сказала неправильно номер специально, но все равно было стремно. Они переписали мои телефоны, задали кучу вопросов, сказали, что я «слишком загадочная». Мне кажется, когда тебя уводит ФСБшник, говоря, что ты «слишком загадочная» — это самая худшая фраза, которую ты можешь услышать. У меня сердце упало в этот момент.

Короче, нас выпустили. Мы пытались с семьей — бабушкой, мамой, братом, тетей и ее детьми — уехать, но нельзя — ты не можешь просто взять и отправиться по своим делам.

Побег

На автобусах нас увезли в Таганрог. Там всем сообщили, что направят во Владимир поездом. Мне друзья скинули ссылку: на российском ТВ вышел сюжет об этом поезде. Корреспондент сообщает, что Россия оказывает помощь и даже капельницы ставят в поезде. И на видео бабушке — не моей, но с которой мы были вместе в убежище — ставят капельницу. Ей Российская Федерация полностью разбомбила дом, она не знает, куда едет, а показывают капельницу. Полный пиздец.

Из Таганрога мы добрались до Ростова. Доехали — я, моя бабушка, мама и брат. Родственницу вывезти не получилось, потому что она оставила паспорт дома, у нее была только его фотография. Сейчас мы пытаемся вывезти ее через посольство Украины в других странах по справке о возвращении на родину.

Мы поехали в Ростов и остановились на ночь у родственников. Это тоже безумная ситуация. Они очень гостеприимные, но мозги полностью промыты российской пропагандой. Говорят: не волнуйтесь, к осени вернетесь в Мариуполь, там все зачистят, и все будет хорошо.

В Ростове дофига военной российской техники. Город живет, как на войне. Когда мы ехали в поезде «Ростов — Москва», было безумно странное ощущение от того, что весь поезд обсуждает Мариуполь. Говорят, что в Мариуполе разрабатывают биологическое оружие для уничтожения репродуктивной системы русских женщин. Ощущение, что ты в какой-то коллективный сон попадаешь. Я, на самом деле, до начала войны сочувственно относилась к мысли, что русские не равно Путин. Я была уверена, что никто не хочет войны с Украиной, мне казалось это невозможным. Сейчас я считаю, что даже какие-то адекватные люди в российском обществе тоже являются частью этого и тоже несут за это ответственность.

Я созваниваюсь с друзьями, которые остались в лагерях беженцев. Им выдали российские симки. Мы хотим помочь всем как-то выехать. Их там кормят, есть жилье, но нет билетов. Работа — кассирами, продавцами супермаркетов — людей взяли как бесплатную рабочую силу. Думаю, что их вывозят только для пропагандистской картинки о том, как Россия эвакуировала людей.

То есть берут из Мариуполя людей и насильно вывозят сначала на оккупированную территорию, потом в Россию — Таганрог, Владимир. Там есть лагеря, где они могут жить, где есть связь и даже российские симки. До лета они должны найти работу, чтобы у них были свои деньги. Работа только низкооплачиваемая. Плюс они в городе, где полно техники и на них смотрят с мыслями о биологическом оружии, от которого надо защищаться.

Во Владимире условия неравномерные — кому-то везет, кому-то нет. Им оплачивают 10 тысяч рублей единоразово, но кто-то и их не может получить. Если им дают не беженство, а временное убежище, они смогут выехать в любой момент. Но ситуация с мужчинами непонятная. Потому что мужчин-украинцев могут не выпускать из Российской Федерации.

Все, с кем я созванивалась, находятся в жестком состоянии прострации, у всех начались проблемы со здоровьем. У многих бабушек ментальные проблемы — не понятно, как организовывать выезд. У них не осталось домов в Мариуполе, и взять куда-то поехать — очень сложно. Но еще сложнее жить в месте, которое полностью отрицает твой опыт. Мне кажется это очень страшно, когда ты сталкиваешься с этим в России: ты знаешь правду и что происходило, но все пребывают в каком-то сне и ты должен угадывать, о чем этот сон.

Когда всех повезли во Владимир — мы отказались от убежища. Могли это сделать, но без регистрации находиться в России можно только 15 дней, за это время нужно было успеть уехать. Проблема возникла, например, у тех, кто оказался без денег. Родственники в России хотели бы им скинуть, но некуда. Некоторые находят кого-то рядом, пересылают, и те передают наличные в лагерь.

У нас в лагере было несколько людей без паспортов. Когда начался обстрел, они не успели его взять, и вернуться домой было нельзя. Выдают внутреннее свидетельство, которое позволяет работать, но вопрос, как выехать. Единственный вариант — справка о возвращении на родину, но непонятно, как ее сделать, потому что украинское консульство не работает. Этот документ заменяет тебе паспорт.

Из Ростова мы выехали в Москву, оттуда — в Питер. Там пробыли три дня. 22 марта выехали на границу. Очень сильно готовились — все почистили в телефонах. Но выезжать, как ни странно, было довольно легко — только формальный допрос про родственников. Почему-то опять спросили IMEI телефона.

В поселке под Мариуполем остался дедушка. Бабушка очень жалеет, что выехала. Она хотела остаться с ним, но все происходило так быстро и сумбурно, она не смогла принять решение. Остался ее сын. Я беспокоюсь, что ему в экстренном порядке сделают паспорт «ДНР» и заставят воевать.

Еще остались мой дедушка с бабушкой, которые готовили нам еду. Нам даже удалось вызвать туда машины для эвакуации, но они в итоге отказались ехать. Они считают, что это их земля. Все дома вокруг дедушки разбомбили. Он остался в доме с выбитыми окнами, потому что считает, что это его место и никто не имеет права мешать этому.

Сейчас у них начала появляться связь. В 11 утра связались с дедушкой. Там жесткое мародерство в селах, российские военные просто бухают и стреляют в домах в потолок. Просто набухиваются и стреляют.

Много женщин в убежище с детьми. Очень много женщин под обстрелами бегают по разрушенным домам, пытаются найти какую-то еду. А дома уже взяли российские солдаты. Это страшная ситуация, совсем другой опыт — я уже об этом ничего не знаю.

Сурс: https://graty.me/monologue/berut-iz-mariupolya-lyudej-i-nasilno-vyvozyat-monolog-zhitelniczy-mariupolskogo-poselka-kotoruyu-prinuditelno-vyvezli-v-rossiyu/

Подсчёт "Z" на автомобилях как примерного уровня активной поддержки войны.

Тут с подачи Максима Каца его сторонники (и не только, возможно) считали Z, или иную подобную символику, дабы примерно оценить уровень активной поддержки войны. Исследование не самое точное, но общее представление о порядке чисел даёт.

Собственно, вот что мы насчитали:
Всего посмотрено 14681 автомобилей.
Z, или иное: 60 (0.4%)
Георгиевская лента: 573 (3.9%)

Ниже будет отдельно по городам.
Результаты очень хорошие, даже если на 1-го активно поддерживающего приходится 50 просто сторонников (а это очень много, в реальности сильно меньше обычно), то это всё равно будет ~20% поддержки. Ни 70%, ни даже 50% близко не видно. Это радует.

Госдума приняла в первом чтении законопроект о создании единого оператора цифровых рекламных конструкций, который в том числе станет монополистом в сфере размещения объявлений физических лиц в интернете.

https://www.cnews.ru/news/top/2022-07-18_vlasti_reshili_monopolizirovat

Государственная дума приняла в первом чтении законопроект о создании в России единого оператора цифровых рекламных конструкций и объявлений (ЕОЦРКО). Документ представляет собой поправки в закон «О рекламе», его автором выступает депутат Артем Кирьянов.

Под единым оператором понимается лицо, «осуществляющее установку и эксплуатацию цифровых рекламных конструкций, создание и эксплуатацию информационного ресурса размещения информации на цифровых рекламных конструкциях и электронных досках объявлений в сети интернет с учетом требований обеспечения национальной безопасности в целях обеспечения равных условий распространения цифровой рекламы и предотвращения распространения недостоверной информации, создания условий для контроля за рекламой, размещаемой на цифровых рекламных конструкциях, а также информацией, размещаемой в электронных объявлениях физических лиц в данной информационном ресурсе и в иных целях».

ЕОЦРКО будет определен Правительством. Им может быть российская организация, доля владения иностранных лиц в котором не превышает 25%. Указанная организация должна будет входить в группу компаний, являющуюся системообразующей организацией российской экономики, осуществляющей деятельность рекламных агентств и выступающей собственником цифровых рекламных конструкций на объектах наружной рекламы и в объектах транспортной инфраструктуры. Кроме того, указанная группа компаний должна иметь исключительные права на программу для ЭВМ, обеспечивающую функционирование информационного ресурса размещения информации на цифровых рекламных конструкциях и электронных досках объявлений.

ЕОЦРКО должен будет обеспечить взаимодействие с государственными информационными системами, включая единый портал гос услуг (ЕПГУ) (РЕКЛАМА ЧЕРЕЗ ГОСУСЛУГИ БЛЯТЬ?!). По требованиям Роскомнадзора, ФСБ, Службы внешней разведки (СВР) и Федеральной службы охраны (ФСО) указанный оператор должен будет обезличивать, блокировать, удалять, уничтожать персональные данные физических лиц и вносить изменения в сведения, содержащиеся в его информационном ресурсе, а также предоставлять упомянутым органам доступ к соответствующим данным.

Физические лица обязаны будут размещать электронные объявления о реализации товаров и услуг в электронной форме в информационном ресурсе ЕОЦРКО. Предпринимательскую деятельность по размещению электронных объявлений физических лиц о реализации товаров и услуг на территории России может осуществляться только ЕОЦРКО. Иным лицам будет запрещено осуществлять указанную деятельность.

Перечень таких лиц будет утверждать Минцифры, в том числе по представлениям ЕОЦРКО. Упомянутые требования в том числе будут распространяться на социальные сети, организаторов обмена информацией в интернете (ОРИ) и владельцев сервисов размещения электронных объявлений физических лиц, принадлежащих иностранным лицам и осуществляющих свою деятельность на территории России.

Лица, которым будет запрещено вести предпринимательскую деятельность по размещению электронных объявлений физических лиц, должны будут разместить сообщения, информирующие всех лиц, которые ранее размещали через них свои объявления, о создании информационного ресурса ЕОЦРКО.

Также указанные лица должны будут на безвозмездной основе разместить в информационном ресурсе ЕОЦРКО сведения, необходимые для регистрации физического лица в информационном ресурсе ЕОЦРКО, а также предоставить по запросу ЕОЦРКО всю необходимую информацию. Денежные средства за оказание указанными лицами услуг по размещению объявлений, которые не были размещены из-за создания информационного ресурса ЕОЦРКО, должны быть возвращены.

Ранее Госдума в первом чтении уже приняла другой законопроект, направленный на регулирование деятельности онлайн-площадок объявлений (классифайдов). Документ предполагает, что иностранцы не смогут владеть более чем 20% в классифайдах, чья посещаемость в России составляет более 10 млн пользователей в месяц.

В первую очередь, оба документа затронут крупнейший в России классифайд — Avito. Он принадлежит голландской инвестиционной компании Prosus, которая, в свою очередь, принадлежит южноафриканскому холдингу Naspers. Касательно нынешней инициативы в пресс-службе Avito отметили, что «непродуманные инициативы, подобные законопроекту о едином операторе досок объявлений, могут в одночасье привести к разрушению целой интернет-отрасли».

«Совершенно не понятно, какова необходимость в таком поспешном и радикальном регулировании индустрии, когда перед ней стоят задачи сохранения рабочих мест, развития сервисов для населения и удержания ИТ-талантов, — заявили в Avito. — Конечно, это вызывает неудомение и разочарование у всех участников отрасли, которые помогали и помогают развивать экономику России».

Федеральная антимонопольная служба (ФАС) будет направлять в ЕОЦРКО требования о предотвращении и прекращении размещения социальной рекламы на цифровых рекламных конструкциях, которые должны быть исполнены в течение одного рабочего дня. ЕОЦРКО должен будет безвозмездно предоставить доступ иным лицам к своему информационному ресурсу для осуществления контроля со стороны ФАС. В иных случаях ЕОЦРКО вправе взимать плату за доступ к своему информационному ресурсу.

Для установки и эксплуатации цифровой рекламной конструкции на транспортных средствах, участках земли и объектах недвижимости, находящихся в государственной или муниципальной собственности, без проведения тендеров заключаются договора с ЕОЦРКО сроком на 30 лет. Если владельцем объекта, на котором размещаются цифровые рекламные конструкции, выступает публично-правовая компания, в котором доля государства превышает 50%, то она также может без проведения тендера заключить договор с ЕОЦРКО сроком 30 лет.

(С 26:30)

Новый бог-император на земле Сердар Бердымухамедов наносит пощечину царю сея Руси

Новый падишах Туркменистана Сердар Бердымухмаедов I запрещает накачивать тело ботоксом и прочие пластические операции.

Что-то хуйня какая-то с картинками - ни одну вставить не могу

а вот, смог

Вкратце: сексизм, штрафы, увольнения, устные указы и властный беспредел, прямая дорога в шариат (да, они. там че-т с талибами пытаются нагазопроводить).

В Туркменистане женщинам запрещают пользоваться определенными косметическими услугами, ездить в автомобилях с мужчинами, которые не приходятся им родственниками, делать пластические операции, относительно вызывающе одеваться. За последние недели десятки женщин потеряли работу или были вынуждены заплатить штрафы за нарушение новых правил.

Скучный видосик:

Ссылочка для тех кому лень открывать поисковик с подробностями