Хороший русский мертввый русский

Насильственная депортация из Украины в РФ

24 марта Мариупольский горсовет сообщил в своем телеграм-канале о том, что российские войска принудительно вывозят жителей Мариуполя на территорию РФ. 

«Ґрати» проверили эту информацию. Мы связались с переводчицей и редакторкой Натальей Яворской.  Имя было изменено по ее просьбе из соображений безопасности близких, оставшихся на территории РФ, которая сейчас находится за рубежом. Она рассказала, как по меньшей мере сто человек были насильно вывезены из поселка (его название мы скрыли по просьбе Яворской) на окраине Мариуполя сначала на оккупированную территорию Донецкой области, а потом в Россию. Там украинцы прошли процедуру фильтрации и были расселены в лагеря для беженцев. Часть из них, как Наталья, сумели выехать из страны, но многие продолжают вынужденно оставаться в России, не имея денег или документов.

 Мы проверили, насколько это возможно, историю Натальи. В Таганроге мы связались с волонтерами, которые встречают украинских беженцев. Они подтвердили, что беженцев привозят группами, но не стали говорить, принудительно ли их доставили в город. А потом и вовсе перестали отвечать на попытки связаться.«Ґрати» публикуют монолог Натальи Яворской полностью, за исключением моментов, удаленных по ее просьбе в целях безопасности. 

Полномасштабное вторжение

В Мариуполе я живу с рождения, с перерывами. В 17 лет я уезжала, потом поступила в Киев, четыре или пять лет жила в России. В 2020 году я вернулась в Киев, а прошлой весной опять переехала в Мариуполь.

24 февраля в шесть утра меня разбудила мама и сказала, что Киев и Харьков бомбят, что в Мариуполе тоже слышны взрывы. Мы собрали рюкзак. Я, мама и младший 15-летний брат пошли домой к бабушке. У нее уже были слышны взрывы, но не сильные, как будто вдалеке. Мы сидели в коридоре. Пришла родственница, у нее тоже двое детей — девочки. У бабушки с дедушкой мы пробыли два дня. 26 числа взрывы стали сильнее, и мамина подруга предложила нам перейти в укрытие. Оно находится рядом, в местном Доме культуры. Я вспомнила о нем, потому что занималась там в музыкальной школе скрипкой. Никто не думал, что будет война, входы в убежище были неподготовлены, дурацкая система.

Как мы жили в убежище: бабушка с дедушкой готовили нам первое время дома — и приносили еду в убежище. Так продолжалось где-то неделю. 2 марта нам отключили электричество, но в некоторых домах еще был газ. Через два-три дня отключили и его.

И началось… Под окно бабушкиного дома попала мина, разорвалась. Дядя привел бабушку к нам в убежище, дедушка отказался идти — готовил и приносил нам еду.

Клуб находится в центре поселка. Самые жесткие боевые действия проходили возле него, потому что напротив с двух сторон располагались украинские военные. Вся нагрузка приходилась именно на это место.

В какой-то момент встал вопрос с едой, потому что выходить уже было нельзя, обстрелы были слишком близко.

Второй мой дедушка — медик по образованию. Он когда-то служил, и ему на все все равно. Они готовили с бабушкой еду на костре и приносили нам вместе с водой, но очень редко, потому что наш район постоянно был под ударом. Потом дома обоих дедушек полностью разбомбили, и они перешли в нашу квартиру. Но вскоре украинские военные попросили всех в нашем районе уйти, чтобы не попасть под боевые действия. И они снова ушли.

Место, где мы находились, начали обстреливать 8 марта. Бомбили все высокие дома и Дом культуры тоже. Его полностью разбомбили, и мы даже немного успокоились — просто нечего теперь бомбить, остался только наш подвал. Но 10 марта стали почему-то бомбить подвал, наверное чтобы нас завалило. Не очень понятна логика, там уже стен не осталось, но они прицельно били по некоторым точкам несколько раз.

Бомбоубежище

В бомбоубежище была сильная солидарность. Каждый день начинался с новостей. Мой сосед, например, прятался в подвале с семьей. Когда он вышел приготовить еду на костре, в него попал осколок и он умер. Каждый день были новости о людях, которых убило — они были в подвале, но на улице в них попадали осколки. Самое странное, что при этом не было никаких сообщений и информации. У нас не было радио, мы не знали, что подобное происходит во всем Мариуполе. Наоборот была обида: мы сидим фактически без еды и воды, и город о нас не думает, не эвакуирует нас. Было сильное чувство брошенности. Мы даже не думали, что будут бомбить центр Мариуполя. Думали, что это нашему поселку не повезло, потому что, возможно, это какой-то стратегический объект.

Большую часть дня я занималась тем, что записывала сны — людей, которые мне снились, бабушек, мам. Мы пытались по этим снам понять, что нас ждет в будущем и о чем они говорят, потому что это был единственный источник информации.

Казалось, что самое сложное время — когда мы были в убежище. Ощущение запертости, потому что, по сути, у нас уже не было домов, нам некуда было идти. Мы не могли покинуть убежище в случае чего. Появился страх, что тебя завалит, страх каких-то иррациональных сил, которые хотят тебя убить. И ты не понимаешь зачем, ты не понимаешь стратегии или смысла.

Сейчас, наверное, даже с какой-то ностальгией вспоминаю дни в убежище, потому что тогда у всех была надежда. Все думали, что нужно потерпеть какое-то время без еды и воды и все закончится, можно будет вернуться домой, что-то точно решится. Из-за того, что у нас не было связи, мы вообще не представляли, что в Мариуполе происходит то же самое.

Мы даже хотели пойти в город пешком, но идти туда три часа было невозможно.

Некоторые пытались выехать из поселка, у кого-то получалось без урона. Были случаи, когда люди возвращались обратно, потому что их не выпускали. Поселок между нами и городом заняли в первые же дни, но и после нашего стояли «ДНР»-овские блокпосты.

Наверное, самое страшное было — погибнуть случайно. Я, перед тем как пропала связь, читала новости о том, что в Киев часто прилетало из зоны Чернобыльской АЭС, а у нас очень большой склад ядовитых веществ как раз в том месте, где они стреляли. Какой-то постоянный страх, что ты проснешься и умрешь, но даже не поймешь, что умер, а просто вдохнешь летучий хлор и сразу умрешь. Какое-то безвыходное состояние.

Я постоянно представляла встречу с друзьями. Как я выживаю и всем говорю, что я живу, и как нам все рады. Когда я представляла эту встречу, думала, что война точно закончится. Я мысленно представляла, что это случится скоро. Я была готова к тому, что когда это закончится, у нас не будет пособий и обеспечения, но мы сможем выходить. То есть я вообще не представляла, что война так и идет, а я нахожусь в каком-то другом месте.

Депортация

К 15 марта российские военные заняли большую часть поселка, но боевые действия еще шли в районе моего дома, на выезде. Они ходили по домам, пришли в наше убежище и сказали, что всем нужно уходить — эвакуация женщин и детей. Мы спросили, можно ли остаться — они сказали, нет и все, нельзя. Приказным тоном. Кроме убежища нам некуда было идти. Нескольким мужчинам с большими семьями удалось выехать.

Нас вывели в школу напротив здания клуба. Это был первый раз, когда я вообще вышла на улицу. Дикое ощущение — когда я заходила в убежище, все было полностью целое, а потом ты выходишь и видишь, что здания, в котором ты находился, нет, просто валяются кирпичи. Ты выходишь и видишь кучу поваленных деревьев, городков, вышек. Это сюрреалистическое ощущение, когда ты видишь вместо столовой, в которую ты ходил, когда учился в школе, кучу кирпича, и учебники валяются по полу. На стене остался стенд «Гордость школы» — с портретом моей сестры, а вокруг — российские военные.

Во время эвакуации умерла женщина, потому что у нее не выдержало всего этого сердце. Был мужчина, который не мог передвигаться сам — за ним ухаживала его женщина. Ему запретили эвакуироваться, и он остался. Нас отвели в эту разбомбленную школу, в которой они сейчас сидят, а оттуда нас повели в сторону выезда из поселка.

В поселке было две тысячи человек, нас было очень много. В нашей группе — где-то 90 человек. И возили несколько раз. Это была принудительная эвакуация, никто из нас не хотел выезжать из Украины. Если бы у нас был выбор — мы бы остались или выехали в сторону Украины. Некоторые говорили, что хотят остаться, но они приказным тоном говорили, что это невозможно.

Но надо понимать, что убежище, по сути, было единственное место, где мы могли находиться. У большинства людей с нами уже не было домов, и они не могли скрыться где-то в поселке.

На выезде из поселка в сторону Донецкой трассы нас посадили в военный Урал. Довезли до ближайшего поселка, который они захватили несколько недель назад, но никаких боевых действий там уже не было, потому что не было украинских военных. Там на один день нас поселили в школе. На следующий день погрузили в автобусы, сказали, что не в Донецк. С нами все, по большей части, обращались либо как с преступниками, либо как с конвоированными людьми, не было права даже узнать, куда нас  везут. Нам не говорили до последнего. Если спрашивали: «Куда вы нас везете?», отвечали: «В теплое место». Всем видом показывая, что мы должны быть невероятно благодарны за то, что нас освободили от наших домов.

У меня из вещей была только толстовка на мне. Но мне повезло — я как-то додумалась и хотя бы 10 фотографий взяла с собой. У нас теперь ни фотографий, ни видео, ничего.

На автобусах нас привезли в Новоазовск, но мы узнали об этом позже. Водители были полностью дезориентированы — они долго ехали из Донецка, приезжали куда-то, а им говорили, что дороги разбомблены, они ехали в другое место. У них не было никакой координации. Все в дороге обращаются с тобой как с мешком картошки. Водитель, естественно знал, куда мы ехали, но у всех был приказ никакой информации нам не давать.

В Новоазовске у них так называемые фильтрационные лагеря. Это не я придумала, это они сами так называют. В фильтрационном лагере были сотрудники МЧС, мы нашли вайфай. Как везде в России — они разбомбили вышку, выключили всю связь, но оставили пароль от одного до восьми. Мы просто пробовали их перебирать и вот — работает интернет.  Тогда я впервые узнала про Мариуполь, что его бомбят, и это был большой шок. А российские военные говорили, что они уже захватили Киев и Харьков.

В Новоазовске, как я понимаю, — какой-то перевалочный пункт. Было довольно жутко, потому что очень много военных тачек с изображениями Кадырова, очень много чеченцев, видишь как перебрасывают военную технику. Когда перед тобой проезжают Грады — это жутко. При этом все пытаются делать вид правильной работы: МЧС, автобусы, будки, таблетки, даже давление меряют, колбасу нам чеченцы передали. Это просто безумие, конечно.

Фильтрационный лагерь

Фильтрационный лагерь — это такая палатка, в которой сидит куча военных. Все мы сидели в автобусах, заходили по очереди. Сначала тебя фотографируют со всех сторон, видимо, для системы распознавания лиц, которую сейчас внедряют в РФ. Потом снимают отпечатки пальцев, но, что самое отвратительное, этих пальцев недостаточно, они даже ладошки сканируют со всех сторон. Потом ты проходишь допрос для реабилитации — тебя спрашивают, какие родственники остались в Украине, видел ли ты перемещение украинских войск, как ты относишься к политике Украины, как ты относишься к власти, как относишься к «Правому сектору». Большая анкета и тебя по ней расспрашивают, но не жестко. Потом самое непонятное для меня — ты отдаешь свои телефоны, они подключают их к компу на 20 минут и выкачивают из них базу контактов, но я не знаю, выкачивают ли они данные и копируют ли IMEI.

Мы ждали часа четыре-пять, пока попадем в фильтрационный лагерь. Потом несколько часов проходили. В автобусах не было туалетов. Один был в окопе далеко. Моей бабушке 70 лет, она подвернула ногу и не могла нормально ходить.

Нас повезли к границе «ДНР» и России. Всю ночь мы провели в автобусе в очень жестких условиях.

Российская Федерация начинается со шмона. Выборочно допрашивают женщин и мужчин. Женщин мало, но я попала в этот список невезучих. Это пиздец, потому что ты сидишь две недели в подвале, тебя обстреливают, и первый человек, с которым ты встречаешься на воле — русский ФСБшник. Он меня в жесткую паранойю ввел. У меня есть художественные тексты, связанные с Украиной, с войной, я не думаю, что они супер заметные. Но все равно возникла паранойя. Мне стало страшно, а он допытывал меня: знаю ли я о перемещении украинских войск, что я знаю об украинских солдатах и прочее. Я подумала про тактику ФСБшных связок: задаст один вопрос, о чем-то пошутит, потом опять задаст тот же вопрос, чтобы понять соврала я или нет. Но большую часть времени, на самом деле, мы обсуждали мои личные отношения. Это ФСБшника больше всего интересовало.

У меня все соцсети на украинском номере. Я сначала растерялась, сказала неправильно номер специально, но все равно было стремно. Они переписали мои телефоны, задали кучу вопросов, сказали, что я «слишком загадочная». Мне кажется, когда тебя уводит ФСБшник, говоря, что ты «слишком загадочная» — это самая худшая фраза, которую ты можешь услышать. У меня сердце упало в этот момент.

Короче, нас выпустили. Мы пытались с семьей — бабушкой, мамой, братом, тетей и ее детьми — уехать, но нельзя — ты не можешь просто взять и отправиться по своим делам.

Побег

На автобусах нас увезли в Таганрог. Там всем сообщили, что направят во Владимир поездом. Мне друзья скинули ссылку: на российском ТВ вышел сюжет об этом поезде. Корреспондент сообщает, что Россия оказывает помощь и даже капельницы ставят в поезде. И на видео бабушке — не моей, но с которой мы были вместе в убежище — ставят капельницу. Ей Российская Федерация полностью разбомбила дом, она не знает, куда едет, а показывают капельницу. Полный пиздец.

Из Таганрога мы добрались до Ростова. Доехали — я, моя бабушка, мама и брат. Родственницу вывезти не получилось, потому что она оставила паспорт дома, у нее была только его фотография. Сейчас мы пытаемся вывезти ее через посольство Украины в других странах по справке о возвращении на родину.

Мы поехали в Ростов и остановились на ночь у родственников. Это тоже безумная ситуация. Они очень гостеприимные, но мозги полностью промыты российской пропагандой. Говорят: не волнуйтесь, к осени вернетесь в Мариуполь, там все зачистят, и все будет хорошо.

В Ростове дофига военной российской техники. Город живет, как на войне. Когда мы ехали в поезде «Ростов — Москва», было безумно странное ощущение от того, что весь поезд обсуждает Мариуполь. Говорят, что в Мариуполе разрабатывают биологическое оружие для уничтожения репродуктивной системы русских женщин. Ощущение, что ты в какой-то коллективный сон попадаешь. Я, на самом деле, до начала войны сочувственно относилась к мысли, что русские не равно Путин. Я была уверена, что никто не хочет войны с Украиной, мне казалось это невозможным. Сейчас я считаю, что даже какие-то адекватные люди в российском обществе тоже являются частью этого и тоже несут за это ответственность.

Я созваниваюсь с друзьями, которые остались в лагерях беженцев. Им выдали российские симки. Мы хотим помочь всем как-то выехать. Их там кормят, есть жилье, но нет билетов. Работа — кассирами, продавцами супермаркетов — людей взяли как бесплатную рабочую силу. Думаю, что их вывозят только для пропагандистской картинки о том, как Россия эвакуировала людей.

То есть берут из Мариуполя людей и насильно вывозят сначала на оккупированную территорию, потом в Россию — Таганрог, Владимир. Там есть лагеря, где они могут жить, где есть связь и даже российские симки. До лета они должны найти работу, чтобы у них были свои деньги. Работа только низкооплачиваемая. Плюс они в городе, где полно техники и на них смотрят с мыслями о биологическом оружии, от которого надо защищаться.

Во Владимире условия неравномерные — кому-то везет, кому-то нет. Им оплачивают 10 тысяч рублей единоразово, но кто-то и их не может получить. Если им дают не беженство, а временное убежище, они смогут выехать в любой момент. Но ситуация с мужчинами непонятная. Потому что мужчин-украинцев могут не выпускать из Российской Федерации.

Все, с кем я созванивалась, находятся в жестком состоянии прострации, у всех начались проблемы со здоровьем. У многих бабушек ментальные проблемы — не понятно, как организовывать выезд. У них не осталось домов в Мариуполе, и взять куда-то поехать — очень сложно. Но еще сложнее жить в месте, которое полностью отрицает твой опыт. Мне кажется это очень страшно, когда ты сталкиваешься с этим в России: ты знаешь правду и что происходило, но все пребывают в каком-то сне и ты должен угадывать, о чем этот сон.

Когда всех повезли во Владимир — мы отказались от убежища. Могли это сделать, но без регистрации находиться в России можно только 15 дней, за это время нужно было успеть уехать. Проблема возникла, например, у тех, кто оказался без денег. Родственники в России хотели бы им скинуть, но некуда. Некоторые находят кого-то рядом, пересылают, и те передают наличные в лагерь.

У нас в лагере было несколько людей без паспортов. Когда начался обстрел, они не успели его взять, и вернуться домой было нельзя. Выдают внутреннее свидетельство, которое позволяет работать, но вопрос, как выехать. Единственный вариант — справка о возвращении на родину, но непонятно, как ее сделать, потому что украинское консульство не работает. Этот документ заменяет тебе паспорт.

Из Ростова мы выехали в Москву, оттуда — в Питер. Там пробыли три дня. 22 марта выехали на границу. Очень сильно готовились — все почистили в телефонах. Но выезжать, как ни странно, было довольно легко — только формальный допрос про родственников. Почему-то опять спросили IMEI телефона.

В поселке под Мариуполем остался дедушка. Бабушка очень жалеет, что выехала. Она хотела остаться с ним, но все происходило так быстро и сумбурно, она не смогла принять решение. Остался ее сын. Я беспокоюсь, что ему в экстренном порядке сделают паспорт «ДНР» и заставят воевать.

Еще остались мой дедушка с бабушкой, которые готовили нам еду. Нам даже удалось вызвать туда машины для эвакуации, но они в итоге отказались ехать. Они считают, что это их земля. Все дома вокруг дедушки разбомбили. Он остался в доме с выбитыми окнами, потому что считает, что это его место и никто не имеет права мешать этому.

Сейчас у них начала появляться связь. В 11 утра связались с дедушкой. Там жесткое мародерство в селах, российские военные просто бухают и стреляют в домах в потолок. Просто набухиваются и стреляют.

Много женщин в убежище с детьми. Очень много женщин под обстрелами бегают по разрушенным домам, пытаются найти какую-то еду. А дома уже взяли российские солдаты. Это страшная ситуация, совсем другой опыт — я уже об этом ничего не знаю.

Сурс: https://graty.me/monologue/berut-iz-mariupolya-lyudej-i-nasilno-vyvozyat-monolog-zhitelniczy-mariupolskogo-poselka-kotoruyu-prinuditelno-vyvezli-v-rossiyu/

Так очевидно и всё равно так гениально

Помиритесь с русскими. Патриарх Иерусалима обескуражил нардепов из Киева

В беседе с депутатами Ляшко иерарх неожиданно призвал Украину мириться с Россией и назвал Филарета "заблудшим".

В Иерусалиме прошла встреча главы Иерусалимской церкви с украинской делегацией. О ней в своем блоге на Корреспондент.net сообщил депутат Андрей Лозовой.
При этом нардеп и его коллеги были неприятно удивлены вступительной речью патриарха Феофила III.

"Избранное (из речи – ред.): "Мы считаем украинцев и русских единым народом...", " наши заблудшие братья во главе с Филаретом, отколовшиеся от матери-церкви ...", "главное - чтобы вы с русскими помирились ...", "у нас очень хорошие отношения с вашим митрополитом Онуфрием ... "", - пишет Лозовой.

По словам нардепа, ему хотелось "просто встать и уйти". Однако члены украинской делегации попытались переубедить Феофила.

Патриарху было заявлено, что в Украине имеет место "массовый переход" храмов от Московского патриархата в Киевский. Отметим, что сами прихожане УПЦ жалуются на захваты своих церквей представителями УПЦ КП.

Также члены украинской делегации заявили о своем недовольстве действиями главы УПЦ митрополита Онуфрия, который 8 мая отказался вставать с места, чтобы почтить память солдат ВСУ, погибших в АТО.

"Мне сложно сказать, услышал ли нас Иерусалимский патриарх", - подвел итог беседе Лозовой.

Отметим, что иерусалимскому патриарху принадлежит исключительное право принимать пасхальный Благодатный огонь, который среди православных всего мира считается чудом.

Письмо Навального на Oslo Freedom Forum

Мария Певчих зачитала письмо Алексея Навального на Oslo Freedom Forum.

Я необразованный, поэтому услышал о таком форуме впервые. Короче, OFF — глобальная конференция на тему защиты прав человеков. Певчих — женщина с непрозрачной жизненной историей. Навальный — какой-то блогер.

Образованные англоговорящие рекаторчане из политоты уже наверняка послушали выступление в оригинале на инглише. А для таких, как я — на ютубах выложили неофициальный перевод на русский. Собсно, ролик с момента выхода на сцену:

Совсем вкратце: Навального отравили, а он тут из тюрьмы письмо написал, щас зачитаю. Защита прав человека — наше всё. Незащищенные права приводят к коррупции. Авторитарные твердые руки никогда не построят ничего хорошего. Повторить Сингапурское чудо никому не удалось, не удастся, да и никто и не собирался его повторять всерьез. Товарищи главы государств, защищайте права человеков.

Кто и зачем решил создать в Москве «чеченский патруль»?

Новость о том, что Администрация московского городского округа Троицка наняла частное охранное предприятие (ЧОП) «Корвет», состоящее исключительно из чеченцев, для помощи полицейским, появилась в пятницу, еще 23 июля. Первым об этом рассказала в эфире местная телекомпании «ТРОТЕК».

Чуть позже выдержки из этого эфира привел в своем Telegram-канале военный корреспондент Александр Коц. Как написал Александр, новые стражи порядка выглядят весьма характерно: «все, как на подбор — безусые, дон, бородатые, дон». Они дежурят по ночам, препятствуют распитию алкогольных напитков и поддерживают правопорядок. При этом он привел слова начальника управления территориальной безопасности местной администрации Павла Шкуренко. По его словам, местные власти решили нанять ЧОП для «борьбы с антитеррористическими проявлениями».

Он привел рассказ одного из сотрудников Руслана Абдурахманова. По его словам, «обычно народ понимает, когда делаем замечание, сразу выбрасывает спиртное». «Но бывают и недовольные. Таких много в фабричном парке. Мы проводим беседы, объясняем, что это нарушение общественного порядка», - добавил он.

В беседе с «Мослентой» Александр Коц уточнил, что это, похоже, не первый особый патруль в Троицке. «Подписчики написали мне в комментариях, что несколько лет назад подобный эксперимент в Троицке пытались провести с казачьими объединениями, — рассказывает Коц. — Все закончилось драками и потасовками. У сотрудника полиции есть полномочия наводить порядок на улицах и во дворах. Он наделен такой властью, у него есть закон "О полиции". Все это понимают. А когда в твоем дворе, где ты, к примеру, пьешь пиво с друзьями, подходит неизвестный человек в черной форме, что хорошего из этого может получиться?» При этом собеседник «Мосленты» отдельно подчеркнул, что «национальность или вероисповедание сотрудников ЧОПа роли здесь не играет».

Создавать в ответ такие же отряды, состоящие из православных москвичей, в Троицке не собираются. В этом «Мосленту» заверил председатель Приходского совета Храма Живоначальной Троицы в Троицке отец Николай:

«Речь ведь на самом деле не идет о каком-то "шариатском патруле". Эти люди из отряда — такие же граждане России, они не ходят со знаменами ислама. ЧОП "Корвет" — это частное предприятие», — прокомментировал он. И посоветовал узнать мнение о происходящем у жителей района.

Лидеру православного движения «Сорок сороков» Андрею Кормухину инициатива найма «чеченских» патрулей для поддержания правопорядка оказалась не близка. Но, по его словам, администрацию Троицка он понимает.

При этом лидер казачьего движения считает, что заключение договора с ЧОПом — шаг хоть и понятный, но опрометчивый. «Если создавать подобные патрули, то надо было это делать совместно. Если бы русские люди следили за поведением русских, а вместе с ними мусульмане следили за своими земляками и единоверцами, это встретило бы больше понимания у москвичей», — уверен Андрей Кормухин

Как рассказала «Мосленте» пресс-секретарь префектуры ТИНАО Екатерина Севрюкова, префектура к этому нововведению прямого отношения не имеет. «Был запущен тендер, который выиграл конкретный ЧОП. При этом, насколько мне известно, на сегодняшний день контракт расторгнут», — подчеркнула Севрюкова.

Увидел у себя в ленте стенания по поводу "кровавые латыши зопрещають петь Катюшу!", полез разбираться

Итак, что выяснил. Новость пошла вот отсюда (местный латвийский новостной портал, пишущий на русском и латышском). Статья буквально на 3 строчки.

Группа рижских пенсионеров (ровно в такой формулировке, без какого-либо названия, организации и чего-либо ещё) обратилась в рижскую полицию с вопросом "Можно ли 13-го октября (день освобождения Риги от нацистов) петь советские песни?". На что Том Садовскис, руководитель отдела общественных связей Рижской полиции самоуправления, ответил "Закон предусматривает запрет на использование символов тоталитарных режимов в общественных местах. В частности, под запрет подпадает, например, гимн СССР или другие песни, прославляющие тоталитарный режим, – такие, например, как «Катюша» и т. д."

Собственно, вся "новость". Дальше там в статье идёт цитирование административных законов, а в конце мнение редакции. Состоящее в том, что неплохо было бы, для начала, установить, какие песни прославляют тоталитаризм (приводят в пример песни про Ленина и Сталина), а какие - нет, потому что из-за незнания русского большинством латышей может возникнуть такое вот недопонимание.

Но этой "новости" на 3 строки оказалось достаточно, чтобы не только поднять вой, но и договориться до того, что "а и правильно мы в Крыму за "Червону калину" сажаем". Опуская тот факт, что речь о Латвии, а не об Украине, и в Латвии до сих пор не было ни одного случая штрафа за советские песни (за флаг был единственный раз, в 2019-м в Юрмале, в день независимости Латвии мужик размахивал советским флагом, оштрафовали на 20 евро. При этом всё в том же Крыму за украинский флаг посадили на 5 лет). Вершиной стал Первый анал (в итоговых новостях, сама Екатерина Андреева сюжет рассказала).

От себя добавлю, что написанная в 1939-м "Катюша" хоть и не имеет в себе ни слова про совок, коммунизм, Сталина и даже про Красную армию, была написана именно с целью прославления оной. И в преддверии оккупации Латвии этой самой Красной армией в 1940-м, с последовавшей аннексией. Так что я бы на месте русских жителей Латвии её публично не исполнял хотя бы на латвийские памятные даты. Потому что Эрика вообще-то тоже является песней о любви, но так уж получилось, что это марш Вермахта времён нацистов, написанный тогда же, в 1939-м, и почему-то никому не приходит в голову включить её на площади 22-го июня или 9 мая.

А может сразу в царя?