Зато я не фашист

Хорошо что Дерипаска не говном торговал

Как разорвать замкнутый круг сепаратизма в Донбассе

Третья годовщина с начала войны в Донбассе снова актуализирует наболевшие вопросы. Что делать с этим регионом? Как развязать образовавшийся клубок проблем?

На скорое возвращение в Украину Луганска и Донецка рассчитывать не стоит, поэтому решать нужно в первую очередь те вопросы, которые мы в состоянии решить.

Не секрет, что на освобожденных территориях актуальной проблемой по-прежнему остается сепаратизм. Причем, речь не идет о каком-то массовом народном сепаратизме, который бы проявлялся в агрессивной форме. Главная угроза исходит скорее от представителей местной власти и правоохранителей, которые в 2014 году занимались организацией массовых беспорядков и поддерживали незаконные вооруженные формирования, но при этом сохранили свои должности и не понесли никакой ответственности после освобождения территории бойцами ВСУ.

К сожалению, за годы независимости в Донбассе образовался своего рода порочный круг. К власти в регионе регулярно приходят пророссийские политики, которые культивируют сепаратистские настроения у населения. В свою очередь население, прокачанное месседжами о «Донбассе-кормильце» и «трех сортах украинцев», вновь и вновь голосует за этих политиков.

До сих пор разорвать этот порочный круг никому не удалось. Удивительно, но даже война не прервала этот гибельный цикл, и в настоящее время мы заходим на новый его виток.

Возникает вопрос — а можно ли вообще изменить Донбасс? И что делать, чтобы вырвать его из сложившегося порочного круга?

Очевидно, что изменить ситуацию можно лишь в случае отмены одного из двух ключевых факторов, описанных выше. Иными словами, чтобы разорвать замкнутый круг сепаратизма нужно добиться либо отстранения от власти пророссийских политиков и замены их на людей лояльных Украине, либо каким-то образом повлиять на общественные настроения в Донбассе, чтобы его жители перестали поддерживать сепаратистов на выборах.

Очевидно, что первое задание в краткосрочной перспективе является более выполнимым. Население Донбасса вряд ли проникнется патриотизмом, если ему будут и дальше рассказывать страшилки про «пьяных фашистов», «концлагеря для русскоязычных» и «гражданскую войну, развязанную Киевом». В то же время альтернативные, проукраинские элиты, если бы таким удалось придти к власти в регионе, могли бы задать совершенно другие тренды и привить Донбассу новый образ мышления.

Давайте подробно разберем на конкретных примерах откуда берется донецкий сепаратизм, как он работает, и что нужно сделать государству, чтобы избавиться от этой заразы.

После распада СССР власть в Донбассе сохранили местные элиты, сформировавшиеся при социализме. Их идеалы были соответствующими. Вместо того, чтобы принять новую реальность и осознать себя в новой роли украинской элиты, для достижения своих политических целей они предпочли другой путь. Они стали всячески культивировать региональную исключительность Донбасса, а себя позиционировать в виде единственных выразителей интересов региона. Так было удобнее мобилизовать электорат.

Донецкие кланы, объединившиеся в Партию регионов, годами тратили огромные ресурсы на то, чтобы сеять региональную рознь, культивировать страхи и стереотипы, сидевшие в головах у людей еще с советских времен. Так закладывался фундамент будущей войны. С начала 1990-х по 2014 год в Донбассе вышло бесчисленное количество материалов, статей и телесюжетов, направленных на разжигание ненависти к жителям западных областей Украины. Вот, для понимания, пример агитационных материалов, которые раздавались «регионалами» перед президентскими выборами 2004 года.

Такая работа, конечно, не могла не дать свои ядовитые плоды.

И пока такая ситуация будет сохраняться, Донбасс будет оставаться оплотом антиукраинских настроений. Поэтому логичный выход для любого украинского правительства, которое заинтересовано в том, чтобы укрепить страну — всячески подавлять враждебные Украине кланы и при этом поддерживать лоялистов, то есть, проукраинские силы.

Казалось бы, все просто. Но у нас пока что все происходит ровно наоборот. А значит велика вероятность, что в Донбассе снова законсервируются старые порядки и он останется заповедником совка.

Заглянем в недавнее прошлое.

Выборы в Верховную Раду 2014 года были отличным шансом изменить Донбасс и помочь ему сбросить с себя присосавшихся паразитов. В результате Майдана и последующих военных действий некоторые олигархические кланы Донетчины и Луганщины оказались разгромлены, а другие пребывали в растерянном и подавленном состоянии. Осенью 2014 года у национально-демократических сил появилась хорошая возможность выбить у них из-под ног шатающийся табурет. Однако вместо этого с остатками Партии регионов почему-то сыграли в поддавки.

В результате, сразу в ряде мажоритарных округов прошли полностью сфальсифицированные выборы, которые позволили сразу нескольким представителям ПР зайти в парламент и укрепить свои ослабевшие позиции.

В округе №53, который сегодня полностью оккупирован российскими войсками, победил ставленник Юры Енакиевского — Олег Недава. Выборы в этом округе смело можно назвать фарсом. Проходили они в осажденном, полупустом Углегорске, где на участки почти никто не пришел. Проводить голосование в таких условиях не было никакого резона. Но тем не менее выборы назначили.

Понятное дело, что в конечном счете в комиссиях просто нарисовали нужный результат тому, кто заранее договорился с ЦВК о своей победе. Сегодня Олег Недава — один из самых скандальных депутатов Рады, который открыто выступает в поддержку Иванющенко. Зачем стране этот депутат, который никого не представляет (Углегорск давно захвачен боевиками)? Зачем такой депутат Донбассу? Вряд ли можно найти в такой фигуре хоть какой-то позитив.

В округе №52 выборы были также откровенно сфальсифицированы Игорем Шкирей. Вот статья  об этом.

В округе №45 Ефим Звягильский организовал и вовсе виртуальный избирательный процесс. Если верить документам, избирательные участки на его округе открывались только в отдаленных селах, а всего их в день голосования работало лишь несколько штук. Все бюллетени там с чудесной оперативностью были подсчитаны еще ранним утром.

Но это по официальным данным. На самом деле участки на округе Звягильского скорее всего не открывались вообще. Этот регионал попросту купил мандат, хотя у власти были все основания не проводить выборы в жалком огрызке 45-го округа и не пускать в Раду патриарха украинской коррупции.

В Славянске, пережившем несколько страшных месяцев весны-лета 2014 года, на округе 47 победу отдали мужу Натальи Королевской — Юрию Солоду, который открыто занимался подкупом избирателей. В любой европейской стране кандидата за такие фокусы не только сняли бы с выборов, но и привлекли бы к уголовной ответственности. А в Украине правоохранители и ЦВК на все закрыли глаза, и позволили откровенно пророссийскому депутату купить себе место в парламенте.

Продолжать можно очень долго. Почти всем регионалам позволили выиграть выборы на своих округах с различными нарушениями, и таким образом Донбасс по факту просто сдали людям, которые долгие годы готовили кровавый замес 2014 года и погубили тысячи людей.

Сегодня часто приходится слышать, как жителей Донбасса называют сепаратистами и возлагают на них ответственность за начало военных действий. Действительно, отчасти это справедливо. Но могут ли жители Торецка быть другими, если им все равно назначают депутатом Шкирю, независимо от того, голосуют они за него или нет? Может ли менталитет жителей Донбасса измениться, если смотрящим за областью становится человек Юрия Иванющенко?

Вместо того, чтобы разорвать порочный круг сепаратизма, украинская власть почему-то оберегает его и откровенно подыгрывает деструктивным силам. Разве это похоже на защиту национальных интересов? Скорее наоборот.

Еще более плачевно обстоят дела с местной властью. После зачистки половины Донецкой области от вражеских войск, представители местной власти и правоохранители, сотрудничавшие с боевиками ДНР, не только не были наказаны, но и остались спокойно работать на своих местах. Причем, тут есть одно важное обстоятельство. В ряде случаев государство действительно сначала карало сепаратистов и в целом доказывало, что правильный алгоритм действий в сложившейся ситуации ему известен. Но потом политика почему-то изменилась.

Давайте сравним два конкретных случая.

После зачистки Славянска от банд Гиркина мэр-коллаборант Неля Штепа была арестована и отправлена в СИЗО, а вместо нее и.о. мэра был назначен депутат городского совета Олег Зонтов — участник АТО, сторонник единой Украины. Абсолютно логичный и правильный ход!

Но уже в соседней Дружковке, где мэр Валерий Гнатенко и местная милиция сотрудничали с Гиркиным и проводили незаконный «референдум» 11 мая по указанию российских кураторов, все произошло совсем иначе. Мэр-коллаборант остался на своем посту и до сих пор управляет городом. Недавно он отметился в новом скандале — назначил главой муниципальной милиции своего друга милиционера Бережного, сотрудничавшего с «ополчением» в июне 2014 года.

Аналогичным образом поступили и в ряде других освобожденных городов. Мэры-предатели остались на своих местах. А сторонники единой Украины, подвергавшие свои жизни опасности, так и не дождались никакой поддержки. Хотя было бы абсолютно логично, если бы государство в первую очередь делало ставку на самых надежных граждан, и передало бы управление проблемным регионом в их руки.

Похожим образом обстояли дела и в Луганской области. После освобождения Лисичанска от банд Мозгового, в городе была введена военно-гражданская администрация, во главе которой был поставлен боец АТО и сторонник Украины Виталий Шведов. Однако через несколько месяцев ВГА была ликвидирована, и город был фактически отдан людям регионала Дунаева, который являлся одним из «крестных отцов» ЛНР.

Дунаев — локальный лисичанский олигарх. Справиться с ним никому из местных без поддержки центра не удастся. После назначения Шведова казалось, что такая поддержка есть, и ситуация в городе еще может измениться. Но довольно быстро эта иллюзия рассеялась.

В двух случаях — в Славянске и Лисичанске — украинская власть показала, что на самом деле прекрасно знает, что делать с освобожденным Донбассом. Действия Украины в этих городах поначалу были правильными. И если пофантазировать и представить, что во всем Донбассе были бы приняты аналогичные меры, сегодня картина в регионе была бы совсем другой. Порочный круг сепаратизма был бы разорван! Коллаборанты отправились бы в тюрьмы, а их кресла заняли бы сторонники Украины.

Но к сожалению, все произошло как раз наоборот. Киеву оказалось легче и удобнее найти общий язык со старыми элитами, враждебными Украине, чем продвигать новых людей. Пускай, не имеющих столько опыта, как у «крепких хозяйственников». Но зато уж точно не симпатизирующих убийцам и оккупационным войскам.

Преодолеть враждебные суеверия Донбасса, подавить сепаратистские тенденции в этом регионе, а также в других областях юго-востока — абсолютно выполнимая, посильная задача для государства. Для этого не нужно совершать никаких чудес. Для этого нужно заменить местные элиты новыми, проукраинскими.

Сепаратизм и украинофобия не берутся в городах юго-востока из воздуха. Эти явления являются результатом вполне осмысленной работы конкретных людей. За каждой сепаратистской организацией, за каждым СМИ, разжигающим ненависть, за каждым антиукраинским митингом стоят чьи-то деньги и интересы.

Сбежал из Украины одесский бандит Игорь Марков — и сразу перестала существовать его карманная, радикально-пророссийская партия «Родина», которая в прежние времена была в Одессе рассадником мракобесия и откровенно фашистских идей. Лишившись финансовой подпитки, лопнула, как мыльный пузырь, КПУ, которая в прежние времена казалась непотопляемой. Эти примеры доказывают, что государство при желании вполне способно успешно бороться с вирусами, которые ослабляют его изнутри и несут гражданам угрозу.

И если бы у власти было достаточно решимости, чтобы привлечь к ответственности Кивалова и Труханова, продолжающих финансировать в Одессе различные сепаратистские движения, если бы власть отправила за решетку всех, кто начал войну в Донбассе и проводил там незаконный референдум, о сепаратизме на юго-востоке можно было бы забыть. Альтруистов среди любителей «русского мира», как известно, очень немного. Без денег и «крыши» желающих побороться за «федерализацию» обычно не наблюдается.

Будущее подконтрольной части Донбасса зависит от того, сумеет ли украинская власть наконец разорвать замкнутый круг сепаратизма в этом регионе. Если это произойдет, Донбасс через 10-15 лет будет мало чем отличаться от нынешней Сумщины, где 20 лет назад половина населения также голосовала за КПУ и Витренко. Если же регион опять отдадут в полное распоряжение антиукраинских сил, как это уже произошло в 2005 году, Донбасс так и останется вечным источником боли и воспалительных процессов в организме страны.

ВСТРЕЧА

В Минске, примерно в 15:00 по киевскому времени, началась встреча в формате ЕС-Украина-«Евразийская тройка»

В столице Беларуси Минске в эти минуты началась встреча в формате «Евросоюз-Украина-«Евразийская тройка».

Об этом сообщил «5 канал».

На встрече присутствуют Президент Украины Петр Порошенко, Президент Беларуси Александр Лукашенко, Президент России Владимир Путин, Президент Казахстана Нурсултан Назарбаев. 

Во встрече принимают участие три комиссара ЕС: по внешней политике Кэтрин Эштон, по энергетике Гюнтер Оттингер и по торговле Карл де Гухт. 

Чего Пу такой расстроенный?

На этой встрече стороны намерены достигнуть договоренностей относительно разрешения военного конфликта на Донбассе, а также провести переговоры в сфере энергетики и торговых отношений в рамках подписания Украиной соглашения об ассоциации с ЕС. 

На встрече Путин и Порошенко аж пожали друг-другу руки(!) (В Нормандии они этого не сделали)

Еще немножко фотографий:

Чего Лилипут так удивляется?

В дополнение про псковских десантников

Благодаря резидентуре "Диванной Сотни" на реддите, удалось откопать ссылку на расследование российской "Новой Газеты"

Фото могилы того десантника про которого говорил Рауль с другого ракурса (так как на прошлой пикче не был виден год смерти)

Подробнее тут: http://www.novayagazeta.ru/society/64975.html

Насильственная депортация из Украины в РФ

24 марта Мариупольский горсовет сообщил в своем телеграм-канале о том, что российские войска принудительно вывозят жителей Мариуполя на территорию РФ. 

«Ґрати» проверили эту информацию. Мы связались с переводчицей и редакторкой Натальей Яворской.  Имя было изменено по ее просьбе из соображений безопасности близких, оставшихся на территории РФ, которая сейчас находится за рубежом. Она рассказала, как по меньшей мере сто человек были насильно вывезены из поселка (его название мы скрыли по просьбе Яворской) на окраине Мариуполя сначала на оккупированную территорию Донецкой области, а потом в Россию. Там украинцы прошли процедуру фильтрации и были расселены в лагеря для беженцев. Часть из них, как Наталья, сумели выехать из страны, но многие продолжают вынужденно оставаться в России, не имея денег или документов.

 Мы проверили, насколько это возможно, историю Натальи. В Таганроге мы связались с волонтерами, которые встречают украинских беженцев. Они подтвердили, что беженцев привозят группами, но не стали говорить, принудительно ли их доставили в город. А потом и вовсе перестали отвечать на попытки связаться.«Ґрати» публикуют монолог Натальи Яворской полностью, за исключением моментов, удаленных по ее просьбе в целях безопасности. 

Полномасштабное вторжение

В Мариуполе я живу с рождения, с перерывами. В 17 лет я уезжала, потом поступила в Киев, четыре или пять лет жила в России. В 2020 году я вернулась в Киев, а прошлой весной опять переехала в Мариуполь.

24 февраля в шесть утра меня разбудила мама и сказала, что Киев и Харьков бомбят, что в Мариуполе тоже слышны взрывы. Мы собрали рюкзак. Я, мама и младший 15-летний брат пошли домой к бабушке. У нее уже были слышны взрывы, но не сильные, как будто вдалеке. Мы сидели в коридоре. Пришла родственница, у нее тоже двое детей — девочки. У бабушки с дедушкой мы пробыли два дня. 26 числа взрывы стали сильнее, и мамина подруга предложила нам перейти в укрытие. Оно находится рядом, в местном Доме культуры. Я вспомнила о нем, потому что занималась там в музыкальной школе скрипкой. Никто не думал, что будет война, входы в убежище были неподготовлены, дурацкая система.

Как мы жили в убежище: бабушка с дедушкой готовили нам первое время дома — и приносили еду в убежище. Так продолжалось где-то неделю. 2 марта нам отключили электричество, но в некоторых домах еще был газ. Через два-три дня отключили и его.

И началось… Под окно бабушкиного дома попала мина, разорвалась. Дядя привел бабушку к нам в убежище, дедушка отказался идти — готовил и приносил нам еду.

Клуб находится в центре поселка. Самые жесткие боевые действия проходили возле него, потому что напротив с двух сторон располагались украинские военные. Вся нагрузка приходилась именно на это место.

В какой-то момент встал вопрос с едой, потому что выходить уже было нельзя, обстрелы были слишком близко.

Второй мой дедушка — медик по образованию. Он когда-то служил, и ему на все все равно. Они готовили с бабушкой еду на костре и приносили нам вместе с водой, но очень редко, потому что наш район постоянно был под ударом. Потом дома обоих дедушек полностью разбомбили, и они перешли в нашу квартиру. Но вскоре украинские военные попросили всех в нашем районе уйти, чтобы не попасть под боевые действия. И они снова ушли.

Место, где мы находились, начали обстреливать 8 марта. Бомбили все высокие дома и Дом культуры тоже. Его полностью разбомбили, и мы даже немного успокоились — просто нечего теперь бомбить, остался только наш подвал. Но 10 марта стали почему-то бомбить подвал, наверное чтобы нас завалило. Не очень понятна логика, там уже стен не осталось, но они прицельно били по некоторым точкам несколько раз.

Бомбоубежище

В бомбоубежище была сильная солидарность. Каждый день начинался с новостей. Мой сосед, например, прятался в подвале с семьей. Когда он вышел приготовить еду на костре, в него попал осколок и он умер. Каждый день были новости о людях, которых убило — они были в подвале, но на улице в них попадали осколки. Самое странное, что при этом не было никаких сообщений и информации. У нас не было радио, мы не знали, что подобное происходит во всем Мариуполе. Наоборот была обида: мы сидим фактически без еды и воды, и город о нас не думает, не эвакуирует нас. Было сильное чувство брошенности. Мы даже не думали, что будут бомбить центр Мариуполя. Думали, что это нашему поселку не повезло, потому что, возможно, это какой-то стратегический объект.

Большую часть дня я занималась тем, что записывала сны — людей, которые мне снились, бабушек, мам. Мы пытались по этим снам понять, что нас ждет в будущем и о чем они говорят, потому что это был единственный источник информации.

Казалось, что самое сложное время — когда мы были в убежище. Ощущение запертости, потому что, по сути, у нас уже не было домов, нам некуда было идти. Мы не могли покинуть убежище в случае чего. Появился страх, что тебя завалит, страх каких-то иррациональных сил, которые хотят тебя убить. И ты не понимаешь зачем, ты не понимаешь стратегии или смысла.

Сейчас, наверное, даже с какой-то ностальгией вспоминаю дни в убежище, потому что тогда у всех была надежда. Все думали, что нужно потерпеть какое-то время без еды и воды и все закончится, можно будет вернуться домой, что-то точно решится. Из-за того, что у нас не было связи, мы вообще не представляли, что в Мариуполе происходит то же самое.

Мы даже хотели пойти в город пешком, но идти туда три часа было невозможно.

Некоторые пытались выехать из поселка, у кого-то получалось без урона. Были случаи, когда люди возвращались обратно, потому что их не выпускали. Поселок между нами и городом заняли в первые же дни, но и после нашего стояли «ДНР»-овские блокпосты.

Наверное, самое страшное было — погибнуть случайно. Я, перед тем как пропала связь, читала новости о том, что в Киев часто прилетало из зоны Чернобыльской АЭС, а у нас очень большой склад ядовитых веществ как раз в том месте, где они стреляли. Какой-то постоянный страх, что ты проснешься и умрешь, но даже не поймешь, что умер, а просто вдохнешь летучий хлор и сразу умрешь. Какое-то безвыходное состояние.

Я постоянно представляла встречу с друзьями. Как я выживаю и всем говорю, что я живу, и как нам все рады. Когда я представляла эту встречу, думала, что война точно закончится. Я мысленно представляла, что это случится скоро. Я была готова к тому, что когда это закончится, у нас не будет пособий и обеспечения, но мы сможем выходить. То есть я вообще не представляла, что война так и идет, а я нахожусь в каком-то другом месте.

Депортация

К 15 марта российские военные заняли большую часть поселка, но боевые действия еще шли в районе моего дома, на выезде. Они ходили по домам, пришли в наше убежище и сказали, что всем нужно уходить — эвакуация женщин и детей. Мы спросили, можно ли остаться — они сказали, нет и все, нельзя. Приказным тоном. Кроме убежища нам некуда было идти. Нескольким мужчинам с большими семьями удалось выехать.

Нас вывели в школу напротив здания клуба. Это был первый раз, когда я вообще вышла на улицу. Дикое ощущение — когда я заходила в убежище, все было полностью целое, а потом ты выходишь и видишь, что здания, в котором ты находился, нет, просто валяются кирпичи. Ты выходишь и видишь кучу поваленных деревьев, городков, вышек. Это сюрреалистическое ощущение, когда ты видишь вместо столовой, в которую ты ходил, когда учился в школе, кучу кирпича, и учебники валяются по полу. На стене остался стенд «Гордость школы» — с портретом моей сестры, а вокруг — российские военные.

Во время эвакуации умерла женщина, потому что у нее не выдержало всего этого сердце. Был мужчина, который не мог передвигаться сам — за ним ухаживала его женщина. Ему запретили эвакуироваться, и он остался. Нас отвели в эту разбомбленную школу, в которой они сейчас сидят, а оттуда нас повели в сторону выезда из поселка.

В поселке было две тысячи человек, нас было очень много. В нашей группе — где-то 90 человек. И возили несколько раз. Это была принудительная эвакуация, никто из нас не хотел выезжать из Украины. Если бы у нас был выбор — мы бы остались или выехали в сторону Украины. Некоторые говорили, что хотят остаться, но они приказным тоном говорили, что это невозможно.

Но надо понимать, что убежище, по сути, было единственное место, где мы могли находиться. У большинства людей с нами уже не было домов, и они не могли скрыться где-то в поселке.

На выезде из поселка в сторону Донецкой трассы нас посадили в военный Урал. Довезли до ближайшего поселка, который они захватили несколько недель назад, но никаких боевых действий там уже не было, потому что не было украинских военных. Там на один день нас поселили в школе. На следующий день погрузили в автобусы, сказали, что не в Донецк. С нами все, по большей части, обращались либо как с преступниками, либо как с конвоированными людьми, не было права даже узнать, куда нас  везут. Нам не говорили до последнего. Если спрашивали: «Куда вы нас везете?», отвечали: «В теплое место». Всем видом показывая, что мы должны быть невероятно благодарны за то, что нас освободили от наших домов.

У меня из вещей была только толстовка на мне. Но мне повезло — я как-то додумалась и хотя бы 10 фотографий взяла с собой. У нас теперь ни фотографий, ни видео, ничего.

На автобусах нас привезли в Новоазовск, но мы узнали об этом позже. Водители были полностью дезориентированы — они долго ехали из Донецка, приезжали куда-то, а им говорили, что дороги разбомблены, они ехали в другое место. У них не было никакой координации. Все в дороге обращаются с тобой как с мешком картошки. Водитель, естественно знал, куда мы ехали, но у всех был приказ никакой информации нам не давать.

В Новоазовске у них так называемые фильтрационные лагеря. Это не я придумала, это они сами так называют. В фильтрационном лагере были сотрудники МЧС, мы нашли вайфай. Как везде в России — они разбомбили вышку, выключили всю связь, но оставили пароль от одного до восьми. Мы просто пробовали их перебирать и вот — работает интернет.  Тогда я впервые узнала про Мариуполь, что его бомбят, и это был большой шок. А российские военные говорили, что они уже захватили Киев и Харьков.

В Новоазовске, как я понимаю, — какой-то перевалочный пункт. Было довольно жутко, потому что очень много военных тачек с изображениями Кадырова, очень много чеченцев, видишь как перебрасывают военную технику. Когда перед тобой проезжают Грады — это жутко. При этом все пытаются делать вид правильной работы: МЧС, автобусы, будки, таблетки, даже давление меряют, колбасу нам чеченцы передали. Это просто безумие, конечно.

Фильтрационный лагерь

Фильтрационный лагерь — это такая палатка, в которой сидит куча военных. Все мы сидели в автобусах, заходили по очереди. Сначала тебя фотографируют со всех сторон, видимо, для системы распознавания лиц, которую сейчас внедряют в РФ. Потом снимают отпечатки пальцев, но, что самое отвратительное, этих пальцев недостаточно, они даже ладошки сканируют со всех сторон. Потом ты проходишь допрос для реабилитации — тебя спрашивают, какие родственники остались в Украине, видел ли ты перемещение украинских войск, как ты относишься к политике Украины, как ты относишься к власти, как относишься к «Правому сектору». Большая анкета и тебя по ней расспрашивают, но не жестко. Потом самое непонятное для меня — ты отдаешь свои телефоны, они подключают их к компу на 20 минут и выкачивают из них базу контактов, но я не знаю, выкачивают ли они данные и копируют ли IMEI.

Мы ждали часа четыре-пять, пока попадем в фильтрационный лагерь. Потом несколько часов проходили. В автобусах не было туалетов. Один был в окопе далеко. Моей бабушке 70 лет, она подвернула ногу и не могла нормально ходить.

Нас повезли к границе «ДНР» и России. Всю ночь мы провели в автобусе в очень жестких условиях.

Российская Федерация начинается со шмона. Выборочно допрашивают женщин и мужчин. Женщин мало, но я попала в этот список невезучих. Это пиздец, потому что ты сидишь две недели в подвале, тебя обстреливают, и первый человек, с которым ты встречаешься на воле — русский ФСБшник. Он меня в жесткую паранойю ввел. У меня есть художественные тексты, связанные с Украиной, с войной, я не думаю, что они супер заметные. Но все равно возникла паранойя. Мне стало страшно, а он допытывал меня: знаю ли я о перемещении украинских войск, что я знаю об украинских солдатах и прочее. Я подумала про тактику ФСБшных связок: задаст один вопрос, о чем-то пошутит, потом опять задаст тот же вопрос, чтобы понять соврала я или нет. Но большую часть времени, на самом деле, мы обсуждали мои личные отношения. Это ФСБшника больше всего интересовало.

У меня все соцсети на украинском номере. Я сначала растерялась, сказала неправильно номер специально, но все равно было стремно. Они переписали мои телефоны, задали кучу вопросов, сказали, что я «слишком загадочная». Мне кажется, когда тебя уводит ФСБшник, говоря, что ты «слишком загадочная» — это самая худшая фраза, которую ты можешь услышать. У меня сердце упало в этот момент.

Короче, нас выпустили. Мы пытались с семьей — бабушкой, мамой, братом, тетей и ее детьми — уехать, но нельзя — ты не можешь просто взять и отправиться по своим делам.

Побег

На автобусах нас увезли в Таганрог. Там всем сообщили, что направят во Владимир поездом. Мне друзья скинули ссылку: на российском ТВ вышел сюжет об этом поезде. Корреспондент сообщает, что Россия оказывает помощь и даже капельницы ставят в поезде. И на видео бабушке — не моей, но с которой мы были вместе в убежище — ставят капельницу. Ей Российская Федерация полностью разбомбила дом, она не знает, куда едет, а показывают капельницу. Полный пиздец.

Из Таганрога мы добрались до Ростова. Доехали — я, моя бабушка, мама и брат. Родственницу вывезти не получилось, потому что она оставила паспорт дома, у нее была только его фотография. Сейчас мы пытаемся вывезти ее через посольство Украины в других странах по справке о возвращении на родину.

Мы поехали в Ростов и остановились на ночь у родственников. Это тоже безумная ситуация. Они очень гостеприимные, но мозги полностью промыты российской пропагандой. Говорят: не волнуйтесь, к осени вернетесь в Мариуполь, там все зачистят, и все будет хорошо.

В Ростове дофига военной российской техники. Город живет, как на войне. Когда мы ехали в поезде «Ростов — Москва», было безумно странное ощущение от того, что весь поезд обсуждает Мариуполь. Говорят, что в Мариуполе разрабатывают биологическое оружие для уничтожения репродуктивной системы русских женщин. Ощущение, что ты в какой-то коллективный сон попадаешь. Я, на самом деле, до начала войны сочувственно относилась к мысли, что русские не равно Путин. Я была уверена, что никто не хочет войны с Украиной, мне казалось это невозможным. Сейчас я считаю, что даже какие-то адекватные люди в российском обществе тоже являются частью этого и тоже несут за это ответственность.

Я созваниваюсь с друзьями, которые остались в лагерях беженцев. Им выдали российские симки. Мы хотим помочь всем как-то выехать. Их там кормят, есть жилье, но нет билетов. Работа — кассирами, продавцами супермаркетов — людей взяли как бесплатную рабочую силу. Думаю, что их вывозят только для пропагандистской картинки о том, как Россия эвакуировала людей.

То есть берут из Мариуполя людей и насильно вывозят сначала на оккупированную территорию, потом в Россию — Таганрог, Владимир. Там есть лагеря, где они могут жить, где есть связь и даже российские симки. До лета они должны найти работу, чтобы у них были свои деньги. Работа только низкооплачиваемая. Плюс они в городе, где полно техники и на них смотрят с мыслями о биологическом оружии, от которого надо защищаться.

Во Владимире условия неравномерные — кому-то везет, кому-то нет. Им оплачивают 10 тысяч рублей единоразово, но кто-то и их не может получить. Если им дают не беженство, а временное убежище, они смогут выехать в любой момент. Но ситуация с мужчинами непонятная. Потому что мужчин-украинцев могут не выпускать из Российской Федерации.

Все, с кем я созванивалась, находятся в жестком состоянии прострации, у всех начались проблемы со здоровьем. У многих бабушек ментальные проблемы — не понятно, как организовывать выезд. У них не осталось домов в Мариуполе, и взять куда-то поехать — очень сложно. Но еще сложнее жить в месте, которое полностью отрицает твой опыт. Мне кажется это очень страшно, когда ты сталкиваешься с этим в России: ты знаешь правду и что происходило, но все пребывают в каком-то сне и ты должен угадывать, о чем этот сон.

Когда всех повезли во Владимир — мы отказались от убежища. Могли это сделать, но без регистрации находиться в России можно только 15 дней, за это время нужно было успеть уехать. Проблема возникла, например, у тех, кто оказался без денег. Родственники в России хотели бы им скинуть, но некуда. Некоторые находят кого-то рядом, пересылают, и те передают наличные в лагерь.

У нас в лагере было несколько людей без паспортов. Когда начался обстрел, они не успели его взять, и вернуться домой было нельзя. Выдают внутреннее свидетельство, которое позволяет работать, но вопрос, как выехать. Единственный вариант — справка о возвращении на родину, но непонятно, как ее сделать, потому что украинское консульство не работает. Этот документ заменяет тебе паспорт.

Из Ростова мы выехали в Москву, оттуда — в Питер. Там пробыли три дня. 22 марта выехали на границу. Очень сильно готовились — все почистили в телефонах. Но выезжать, как ни странно, было довольно легко — только формальный допрос про родственников. Почему-то опять спросили IMEI телефона.

В поселке под Мариуполем остался дедушка. Бабушка очень жалеет, что выехала. Она хотела остаться с ним, но все происходило так быстро и сумбурно, она не смогла принять решение. Остался ее сын. Я беспокоюсь, что ему в экстренном порядке сделают паспорт «ДНР» и заставят воевать.

Еще остались мой дедушка с бабушкой, которые готовили нам еду. Нам даже удалось вызвать туда машины для эвакуации, но они в итоге отказались ехать. Они считают, что это их земля. Все дома вокруг дедушки разбомбили. Он остался в доме с выбитыми окнами, потому что считает, что это его место и никто не имеет права мешать этому.

Сейчас у них начала появляться связь. В 11 утра связались с дедушкой. Там жесткое мародерство в селах, российские военные просто бухают и стреляют в домах в потолок. Просто набухиваются и стреляют.

Много женщин в убежище с детьми. Очень много женщин под обстрелами бегают по разрушенным домам, пытаются найти какую-то еду. А дома уже взяли российские солдаты. Это страшная ситуация, совсем другой опыт — я уже об этом ничего не знаю.

Сурс: https://graty.me/monologue/berut-iz-mariupolya-lyudej-i-nasilno-vyvozyat-monolog-zhitelniczy-mariupolskogo-poselka-kotoruyu-prinuditelno-vyvezli-v-rossiyu/