чиновники, 65 лет

Хотите шутку?

https://m.vk.com/wall-177427428_1435

«Две недели я провел в плену в Беларуси. Держали в подвале, допрашивал кадыровец» — 19-летний сержант ВСУ, которому ампутировали ноги и пальцы на руках

«В Беларуси нас держали в подвале: 65 человек», — вспоминает 19-летний украинский сержант Данила Мельник. Одну кисть руки парню оторвало при взрыве, на другой остался только один целый палец, из-за обморожения ему ампутировали обе стопы. Мельника нашли российские военные и несколько недель удерживали в плену на территории Беларуси, говорит парень. 

Данила из обычной украинской семьи: вырос в поселке под Киевом. Мама зарабатывала швеей, одна растила троих детей. Данила — младший.

В 2019 году, окончив школу, Мельник решил поступать в военный колледж во Львове: 2,5 года учиться, и звание сержанта, командира взвода пехоты. После можно пойти либо на службу в армии, либо получать высшее военное образование.

«Захотелось попробовать себя в армии. Это хорошая профессия, — говорит Данила. — В Украине к военным относятся с уважением. И во время учебы бывали, конечно, начальники, которых «не попустило», но нет дедовщины. Украинская армия действительно вышла на новый уровень.

Мама не отговаривала — у меня такое воспитание, что если захотел, то что она уже мне скажет».

26 февраля 2022 года у Мельника ожидался выпуск.

После со своей бригадой они должны были ехать служить в часть, оттуда на какое-то время на Восток, в ротацию, вспоминает парень. Но началась война.

«У нас паники не было, все было слажено. 26 февраля состоялся выпуск, дальше нас распределили по частям, как и планировалось.

27-го я уже участвовал в боевых действиях, — говорит Данила. — Страшно не было, сожаления, что пошел в армию, тоже. Хотелось защищать страну — это же они пришли на нашу землю, а не мы на них напали. В наш дом пришел враг.

Данила бился под Киевом. 7 марта попали ближе к пригородам: Ирпень, Буча, в те районы, рассказывает парень.

«Там мы попали в засаду. Было очень жарко, большая часть наших смогла выбраться, но эвакуации не было — слишком много русских. Там меня ранило.

Был взрыв, мне оторвало левую кисть, также осколки попали под ягодицу. Я вылез, на адреналине заполз в кладовку в каком-то дворе. Там провел несколько дней, после меня нашли русские солдаты. Если бы не нашли — наверное бы, там и умер, — говорит Данила. — Потому что меня ранило и в правую руку, она перестала нормально функционировать. Я не мог даже себя перевязать, правая рука была вялая, онемевшая.

В той кладовке я отключился, через какое-то время пришел в себя — но был уже абсолютно без сил. Так я пролежал дня два, периодически терял сознание. Во время этого всего получил и обморожения. Я понимал, что происходит, но был очень истощен».

Мельник говорит, что русские солдаты, которые его нашли, сначала оттащили его в какой-то двор.

«Там угрожали оружием, стреляли рядом, рассказывали, какие мы нацисты, убиваем детей — вся эта русская балалайка. Какое-то время допрашивали: где артиллерия, где что. Бессмысленные вопросы, ведь я особо и не знал ничего такого. Пугали убийством, расправой — но мне уже было пофиг. Ведь я пока лежал в той кладовке, думал, что все, это конец. Может, поэтому после мне и было уже не страшно, — говорит Данила. — Потом другие солдаты, пацаны помоложе, оказали мне медицинскую помощь, подкормили, немного растормошили меня — ведь я же два дня ничего не ел, не пил.

После меня загрузили в грузовик и увезли. Там я был один, но сбежать не было вариантов: от ранений был очень истощен, почти не мог двигаться.

Ехали где-то по Украине, маршрут не знаю. Точно не помню, но минимум однажды останавливались на ночь, меня заносили в какое-то здание ночевать, но повязки не меняли.

После, еще где-то на территории Украины, меня присоединили к раненым русским солдатам. Нас перевозили в Беларусь вертолетом, примерно по 10 человек. В Беларуси сначала был мобильный госпиталь: это такой как большая палатка, желтое надувное здание в поле. Где он конкретно находился — я не знаю», — говорит Данила Мельник.

Судя по информации, которую собирал телеграм-канал «Беларускі Гаюн», это могло быть в российском лагере возле Речицы, возле Комарина или в Боково.

«Там увидели, что я украинец: форма была в крови, ее давно сняли, но я оставался в термобелье. На нем заметили украинский герб и начали между собой советоваться. Я слышал отрывки, что-то говорили про Женевскую конвенцию, что не надо мучить.

Сделали наркоз мне, немного подшили рану возле ягодицы, перевязали и обработали раны на руке. И пока я еще «плавал» от анестезии, меня отвезли в какой-то подвал. Где он был, сказать не могу, но сложилось впечатление, что это была какая-то воинская часть».

Но почему Данила уверен, что это происходило на территории Беларуси?

«Об этом говорил кто-то из русских военных. Там, где меня удерживали, были только украинские пленные и российские военные, в основном, военная полиция. И кто-то из россиян проговорился, что мы в Беларуси, — объясняет Мельник. — Но за все время в том подвале я не видел ни одного белоруса, только люди в российской военной форме с российскими флажками на ней».

В подвале, куда поместили раненого Данилу, была маленькая комнатка с раскладушками: без белья или матрасов, просто пружины.

«Мне повезло, что я был на носилках, — вспоминает он. — Сначала я был один, потом привели второго украинца. Затем потихоньку пленных довозили.

Когда пленных стало больше, нас перевели в большую комнату. Там вместо кроватей стояли такие большие длинные деревянные столы вдоль стенок. На них можно было лечь.

Кормили, но не армейскими пайками. Давали какую-то кашу, кажется, перловку, и суп как вода: одна картофелина плавает и капустинка.

Воды было мало. Вместо туалета — одно ведро на всех. Его периодически выносил кто-то из пленных под присмотром российского военнослужащего.

Потихоньку людей в подвале становилось больше, мест на «столах» на всех не хватало. Были не только военные, очень много было гражданских. Некоторых забирали прямо из домов под Киевом, привозили оттуда в тот подвал. Раненых вместе со мной было только трое. Все мужчины — была одна женщина, но ее содержали отдельно.

Раз в несколько дней приходили медики, проверяли раненых. Перевязывали мне руки. О том, что у меня обморожения, я тогда даже не думал, так как никогда с таким не сталкивался раньше.

Из подвала никуда не выпускали. Всех периодически забирали на допросы. Спрашивали чушь какую-то: где родился, где учился, какая семья, служил ли, был ли в АТО. Некоторых пленных снимали на фото или видео. Некоторых били, угрожали. Сообщить семье, что жив, возможности не было никакой. Но некоторых пленных снимали для российских новостей, тем давали связаться с семьей.

Большинство русских солдат, которых я видел, были славянской внешности, но были и буряты.

В плену я встретил двух украинцев, которые попадали к чеченцам. Один рассказывал: «Мне чеченцы сказали, чтобы я не переживал, мол, мы делаем свою работу, ты свою. Обходились вполне нормально». А второй вспоминал, что чеченцы не стали его связывать, вместо этого просто прострелили обе ноги — чтобы не сбежал.

К нам в подвал тоже заходил какой-то кадыровец, допрашивал некоторых. Понты колотил: включил камеру на телефоне, что-то жевал и показывал собеседнику, мол, какой он вояка.

Нам говорил: сейчас мои кадыровцы приедут, здесь вам будет!

После он еще раз зашел в подвал и начал кричать: чего они сидят с открытыми глазами?! После этого нам завязали глаза, кому тряпками, кому даже туалетной бумагой и скотчем. Зачем, я не понял — все равно же в подвале сидим.

Но когда тот кадыровец ушел, нам разрешили снять повязки.

Некоторые российские военные были нормальные, некоторые — зомбированные, которые рассказывали нам: вы нацисты, Донбасс 8 лет бомбили! За любые татуировки объявляли человека нацистом. Дерево наколол себе? Нацист!

Однажды залетел какой-то российский военный, полчаса кричал о том, какие мы нацисты. Кричал: вы женщин насиловали, детей убивали!

Покричал, после сказал: «Б***, с кем я разговариваю!?» И ушел.

А ведь я не имел никакого доступа к информации, к новостям: сначала боевые действия, после плен. О том, что Россия нас, оказывается, «освобождает от нацизма», я просто не успел услышать. А тут постоянно: «Нацизм! Нацизм!»

Я был в шоке: какой нацизм? В чем прикол? В чем проблема?»

В этом подвале Данила провел две недели. Когда набралось 65 человек, пленных начали вывозить в Россию.

«Говорили, что из этого подвала пленных людей партиями везли в какое-то СИЗО на территории России. В какой город конкретно, не знаю. Говорили, что пленных отвозят либо в СИЗО, либо в какие-то палаточные лагеря, тоже на территории России.

Но мне повезло, потому что медики сказали: этот ранен, он там умрет через пару дней. И меня увезли не в СИЗО, а в Рыльск (город в Курской области РФ недалеко от границы с Украиной).

Ребята из военной полиции были нормальные, они даже маски поснимали по дороге. Угощали сигаретами. После сообщили нам: все, въехали в Россию!»

В Рыльске Данилу положили в обычную больницу. Говорит, врачи относились к нему по-людски. В больнице медики занялись его обморожениями: ампутировали обмороженные пальцы на правой руке парня (необратимые изменения в тканях из-за обморожения начинаются через несколько часов, а Данила провел на холоде в полусознательном состоянии два дня). Заметили обмороженные пальцы на ногах — их тоже пришлось ампутировать. Стопы пока не трогали.

«Из Рыльска меня перевели в военный госпиталь в Курске.

Там был адекватный врач: уже ходили слухи, что пленных украинцев будут менять. А было уже понятно, что мне придется ампутировать и ступни. И доктор не стал, сказал, чтобы я нормально доехал, он операцию не будет делать, — рассказывает Мельник.

— Лежал я в палате с другими украинскими ранеными. В коридоре возле палаты дежурили русские из военной полиции. Они нам рассказывали: «Мы здесь вас не охраняем, потому что куда можете пойти? Мы здесь вас защищаем, чтобы вас местные не убили!»

Мы с ними иногда разговаривали. Я объяснял: какой нацизм? Мне 19 лет, я делал, что хотел, меня никто не ущемлял, ни к чему не принуждал! Откуда нацизм?

Также те, из военной полиции, рассказывали нам «Новости»: что якобы с Киевом уже русские договорились и сейчас остались от Украины только западная часть и сам Киев, так как в нем «нацисты отстреливаются и детьми прикрываются». А в остальных городах уже якобы российский рубль и русские туда продукты возят.

Я позже, после освобождения, видел своими глазами разбитые русские колонны под Киевом. Вот так и договорились! А те русские ребята из военной полиции и сами верили в свои слова, ведь насмотрелись телевидения.

Больничные санитарки старшего возраста нам тоже говорили: «Вот был СССР, всем было хорошо, все дружили! А тут Украина резко начала щемить русскоязычных!»

Также в Курске меня приходили допрашивать из ФСБ. Откуда, что, как, какие-то протоколы составляли…»

В середине апреля пошли слухи, что возможен обмен пленными.

«Я ничего не ожидал, так как знал, что после 2014 года некоторые ребята и по два года проводили в плену. Готовился к худшему, — вспоминает парень. — И плюс пленные украинцы рассказывали, что русские их уже возили якобы на обмен. А потом говорили пленникам: вот, видите, ваши не приехали, хрен положили на вас!

Я в это не верил, так и говорил ребятам: это русские вас так сломать хотят, бензина у них много, могут и покатать туда-сюда. И после я интересовался у наших военных, а были ли обмены, которые впоследствии отменялись. Меня наши заверили — не было».

Но как не сойти с ума, если ты в 19 лет сидишь в плену, ранен, с искалеченными руками и готовишься к ампутациям еще и на ногах?

«Для меня главное было, что выжил. И уже хорошо. Не умер во время боя, не умер пока в кладовке той лежал, а остальное — мелочь. Хотел вернуться домой. Иногда молился, чтобы у всех дома было все хорошо. Старался сберечь психику», — отвечает Данила.

21 апреля Мельника все же обменяли.

«Из Курска меня перевезли в Севастополь, оттуда машиной в Украину. Там поменяли. Но из курского госпиталя меняли не всех, некоторые пленные остались. Не знаю, как и по какой системе отбирали людей, — говорит Данила. — Ну и от своих прежде всего я позвонил маме: она же вообще не знала, где я, только надеялась, что жив. После душ, чистая одежда… Глянул новости — все хорошо, совсем не так, как русские рассказывали».

После парня положили в киевскую больницу. Там все же ампутировали стопы.

Саратовская чиновница обвинила блогера в изнасиловании 15-летней девочки

Изнасилования не было, но чтобы это доказать, девочке пришлось обращаться к гинекологу

Замглавы администрации города Хвалынск в Саратовской области Елена Шараевская заявила в полицию, что местный активист и блогер Максим Макаров изнасиловал 15-летнюю Сашу Овинову, она от него забеременела и решила покончить с собой. Девочка и ее мать узнали об этом заявлении случайно. Они получили справку у гинеколога, что «пострадавшая» является девственницей. Об этом изданию «Свободные Новости» рассказали сам Макаров и Овинова. Раньше об этой истории уже писали « и «Четвертая власть».

Макаров — блогер из Хвалынска, который рассказывает о городских проблемах. Он ходил на прием к Шараевской и снял разговор на видео

Максиму Макарову 22 года. Он родился и вырос в Хвалынске (городе, неподалеку от которого родился спикер Госдумы Вячеслав Володин), потом учился в Петербурге и Саратове. Позднее Макарову пришлось вернуться в Хвалынск, и он стал городским активистом и блогером. По собственным словам, «ничего сверхъестественного» он не рассказывал: приглашал подписчиков на уборку в местном парке, звал красить старые дома, смотреть короткометражки во дворе краеведческого музея и слушать лекции музейных работников.

В августе 2021 года Макаров решил выйти на контакт с администрацией Хвалынска. «Хотел сказать им: вы говорите, что в город должны возвращаться молодые специалисты. Вот я вернулся, хочу развивать Хвалынск, у меня есть влияние на молодежь. Сделайте хотя бы вид, что вам не плевать на нас. Позвоните мне, я соберу волонтеров, закрасим, например, рекламу телеграм-каналов с наркотиками», — заявил блогер «Свободным новостям».

Макаров записался на встречу с Как писало саратовское издание «Взгляд-инфо», в 2015 году Елена Шараевская была фигуранткой уголовного дела о превышении полномочий. На тот момент она занимала пост главы управления образования администрации Базарно-Карабулакского района Саратовской области. Суд постановил прекратить уголовное преследование Шараевской в связи с амнистией к 70-летию Победы в Великой Отечественной войне.

Он пришел в здание городской администрации к назначенному времени, но ему пришлось ждать приема около трех часов. На встрече присутствовала сама Шараевская и еще несколько чиновников. И они, и Макаров снимали разговор на видео. По словам блогера, замглавы городской администрации «поблагодарила за гражданскую позицию, обещала привлекать и больше не звонила».

Чиновница заявила в полицию, что Макаров изнасиловал знакомую 15-летнюю девочку, и та попыталась покончить с собой

Ролик Макарова о встрече с Шараевской набрал около четырех тысяч просмотров, что стало для блогера хорошим результатом. Одновременно молодой человек начал получать анонимные угрозы, ему обещали «порезать лицо» и угрожали проблемами с военкоматом. 28 сентября Макарову попытались прямо на улице вручить повестку в военкомат. В тот же день ему позвонили из полиции и заявили, что на него написали заявление об изнасиловании 15-летней девочки.

Автором заявления оказалась Шараевская, которая в том числе возглавляет комиссию по делам несовершеннолетних в Хвалынске. «Радио Свобода» опубликовало документ, который она направила в полицию 27 сентября. В нем говорится, что городская администрация располагает анонимной информацией о том, что несовершеннолетняя девочка, оказавшаяся в больнице после попытки суицида, имела половой контакт с Макаровым.

В заявлении сказано: я нарушил половую неприкосновенность девочки. В показаниях Шараевская утверждает, что я Сашу изнасиловал, она забеременела и поэтому наелась таблеток. Об этом ей якобы сказала социальный работник, которая работает в школе. В показаниях социального работника я прочитал: она до звонка из полиции не знала, кто такой Макаров. А обо всей ситуации узнала от Елены Валерьевны Шараевской по вайберу.

По словам Макарова, в полиции ему назвали имя якобы пострадавшей — Саша Овинова. Он сначала не понял, кто это, а потом вспомнил, что она участвовала в волонтерских инициативах, на которые он приглашал жителей Хвалынска, в том числе подростков. «То есть там были отношения на уровне „Давай уберемся в парке“ и „Больше не болей никогда“, в таком ключе», — объяснял Макаров саратовскому изданию «Четвертая власть».

Саша Овинова, по ее словам, действительно была госпитализирована из-за того, что «наглоталась таблеток». Однако с Макаровым это никак не было связано. О том, что она якобы беременна, Саша, будучи в больнице, узнала от своей мамы Анны Овиновой, а та — от знакомой. Ни полиция, ни чиновники на тот момент с ними не связывались. С Шараевской Овиновы не знакомы.

Мне звонит мама и говорит: «Давай ты мне сейчас ответишь только честно. Ты беременна?» У меня глаза вот такие, я говорю: «Мама, с чего ты взяла?» У нее бывшая нянечка в садике, она ей позвонила и сказала: «Услышали в центре, у тебя Сашка беременна, что ли?» До этого нам из полиции не звонили, это просто уже было в городе. И через день после звонка мамы мне позвонили из полиции.

На следующий день после выписки в личные сообщения Саши в инстаграме пришло сообщение «Показания против Макарова — 350 тысяч. Думайте». «Я сделала скриншот, показала в полиции. Там сказали: мы не можем выяснить, кто это написал, потому что аккаунт закрыт», — рассказала девочка. Она и ее мать взяли у гинеколога справку о том, что Саша не беременна, не подвергалась насилию и является девственницей.

Но это не остановило поток сплетен. «Мне писали друзья: с ребенком в животе все нормально? Я спрашивала, откуда такая информация. Они говорили: мне мама сказала. То есть об этом говорят все. Когда я вышла гулять в парк, ко мне подошли, наверное, человек пятнадцать: ах ты такая-сякая, легла под Макарова, да еще и залетела. Как я могу не нервничать?» — рассказала Саша. Ее мать намерена подать на Шараевскую в суд за клевету.

Мне звонили все знакомые. Оказалось, об этом знает весь город. Только я была не в курсе. Со мной никто предварительно не связывался, не проверил информацию о моей дочери. Теперь я пытаюсь объяснить, как все обстоит на самом деле, но не все хотят слушать, уже говорят о том, что мы аборт сделали. Саше всего 15 лет, ее имя протащили по всему городу. Почему с нами так поступили? Я должна постоять за своего ребенка.

Правоохранительные органы проводят проверку по заявлению Шараевской. Макаров считает, что чиновница должна уйти в отставку

В администрации Хвалынска на просьбу «Свободных новостей» прокомментировать заявление об изнасиловании несовершеннолетней против Макарова заявили, что информация носит конфиденциальный характер. Шараевская также не комментировала эту историю.

Сейчас полиция проводит доследственную проверку по ее заявлению. Никакого процессуального статуса у Макарова нет. Он рассказал «Московскому комсомольцу», что хотел ознакомиться с материалами проверки, но пока ему их не показали.

Блогер уверен, что правоохранительные органы не найдут подтверждений словам Шараевской. Если так и произойдет, чиновница должна уйти в отставку, считает он. Макаров также намерен добиваться ее привлечения к уголовной ответственности.

В Смоленске отказались признать объектом культурного наследия трофейную скульптуру оленя — это объяснили тем, что она сделана «в недружественной стране»

Сурс