Школьница ножки

Захват Японии.
Не буду устраивать ватно-сальный срач.Допустим,кацапы и хохлы-одна большая страна.
Ну так вот,давайте обсудим способы захвата этой большой страной Японии.Какой профит.Сколько технологий можно налутать.Будет ли США защищать Японию?Будут ли терракты со стороны японских радикалов в Столице большой страны?Самое главное,какая сила японской армии?

Окраина, часть 2

Ониждетищенко

- Из какого города будете? – таможенник вяло рассматривал паспорт женщины, занявшей почти всю кабинку.
- Изо Львовска. – смутилась женщина, и зачем то добавила, - Слава Окраине, слава Трандере!
- Ага, - сказал паспортист и шлепнул штамп в паспорт. – Проходите.
Польша встретила Серпентину Ониждетищенко пасмурной погодой и унылыми лицами таксистов. Они увидели её еще издали и даже рванули, было, к ней, однако растянутая фиолетовая футболка, на которой размещался оранжевый трезубец, отчего то отбил у них всякое желание идти на контакт. Окраинка заметила их метания и прошла мимо с гордо поднятой головой. «Ляхи!» - подумала она. «Курва!» - подумали таксисты.
Подкрепившись наскоро на автовокзале, Серпентина замела, изящно шаркнув ножкой, под лавку шкурки сала и яичную скорлупу. От лука, на счастье польских коммунальных служб, ничего не осталось. После импровизированного обеда, она направилась искать работу.

Отожтаращенко

Тарас Отожтаращенко был из тех, кто еще помнит те времена, что были при прежней власти. И хотя он не был самым старым из членов Рады, но иногда ему казалось, что все остальные страдают амнезией. Впрочем, сегодня с утра он был бы рад, если б его память изменила ему. По пути на работу его перехватили какие-то молодчики, они кричали что-то про какие то люстры и небрежно волокли и волокли Тараса в неизвестном направлении. В конце концов, дело кончилось тем, что депутат, некогда избранный народом, лежал в мусорном баке и поэтично смотрел в небо. Там, на площади, бесновалась толпа. Они снова что-то жгли, ставили палатки и красили все, до чего могли дотянуться в оранжевый и фиолетовый цвета. Полуголые девицы, накрывшись флагами с истерическим хохотом, словно валькирии, носились по площади и славили героев, Окраину, Трандеру и какого-то Сашка. Лишенный возможности видеть происходящее, Отожтаращенко с упоением предался прослушиванию той какофонии звуков, что царила вокруг него. Быть может он пролежал бы еще невесть сколько, однако над ним возникла тень, загородившая ему солнце. Тарас нехотя открыл глаза. На него смотрел и ухмылялся до боли в заднице знакомый персонаж, Ольгерд Бляшко, еще один депутат Рады.
- Лэжим? – спросил он.
- Отдыхаю, - поправил Тарас.
- Ну, тогда вылюзай, Тарасык, разговор маю. – Отожтаращенко не любил Бляшко, вернее теперь не любил. В прошлом их кое-что объединяло, но как говорится в старом анекдоте про Чапая, с нюансами. Тарас вылез, и даже не успел отряхнуться, как его под локти снова подхватили молодчики и поволокли к броневичку, на боках которого красовалась агитка партии Ольгерда. На ней он держал в руках вилы и грозился куда-то кому-то их вставить. «Ничего не изменилось», - успел подумать Тарас, пока его не огрели по голове, и мир не окутала тьма.

Артем

- Да нам жрать сегодня дадут? – седой пулеметчик высунулся из своего укрытия и с тоской осмотрел дорогу.
- А вчера давали? – с издевкой поинтересовался «Кабанчик», так прозвали снайпера за соответствующие пропорции в телосложении. – Вот и сегодня так же. – Артем сидел на голой земле и рассматривал носы своих сапог. На левом была дырка. Чудь поодаль от него устроились Денис и Мыкола. Им было немного за десять, рукава и штанины их формы были обрезаны под рост, в поясе перевязаны веревками. На коленях у Мыколы лежал автомат, Денис же ковырял стенку окопа саперной лопаткой.
- А хочется есть… - вздохнул Денис. – Аж в животе бурчит. – Дядько, - обратился он к Кабанчику, - дай семечек.
- Ага, размечтался. – Сказал тот и нарочно застегнул нагрудный карман, - мне на позицию скоро идти, а чего я там делать буду. Ногти грызть?!
- Ну, дай ты детине семечек, - не выдержал Артем.
- Да я скорее тебе в зубы дам, кацапский выкормыш, - гаркнул снайпер. Тут произошло непредвиденное, Мыкола поднял автомат и передернул затвор. Денис отстранился. Пулеметчик побледнел и слегка отодвинулся от Кабанчика. – Давай сюда, гад, семечки! – заявил Мыкола.
- Я все расскажу командиру, он вас того, в яму зароет. А сперва на органы, кацапьё! – снайпер ощерился и дал стрекоча по траншее. Мальчик опустил автомат и заплакал.
- Ну, будет тебе, - пулеметчик придвинулся к ребятам и протянул им фляжку. – Вот, глотни, полегчает. – Он подмигнул Артему. Мыкола сделал глоток и покраснел. Закашлялся. Однако ж, сделал и второй. Денис повторил за ним. Артем отказался. Седой же приложился. Обтер усы.
- Вот так вот и живем, - сказал он невпопад. Так они и жили.
Вопреки заверениям командования, русичи не атаковали их позиции ни разу. Зато свои несколько раз разносили укрепления подчистую. Каждый день приезжал командир и рассказывал байки о скорой победе в великой войне с Русью. Еды не привозил. Падла. А снайпер пропал. Как то сам собою рассосался.

Миклуха.

- Ты здесь? – Клочко заглянул в сарай и замер. Внутри было темно и пахло молоком. Он осторожно вошел, пошарил рукой по стене. Выключателя не было.
- Нет тут света, - отозвались из темноты.
- Гуйло?
- Сам ты, гуйло. Ягайло я. – сказал голос и почему то обиделся.
- Мне б через границу перейти.
- Знамо дело, - заметил голос. – Всем надо. Деньги принес.
- Я от Подливайко, - заметил Миклуха.
- Да мне насрать от кого ты, деньги есть говорю?
- Гривни?!
- Гривни засунь себе в … - голос притих. – Доллары есть? – Миклуха завозился с балалайкой. Извлек на ощупь сверток.
- Сколько?
- Три сотни давай. – Миклуха отсчитал три бумажки. Тут же из рук вырвали всю пачку.
- Эй, - завопил Клочко и наугад махнул балалайкой.
- Ты тише вопи! – веско заметил голос. – Граница рядом. А деньги я тебе верну, как только перейдем. Считай, страховка.
- Ладно. – Сам не понимаю почему, согласился Клочко.

Они шли почти вслепую. Луна едва освещала великий окраинский ров, или окоп если хотите. Ходили слухи, что это котлован под будущую великую окраинскую стену, что защитит весь остальной мир от русичей-ходоков.
- Когда переходить то? – не выдержал Миклуха.
- Скоро, скоро, – заверил его провожатый. – Близко уже.
И действительно минут через десять они остановились на краю рва. Неподалеку, на стороне Руси светились огнями дома. Почти рукой подать.
- Здесь, стало быть. – Ягайло, едва различимый в темноте, указал рукой на хлипкую доску, что уже была перекинута через ров. – Как перейдешь, сразу чеши к деревне. Спросишь там Ваньку, кликуха Сусанин. Он тебя и проведет дальше. Для конспирации, по болотам. Понял?
- Угу. Деньги верни, гуйло. – В темноте вздохнули.
- Сам ты… - ему сунули сверток.
- Бывай, Миклуха Маклай.
- Чего? - отозвался Клочко. Но темнота уже не ответила.

Сукашвали

Новоиспеченный громад Сукашвали, как не трудно догадаться, не был коренным уроженцем Окраины. Его, нелегкая судьба, факира-пожирателя материй, потаскала по многим странам. Долгое время жил он в ВША. Однако о его прежних заслугах стали забывать, паек урезали день ото дня и он, откликнувшись на зов молодой, но перспективной демократии в Окраине, прибыл в Куяв. Воздух свободы и демократичного образа жизни тут же освежил Сукашвали, стоило ему ступить с трапа на землю. Хотя ветер и доносил до чуткого носа Мимишико запах гари и паленой резины, он точно знал, что более демократичного запаха в мире нет. Уж кто-кто, а он на этом не один галстук… ну, вы знаете.
В аэропорту Куява Сукашвали встречала целая делегация. Даже сам президент Окраины громад Потрощенко пожал ему руку и поприветствовал в новом оплоте демократии ВША.
- Спасибо, спасибо. – Сказал Мимишико, на всякий случай с двумя разными акцентами, калифорнийским и акцентом выходца из Джорджии.
- Громады Трупченко и Абасраков, наши лучшие министры, - веско заметил президент.
- Очень welcome! – непонятно к чему ввернул Сукашвали. Министры переглянулись.
- А вот это мой сын, - Потрощенко указал на субтильного паренька.
- Hello! – радостно завопил факир-пожиратель и паренек тут же бухнулся в обморок.
- Что это с ним? – поинтересовался Сукашвали.
- Да так, плохое предзнаменование, - отшутился громад президент.
Они прошли в холл, где гость дал пресс-конференцию.
- Вы должны помнить, что я очень люблю все демократическое, в том числе и реформы. Я рад, что Окраина отвернулась, наконец, от варварской Руси и встала на путь демократии, чтобы это не значило. – Журналисты удивились, но не подали виду.
- Канал 1+1=3, Куяв. Скажите, громад Сукашвали, как долго вы пробудете в нашей столице?
- Пока ветер перемен и демократии дует здесь, я не покину ваш город, - сказал Мимишико и погрустнел. Перед его мысленным взором проплыла любимая кафешка на Брайтон-Бич и тихие, упоительные вечера на берегу океана. – А поскольку я думаю, что демократия поселилась в демократических сердцах окраинцев навсегда, то я, - и он раскинул руки в стороны, - всегда буду с вами! - Аплодисментов, вопреки ожиданиям, не последовало.

Ониждетищенко

- Крашу, штукатурю, убираю по дому. – Она стрельнула в поляка глазками, - могу и чего поинтереснее предложить. – Поляк сглотнул и без предупреждения нажал на газ. Машина осыпала Серпентину пылью, она в ответ осыпала ляха отборными матюками, по-русски. День не задался. Солнце уже клонилось к закату и за весь этот день урожденная Августина, а теперь просто Серпентина, не нашла в этой «проклятущей Польше» работы. Кого то смущал её выговор, кого то пропорции тела, говорившие о больших потребностях его хозяйки. Но большинство, шарахались как от огня от футболки с трезубом и хамоватыми выкриками по поводу и без. Окраина, что славилась почти в конце каждого диалога Серпентины с аборигенами, сыграла с ней злую шутку.
Устроившись все на той же лавке автовокзала, она с тоской уставилась на заходящее солнце. Где-то там, на западе лежали страны в которых Серпентина хотела жить. Германия, ВША, на худой конец даже Франция. Но сейчас она была в Польше и совершенно точно знала, что жить на Окраине она больше не хочет. Перед нею был весь мир, все дороги открывались перед жителями окраины, в конце концов, именно за это, за свободу и демократию, за возможность поехать на заработки не в нищую и упадочную Русь, а в богатый Запад и боролись на майдане.
- Кому на черта сдалась эта Русь?! – возмутилась Серпентина. – Кругом одно кацапьё, ватники опять же. Разве ж то жизнь. А вот в ВША… - она мечтательно закатила глаза.
- Пани? – из раздумий её вывел человек в форме.
- Слава Окраине! – гаркнула Ониждетищенко. Полицейский снисходительно посмотрел на неё.
- Окраина?
- Ага, - вздохнула Серпентина. – Слава Трандере! – она опять не выдержала.
- Free Love? – спросил полицейский, видимо плохо знавший русский. Серпентина оживилась. Наклевывалась работа.
- Love? Ess, ok. I’am ready. – Тут же проявила она чудеса школьного английского.
- Ok. – Закивал полицейский. – Он взял её под локоть. Серпентина шла словно пава, вернее она так думала. Работа, первая в Польше работа. Впрочем, все оказалось прозаичнее. Всего через полчаса Серпентина стучала по прутьям камеры кружкой и требовала свободы, равенства и братства, а также славы Окраине. Полицейские, переглядывались и как назло сходились во мнении, что перед ними очередная окраинская курва.

Миклухо

- Сусанин?! – мужичек удивленно почесал в затылке. - Не припоминаю.
- Ну как же, Иван его зовут. Точно все мне сказали лишь так.
- Чего? А ну ка, подойди поближе, гостюшка. – Миклухо почувствовал недоброе, но подошел. В неверном свете слабенькой уличной лампы его тень, нелепая и смешная, упала на стену дома. Уши шапки торчали в разные стороны, ватник был грязный и старый, балалайка, что торчала под мышкой, довершала образ.
- Ты чего из прошлого вылез что-ли? – мужичек спустился на одну ступень и присел. – Из какого года, путешественник во времени?
- Не понял. – Клочко чувствовал, что близок к провалу. Неужели первый встречный русич, сможет вот так запросто расколоть агента СНБО.
- Ладно. Значит, Иван из села съехал, ну тот, который Сусанин. Звали так, было дело. В лесу на три дня заплутал, бедняга. Ты родня ему, что ли?
- Ага. Мне надо на вы! – заявил Миклуха.
- Куда тебе надо?
- На Русь мне.
- Так, а ты где? – Клочко сглотнул. За спиной послышались шорохи. Спустя мгновение на спине окраинского шпика сидели сотрудники КГБ.
- Попался, голубчик. Ишь повадились шастать. И все, что характерно в ватниках, ушанках и с балалайками. – Мужик, сходил в дом и вернулся в кителе. На груди сверкали ордена. – Ну, прямо цирк-шапито какое-то. У пиндосов либо научились работать, а товарищ Миклуха? – Клочко молчал.
- Товарищ полковник, куда его?
- Да куда же его еще?! На допрос ведите. – Мужик зашел в дом.
- Вот тебе, за гуйло. – КГБшник стукнул Клочко сапогом по почкам.
«Вот и все лишь теперь!» - подумал Миклуха, когда его вели к машине.

Подливайко проснулся в половине второго ночи. Отбросил одеяло и прошел на кухню. Выпил два стакана виски с содовой и направился в ванную. В зеркало на него смотрело лицо окраинской демократии, нижняя часть тела которого, была украшена звездно-полосатыми трусами. Он умылся. Несколько раз улыбнулся себе в зеркало и сказал что-то по-английски. Вернувшись под звездно-полосатое одеяло он, по привычке, мурлыкнул жене «Good Night» и тут же заснул. Ему снился Клочко, весь в слезах, он стоял перед ним с протянутой рукой. На грязном асфальте лежала шапка-ушанка. Изредка он усаживался на ватник, бренчал что-то на балалайке, и пел, но все по-русски. За спиной у Миклухи было здание Лубянки.
- Подайте ветерану империалистических войн, - завывал Миклуха и кланялся проходящим мимо варварам. Некоторые даже давали ему деньги.
Подливайко снова проснулся и понял, его агента взяли.