сунул клешню не туда

Теперь далеко отсюда пустая стоит могила.
Мы ждали, что будет чудо, а это оно и было.
Оно говорило с нами, бесплатно дарило веру
поступками и словами, иронией и примером.
Для нас исполнялась снова библейская злая драма,
когда исцеляют словом и гонят барыг из храма,
где нравятся миллионам, идут по статьям предвзятым,
сдаются Синедриону, чтоб в пятницу быть распятым —
за то, что не терпят фальши, за то, что горят за дело.
И кто удивлён, что дальше исчезло земное тело?
А дух оживёт в экранах и встанет живой иконкой,
и будут дрожать тираны под толстой бетонной шконкой,
а дух растворится в слове, в краю бесконечной дури,
в стране палачей и крови, в культуре убийц и тюрем,
где оттепель сходит в осень, где шутки звучат всё реже,
где правду не произносят, а тоже зачем-то режут
где бес марширует голым и трудно его не видеть,
где учат дворы и школы заткнуться и ненавидеть,
где люди, простые люди, запутавшись в быте склочном,
не знают, что дальше будет, и верят каналам сточным.
А те, кто увидел чудо, закрыли на кухнях двери,
втыкают иголки вуду, читают псалмы и верят,
что камень в груди убийцы, трусливой холодной твари,
однажды закончит биться и миру покой подарит,
и в небо сорвутся тромбы багровых кремлёвских башен
и сразу затихнут бомбы на землях соседских пашен,
потом отгремят балеты, потом побегут сучата,
и воздух запахнет летом, и можно уйти из чата.
И словно тепло и воду, антенну и газ со светом,
к нам в дом подведут свободу, раз ты говорил об этом...
Но время придёт, рассудит, сорвёт с палачей одежды,
и сделают это люди, которым ты дал надежду.