книги иноагентов запретить

Совет по правам человека предложил вернуть в Уголовный кодекс статью «Мужеложство»

Глава Совета по правам человека при Президенте России Валерий Фадеев передал председателю Государственной думы Вячеславу Володину письмо, в котором предложил восстановить статью Уголовного кодекса, карающую за мужеложство.

Статья 121 УК РСФСР карала лишением свободы сроком до пяти лет любое половое сношение мужчины с мужчиной. А если оно было совершено с применением насилия – до восьми лет. В мае 1993 года статью изменили, оставив только вторую часть, касающуюся насильственного мужеложства. СПЧ предлагает восстановить 121-ю статью полностью - в редакции 1960 года.

«В свете тенденциозных решений ЕСПЧ относительно гей-браков вновь проявилось несовершенство российского законодательства. У нас нет законных инструментов против гомосексуализма, что заставляет нас использовать инструменты незаконные. А это, в свою очередь, ведёт к нарушению прав человека», - говорится в обращении СПЧ к Вячеславу Володину.

В секретариате спикера Госдумы подтвердили получение письма, однако сам он не намерен на него отвечать: «Меня очень удивило, что, зная всю ситуацию, СПЧ обратился с письмом о мужеложстве именно ко мне. Это, как говорится, не по адресу. Седьмой созыв Госдумы уже прекратил работу, а восьмой пока не избран. Не факт, что я вообще буду депутатом, а тем более спикером. Подождите результатов выборов», - сказал Володин.

Валерий Фадеев направил аналогичные письма Владимиру Жириновскому и другим главам фракций Думы VII созыва, но от них никакой реакции пока не поступило.

Пока православные запрещают "Левиафана", а Роскомнадзор пытается найти три признака Пророка в карикатурах, ревнители православных ценностей из Петербурга так же не спят. И судя повсему, не едят, не пьют, все думаю: как жеж еще защитить бедных петербуржцев от розни и насилия. 

И придумали.

Петербургский депутат–милашка Милонов, да, тот самый, обратился с требованием внести "оскорбительный" журнал карикатур Charlie Hebdo в список экстремистских изданий.

Доловно:

"разжигает межрелигиозную рознь и его публикации, как мы видим, ведут к эскалации насилия..."

Есть карикатуристы из Питера? 

Тогда он идет к вам! У него и гранотомет уже есть...

Милонов стал своеобразной визитной карточкой Петербурга.

То ночной стриптиз–клуб организует, ( где поганых иностранцев и по роковой случайности, важного чиновника, опаивают клофелином и грабят ), то в гей клуб прорывается с боем... всмысле с ОМОНом, а не мальчиком.

Но это все частное дело г. Милонова и правоохранительных органов СПб. Не возбуждаются они на него. Даже не знаю почему.

А вот фоточки со стрелковым оружием и гранатометами на территории другого государства — уже серьезнее. 

Помните скандальную его фотографию с автоматом и человеком в арафатке?

Так вот.

Милонов объяснил фото с автоматом участием в исторической реконструкции. Фотография, на которой депутат Законодательного собрания Санкт–Петербурга изображён с автоматом, появилась в социальных сетях. Милонов предположил, что его сфотографировали на одной из реконструкций в Ленинградской области...

Интересно, что же он реконструировал? В ИГИЛ играл? Для чего еще можно использовать арафатку? Судя по тому что его оскорбил журнал следущая реконструкция может быть уже в Париже.

Реконструкторское движение ширится. И это пугает.

как любитель страйкбола и игрушек на военную тематику я негодую!!!! В России могут запретить игрушечное оружие

Как в России закручивают гайки

Роман о Первой мировой. Прошло сто лет, а заменить ключевые слова — и смысл не изменится.

— Ну пусть не он один, пусть двадцать — тридцать человек во всём мире сказали бы «нет», — может быть, тогда её всё же не было бы?

— Пожалуй, что так, — соглашаюсь я, — но ведь они-то как раз хотели, чтоб она была.

— Странно всё-таки, как подумаешь, — продолжает Кропп, — ведь зачем мы здесь? Чтобы защищать свое отечество. Но ведь французы тоже находятся здесь для того, чтобы защищать свое отечество. Так кто же прав?

— Может быть, и мы, и они, — говорю я, хотя в глубине души и сам этому не верю.

— Ну, допустим, что так, — замечает Альберт, и я вижу, что он хочет прижать меня к стенке, — однако наши профессора, и пасторы, и газеты утверждают, что правы только мы (будем надеяться, что так оно и есть), а в то же время их профессора, и пасторы, и газеты утверждают, что правы только они. Так вот, в чем же тут дело?

— Это я не знаю, — говорю я, — ясно только то, что война идет и с каждым днем в неё вступают всё новые страны.

Тут снова появляется Тьяден. Он всё так же взбудоражен и сразу же вновь включается в разговор: теперь его интересует, отчего вообще возникают войны.

— Чаще всего от того, что одна страна наносит другой тяжкое оскорбление, — отвечает Альберт довольно самоуверенным тоном.

Но Тьяден прикидывается простачком:

— Страна? Ничего не понимаю. Ведь не может же гора в Германии оскорбить гору во Франции. Или, скажем, река, или лес, или пшеничное поле.

— Ты в самом деле такой олух или только притворяешься? — ворчит Кропп. — Я же не то хотел сказать. Один народ наносит оскорбление другому…

— Тогда мне здесь делать нечего, — отвечает Тьяден, — меня никто не оскорблял.

— Поди объясни что-нибудь такому дурню, как ты, — раздраженно говорит Альберт, — тут ведь дело не в тебе и не в твоей деревне.

— А раз так, значит мне сам бог велел домой возвращаться, — настаивает Тьяден, и все смеются.

— Эх ты, Тьяден, народ тут надо понимать как нечто целое, то есть государство! — восклицает Мюллер.

— Государство, государство! — хитро сощурившись, Тьяден прищелкивает пальцами. — Полевая жандармерия, полиция, налоги — вот что такое ваше государство. Если ты про это толкуешь, благодарю покорно!

— Вот это верно, Тьяден, — говорит Кат, — наконец-то ты говоришь дельные вещи. Государство и родина — это и в самом деле далеко не одно и то же.

— Но всё-таки одно с другим связано, — размышляет Кропп. — Родины без государства не бывает.

— Правильно, но ты не забывай о том, что почти все мы простые люди. Да ведь и во Франции большинство составляют рабочие, ремесленники, мелкие служащие. Теперь возьми какого-нибудь французского слесаря или сапожника. С чего бы ему нападать на нас? Нет, это всё правительства выдумывают. Я вот сроду ни одного француза не видал, пока не попал сюда, и с большинством французов дело обстоит точно так же, как с нами. Как здесь нашего брата не спрашивают, так и у них.

— Так отчего же всё-таки бывают войны? — спрашивает Тьяден.

Кат пожимает плечами:

— Значит, есть люди, которым война идет на пользу.

— Ну уж только не мне, — ухмыляется Тьяден.

— Конечно, не тебе и не одному из нас.

— Так кому же тогда? — допытывается Тьяден. — Ведь кайзеру от неё тоже пользы мало. У него ж и так есть всё, что ему надо.

— Не говори, — возражает Кат, — войны он до сих пор еще не вел. А всякому приличному кайзеру нужна по меньшей мере одна война, а то он не прославится. Загляни-ка в свои школьные учебники.

— Генералам война тоже приносит славу, — говорит Детеринг.

— А как же, о них даже больше трубят, чем о монархах, — подтверждает Кат.

— Наверно, за ними стоят другие люди, которые на войне нажиться хотят, — басит Детеринг.

— Мне думается, это скорее что-то вроде лихорадки, — говорит Альберт. — Никто как будто бы и не хочет, а смотришь, — она уж тут как тут. Мы войны не хотим, другие утверждают то же самое, и всё-таки чуть не весь мир в неё впутался.

— А всё же у них врут больше, чем у нас, — возражаю я. — Вы только вспомните, какие листовки мы находили у пленных, — там ведь было написано, что мы поедаем бельгийских детей. Им бы следовало вздернуть того, кто у них пишет это. Вот где подлинные-то виновники!

Мюллер встает:

— Во всяком случае, лучше, что война идет здесь, а не в Германии. Взгляните-ка на воронки!

— Это верно, — неожиданно поддерживает его не кто иной, как Тьяден, — но еще лучше, когда войны вовсе нет.
"На западном фронте без перемен"