пенсии донбасс

Дорогие мои земляки, киевляне! Впрочем, и вам, жители других славных городов Украины, мои тревоги и волнения будут понятны.

Хотя к землякам-киевлянам обращаться легче – в одних условиях живём, общие картины наблюдаем, общую судьбу ожидаем.

У нас любят говорить о нашей уникальности. Кто-то находит это нескромным. А я считаю, если есть повод для гордости, почему бы не гордиться. Вопрос только, в чём уникальность состоит. Вот о ней, о нашей уникальности, хочется сегодня поговорить.

* * *

Например, недавно мы тут в столице узнали, что по решению Национальной комиссии по энергетическим и коммунальным тарифам мы будем платить за централизованное отопление и горячее водоснабжение (если оно будет осуществляться) в два раза больше. Так что для людей с пенсией 1200 гривен тепло превратится в «невидимое золото».

Ещё мы узнаём, что по официальным данным доходы наши, то есть населения, за год упали на 17-18%. А кошелёк нам подсказывает, что есть ещё цифры неофициальные, гораздо более грустные.

Но при этом наш премьер-министр так убедительно говорит, что у нас всё закономерно, логично, и так он пристально смотрит с экрана, мол, «хто не вірить, той зрадник», и так солидарно с премьером, внушительно и красноречиво помалкивают наши демократические СМИ, что поневоле начинаешь думать: а может, так надо? Может, всё хорошо, всё идёт по плану, просто тебе «невтаємниченому» позитив пока не открылся.

Тут и открывается эта самая наша уникальность. Умение за плохим и даже отвратительным предполагать тайные выгоды. Даже если и назвать эти выгоды не можем. Вернее, назвать можем, но в ощущениях они нам не даны. Но при этом мы всё же верим, что они есть. Должны быть. А неверящих недолюбливаем и требуем от них сознательности, в смысле молчания.

Однако признаюсь, дорогие земляки, несвоевременные мысли и вопросы меня всё чаще мучительно посещают. Скажем: что такое ценное мы приобрели, что перед его лицом нам следует о мелких негараздах [неприятностях] помалкивать?

Уж простите меня за меркантилизм, но я говорю о вещах материальных. Ясное дело, что достижения иного порядка (на 120% выросло уважение к нам в Европе, на 200% - количество дружеских похлопываний по плечу в Штатах) впечатляют. Но что касается вещей приземлённых, или, как любит выражаться наш знаменитый мэр, близких к земле, тут неизбежно приходится включать нашу уникальность. И нашу фантазию.

И, как назло, эта наша уникальная добродетель, наш оптимизм при любой погоде нынешней осенью подвергается особым испытаниям. Ведь, между нами киевлянами говоря, среди нас почти не осталось тех, кто помнит более сложные, в коммунально-социальном смысле, времена.

Ведь горожане тихо, без шума, но с ужасом перед наступающей зимой запасаются «буржуйками», дровами и не поддерживают разговор, если кто-то упоминает о родственнике, погибшем или пропавшем без вести.

Скажите, сколько киевлян могут припомнить подобное? И при какой власти это было? И что особенно неприятно признавать – при справедливо осуждённой и недавно изгнанной «злочинной владе» было спокойнее, сытнее и теплее.

Правда, наш уникальный дар позволяет нам в любой ситуации правильно находить причины и виноватых. Здесь мы действительно мастера. Дежурный набор известен: преступная (разумеется, прошлая) власть, Путин, РФ, инопланетяне (подсказываю для разнообразия), расширение вселенной, цунами в Калифорнии. Виноват кто угодно, но только не мы сами – такие редкие и уникальные.

Ещё один неудобный вопрос. Почему мы не протестуем? Кто нам мешает? Конечно, нежелающему протестовать, как и плохому танцору, всегда что-нибудь мешает. Но если попробовать отвести пелену нашей уникальности и сказать себе неприятную правду, то выяснится: мы боимся. Кого боимся? Да вот тех, кого мы с вами революционно поддержали.

Друзья, задержимся на этой мысли. Боимся тех, кого поддержали. Хорошо ли это? Но родные, на всё готовые СМИ, предвидя наши сомнения, из всех щелей вопиют: мы завоевали нечто до того ценное, что можно и не обращать внимания на такие явления, как «мусорная люстрация», захваты государственных учреждений, церквей, оскорбления священников и мирян и даже похоронки и гробы, прибывающие в мирные дома. Как же мы отвечаем на всё это? Включаем уникальность.

Ладно, оставим болезненное и вернёмся к чисто материальному, шкурному. Нам говорят, что большие финансовые трудности возникли из-за войны. Понятно.

Скажите, а зачем войну начинали? Отвечают: ради целостности страны. Понимаем. Но почему сразу стали угрожать, стрелять и в ответ получать мёртвых сыновей? Может, ради этих сыновей и сыновей других, по другую сторону огня, стоило сначала поговорить? Расслышать, что людей беспокоит.

Может, если прислушаться, то обошлось бы для нас всех дешевле? Глядишь, и страна была бы в целости. Но говорить о том, что дипломатические, переговорные методы бездарно не использованы и провалены, нельзя. Непатриотично. Уникальность не позволяет. А закапывать в братские могилы девятнадцатилетних мальчишек патриотично?

Ещё один «кухонный» вопрос не даёт покоя. Если Крым и Донбасс – районы, как нас теперь учат, дотационные и освобождение от них только облегчит развитие нашей экономики, то где хотя бы отдалённые признаки наступающего процветания? Ведь вопрос вполне логичен. Однако уникальность не терпит логики. Наоборот, мы примруживаем [прищуриваем] очи, чтобы не видеть и не думать о том, что не вписывается в оптимистическую схему. В этом примруживании очей нам, похоже, и правда нет равных.

Но что, если за этой неспособностью принять и признать неприглядную очевидность стоит не национальная гордость, а мелкая гордыня? Не хотим признать, что ошиблись. Что поверили и верим бездарным болтунам. И что, не желая знать о себе правды, мы сами стали творцами своего нынешнего «счастья».

В обычном мире, когда становится голодно, холодно и страшновато, укоряют правительство, мошенников, недостойную «элиту». Но мы от трусости и гордыни предпочитаем миру реальному наш фантастический, уникальный. И если кто-то мне скажет, что это и есть подлинный «украинский мир», что уходить туда по-страусиному, чтобы не слышать о преступности, выросшей на 40%, и не видеть, как среди политиков поднимаются откровенные подонки-извращенцы, что всё это правильно, патриотично, то я, как говорится, «на цю ідею не пристаю».

А давайте-ка, друзья, проведём небольшой умственный эксперимент. Что, если нам скажут: некоторые деятели «злочинной власти», скажем Азаров или наш бывший мэр Попов (остроумно облитый зелёнкой, но сделавший для города столько, сколько не сделали три незлочинных), готовы вернуться, решить экономические вопросы, дать горячую воду, оживить умирающую гривну и т.д. Мы согласимся? Думаю, согласимся, но «брови сурово насупим» и поставим условие: быстренько наводите порядок и проваливайте! А нам верните очаровательного премьера, прекрасно владеющего языком и близкого нам депутата с вилами.

Но если это так, господа, то это наша болезнь. Наша общая порча. И при такой уникальности мы своё настоящее и ещё более тревожное будущее вполне заслужили.

Если для нас единство в скакании, в покраске заборов, в распевании неприличных куплетов, в просмотре бездарных злобных мультиков, в коллективной ненависти важнее единства в общем труде на благо своего города и страны, если мы не понимаем, что из скакания и злобы не вырастут доходы и курс гривны, значит мы нуждаемся в определённой кризисной терапии.

Поэтому, земляки, давайте готовиться к необычному, нестандартному будущему.

Раз тепло становится всё дороже, следовательно, это валюта, деньги. А значит, не за горами тот день, когда погреться у соседей возле буржуйки полчаса будет равняться 5 гривнам. Или 50. Или миллиону. По ситуации на валютно-топливной бирже. А если, греясь, ты красиво рассуждаешь о вредителях-инопланетянах, тебе за «правильные» фантазии делается скидка.

Что ж, за такую уникальность, за сознательный отказ от правды можно и даже нужно помёрзнуть. И на диете посидеть. И в очереди за бесплатным обедом постоять. И новых олигархов на горбу понести. Тех самых, которые после выборов появятся с новенькими ксивами министров, прокуроров, судей, парламентариев. Многие из них придут финансово голодными. Станут навёрстывать недополученное при разграблении. И всё это, естественно, тоже на нашем горбу.

А мы всё это, молча (или с куплетами), будем тянуть.

Такова цена нашей уникальности.

Источник

Сегодня объединенная следственная группа (JIT) опубликовала новые телефонные перехваты из которых следует, что Россия полностью контролировала процесс вторжения на территорию Украины — как в военном смысле (направляя военных и оружие через ФСБ и ГРУ), так и в политическом (направляя из Москвы руководителей для ДНР, ЛНР).

«Влияние Российской Федерации распространялось на административные, финансовые и военные вопросы в ДНР, — говорится в сообщении JIT. — В июле 2014 года руководство ДНР практически ежедневно созванивалось с представителями России. <...> Разговоры происходили, в основном, посредством телефонных аппаратов предоставленных ФСБ». JIT утверждает, что все это играет важную роль в контексте того, как в ДНР появился «Бук», из которого сбили «Боинг», и напоминает, что «Бук» был доставлен 53 зенитно-ракетной бригадой, базирующейся в Курске.

Влияние Кремля на процессы в ДНР подтверждается множеством перехватов. Вот, к примеру, перехват разговора Александра Бородая 3 июля 2014 года, в котором он 

A: Ну, у Вас далеко идущие планы, а у меня — нет. Я выполняю приказы и защищаю интересы исключительно одного государства — Российской Федерации. Вот, собственно, и все.

В 2014 году Бородай в интервью говорил о себе и Гиркине: «Мы оба с Игорем являемся с очень давних пор добровольцами. Добровольческое движение в России развито». Но из еще одного перехвата следует, что Бородай был не так-то рад тому, что Кремль поручил ему стать главой ДНР:

— Значит, у нас тут, бл*ть, «ох*енное мероприятие», в кавычках, государственной важности. Будем сегодня правительство ставить. Значит к тебе следующее указание, совет — вы сидите, тихонечко, не высовываетесь, если тебе звонят за комментариями, говоришь что поддерживаешь. Мне, бл*ть, сюрприз устроил город Москва, размером, бл*ть, е*аный карась. Ты знаешь, кто будет премьер министром у нас, Серег?

— Не важно.

— Мне важно, бл*ть. Потому что это я буду, бл*ть! А я, бл*ть, е*ал это всё!

— Товарищ премьер министр, поздравляю, и готов подчиняться через своего командира.

— Сегодня прислали человека из-за нуля, блин, он сюда приехал и сказал, блин: я все, руки поднимаю, хочу обратно в город Москву.

В другом 

JIT также публикует 

B: И мы сегодня... напрямую... уже неделя ... все [неразборчиво] в Москву, и назад мы получаем команды (...)

A: И я тоже получаю команду из Москвы. То же самое.

B: Но у вас, у вас, у вас ФСБ? Да?

A: Да.

B: У нас ГРУ. Вот и все отличие.

A: Я об этом знаю прекрасно.

Этот разговор показывает, что если в Украине и была какая-то гражданская война, то между сепаратистами, которые подчинялись разным группам российских силовиков и постоянно друг друга устраняли. Вот как начинался разговор «Монгола» и «Шерифа»:

—Алло.

— Монгол, можем поговорить?

— А что, есть о чем?

— Есть. Скажи, Спартак и Дух живой?

— Да, живые. Переданы в органы ФСБ.

— Без вопросов.

— А ты что, думал, я их пытать буду или убивать?

— Нет, я просто…

— Я при тебе когда-нибудь кого-нибудь пытал, убивал?

— Нет, подожди. Это за тобой не водилось. Я просто спрашиваю. Они живы?

— Да, они живы. И (НРЗБ) тоже живая, они переданы территориальным органам ФСБ.

— Скажите, Мороза за что убили?

— Кого?

— Мороза Володю.

— Какого Мороза?

— Возле воинской части, в которой вы все появляетесь. И Баранов, и ты…

— Мы там не появляемся, а там находится дивизия им. Дзержинского, которая состоит структурным подразделением…

— За что они убили Мороза?

— Что значит убили? Была караульная служба, по караулу был открыт огонь неизвестными людьми без предупреждения.

— Я понял. Я понял, этот дурачок оказался, бл*ть, туда сунул свой нос, но зачем нужно было прыгать ему на грудную клетку, а когда он умирал, бл*ть, разъебашить ему мозг? Понимаешь, если ты думаешь, что я пальцем деланный, то у меня очень большая информация, я знаю все.

— Мне насчет информации абсолютно наплевать. Я состою на службе другой страны!

— Второе. Скажите, вы Нацбанк брали, вы себе случайно ничего не взяли?

— Ничего не взяли.

— 16 кг или 15 кг платины не брали?

— Ничего случайно не взяли. Нет.

— У меня есть радиоперехват ваших разговоров. Это мне просто дали посмотреть.

— Не вопрос. Не вопрос.

— Скажи, а для чего вы операцию готовите для устранения Беса? То есть вы сегодня уничтожаете…

— Мы не готовим. Мы еще не готовим. Не надо… Слушай, если ты опер, у тебя есть интересная информация 100%, ты при этом сейчас херню всякую несешь.

— А, нормально, да, то есть вы сегодня уничтожа…

— Херню несешь, да.

— … да, нормально… У меня…

— … а у тебя есть информация, сколько диверсионных групп я уничтожил?

— Я знаю. У меня есть, мне просто дали послушать телефонные разговоры твои с Барановым.

— Ну и что, там есть фраза «убрать Беса»?

— Там еще покруче. Там еще покруче. Монгол, давай так, Монгол, давай так, я против тебя ничего не имею. Я тебя прошу одно, чтобы остался Дух жив и (02:47). Вот у меня его жена под большой охраной. Да, под охраной. Она плачет с утра до вечера, да. Вот сегодня, я не знаю, за что… Все те, которые от тебя уходили или собирались уйти, все попали в опалу. Понимаешь. Это чем объясняется? Те люди, которые о тебе что-то знают и о твоих делах с Барановым, все попали в жопу. Так получается? Я тебя прошу одно, не трогай людей, не трогай.

— Ты все сказал?

— Я знаешь как, я не знаю, откуда ты взялся, но я 4 года назад в этой теме был, я фашистов гонял, бл*ть. Потом появился ты, вот, скажем, на каком-то этапе, бл*ть, и занялся какой-то работой, мне непонятной, бл*ть, по Торезу, вообще не знаю, в какую, бл*ть, я разведку поехал, там не было правосеков, вы, сука, оттуда тащили все, что не прибито гвоздем, бл*ть, включая Порша, блять нах*й. Понимаешь, обычные бл*ть разбойники с большой дороги, бл*ть.

— А вот ты запроси по поводу (03:50)

— Я уже запросил. Я уже запросил. Скажи, а за что вы взяли Дока? У Дока третья стадия рака кишечника.

— Ну и что?

— Ладно, он весь изрезанный, бл*ть, понимаешь. Человек мне сказал: «Я хочу что-то доброе делать».

— Если ты опер, ты прекрасно знаешь, тому была поручена операция по ликвидации меня, Баранова и Салата. Тебе озвучить, кому, или тебе дать его показания?

— Озвучь, озвучь.

— А там прямо сказано, что это было поручено тебе.

Чаще всего боевики обсуждали с Кремлем вопросы по шифрованной связи, предоставленной ФСБ. Проблема в том, что саму шифрованную связь они обсуждали по обычной (из 

Дубинский: Как ты насчет того, что у нас есть вот эти телефоны, ты знаешь для спецсвязи которые? Через интернет которые. Закрытые. (…) Они спецтелефоны. Ты их не купишь. Они через Москву идут. Через ФСБ. (…) Вот я читаю... я список читаю, кто у нас... Стрелков, Бородай, Губарев, Агап, Чапай ... так, Краматорская комендатура, Константиновка ... э-э ... мой телефон, Изварине, Мозговой ... значит, дальше Снежное, Захар, ... это там ... Оплот, понял, да? (…) Потом... это самое... Кальмиус, Губарев, Губарев в Ростове, да? ... Дружковская комендатура, Аксенов, Пургин, э ... Боцман, Бес, Кальмиус. Это те, кто ... сейчас ... у кого есть эти прямые телефоны. Там, 3 цифры набираешь...

JIT отмечает, что ключевые фигуры в ДНР регулярно перезванивались с «серией» телефонных номеров, в которых первые девять цифр были одинаковыми, отличались только последние две цифры. В целях большей безопасности они, по-видимому, использовали устройство-скремблер. У Александра Бородая, «премьер-министра» ДНР, был телефонный номер из этой же серии (7 926 531-85-14), и в период с июня 2014 года по середину августа 2014 года он почти ежедневно созванивался с тремя другими номерами из этой серии: 7 926 531-85-28, 7 926 531-85-20 и 7 926 531-85-63.

Ряд звонков дает представление о том, как происходило политическое управление из Кремля. Вот 

Сурков: Там некто Антюфеев к тебе будет выдвигаться. Я тебе про него говорил. (...) Он в субботу собирался...сюда уже... в воскресенье даже отбывать. (...) А в субботу они выдвигаются туда на юг уже, ну чтобы быть в боеготовности. Вот. Там, Саша, один момент сразу тебе скажу — они же на ГБ претендуют. Но я сказал, что Ходаковский там же возглавляет ГБ.

Бородай: Я не против. Я думаю, что Ходаковский, кстати, с удовольствием свой пост сдаст. (...)

Сурков: Ну смотри, Саша. Ты сам решай. Если он сдаст[...], пусть тогда сдает [...]. Если он не захочет сдавать по каким-то причинам [...] по каким-либо причинам, то пусть создадут еще одну спецслужбу. Ничего там страшного не случится.

И действительно, 

Гиркиным. Антиюфеев сообщает прессе, что он только что в этот день приехал из России и что под его ответственность попадут секторы государственной безопасности, МВД и юстиция ДНР.

Любопытно также, что в разговоре Сурков напоминает о своем ГРУ-шном прошлом (отец Суркова признавал, что сын два года служил в спецназе ГРУ) и в шутку говорит — если что, сам приедет на подмогу:

— Ладно, дай я над тобой поиздеваюсь, а то ты все мне говоришь, что «ты там сидишь, ничего не понимаешь, советы даешь издалека».

— Да-да. Ну, вот так вот.

— Саша, мысленно вместе!

— Спасибо.

— При необходимости прибудем непосредственно.

— Ну, спасибо, конечно, на добром слове...

— Толку от нас немного, но, я думаю, я вспомню, чему меня раньше учили, что-нибудь смогу все-таки, несмотря на одышку и престарелый возраст (смеется).

— Я в курсе биографии, я понимаю. 

— Мне полторы недели, и я вспомню что-нибудь. Ладно, Саш, удачи тебе.

— Не хотелось бы рисковать, честно говоря.

— Нет, я серьезно говорю, я же сказал, если дойдет, там совсем будет туго, поедем, какие проблемы, куда деваться. Саш, держись там, я на связи.

Другой пример политического контроля: 15 мая 2014 года Пушилину (А) 

B: (…) А Пургина в Совет безопасности, к сожалению большому, включить не можем. Мы извинимся перед ним.

A: Так.

B: Но Москва утвердила закрытый список. Пургин туда не входит. (…) Вот... ты входишь. Ты знаешь. Вице-премьер у нас просто попадает в Совбез. Извините, ребята! Через сколько у вас заседание начинается?

A: Через полчаса.

B: (…) Пусть без нас не начинают Ладно? Без нас не начинайте. Мы сейчас к вам приедем. (…) Пургина, скажи не берем. (...)

A: Ну, я понял. Я ему... Я ему объясню. А потом вы добавите ... потому что он как бы будет обижаться.

B: Конечно-конечно. Просто Москва его не утвердила.

Перехваты лишний раз подтверждают, что Россия оказывала и военную поддержку. В 

A: Владимир Иванович?

B: Да

A: Скажите, а у нас вертолеты могут работать? Доброе утро. Извините.

B: Доброе утро.

A: Да, а у нас вертолеты могут работать в районе Марьинки? Наши? [в сторону] Ключ включите. (...)

Ответа Владимира Ивановича не слышно, потому что в этот момент включается устройство-скремблер. Вы также можете прослушать записи еще двух разговоров с Владимиром Ивановичем по другой телефонной линии (7 938 134-04-50). Следственная группа подозревает, что это один и тот же человек. В другом разговоре Владимира Ивановича называют «большим начальником», «прилетевшим из Москвы».

7 июля 2014 года некий Сергей (A) 

A: (…) Владимир Иванович, да?

B: Да-да, слушаю Вас. Это Владимир Иванович.

A: Э ... Мне дал телефон Аксенов. Сказал, что вот с Бортниковым согласовано.

B: Я слушаю Вас, да-да. Как Вас зовут?

A: (…) Как мне Вам передать список желаемого? Мы завтра вылетаем в Ростов. У меня люди есть... Я сам из Симферополя, а люди в Москве. Есть список необходимого, а есть список очень необходимого. (…) Так мы в Ростове будем завтра, но просто дело в том, что в субботу мы должны уже быть ... там. Э ... Найти, пожалуйста, как-то... можно с вами электронкой ... (...) Нас семь человек. Семь человек. Основных — семь. (…) Нам, главное, семерым зайти с тем, что надо.

B: (…) Хорошо ... Ну, мне собственно сказали, что Вам необходимо. ... (...) Списка у меня нет. Хорошо, давайте я Вам перезвоню. Разберусь здесь.

A: Да. Вы какой-нибудь телефон мне скиньте здесь в Вайбер. Пока они его там расшифруем, мы уже давно его получим и задание выполним.

B: Хорошо, да. Хорошо. (...)

Позже в тот же день Сергей (A) еще раз 

A: (.…) Слышишь, а у Нефедова есть такая безопасная линия, как у Головкина? (…) Я сейчас зашел в кабинет к одному генералу, который из Москвы у нас. Он находится в Москве. Я позвонил своему старшему и сказал, что Вы мне такой вопрос задаете. И что мне отвечать…

B: [в сторону]: Сейчас продолжим, Саша. Сейчас продолжим! [обратно в телефон]: Да-да, что?

A: Я говорю, я сказал своему старшему, который в Москве сейчас, что Вы мне вопрос такой задали. Вы ж как б такая последняя инстанция, которая должна нам помочь. А он мне сказал: «Ну, по телефону это нельзя говорить», он говорит: «Если что, пусть он обращается лично к Суркову. Это он ставит нам задачи».

B: Угу. (…) Ну понятно. Хорошо. Я Вам тоже ничего не могу сказать относительно списка. Вот, потому что у меня есть установки, что Вам необходимо выдать. Вот так.

A: Установки от кого, простите?

B: От моего руководителя.

В этих разговорах упоминается роль генерала Сердюкова, командующего Южным военным округом Российской Федерации, в поставке техники для задания. Сергей (A) также говорит о российском министре обороны Шойгу, который, как предполагается, был вовлечен в этот вопрос на более ранней стадии:

A: Три раза твоему звоним. Там, короче, он уже дал команду этому... Ну, они согласовали [...], что нам будут выдавать по команде на букву «Ш» человек, знаешь?

B: Не знаю. Кто это?

A: Ну, Шойгу. Шойгу.

B: Так. А где? Где будут выдавать?

A: Где, В Ростове, где.

31 июля 2014 года обвиняемый Гиркин © и неизвестный (D) 

D: Итак ... Игорь Иванович, значит ... От Владимира Ивановича ... Я сейчас привел эту колонну ... Поступил приказ мне две машины отдать Козицыну, а остальное отдать вам.

C: Значит, никому ничего  не отдавать ... Козицыну. Спасибо. Мне и так уже наобещали. Меня уже четыре месяца так снабжают. Козицына — в первую очередь. Меня снабжают в самую последнюю.  [...] Ничего, я Владимиру Ивановичу ... Значит, мне нужна техника и люди, люди и техника, оружие и снаряжение. Те мои люди не будут выполнять никакие приказы, кроме как мои.

D: То есть вы даете приказ, все это отправлять Вам?

C: Даю приказ ... все, что получено для меня, пусть движется, пусть ко мне. Все, что получено для … Владимир… Козицын…

D: То есть, несмотря на то, что Владимир Иванович поставил задачу ... вот мне поставил задачу ... Вот я сейчас буду...

C: Мне Владимир Иванович должен ставить приказы сам. А не командовать через мою голову моими людьми. Мои люди будут выполнять мои приказы.

D: Ну подождите ... Это не Вашим людям поставлена задача. Поставлена задача была мне. Человеку, который сюда привел эту колонну. Он мне поставил задачу отдать две машины... Вернее, все отдать вам, кроме двух машин.

C: Какие машины?

D: Две машины с… тем, что… с легким […]… с легким […]… с легким железом и причиндалами к нему. Все остальное идет к вам.

JIT призвал свидетелей, которые могут предоставить информацию по озвученным сегодня темам, связаться с ее представителями, обещая предоставить необходимую защиту.