шурыгина в погонах

Появляется всё больше свидетельств пыток задержанных. Это только вершина айсберга из жестокости, садизма и безнаказанности.

Вокруг меня было около 300 человек. Подъехали два черных бусика с «Алмазом» и стали около нас. Я заметил приближающуюся колонну спецтранспорта, не менее шести автозаков с омоновцами. ОМОН и Алмаз начали выбегать одновременно. Мы поняли, что окружены с трех сторон и начали убегать туда, где никого не было видно. Вскоре замечаем перед собой спецназ с автоматами в шлемах. Они остановили машины, выламывают двери, выбивают стекла. На людей направляют оружие, ставят на колени, кричат. Мы понимаем, что нам некуда бежать.

Я спрятался в укромном месте. Со всех сторон закрыто рекламными щитами. Но в одном месте был прозрачный участок без рекламы. Я смотрю на этот участок, вижу, как там на коленях стоит человек, его бьет спецназовец. Человек падает, его продолжают бить. Спецназовец наклоняется, что-то говорит человеку, потом поднимает голову и мы встречаемся взглядами. Манящим жестом указательным пальцем он говорит мне «иди сюда». Это был самый пугающий момент за этот вечер когда я понял, что моя песенка спета.

Меня побили и связали мои руки сзади. После этого три спецназовца отвели меня за угол и говорят: «Мы сейчас засовываем тебе в трусы гранату, достаем чеку, ты взрываешься, а мы скажем, что ты подорвался на неопознанном взрывном устройстве». Они засунули мне в трусы боевую гранату и отбежали. Потом вернулись, снова побили и повели обратно. У меня откололись куски от зубов, потому что ими мне приходилось носить свой рюкзак. Когда рюкзак падал — они меня били, я его поднимал, а они продолжали бить. Бьют постоянно, нон-стопом.

Меня положили в машину, я лежал в толпе, в автозак накидали человек 20. Мы лежали друг на друге. Время от времени нас били. Если ты на что-то жалуешься, тебя бьют дополнительно. Человек говорит: «У меня астма, я задыхаюсь». Спецназовец подходит, ставит ногу на горло, начинает его душить и говорит: «Ты можешь сдохнуть, нам все равно».

В какой-то момент меня вывели из общего автозака и привели в другой. Внутри с двух сторон стояли два спецназовца. Меня положили лицом в пол и 2-3 минуты били по ногам. Очень сильно опухли ноги. После этого меня привели обратно в общий автозак и повезли. Половину пути на моей шее стояла нога омоновца. Если ты хоть на сантиметр отрываешь лицо от земли — тебя начинают бить.

У меня при себе не было ни паспорта ни телефона. У тех, кто взял с собой телефон, его забирали и пытались разблокировать. Если ты не говоришь пароль — твой телефон ломают. У одного парня спрашивали пароль, а он не говорил. Его раздели догола и сказали: если не говоришь нам пароль, мы этими палками сейчас тебя изнасилуем. Парень сказал пароль, они начали смотреть его Telegram-каналы.

Были девчонки, лет по 18. Их провинность была в том, что когда кому-то было плохо, они обращали на это внимание. Подошли омоновцы и начали их оскорблять, типа: вы, продажные шлюхи. Одна девушка что-то ответила и ей отбрили часть волос. «Если вы не заткнетесь, мы вывезем вас в СИЗО, закинем в камеру к мужикам, вас там изнасилуют, а потом мы вывезем вас в лес. Так ваша история и закончится». Девчонок бьют значительно меньше, чем парней. Парней бьют очень жестко, нет никаких тормозов. Бьют руками, ногами, палками, прикладами. Когда нас выставили у стены, людей просто били головами об стену.

Нас привезли на перекидочный пункт, где людей перегружали в другие машины, которые ехали на ЦИП. Нас выводят из автозака. Ну как выводят: бьют и ты выбегаешь. Там — коридор, в нем около 40 человек, по 20 с каждой стороны. Пока ты по нему идешь, все тебя бьют. Бьют специально по голове, в пах, по ногам, чтобы ты падал. Когда ты падаешь, тебя бьют, пока ты не встанешь. В конце меня взяли за руки и ноги и закинули в автобус.

Я считаю, что с нами работал российский спецназ. На мне была майка «Свободу Сенцову». Они среагировали на эту майку: «Вот, ты еще и против России». Они говорили с русским акцентом и обращались к нам с позиции: «Вы, беларусы», отделяя себя от нас. «У вас такой хороший батька, что вам не нравится?» — беларусы так не говорят.

Есть дубинки резиновые, а есть — с металлическим стержнем внутри. До этого нас били резиновыми. Еще раз: нет никакой опции для сопротивления. Ты не сопротивляешься. Тебе говорят — ты делаешь. Ты молчишь. Ты не качаешь свои права. В автобусе ко мне подошел спецназовец, стал на меня и начал бить этой дубинкой с металлическим стержнем по голове. Т.к. это почти палка, после первого удара я уже почти ничего не чувствовал. Он побил меня некоторое время, ушел, на меня навалили еще людей. Было тяжело дышать. Непонятно, где лучше: сверху, где тебя бьют, или снизу, где ты задыхаешься. Потом из этого автобуса нас обратно через коридор вывели в автозак. В автозаках есть маленькие камеры, они рассчитаны на три человека. В такую камеру для перевозки запихали 8 человек. Я был около стенки, меня придавило к ней. В этот момент я увидел, что по стене течет кровь. До этого я не понимал, что у меня разбита голова, т.к. не чувствовал боли. Там было очень душно, я начал терять сознание, несколько раз отключался.

Когда мы приехали к ЦИПу и они открыли дверь автозака, я просто вывалился. Они сказали: «О, кажется, этот уже готов». Взяли за шкирку, выкинули из машины. Протащили по земле и оставили у травы. У меня была разбита голова, все тело было синим. Я не двигался и терял сознание. Меня начало тошнить, изо рта лилась слюна. Они бросили фразу: «О, и этот тоже под наркотиками». В какой-то момент меня начало трести.

Врач сказала, что я без сознания, чтобы меня больше не били. Всех остальных ставили на колени и избивали. Активистов и тех, кто, по их мнению, участвовал в организации, помечали красной краской и уводили отдельно. При этом на ЦИПе все время стоит жуткий крик и стоны людей из помещений. Говорят, там есть специальные комнаты для пыток, где избивают людей до потери сознания. Я думаю, что так и есть.

В больницах очень много раненых. С пулевыми ранениями, рассечениями, переломами. Докторов не хватает. Мне повезло, что скорая вывезла меня из ЦИПа. Это концлагерь, где пытают людей.