враги свободы прессы

А.Навальный, арестованный на 20 суток, объявил о проведении всероссийской акции протеста 7 октября - в день рождения Путина.

У Лукашенко нет претензий

Лукашенко — министру внутренних дел:

— Я не могу сегодня предъявить претензии к кому бы то ни было. Не могу. Потому что вы видите, как развивается ситуация. Единственное, прошу и министра, и других: мы все–таки славяне, если уже человек упал и лежит, его не надо избивать. То есть должен быть определенный тормоз.

— Мы сегодня уже абсолютно четко видим, что происходит. Видим сегодня действующих лиц. Как мы и говорили, заводаторами этого всего и организаторами являются люди из заграницы. В первых рядах идут люди с криминальным прошлым, притом приличным криминальным прошлым. Ну и наши — где дети, где не совсем уже дети

Кругом враги, наймиты запада, спасение страны... Что-то слышится родное в долгой песне ямщика.
То, что происходит в Беларуси сейчас, сегодня и последние несколько дней - чудовищно. И это дает нам немного заглянуть в будущее РФ. У нас будет примерно то же: будут протесты - siloviki будут убивать, а гарант(тм) не будет иметь претензий, но для "сохранения лица" попросит слишком уж рьяно лежачих не бить.
Кстати, еще один интересный факт (или теория) об усатеньком: ему поставлен диагноз мозаичная психопатия
Тот же диагноз был поставлен и другим любителям усов и диктатуры - Сталину и Гитлеру.
Мне вот интересно, до какого момента европа и мировое сообщество будут сидеть заткнув языки в жопу?
В конце первой четверти XXI века психопат устраивает геноцид в центре европы! А у них только санкции...
Беларусы, крепитесь, вы крутые, но, видимо, надеяться можете только на себя.

UPD:

спасибо Genby, есть название расстройство в более новой классификации - смешанное расстройство личности

Санкции как больное место

На пресс-конференции в Париже важна последняя минута. Путин сам продемонстрировал Макрону, что санкции - это верный путь. Хотя заключительный вопрос про Украину и возможность новых санкций задавался Макрону, Путин влез и, пока не увели, скороговоркой успел сказать, что санкции против России не помогут урегулированию на Юго-Востоке Украины. То есть, по его мнению, не санкции были введены за агрессию, а агрессия была реакцией на санкции. Уберите санкции - и все урегулируется. И он попросил "всех присутствовавших" (журналистов, видимо) бороться за отмену санкций. С какой стати они будут бороться? Дальше он стал аргументировать: санкции мешают развитию Европы, борьбе с безработицей и так далее. Надо было наблюдать довольную рожу Макрона в этот момент. Он видел Путина насквозь. Так что санкции останутся, а если новый раунд Минских переговоров не приведет к уходу России из Донбасса, их усилят. Статус-кво, эту бесконечную резину сохранить не удастся. Путин показал свое слабое место. Удивительно, что он и сам верит своей пропаганде, будто бы антироссийские санкции как-то отразились на экономике Европы.

Слив переговоров друзей Лукашенко

Свобода, протест, осознанность: как живут современные подростки.

О консервативных родителях и прогрессивных подростках: 

Я работаю в школе четвертый год. Мне 25, им — от 15 до 18. Сам я считаю, что примерно одного с ними поколения, однако, когда я учился в школе, наше поколение не воспринималось как-то по-особенному, а современный школьник для большинства — явление неизученное. 

Часто меня спрашивают: «И как школьники?» «А что они?» — говорю. «Ну они какие-то другие, да?» Другие — эту характеристику я слышу чаще прочих. На просьбу пояснить значение обычно отвечают: 

они ничего не хотят; 
не читают, все время в телефоне; 
мы в их возрасте о другом думали; 
им, кроме развлечений, ничего не нужно; 
не хотят работать, хотят, чтобы им все легко доставалось. 
Похожие реплики можно услышать во все времена. Но меня интересует природа именно сегодняшней проблемы поколений, ведь мы с ними смотрим одни фильмы и сериалы, сидим примерно в одних пабликах, читаем одни СМИ, шутим одинаково. Однако разница все-таки есть. И она ощутима. 

Прежде чем писать этот текст, я поговорил более чем с сотней московских школьников и несколькими десятками студентов-первокурсников, поэтому выводы по большей части основаны на наших с ними диалогах и моем опыте. 

О свободе 

Все российские школьники — дети путинской России, и другой они не знают. Сколько бы нас ни пугали «закручиванием гаек», эти дети выросли свободолюбивыми и достаточно независимыми. Они озабочены пакетом Яровой и единогласно выступают против любой цензуры в интернете. Свобода действия, свобода во всех проявлениях — одна из их важнейших ценностей. И поэтому подавляющим большинством обязательная школа ощущается как временное заточение длиной в одиннадцать лет, после которого наступит какая-никакая свобода. 

При этом они трезво понимают, что абсолютной свободы нет. Они не тешат себя надеждой, что работать не придется, и вовсе не думают, что жизнь — сахар. Мем «жизнь — боль» воспринимается ими как горькая, но ироничная данность, с которой смирились взрослые. Но это не значит, что они смиряются тоже, — им бы этого не хотелось. Возможно, я скажу банальность, но школьники были бы счастливыми людьми, если бы не мир взрослых. 

Их родители и почти все учителя родились в стране, которой больше нет, росли в идеологии, которая больше не работает, и несут ценности, которые сегодня кажутся неактуальными. И одним из краеугольных камней является коллективизм. 

Сама идея современной школы пронизана духом коллективизма. А субъективная и часто предвзятая оценочная система позволяет выстроить внешнюю иерархию. Такая иерархия установлена во многих школах и в учительской среде, где директор с помощью рычага стимулирующих выплат на педсоветах жалует «отличников» и отчитывает «троечников». И то, что было ценностью одного поколения, становится проблемой другого. 

Школа вообще не предлагает ребенку ситуацию выбора — это и не удивительно, ведь в коллективе зона ответственности отдельного человека размыта 
В современном мире анонимность дорого ценится. Для молодого человека анонимность — это в первую очередь личное пространство, свобода выбора: что читать, что смотреть, что делать. Поэтому гаджет для них — не просто игрушка, а образ жизни. 

Для родителя, который привык, что «жизнь ребенка — моя жизнь тоже», это неприемлемо. Взрослые, которые воспринимают анонимность как опасность (а вдруг он там узнает что-то плохое?) и пытаются контролировать личные переписки, фактически лишают ребенка личного пространства и возможности выбора. Потому что та безграничная свобода, без которой не могут подростки, для них находится только в интернете (вероятно, во многом именно интернет ее и воспитал). Чего не скажешь о школе, где учитель решает, что будет изучаться и как, определяет обязательное домашнее задание и санкции за невыполнение и назначает даты контрольных. 

Школа вообще не предлагает ребенку ситуацию выбора — это и не удивительно, ведь в коллективе зона ответственности отдельного человека размыта. Но только ситуация выбора может научить ответственности. А когда ты сам несешь ответственность за свою жизнь и свои решения, опция «пожаловаться на судьбу, государство или соседей» отсутствует. 

О консервативном обществе 

В школе каждый сталкивался с несправедливостью. Старательной Марине, будущей медалистке, ставят пятерку по химии или физике, хотя она знает предмет максимум на троечку. А за Вовой закреплен образ двоечника, и поэтому учительница русского находит в его тетрадях те ошибки, которые в Марининой не замечает. Подобная необъективность повсеместна, и она кажется нормой. Нам проще навесить ярлык, чем постоянно пересматривать свои взгляды и менять отношение к чему-либо. 

Эта проблема (а для многих детей она серьезна) — следствие другой беды, а именно консервативности нашего общества и конкретно школы. Гибкие дети вынуждены подстраиваться под негибких учителей и даже родителей, мириться с необъективностью и принимать (а то и перенимать) общепринятые стереотипы, потому что спорить с ними энергозатратно и порой даже опасно. Проще лицемерить или молчать. 

Но не скажу, что все дети безропотны. Все чаще — внутри даже одной моей школы — возникают стычки, в которых дети отстаивают свою правоту. Вопрос: «А зачем мы это изучаем?» — не просто попытка позлить учителя, а практический и честный вопрос. Ответа на него учитель обычно не имеет, потому что сам не знает «зачем», а преподает по инерции, потому что «надо». Но ученики требуют этого диалога. Им неприятна даже не столько бездумность процесса получения знаний, сколько неспособность и нежелание учителя о нем говорить, ставить под вопрос затверженные догмы. 

Они надеются, что не пойдут на компромисс, и уже грустят, что, пожалуй, это невозможно 
Это нежелание меняться и вместе с тем тотальная пассивность и безынициативность — другое пагубное следствие консервативного общества. Примерно каждый второй школьник из опрошенных мной сказал, что его родители не готовы кардинально менять свою жизнь в ситуации, когда что-то не нравится. Смена места работы, переезд или развод воспринимаются взрослыми не как действие, направленное на улучшение жизни, а как трагедия, поэтому лучше просто перетерпеть. Фразу «Ну и что, что не нравится? Надо!» слышал каждый подросток. 

Формула «успех = труд», по которой живет поколение родителей, в корне отвергается подростками. Они знают достаточно примеров деятельности, в которой надо прикладывать минимум усилий: киберспорт, ведение группы в соцсетях, видеоблоги и так далее. И я говорю не о том, что подростки хотят бездельничать, а о том, что истинность родительской формулы поставлена под сомнение. Оказывается, необязательно много трудиться и делать то, что не нравится. 

Нынешние подростки больше всего хотят быть счастливыми, они убеждают себя, что, в отличие от родителей, не готовы поступиться счастьем ради карьеры или достатка. Они надеются, что не пойдут на компромисс, и уже грустят, что, пожалуй, это невозможно. 

О неосознанности взрослых 

Ученица говорит мне на перемене: «Моя мама дура. Она эмоциональная, глупая и неосознанная. Я не могу с ней общаться. Она меня не понимает, а только кричит. А все мои попытки ее в чем-то переубедить утыкаются в ее авторитет — мол, она старше. Говорит, поживи с мое, тогда увидишь, что я права». Потом она пересказывает ситуацию, и я понимаю, что мама все-таки не права и со временем тоже права не станет. 

Но как мне быть? С одной стороны, я не имею права подрывать авторитет родителей, с другой, не могу быть неоткровенным с учеником. И от безысходности я говорю, что можно обратиться к психологу, что можно попробовать поговорить с мамой иначе, что я обязательно попробую с ней пообщаться на родительском собрании. 

Вариант с психологом, естественно, проваливается. Если дети и решаются позвонить специалисту, то убедить родителя сходить на прием становится непреодолимой преградой. Поговорить иначе тоже не получается, потому что аргумент «я старше, мне виднее» непрошибаем — ты же не можешь победить время. Тогда я разговариваю с родителем лично и вижу, что родитель действительно не понимает, что, как, почему и зачем он делает. 

Мне остается только сочувствовать таким детям. Ну что ты будешь делать, когда в шестнадцать уже критически мыслишь, читаешь сложные книги и понимаешь что-то большое, а дома видишь утыкающихся в телевизор родителей с кучей комплексов и проблем, которые не замечают ни тебя, ни жизни? Может, уйдешь с головой в виртуальную реальность? Эскапизм в шестнадцать — что может быть грустнее. 

Проблема неосознанности кажется следствием предыдущих двух — консервативности общества и коллективизма. Советская идеология высоко ценила уважение взрослых и не позволяла ставить этот догмат под сомнение. Возраст в народном понимании приравнивается к опыту, а опыт — к обладанию истиной, которое, в свою очередь, дает власть, возможность для манипуляции — чем и занимаются многие взрослые и большая часть учителей. 

О будущем 

В моих глазах нынешние школьники — интереснее и глубже своих родителей. В шестнадцать они читают битников, нон-фикшн и сложную классическую литературу вне программы, тогда как их родители в том же возрасте читали Жюля Верна и Конан Дойла. Это не значит, что они лучше, они просто шире, ведь Конан Дойла они тоже читают. Многие из них уже подрабатывают и могут найти себе работу по увлечениям. У подавляющего большинства индивидуальный музыкальный вкус. 

Когда я учился в школе, разговоры о политике казались нам скучными, и они просто-напросто отсутствовали в дискурсе. За десять лет ситуация кардинально изменилась. Это не хорошо и не плохо, это данность. И мне кажется, этот протест — не просто банальный юношеский максимализм. 

Они выходят против того устройства жизни, которое установлено в стране, где их вынуждают лицемерить, смиряться или молчать, когда учитель отчитывает за опоздание на урок 
Я учился в старшей школе в конце нулевых, во время расцвета «неформалов»: готы, эмо, кислотники, рокеры, скины и другие. Я сам носил широкие штаны и футболки на два размера больше, чтобы позлить завуча и математичку. Посмотрите на сегодняшних подростков. Они одеты… обычно. Их протест никак не выражается внешне. Им не нужен протест ради протеста, им есть чем заняться — хотя бы в социальных сетях. Они просто хотят отстоять свое право на анонимность, на свободы, зафиксированные в конституции (кстати, многие школьники знакомы с этим документом), на объективность и откровенность, они хотят получать честные ответы на вопросы. Мне кажется, они хотят не разрушать, они хотят защищать и созидать. 

И я думаю, что подростки выходят на митинги не столько против власти, сколько за себя. Они выходят против того устройства жизни, которое установлено в стране, где их вынуждают лицемерить, смиряться или молчать, когда учитель отчитывает за опоздание на урок. Другой вопрос: кто поведет этот протестный импульс и в какую сторону. 

В любом случае процесс сдерживания и насильственного закрепления традиций искусственен. Сегодня подростков учат смирению, но в итоге смириться придется тем, кто учит. И пусть их сколько угодно называют другими, в итоге все равно правда, какая бы она ни была, останется за ними, потому что именно они определят будущее.

Первый подозреваемый в теракте сам пришел в полицию – он заявляет, что он невиновен

Русский протест, с каждым днем все беспощаднее к себе и бессмысленнее.

 Среди моих коллег и родственников ВНЕЗАПНО оказались люди поддерживающие войну с Украиной. Попытка убедить их в том, что НАТО не собиралось нападать на РФ или что среди хохлов нет полков бандеровцев/нацистов, пытающих за использование русского языка, стопорилась об вопрос "А зачем  тогда было бы вводить войска в Украину?". Довод про "старый дед поехал кукухой" просто игнорировался. И вот сегодня, катаясь по рабочим вопросам увидел запись выступления Шульман, на котором ей задали подобный вопрос. Видео выступления скину ниже, а тут скопипащу выдержку из её ответа:

 Зачем, как вы думаете, это гаранту нашей Конституции?

 Е. Шульман
 Над этим вопросом многие будут размышлять и дадут много ответов. Все они будут выглядеть логично. У меня, естественно, есть своя версия, которая совершенно не претендует на то, чтобы быть истинной. Но раз мы с вами так замечательно беседуем, я с вами ею поделюсь.

 Для того чтобы остановить время. Попробую объяснить, что имеется в виду.
 Я думаю, что те процессы, в том числе процессы трансформации ценностей, трансформации общественных взглядов, общественного мнения, которые мы наблюдали, были истинными. Я думаю, что мы не находились в плену иллюзий, когда говорили о том, что в обществе снижается насилие, снижается преступность; что новые поколения имеют другую ценностную картину; что компьютерные игры снижают насилие, а не повышают его; что вообще и насильственные преступления, и потребление крепкого алкоголя снижаются тем выраженнее, чем моложе страта, которую мы исследуем; имперская ностальгия уходит в прошлое.
 А теперь переверните эту картину и представьте себя по другую сторону. Вот вы сидите и смотрите, как песок времени утекает у вас сквозь пальцы. Вам неизбежно наследуют — давайте говорить их языком — предатели. Ваши дети — предатели. Они не разделяют вашего взгляда на жизнь, они не разделяют ваш взгляд на мир, они не видят того, что вы видите так ясно. Вы последний защитник крепости. Они сдадут ее врагу, потому что они даже не считают его врагом. И сколько вы ни пытаетесь их как-то в этом убедить, они все равно не считают.

 Многочисленная культурная публика сидит вокруг вас на безопасном расстоянии и смотрит, и говорит: «Ну давай, давай, мы подождем. Как ты помрешь, мы придем. Симпатии будущего на нашей стороне. Кумиры молодежи мы, а не ты. А ты сиди, пока сиди, чего нет. Мы не будем брать Кремль штурмом, просто подождем».
 Год проходит, другой, третий. Все так же точно и продолжается. Одновременно хорошо, у вас в голове геополитика, соседняя страна вас беспокоит. Гондурас тревожит. Гондурас как-то разросся, совсем сильно тревожит. И вы понимаете, что еще немножко, еще чуть-чуть и все. И ваше историческое время завершится. Ваше окошко закроется. Вам скажут: «Ну, все, слезай. Сейчас придут следующие». А эти следующие неприемлемы для вас. Они никуда совершенно не годятся, с вашей точки зрения, они все погубят, все развалят.

 «Он разобьет священные сосуды, он грязь елеем царским напоит, он расточит. А по какому праву?» Перечтите это. И представьте, что это не про деньги. Вас охватит ужас. Это ненависть к наследнику, вообще ненависть к живым за то, что им жить. «Мне время тлеть, тебе цвести». Человек разумный принимает это. Ласкает милого младенца, понимая, что «Да, мне время тлеть, а тебе процветать».
Но если вы устроены немножко по-другому и у вас есть в руках большой ресурс, вы можете сделать такую штуку. Вы можете на эти все грядущие поколения опрокинуть большую бетонную плиту, которая придавит их навсегда, по крайней мере, на обозримую перспективу. И того будущего, которое они хотели, у них не будет. А будет по-вашему, даже если вас уже в живых не останется. Потому что вы устроите такое здесь, вот это вот.