Пидоры Москвы вышли. Нам стыдно, нам больно, нам грустно. Но мы больше не можем.
Испуганный ОМОНовец политика
Пидоры Москвы вышли. Нам стыдно, нам больно, нам грустно. Но мы больше не можем.
В Крыму пенсионерка увидела у тян в автобусе на ноге татуировку со «Степаном Бандерой» и побежала писать заявление в полицию. Кроме того, «экстремистка», по данным старушки, была одета в вышиванку.
Позже выяснилось, что «Бандерой» оказался актёр Киллиан Мёрфи, известный по сериалу «Острые козырьки». А то, что бабке показалось вышиванкой — было обычным платьем
Для понимания масштабов: в городе с населением в 1 миллион это почти 7 тысяч мобилизованных.
Заборы у моря были головной болью здесь и при Украине. Люди бунтовали, валили ограды, те возникали снова. Россия поначалу, ко всеобщей радости, начала заборы сносить. Но это был короткий приступ популизма: уже в 2016 море в Крыму стали снова огораживать. Да так, как раньше и не снилось – Южный берег Крыма местами превратился в концлагерь.
Жесть, которую вы видите на этих фото, начинается почти сразу за сияющей огнями Ялтинской набережной. Пройдите пару сотен метров по уничтоженному элитной застройкой Приморскому парку, еще метров триста вдоль чьих-то строящихся владений, где сторожа с собаками резкими окриками погонят вас в обход - и вот она, единственная пешеходная дорожка, ведущая вдоль моря в Ливадию.
Когда-то при Советах и в «лихие девяностые» здесь можно было свободно прогуливаться. Теперь это узкий коридор между чьим-то приватизированным морем с одной стороны – и чьими-то приватизированными парками с другой.
Здесь, в этой мрачной теснине между тюремными заборами, где опасно появляться в темное время суток и где редкие прохожие с опаской поглядывают друг на друга, вы в полной мере осознаете свое место в обществе. Здесь вы поймете, почему крымские чиновники открытым текстом советуют простолюдинам забыть о ЮБК и отдыхать на степных берегах Западного Крыма. И почему обслуга Южного берега, по их словам, не должна селиться ближе четвертой линии от моря.
Вся статья с кучей фото - https://primechaniya.ru/home/news/mart-2018/plyazhnyj-osvencim/
Отдельным феноменом нацистской политики уничтожения является массовое применение эвфемизмов в бюрократической документации: «окончательное решение», «эвакуация», «особое обращение».
Обычно его объясняют таким образом, что посторонние, в частности чиновники среднего и низшего ранга, не должны были ни в коем случае узнать о чудовищных преступлениях, отсюда и эзопов язык, понятный только посвященным.
Это, конечно, так. Однако изучая показания Альфреда Розенберга и некоторых других крупных администраторов Третьего Рейха, я пришел к выводу, что эти иносказания выполняли и еще одну важную функцию.
Бонзы уровня Розенберга и чуть ниже — дипломаты, экономисты и даже отчасти военные — не были прямо вовлечены в истребление, но в силу проходящей через них информации не могли не сопоставить кричащие факты и не понять, что именно происходит.
Нацистские эвфемизмы чисто психологически помогали им закрыть на это глаза. Отчасти эти выражения были придуманы не только для тех, кто не должен был знать, но и для тех, кто НЕ ХОТЕЛ это знать, кто не хотел выходить из зоны комфорта, кто боялся признаться себе в причастности к геноциду.
P.S. На фото первая страница сохранившегося протокола Ванзейской конференции, на которой окончательно согласовали истребление евреев Европы. Слов "уничтожение" или "убийство" там нет.
Отличный комментарий!