кубинские чиновники

Обращение к министру обороны Андрею Рэмовичу Белоусов его племянница опубликовала уже не впервые, однако впервые его заметили СМИ. В ролике Вертинская, проживающая сейчас в США, рассказала, что 10 лет назад она жила в Киеве и регулярно со своим ребенком-инвалидом посещала детскую больницу «Охматдит», по которой 8 июля ударила российская ракета.

Она напомнила российскому министру обороны, что в Киеве продолжает жить его двоюродный брат, а также там похоронены его бабушка и дедушка. Наталья также призвала министра обороны прекратить отправлять «своих сограждан на верную смерть».

«Мой дядя запускает ракеты в моего отца»

Как выяснил The Insider, прадед Натальи — генерал-майор Александр Белоусов — это дед министра обороны РФ Андрея Белоусова. Он действительно похоронен в Киеве. При этом с украинскими родственниками ни Андрей Белоусов, ни его отец — известный российский экономист Рэм Белоусов, связи не поддерживали уже много лет, говорит Наталья.

«Когда я узнала, что мой дядя стал министром обороны России, запускает ракеты в моего отца — своего двоюродного брата, у меня уже не хватило терпения молчать. Хочется напомнить, что у Андрея Рэмовича Белоусова в Украине находятся его близкие родственники, там могилы его предков. Мне захотелось просто призвать помощи всего, всей Вселенной можно сказать, чтобы он вспомнил, услышал, прекратил плясать под чью-то дудку, исполнять приказы, чтобы в нем проснулась человечность. У меня были обращения и раньше, просто не было такого резонанса. Я не считаю, что делаю что-то противозаконное, я просто человек и за человечность, призываю людей быть людьми и перестать творить кровопролитие.С Андреем Рэмовичем я не общалась никогда. Даже больше — и мой отец с ним никогда не общался. Дядя Рэм, как его называли все в семье, не хотел по какой-то причине поддерживать с нами связь, он всегда держался на расстоянии от украинских родственников, мне кажется он относился к нам даже с пренебрежением. Мой отец, когда был еще мальчиком, общался с дядей Рэмом, и я его помню, он приезжал в Киев. То есть отца Андрея Рэмовича я видела еще девочкой. Потом он уехал в Москву и больше мы не виделись.

Сотрудник Министерства здравоохранения Кемеровской области рассказал журналисту «Новой вкладки» Константину Эйшину о том, что происходит в мирной жизни с участниками войны в Украине, их близкими и соседями. И что, вероятно, ждёт нас всех.

— Здоровенный мужик, молодой, сильный. Лежит на больничной койке и рыдает. То успокоится, то снова начинает. Кажется, просто так, без видимой причины. В данный момент у него ничего не болит. Ему ничего не угрожает. Это один из наших пациентов, вернувшихся с российской войны в Украине. Мобилизовался из Кузбасса, пробыл несколько недель на фронте, получил травму. В результате лишился зрения на один глаз, — рассказывает сотрудник Минздрава Кемеровской области Дмитрий Котлов (имя изменено по просьбе нашего собеседника).

Дмитрий работает в системе здравоохранения Кемеровской области более 25 лет. Сначала врачом, а последние несколько лет — чиновником в системе здравоохранения. В настоящее время входит в число медиков, курирующих лечение участников военных действий. И если не лично видит каждого пациента, то хорошо знаком с системой помощи им в регионе. Он продолжает говорить о плачущем пациенте:

— Понимаете, на самом деле это достаточно лёгкий случай. Мужчина даже глаза не лишился. То есть косметический эффект сохранён. Но глаз не видит полностью. И для нашего пациента это огромная психологическая проблема. И его можно понять: только что был здоров, вся жизнь, как говорится, впереди. А тут р-раз — и надо всё начинать с нуля, делать что-то другое. Плюс практически неизбежный для «возвращенцев» ПТСР (посттравматическое стрессовое расстройство. — Прим. ред.). Поэтому его недавние слова о самоубийстве лечащий врач воспринял крайне серьёзно. Мужчине нужна специализированная помощь психологов или психиатров.

По словам Котлова, поток пациентов, вернувшихся с СВО, начался примерно через два-три месяца после начала войны. Сейчас он с каждым месяцем только увеличивается. При этом кузбасские больницы не справляются с этой нагрузкой с самого начала.

По приблизительным оценкам, только в Кемерове «на койках» в стационаре каждый день находится 60–70 участников боевых действий в Украине.

— Раненые, ампутанты, наркозависимые, алкоголики, люди с психическими и психологическими проблемами… У меня доступа к точным цифрам по всему Кузбассу нет. Но скажу одно: есть специальный реестр таких пациентов с СВО. И судить о реальном размере этого реестра можно, например, по тому, что только один кемеровский врач должен в месяц обследовать 200–250 и более именно пациентов, вернувшихся с войны. И раньше, до февраля 2022 года, очереди на лечение были огромные: операций ждали месяц, два, три, полгода. А сейчас к «гражданским» добавились ещё и участники СВО. Разумеется, им помощь должна оказываться в приоритетном порядке, так что сами понимаете: для простых бабушек-дедушек и прочих мирных жителей всё стало ещё хуже, — говорит Дмитрий.

В Кемерове, одном из двух крупнейших городов Кузбасса, СВО-пациентов лечат в трёх городских клиниках. Одна из них — госпиталь ветеранов войн. Изначально эта больница предназначалась для лечения пожилых пациентов, участвовавших во Второй мировой войне. Но с прошлого года местные обитатели значительно помолодели.

В приёмном отделении госпиталя стоит мужчина лет 35–40. Среднего роста, болезненно худой. Он не может спокойно ждать своей очереди. То и дело нервно вскакивает с места, быстро ходит по коридору, снова садится. Негромко, но так, чтобы слышали окружающие, матерится. Когда заходит в кабинет к врачу, почти сразу выпаливает: «Я на спидах, не могу бросить, что делать?» Такую картину наблюдал один из кемеровских врачей Алексей Свиридов (имя изменено по его просьбе) во время одного из ежедневных приёмов.

— Увечья, которых хватает у наших пациентов, ПТСР — это всё, конечно, проблема. Этим всем нужно заниматься. Но главная, на мой взгляд, проблема по распространённости и потенциальной опасности — это зависимости. Проще говоря, очень много среди тех, кто вернулся, либо алкоголиков, либо (чаще) наркоманов. Их главная зависимость — амфетамины. И вот тут всё гораздо сложнее и печальнее в плане перспективы лечения и последующей социализации, — рассказывает Дмитрий Котлов.

По его словам, в приёме психостимуляторов на войне признаются «чуть ли не через одного». Амфетамин, «спиды», «скорость» — психостимуляторы, которые позволяют бойцам на фронте не спать сутками, быть сконцентрированными, активными, в хорошем настроении.

— Разумеется, наши врачи спрашивают, где и когда начали употреблять. Многие говорят, что «таблетки» на фронте доступны. Как следствие, в стрессовой ситуации военных действий обычный человек находится под огромным психологическим прессом. Возможно, только с такими «таблетками» многие могут идти в бой, подолгу не уставать, не хотеть спать, в конце концов — исполнять приказы.

Но последствия приёма психостимуляторов фатальны, замечает чиновник. Поэтому в систему помощи участникам СВО включился кемеровский наркодиспансер. Впрочем, по словам Котлова, вряд ли это может быть эффективно, учитывая огромное число зависимых.

— Назвать точные цифры сложно. Во-первых, потому что многие пациенты не сознаются в приёме запрещённых препаратов, во-вторых — по тем, кто проходит в реестре пациентов, вернувшихся с СВО, эта информация не указывается целенаправленно, — объясняет Дмитрий. — То есть диагноз, если сам человек сообщил о нём, может быть указан, но это носит эпизодический характер. Но могу сказать уверенно: судя и по опросам во время первичного приёма у врачей, и по наличию симптоматики, пациентов с зависимостями среди вернувшихся с СВО — чуть ли не через одного.

В свою очередь, кемеровский врач Свиридов, к которому как раз и пришёл упоминавшийся в начале главы «нервный» пациент, уверен, что в Кемерове медпомощь таким людям оказывается чисто формально.

— Не буду про себя, скажу про коллег. Вот, например, невропатологи. У моего знакомого есть план от начальства — 300 эсвэошников в месяц принять. Это плюсом к общему потоку пациентов. Это нормально? 300! Это примерно 12–15 человек в день. Это Минздрав нам спустил. Устное распоряжение. Довёл его до нас главврач. Оформляется как премия за повышенные нагрузки. Не выполнишь положенную норму — не получишь премию. Но что можно сделать с пациентом за 5–10 минут? Правильно: ничего.

Свиридов обращает внимание, что тех же невропатологов в принципе не хватает, а ещё постоянно кто-то увольняется, «потому что так работать невозможно». Врачи уходят в частные клиники, многие уезжают из Кемерова. Поэтому невропатологу, чтобы набрать 300 пациентов с СВО в месяц и не получить нагоняй от главврача, приходится просто заполнять медкарты и «писать-писать».

— Что же касается моего пациента с зависимостью, о котором я рассказал, так это один из сотен, — уверяет Алексей Свиридов. — И с ним всё, как говорится, плохо. У него серьёзная зависимость от психостимуляторов. Как следствие — серьёзные поведенческие проблемы. Он конфликтный, не может себя контролировать. Совсем недавно вернулся с фронта, но уже дважды с кем-то подрался. Учитывая, что у него уже был срок в колонии, ждать следующего недолго. Либо убьёт кого-нибудь в драке, либо ограбит, чтобы наркотики купить. Человек не просто наркозависим, но и серьёзно травмирован психологически на войне. Что с ним делать мне как врачу? Ну, положить в стационар, провести медикаментозное лечение.

По-хорошему, замечает Свиридов, его пациенту нужна помощь клинического психолога, но получить её почти нереально. В психиатрическую больницу, где есть такие врачи, отправляют только в крайнем случае — самых тяжёлых. Потому что клинических психологов ещё меньше, чем многих других «узких» специалистов, тех же неврологов или травматологов.

Котлов подтверждает слова коллеги о нехватке специалистов. Так, количество незаполненных вакансий тех же невропатологов в Кемеровской области — более 50%. Каждая больница старается хотя бы формально прикрыть эту проблему: берут врачей, совмещающих несколько ставок, временных дежурных и так далее. Но реальной ситуации это не решает. Лечить некому.

— Вы не поверите, но 50% укомплектованности — это ещё терпимо. Есть специальности, по которым дефицит кадров составляет 94–95%. Не хочу говорить больше деталей, не хочу, чтобы мои начальники поняли, с кем вы общаетесь, и чтобы у меня были проблемы на работе. Но ситуация, поверьте, безнадёжная, — уверен Котлов.

В качестве подтверждения кризисного состояния в региональной медицине наш собеседник приводит только один пример: тотальная «оптимизация» здравоохранения, которая сводится к сокращению всего, что возможно «порезать». Так, вместо ещё недавно трёх независимых кемеровских больниц осталась, по сути, одна — объединённая. Формальное обоснование — сокращение ненужных расходов, в том числе на управленцев. По факту — вынужденная мера. В том числе потому, что в Кемерове нет не только достаточного количества врачей — узких специалистов, но даже грамотных управленцев в области медицины. А подобное объединение, говорит Котлов, это возможность хоть как-то уберечь больницу от коллапса.

— Это СВО — это как ещё одно надгробие на могиле. Врачей и без того почти не осталось, а сейчас и последние уходят. Нереальные требования к ним, это понятно. Я лично на себе этого не испытываю, потому что на приёме не сижу, но вижу очень хорошо — и во время проверок, и друзей среди простых врачей много. Теперь вот «свошники» пошли.

Плюс недавно, говорит чиновник, в регионы из Москвы пришла новая разнарядка: теперь врачей-специалистов нужно отправлять в долгосрочные командировки на занятые Россией территории Украины.

— Сами понимаете отношение людей к этому. Во-первых, далеко не все поддерживают СВО. Во-вторых, ехать туда — это опасно. А ведь врач — не военный. Ему зачем своей жизнью рисковать? А в-третьих, надо бросать семью, ехать неизвестно куда и жить в непонятных условиях. А если отказаться, руководство говорит только одно: не нравится — увольняйся. Вот люди и увольняются, кто посамостоятельнее и что-то представляет из себя в профессиональном плане, — подводит итог Дмитрий Котлов.

Врачи вспоминают ещё одного кемеровчанина, которого мобилизовали на войну, а потом он вернулся домой после ранения. Оно было не тяжёлым, но потребовало лечения в условиях «мирного» здравоохранения.

Мужчина, пока был дома, ушёл в запой и успел избить жену. Как говорит Свиридов, женщина пришла вместе с мужем к нему на приём. Так что врач пообщался с ней, пока её супруг проходил назначенные обследования. Алексей пересказывает её слова: несмотря на то, что у мужчины было две судимости, прежде он руки никогда не распускал. С войны «вернулся другим человеком». Женщина подала на развод.

— Этот пациент действительно крайне агрессивен, не может себя контролировать в обществе других людей, постоянно ищет конфликта, — перечисляет Свиридов. — О себе говорит неохотно. Известно, что воевал в ЧВК «Вагнер» штурмовиком. Но где именно, в каких боях участвовал — не говорит. Мол, секрет. Ещё из проблем — пациент не спит по несколько ночей подряд. Рассказывает, что был эпизод, когда шёл по одной из центральных улиц Кемерова, и в тот момент «выстрелил» глушитель проезжавшего автомобиля. Парень упал на асфальт — думал, что кто-то на самом деле стрелял. Ну и ещё признался мне «не для записи, а как мужику», что сидит на психостимуляторах — так называемые «спиды», относительно дешёвый синтетический наркотик. Впрочем, это и так было понятно — по выраженным симптомам.

Прогноз в лечении этого пациента неблагоприятный, учитывая степень зависимости от наркотиков на фоне только начинающегося ПТСР. Через два-три месяца, говорит врач, по мере отдаления от того, что принято называть психотравмирующими событиями, ситуация будет только усугубляться.

— Что мы можем сделать? Только снять острое состояние седативными лекарствами. Опять же, нужна длительная работа клинического психолога. Но этого, уверен почти на 100%, не случится. Пациентов — тысячи, врачей и психологов — единицы. А результат, простите за цинизм, — либо в петлю или под нож по пьяни, либо кого-то ограбит, изнасилует, убьёт и отправится в тюрьму. Лично меня первый вариант больше устраивает. Так он хотя бы только себе навредит, — рассуждает врач Свиридов.

С ним согласен и Котлов. С одной стороны, напоминает он, профессиональная этика обязывает врача помогать всем пациентам, кто в этом нуждается. Даже таким, кому не очень хочется. С другой стороны, он отлично понимает, что скоро на улицах городов Кузбасса станет опасно ходить.

— Этих людей тысячи, кто вернулся с войны. Они научились убивать. У них изменена психика, в том числе и наркотиками. Более того, многие из них пошли на войну не «родину защищать», а чтобы из СИЗО или исправительной колонии выйти пораньше на свободу. Так что ангелами их и раньше трудно было назвать. А теперь это в большинстве своём — звери. Извините за резкость. Но вы только представьте, что такое Кузбасс. Это много небольших городков, в том числе угольных. Здесь сейчас нет толком ни образования, ни медицины, ни работы — только если в шахту пойти. Все, кто может, стараются поскорее уехать из региона и своих детей увезти. Народ злой, половина отсидели — половина отсидит, как говорится. А теперь ещё и вернувшиеся с СВО. Получается, как в каком-то дешёвом фильме про зомби-апокалипсис, где нормально человеку страшно оказаться, — говорит Дмитрий.

Правда, сам он уезжать с Кузбасса пока не собирается. Хоть и понимает, что ещё можно продать квартиру по относительно высокой цене и найти работу в Москве или Санкт-Петербурге.

— Собственно, ради своих детей. Здесь [в Кемерове] точно ничего не светит. С другой стороны — вроде работа у меня нормальная, зарплата более или менее, жена тоже работает в медицине, — рассуждает чиновник. — Но не исключаю и вовсе выезд из России. Это, конечно, сложное решение, но возможно, что и его придётся принять.

thenewtab.io/my-kak-v-deshyovom-filme-pro-zombi-apokalipsis/

«Они (качели. — М.М.) невероятно крепкие. Они спиливали-то с трудом — газовыми аппаратами. 

Мы подходили специально, смотрели — там толстенная сталь в идеальном вообще состоянии, <…> нет следов износа», — рассказал корреспонденту НГС автор видео, житель Краснообска Алексей Дряхлов. Он подчеркнул, что с жителями Краснообска ни депутат, ни администрация не обсуждали вопрос о демонтаже качелей — и вплоть до вчерашнего дня на них активно качались дети.

В тот же день качели перевезли в СНТ «Тихие зори», где, согласно сайту краснообского садового товарищества, Лысиков — заместитель председателя правления «Зорь». По словам очевидцев, качели не огорожены и стоят рядом с одним из участков.

Жители Краснообска рассказывают, что в этом году уже боролись с депутатом, который намеревался установить недалеко от этого детского сада парковку на месте газона, но жильцам удалось его отстоять в администрации.

Вечером 21 августа корреспонденту НГС удалось дозвониться до Александра Лысикова — он подтвердил, что качели действительно демонтировали в «Тихие зори».

«Мне сегодня все звонят, как звезде Голливуда... У нас такая программа существует на ВАСХНИЛе, что каждый год осматривают на предмет безопасности все детские и дворовые площадки. Комиссия прошла — выявила аварийные и опасные горки, качели, лавки там, песочницы, — и всё это дело демонтировали и вывезли. А почему в "Тихие зори" — там правление выступило с такой инициативой. Они организовывают там детскую площадку, городок будет открываться в субботу, по всей видимости. Они на свой страх и риск их отремонтируют и поставят на территории "Тихих зорь" — в центре прямо садоводческого общества», — заявил депутат.

— Но если качели признаны опасными, почему они в «Тихих зорях» будут стоять?

— Почему они обратились? Это самое большое общество у нас в Новосибирской области — на 1870 участков. И они обратились, чтобы установить городок… К главе, кстати, обратились. И естественно, к депутатам.

— А вы разве не заместитель председателя правления?

— Я не в правлении. Я даже не член СНТ «Тихие зори».

— Но на сайте этого общества указаны вы заместителем председателя.

— Да, в летнее время я подрабатываю… По трудовому договору. 

— Идея с качелями не ваша — туда перевезти?

— Правление обратилось. Они заседали тут месяц, что ли, назад. Они выделили земельный участок, подготовили, провели голосование прилегающих всех участков за детской площадкой, чтобы не было такого, что одни за детскую площадку, а другие против. Я думаю, ничего тут такого нету. Причём на свой риск и страх без всяких подрядных организаций. Будут ремонтировать своими силами, восстанавливать, красить и так далее.