Нова почта

КРАСНЫЙ ЛАК

Каждую день смотрю фотографии войны. Смотрю, смотрю... разрушенные города, сожжённые машины, убитые люди. Этот красный лак на мёртвой руке... Каждый день, где бы я ни был, мне кажется, что это надо мной летят самолёты, что это мне надо бежать в бомбоубежище. Мои друзья, уехавшие и оставшиеся, плачут неделями, мужчины, женщины... Я почему-то не плачу. Во мне что-то копится, не имея выхода.
У Кутзее был хороший роман "В ожидании варваров". Варвары, которых ждал герой в крепости, пришли изнутри. Мы дождались прихода времени нового варварства. Для варваров другой человек – это только добыча. Плоть и ресурсы. Волосы. Кожа. Череп. Рабский труд. Иногда особо изощрённые варвары из кожи делали абажуры, из черепов - кубки, волосами набивали подушки... Варвары идут на почту, чтобы отправить награбленное домой. В посылках – волосы, черепа, кожа, ногти с красным лаком. Варвары деловито толкаются, они уверены в себе. Война быстро расчеловечивает, и никакая культура не спасёт от самого страшного преступления, если право на него даёт государство.
Немцы что-то поняли про войну только тогда, когда их стали водить ко рвам с трупами узников Аушвица и Бухенвальда. И когда заставили своими руками, без перчаток, хоронить эти трупы. И после Нюрнбергского трибунала. А так до 45 года они говорили о «деевреефикации», о том, что "нет такой страны, нет такого народа» и спрашивали: "что вы делали, когда убивали немцев в Судетах...»
Странный сон. Я – паренёк в камуфляже, которого заставили читать книжку мёртвой украинке в гробу. Это почти "Вий", но он происходит сейчас, на этой войне. Я не могу читать, строчки расплываются, но смотреть на девушку я тоже не могу. Бормочу что-то под нос. У девушки на руках красный лак…
Культура в России всегда вопреки, назло, против государства. Иногда на деньги государства, но всё равно – не во имя его и не для него. Государство и политика в России убивают и разъединяют. Рушат семьи. Ломают жизни. Культура спасает и собирает то, что человеческого ещё осталось в людях. Государств в России было много, и все они имели людоедскую природу. Те редкие годы, когда власть в России не жрала людей, называются оттепелями. Власть просто отдыхала. Чтоб начать жрать людей заново.
Культура всегда про то, что не важно государству. Про милость к падшим. Про сострадание. Про бездны и высоты человеческого духа. Про отчаяние. Про одиночество. Про смешных, маленьких, убогих, никому не нужных, несвоевременных людей. Про меньшинство. Поэтому русскую культуру мало кто из государства уважал и почти никто не любил. Вынужденно проходили в школе. Читали эти малоинтересные книжки. Смотрели эти малопонятные фильмы. Слушали эту странную музыку. Пожимали плечами. Но читали, смотрели, слушали. Потому что другого не было. Не было ничего талантливого и искреннего про власть, "которая от бога", про "можем повторить", про гордость и величие империи... Вернее, иногда государство такое заказывало и заставляло писать, снимать, петь и декламировать. Читать, смотреть, слушать. И почти всегда выходило говно.
…Мёртвая девушка встаёт из гроба. Подходит к бормочущему мне. Я не смотрю. Я не смотрю. Подходит, хочет заглянуть в глаза. Я прячу их в русские буквы. Она вдруг говорит мне: "Тихо." Я не могу не читать, бормочу что по-русски. Она – громко: "Тихо. Мовчи! Тишi хочу". Я от страха замолкаю. Но глаза поднять не могу. Она мне: "Поглянь на мене"…
Солдаты моей страны вошли в чужую страну и начали её уничтожать. Убивать людей. Разрушать дома. В Россию из Украины едут гробы и украденная бытовая техника, возвращаются калеки и... ненависть. Эти бомбы вернувшейся ненависти мощностью в несколько Хиросим разносят на куски жизнь моей страны. Ими заминировано будущее каждого человека, каждой семьи. Эта ненависть сметёт надежды на благополучие и свободу. Жизнь в страхе и ненависти – вот, что ждёт нас, свидетелей, участников, жертв этой войны. Даже если мы против неё.
Государство начинает войны, чтобы увеличить сонм собственных «святых» – ему ведь важны примеры для подражания и увлекательные апокрифы. На мёртвых солдат, лежащих неприбранными на полях, на расстрелянных гражданских, брошенных вдоль дорог, всем плевать: они – отработанный ресурс, они портят статистику торжеств, их нет. Об этих брошенных мертвецах думает искусство – об их последних словах, об их снах, об их нерожденных детях. Непогребённые мертвецы – герои настоящей литературы, честного кино, искреннего театра.
…Я молчу. Мёртвая украинская красавица молчит. Пауза. Она смотрит на меня. Я смотрю на её руки с ярко-красным маникюром. Хочу нарисовать меловой круг. Она шепчет: "Не допоможе, хлопчик. Це не допоможе." Я знаю, что не поможет. Но я хочу прервать изматывающее меня отчаяние. Хоть скрипом мела. Хоть стуком сердца. Но замолчало, как назло, всё…
Те, кто начинает войну, всегда проигрывают. Те, которые насилуют, убивают, пытают мирных жителей, – военные преступники. Те, кто их оправдывает – тоже. Сочувствовать садистам и убийцам невозможно. Я же сочувствую тем, кто невольно оказался втянутым в страшное преступление войны. Тем, у кого еще нет на руках крови невинных людей.
Вспоминаю рассказ Олега Табакова про то, как бабушка заставила его отнести хлеб пленным немцам, которых гнали через Саратов после войны. "Они же враги!" - возмутился мальчик Олег. "Они - люди. Теперь им плохо", - сказала бабушка. Мальчик Олег отнес хлеб совсем молодому ободранному немцу, тот заплакал. Табаков запомнил это на всю жизнь и рассказал мне.
Мне страшно представить, что происходит в сознании солдата, который против своей воли оказывается в чужой стране и выполняет приказ "Убей!", только для того, чтобы от него «отстали». Мне страшно представить родителей, которые сначала поддерживают «спецоперацию», а потом получают бумажки с лживыми сообщениями о гибели их ребёнка "по причине несчастного случая". Мне страшно и больно за них. Мне страшно за тех, кто оболванен пропагандой. Рано или поздно они поймут, где они оказались. Я не могу от них отказаться – от обманутых, убитых и проклятых.
…Женщина из Бучи перед войной брала онлайн уроки маникюра. Вот откуда у неё красный лак. А потом пришли люди из моей страны – те, кто говорит со мной на одном языке, и убили её. Может, этот цвет показался им слишком вызывающим...
Я держу в руках какую-то книгу, написанную по-русски. Буквы умерли. Губы пересохли. Мёртвая украинская девушка стоит передо мной и просит: "Поглянь на мене, хлопчик. Поглянь". Я думаю: "Не могу, не могу". "Треба, хлопчик, треба." Я молчу, не знаю, как быть. Она шепчет: "Бачиш?"... я говорю: "Нет..." Она смеется: "А ты побач! Не бійся". Я тихо говорю: "Тогда поднимите мне веки". Кто-то поднимает мне веки, заставляет смотреть. Мне страшно, но я смотрю. Я смотрю. Там - война.
Кирилл Серебренников
24 мая 2022 года

Наблюдательство.

История о том, как я попёрся наблюдателем на выборы. Но не про само наблюдение и не про сами выборы.
Началось всё с того, что политика съела мой мозг, щито поделать. Среди целого моря трэша однажды мне попалась слишком умная женщина, вещающая про политику и вот всё это. Дипломированный политолог, доцент кафедры - какие-никакие основания считать её слова достойными внимания (но не бездумного усваивания).
И вот, в очередной передаче она говорит, что гражданство - это участие, и отсылает к древним грекам с их опытом гражданства. Дело между тем идёт к выборам, пара месяцев осталась, и я подумываю, за кого же голосовать в этом цирке. И прихожу к выводу, что лучшее, что тут можно сделать - пойти наблюдателем. К тому же местные навальнята присылают в почту такое же предложение.
Запрос в гугле и вот я уже заполняю форму от движения Голос.
Отправил, жду, дело не хитрое.
За месяц до выборов приходит ответ: занятия тогда и тогда. Ок. Обучение прошло быстро, документы наблюдателя с небольшой заминкой получил, и вот он, день выборов. Я, наблюдатель от Собчак, к семи часам иду на участок и понимаю, что в кармане у меня нож, а в другом перцовый баллончик.
Привычка, забыл выложить. Ну ладно, передам на хранение полиции, или охраннику, первый раз что ли?
У пищащей рамки выкладываю эти довольно обычные предметы.
Но нет, из полиции одна сударыня, которая не знает, что делать. Охранник брать отказывается.
Сударыня звонит своим и спрашивает, что же делать, если к ним на участок пришёл наблюдатель с ножом.
- Я вас не могу пропустить, подождите, пожалуйста пока здесь.
Ладно, меняю пока обувь на летние ботинки, усаживаюсь на лавочку, жду. Минут через пять-десять заходят два полиционера в брониках и касках, один с автоматом, другой с пистолетом:
- Где он?
- Вот сидит.
- Что он сделал?
- Ничего.
Я им машу ручкой, объясняю в чём сыр-бор. Сержант отстёгивает ремешок каски с видом самого натурального фэйспалма.
- Нахрена ты это носишь с собой?
- Баллончик от собак, нож карандаши точить.
- Бля.
Охранник радостно показывает точилку, молодец. Полицейские по рации кратко излагают ситуацию, через пару минут заходит ещё одна сударыня в форме. Свой маленький арсенал я передал на хранение полиции, пока без расписок и прочих формальностей, и пошёл наблюдать.
Пока меня не было, председатель начала процесс, показала паре вчерашних местных школьников (наблюдатели от ЕдРа) пломбы на ящиках, на урнах, книги со списками избирателей и т.п. Я немного опоздал, но не критично. Немного погодя приходит старший лейтенант, который должен следить за порядком в помещении для голосования.
8:00, появляется член комиссии с правом совещательного голоса от ЦИКа, первые бабушки идут голосовать, всё идёт хорошо. Ко мне подходит старлей и просит отойти для дачи объяснительной. Ок.
Недалеко от поста охраны меня ожидают пара полицейских: сударыня, которая появилась ещё утром после пары в брониках, и капитан. Последний начинает меня расспрашивать, с какой целью принёс, с какой целью ношу, где работаю, с кем живу, от кого наблюдателем наблюдаю - вежливо и вменяемо отвечаю. Во время нашего разговора ему кто-то названивает по телефону и задаёт про меня вопросы, так что капитан переспрашивает меня одно и тоже по 2-3 раза. Появляется генерал (серьёзно, три здоровые звёздочки на погонах, может и четвёртая пряталась за расстёгнутым воротником, спасибо армии, хоть погоны различаю):
- Ты расписку с него взял?
- Нет ещё.
- Так что медлишь, пусть пишет, что добровольно сдал на хранение, и поехали.
- Да тут из прокуратуры названивают, мешают.
Оказывается, я случайно поставил на уши Пермскую полицию, и как видно, не только её. Нападение на участок! Нет, провокация оппозиционеров-майданщиков! Нет, какой-то мудила ломится на участок, держите наркомана!
На месте разобраться легко. А вот донести до каждого вздроченного важного кресла, что всё ок, ситуация-то штатная (серьёзно, нож - просто инструмент, а собаки у нас бегают стаями), не так просто.
Написал скучную объяснительную, что ношу всегда, использую в быту, никаких незаконных целей не имел. Расписку о добровольной передаче на хранение баллона перцового и ножа перочинного. И дальше был долгий-долгий день голосования, а потом долгий-долгий вечер подсчёта голосов. Были косяки, бесполезные наблюдатели от ЕдРа бесполезны, небольшой конфликт - но история не про это.

p.s. На следующие выборы пойду членом комиссии с правом совещательного голоса, предварительно тщательно подготовившись с заготовками жалоб на все случаи и изучением соответствующих законов.
p.p.s. На фото видно одно из нарушений: одновременно происходит работа со списками избирателей и подсчёт голосов.

США начали расследование на предмет нерыночности российской экономики

Россия получила статус страны с рыночной экономикой в 2002 году. Этот статус позволяет российским экспортерам оспаривать введение антидемпинговых мер со стороны США

э

США начали расследование, соответствует ли экономика России ее рыночному статусу, говорится в заявлении Минторга США.

В пояснении к документу сказано, что расследование запущено в ходе антидемпингового анализа поставок карбамидо-аммиачной смеси (КАС) из России. КАС — это жидкое азотное удобрение.

«В рамках расследования справедливой стоимости КАС, поставляемой из России, мы обнаружили, что заявитель (компании из США. — РБК) предоставил Минторгу США достаточные доказательства для того, чтобы рассмотреть вопрос о том, следует ли продолжать рассматривать Россию как страну с рыночной экономикой для целей закона об антидемпинговых пошлинах», — говорится в заявлении ведомства.

США признали Россию страной с рыночной экономикой в 2002 году. Этот статус важен для российских экспортеров, поскольку существенно усложняет возможность введения против них антидемпинговых пошлин.

Если США применяют против страны с рыночной экономикой антидемпинговые меры, то она может доказывать, что торгует на конкурентных условиях, и отстаивать свои позиции на основании международных правил торговли. Это значит, что российские экспортеры, против которых вводятся антидемпинговые меры, могут обжаловать действия США.

В 2002 году, когда США признали Россию страной с рыночной экономикой, бывший тогда министром экономического развития и торговли Герман Греф говорил, что это решение снимет ограничения на поставки российской продукции на сумму свыше $1,5 млрд. В частности, в то время из-за антидемпинговых мер экспорт продукции российских металлургических предприятий в США был ограничен на $700 млн, а экспорт радиационного топлива — на $300 млн.

В списке США со статусом нерыночной экономики находятся 11 стран. Это Армения, Азербайджан, Белоруссия, Китай, Грузия, Киргизия, Молдавия, Таджикистан, Туркмения, Узбекистан и Вьетнам.

Сурс