Аргументы войны

Вкратце о внешней политике

На один порнофильм похоже очень

Откровенный разговор с высокопоставленным офицером ВСУ

Марина Ахмедова«Expert Online»

По всему периметру линии противостояния на Донбассе бои продолжаются, несмотря на перемирие. Гибнут люди, в том числе мирные граждане. Корреспонденту «Русского Репортера» удалось подробно и откровенно поговорить с боевым украинским офицером, занимающим значительную должность в штабе АТО о войне и перемирие, своих и чужих гражданах на этой войне и о стремлении закончить это безумие.  — Какие настроения сейчас у офицеров украинской армии? — Не думаю, что кого-то из них тешит война. Находясь постоянно в военной среде, мало кто испытывает позитивный настрой. Думаю, что прослойка командного состава, которая постоянно находится на передовой, уже четко определила для себя – будут стрелять в них, будут стрелять в ответ и они. А идти вперед в атаку… ну, никто не собирается этого делать и никому это не надо. Порядочные люди, у которых сохранились достоинство и честь2, просто с нетерпением ждут разрешения этой ситуации и надеются на то, что в нашей стране хватит интеллекта и политической воли для того, чтобы прекратить этот бред и вакханалию, эту братоубийственную войну. — А вы можете назвать людей во власти, способных повлиять на такое разрешение этой ситуации? — Персонализировать этих людей очень сложно. Мы наблюдаем здоровые тенденции, но, к сожалению, критической массы идиотических решений намного больше. В ней и вязнут здоровые тенденции. А также в популизме и кровопролитии бестолковом. Сейчас у большинства политиков превалирует лозунг – «Война до последнего украинца». А это потому, что они незаконно заняли нишу в обществе – поднялись сначала на крови Майдана, что усугубили впоследствии кровью солдат и офицеров, которых они загубили на войне с Донбассом. — Говорят, что эта война – война России и Америки. Что вы об этом думаете? — Я, как солдат, могу подискутировать на эту тему, но на самом деле, хочется домой. Каждый солдат хочет вернуться к нормальной прогнозируемой человеческой жизни. Никому не хочется снова и снова плодить жертвы, без конца стрелять, что-то доказывать при помощи смертей. Может, это – мое частное мнение, но я, по крайней мере, вращаюсь в том кругу людей, которые его разделяют… Сейчас непростые вопросы, наверное, роятся в голове президента Порошенко. В голове у начальника штаба. В голове командира, который стоит на передовой. Все непросто. Ситуация уже слишком обильно полита кровью. — Но обычному человеку кажется, что войну прекратить легко. Для этого всего лишь требуется соблюдать условия Минских соглашений. — Какой-то человек вступил в добровольное подразделение ДНР и ЛНР, приехав из Дальнего Востока. Какой-то пошел в добровольческий батальон из Сумской области. Теперь они каждый божий день друг в друга стреляют. Как могут они одномоментно понять и принять условия соглашения? Если до этого были убитые товарищи, покалеченные сослуживцы. Вот это все можно двумя словами политиков прекратить? — А можно отвести тяжелые орудия? Отвести людей на такое расстояние, откуда они друг в друга не попадут? — Если бы все было так просто, все войны прекращались бы после заключения мировых соглашений. Но история знает немало соглашений, к которым приходили сытые политики в уютных кабинетах. Выходя из этих кабинетов, они фотографируются перед журналистами, дают сладострастные интервью – теперь там, где были минные поля, завтра зацветут ромашки. Только почему-то ромашки не цветут. А потому, что каждая война имеет определенные стадии. А солдаты могут идти на поводу собственных эмоций – кто-то не прощает смерть товарищей, кто-то считает понесенные потери невосполнимыми, четко идентифицируя того, кто в этих потерях виноват. Но и с той, и с другой стороны все устали от войны. Люди, которые хоть раз принимали участие в вооруженном конфликте, когда приходилось стрелять им, и стреляли в них, понимают, что на войне не действуют законы логики. Война – сложный процесс, и нельзя надеяться, что она будет развиваться по каким-то планам, которые разрабатываются в генштабе. — А в какой стадии война находится сейчас? — Это очередной этап вялотекущей шизофрении. Те, кто никогда не был профессиональными солдатами, взяли в руки оружие еще год назад – а на войне год это очень много – и поняли, что им это состояние очень нравится. Они уже начали видеть в этом свои плюсы. А профессиональный солдат, который знает о последствиях первого выстрела, понимает, что мир любой ценой уже никому не нужен. — Никому-никому? — Офицерам точно . — А кого вы имеете в виду, говоря – «те, которые никогда не были профессиональными солдатами»? — Обе стороны. И там, и там есть люди, которые поняли, что оружие дает возможность занять какую-то презентабельную нишу в обществе, чего гражданская жизнь в мирное время им не давала. Для этой прослойки населения оружие – небывалая возможность. Кому-то из них просто нравится чувствовать себя крутым парнем, прикрываясь какими-то идеологическими целями. Они себя мыслят в роли воинов света, которые только тем и заняты, что несут добро. Правда, с автоматом в руках… — Вы и украинские добровольческие батальоны сейчас имеете в виду? Разве вы с ними не на одной стороне? — Те добровольческие батальоны, с которыми лично я сталкивался, шли с нами плечом к плечу. Они делали свою работу честно, не занимались всякими побочными вещами, которые сопровождают любую войну. Но я знаю, что существуют и другие примеры. Все добровольческие подразделения влились в силовые структуры – Нацгварию, МВД, к СБУ кто-то из них примкнул. — А вы поддерживаете вливание в свои ряды тех, кто еще год назад был очень далек от вышеперечисленных структур? — Прерогатива давать оружие в руки определенной категории людей должна оставаться за государством. Добровольческие батальоны, скорее, были криком души общества. Но, наверное, пришло время когда под их существование нужно подвести законодательную базу. Есть закон, и он четко приписывает наказание за нарушение тех или иных норм. К добровольческим сообществам это тоже относится. Но создание такой базы – это сложный общественный и политический процесс. — Россия в данных момент выступает в образе кого – агрессора, миротворца? — Я вообще о России не думаю. Мне и без нее есть о чем подумать. — Например, о чем? — О людях, за которых я несу ответственность. — А разве солдат не должен понимать, с кем он сражается? — Я понимаю, с кем я сражаюсь. — С кем? — С тем человеком, который стреляет в меня из-за линии разграничения. — И все? У вас нет общего образа врага? — Вы сейчас хотите, чтобы я демонизировал или визуализировал врага? — Хотя бы на уровне ДНР и ЛНР. — По четкому определению руководства страны, ЛНР и ДНР – это территория Украины, временно оккупированная вооруженными бандитами. — Недели две назад я ехала поездом из Львова, в плацкартном вагоне. Со мной ехали восемнадцатилетние мобилизованные ребята. Если вы их отправляете не умирать, то, по крайней мере, сражаться с врагом. А если офицер вашего уровня не видит четкого образа врага, то как объяснить им – кто враг и за что они погибнут? — …Враги – это люди, которые мешают государственным структурам дойти до исконно прописанных и законодательно обусловленных границ нашего государства. Неважно, в какой они форме – в синей, зеленой, с автоматом или лазерным мечом. Они не признают законов моей страны, и доказывают это не цивилизованными методами, а при помощь оружия, которое они обернули против страны, в которой имели честь родиться и проживать. — А цивилизованные методы – это какие? — Если для тебя неприемлема законодательная база той страны, в которой ты проживаешь, ты берешь своих родных и близких, продаешь квартиру и выезжаешь в ту страну, которая тебя устраивает. Нравится Мордовия? Выезжай в Мордовию. — А если таких будет девяносто процентов? — На отдельно взятой территории? …Нужно тогда было выбирать своих депутатов в местные советы, в Верховную Раду, лоббировать свои законы. Это – цивилизовано. Цивилизовано все, о чем даже с эмоциями можно говорить в просторных кабинетах, даже если в этом кабинете будет разбито сытое депутатское лицо. А вот когда из клумб в центре города делают могилы неизвестному солдату – это уже не цивилизовано. — Вы так эмоционально начали думать после участия в этой войне или вы всегда так думали? — Я так эмоционально думал всегда. Я знал, что наша страна – многонациональная. Что в ней есть свобода мнения и свобода его выражения. Просто не был готов к тому, что его будут так революционно отстаивать. — Я вам кое-что расскажу. Иногда на окраинах Донецка находят неразорвавшиеся снаряды с вывернутыми взрывателями. На них написано – «Помогаем чем можем». Как вы к этому относитесь? — Я принял к сведению и взгрустнул. — А что тут грустного? Разве не надо радоваться надо тому, что кто-то не хочет выпускать снаряды по городу? — Не хочет стрелять? — Не хочет убивать. — Прекрасно… У нас еще альтернативную службу никто не отменял. Можно пойти в те госпитали, где лежат раненые без рук, без ног, утки убирать. Просто пойти и убрать утку. Сказать – «Я устал от смертей. Я больше не могу. Я никакущий артиллерист». И найти себе другое применение. Если ты солдат и ты в окопе, твое дело – воевать. — А если – это тот солдат, из тех, что я видела в поезде? Выдернутый из бедной семьи, проживающей в каком-нибудь селе? — А назовите мне хоть одну страну, которая готова к войне на своей территории. Когда в двух селах, между которым проходит разграничительная линия, живут люди, вчера ходившие друг к другу в гости – на новый год, рождество и девятое мая, если хотите. К такому можно подготовиться? — К какому? — К тому, что завтра я буду убивать того, с кем учился. Потому что он насмотрелся телевизора, и я насмотрелся телевизора. — Чем, по-вашему мнению, должна закончиться война? — Все войны заканчиваются миром – пусть хлипким и шатким. Пусть с несметным количеством инвалидов – физических и душевных. Пусть с пропастью длиной в года между вчерашними одноклассниками, сокурсниками, курсантами военных училищ. — Мир на каких условиях? — Вы задаете этот вопрос человеку, который давал присягу своему народу. Есть официальная позиция руководства страны. Она – ясна и понятна: ДНР и ЛНР – это территории Украины, временно оккупированные незаконными военными формированиями, над которыми мы не можем установить контроль. Чем это все закончится? Наверное, каким-то политическим решением. Пока первый Минск и второй Минск ведут к тому, чтобы хотя бы закончить активную фазу войны, когда все летает, свистит и все взрывается. Когда трактористу, вспахивающему поле, отрывает обе конечности и колеса от трактора. Если больной бьется в агонии, глупо решать, чем его лечить – корой дуба или ромашкой. Надо просто прекратить агонию и спасти жизнь. — Население Донбасса боится, что победа ВСУ будет означать для них лично тотальную зачистку. Во многих семьях есть ополченцы. Масса населения симпатизирует ДНР и ЛНР. — Пусть симпатизирует. Однако, несмотря на свои симпатии, своих детей они по-прежнему отправляют на учебу в Киев, а на отдых – в Одессу. И не боятся, что на первом блокпосту ВСУ их детям отрежут голову и прямо там ее съедят. Как вы там нас называете? Укропами? — Карателями. — …Вооруженные силы Украины – это не сборище карателей. Это люди, которые уже навоевались за год со своим же народом, кем-то очень умело разогретым. Давайте снова вернемся к медицинским терминам. Больной все так же бьется в агонии. Его организму пока еще не поставили даже четкий диагноз. Кора дуба не поможет… Вы хотите, чтобы я сказал: «Вооруженные силы Украины – это очень плохо, они же стреляют в сторону Донецка. А вот молодые и развивающие республики ДНР с ЛНР делают абсолютно хорошо. Потому что если тебя ударили по правой щеке, ты подставь левую, а не отвечай пакетом Града». Но потери-то констатируются с обеих сторон. — Вы несколько раз произнесли слова – «свой народ». Когда производятся выстрелы в сторону Донецка, они прилетают не в военных, а в жилые дома. Жители Донецка – ваш народ? — Прекрасно. Давайте, может быть, поговорим о том, где товарищи из ДНР выбирают свои огневые позиции? Я говорю о зле – как о процессе войны. Мы с вами уже поднимали вопрос о том, что когда кто-то из добровольческих батальонов заходит в села, он делает там не то, что должен делать солдат. Но я такие же примеры могу привести и с участием воинов света молодых несформировавшихся республик. Заходя в села, которые они собираются отстоять и отвоевать, принести им свет и мир, что делают они? Отчего же их люди – местные жители – по подвалам прячутся? — Стреляют потому что. — Почему людей в Донецке ловят в комендантский час и издеваются над ними? Запрещают им употреблять алкоголь? Что это за свобода такая?! Если алкоголь продается, почему я не могу его употребить? Почему человек, вооруженный автоматом, должен решать, когда и где мне ходить? Я же живу на своей земле! В своем городе хожу! Выпивший, если мне хочется! Почему я должен сидеть в подвале за то, что нарушил правила, не прописанные конституцией?! — Чем сейчас занимается украинская армия? — Что вы имеете в виду? — Может, получила какую-то новую американскую технику и учится ее использовать? — У армии есть три состояния – боевая подготовка, ведение боевых действий, повседневная жизнь. Армия сейчас занимается боевой подготовкой, которой не занималась двадцать два года, за что на теперешнем этапе платит большую цену. А получает ли армия новую технику… Получает. От лучших производителей мира. Но не для того, чтобы уничтожать свой народ. А для того, чтобы дать понять тем, кто пытается и дальше разжигать эту ситуацию, что им непросто будет это сделать. — Дать понять кому? Я потому и прошу вас визуализировать врага. В Донецке – ваши люди? — Те, которые гражданские? — Те, которые в ополчении. — «Ваши» — что это значит? — Вы – украинец? — Конечно. — Они – тоже украинцы. Я – россиянка. Мне сложнее, чем вам, назвать их «своими людьми». Они – ваши люди? Люди Украины? Ваши лично? — …А что ж они к себе великих помогальников из Бурятии приглашают? Неужели украинцы с украинцами сами не разберутся?! — К вам тоже американцы приезжают. — Американцы возьмут в руки оружие и встанут рядом со мной в строй?Американцы – слишком богатая нация, чтобы позволять гибнут своим солдатам на чужой земле. В моем подразделении американцы не воюют. В нашей стране запрещены незаконные военные формирования. — А вы не думаете, что ополченцев – с украинскими паспортами – уже слишком много, чтобы называть их формированием? — Это им кажется, что их много. На самом деле, они одиноки. И никому, кроме Украины, не нужны. Пусть сложат оружие, и тогда они будут нам нужны – будут восстанавливать то, что натворили. — Вы верите в то, что так будет? — Конечно, верю. — Верите в то, что Россия это допустит? — А почему я вообще должен думать о России? …Пусть эти… ополченцы, которые наплевали на законы своей страны, сменят мечи на орала. Прекратят копанки. Прекратят вырезать высоковольтные линии. А они стреляют в своих сограждан. Украина – страна, признанная всеми странами мира. А кто признал Приднестровье? Кроме Зимбабвы? — Когда ожидается следующий виток войны? — Ну, если руководство страны, которое ведет переговорный процесс, еще так же интенсивно поотдыхает в отпусках, то виток эскалации будет уже скоро. А когда – это знает только бог войны. — В Одессе недавно были аресты. Вы что-нибудь знаете об этом? — За последнее время спецслужбы страны поделали много работы. Многие из их мероприятий очень эффективно повлияли на пресечение развития тех или иных новообразований по типу ДНР и ЛНР. Вы читали про Бессарабскую Народную Республику? А про Киевскую? …Еще не хватало, чтобы в Одессе люди массово гибли, как гибнут сейчас в Донецкой области. Необязательно, чтобы дети в песочницах играли гильзами артиллерийских орудий. — Их родители тоже так думают… — Но говорят, что виноваты мы, да? В Верховной Раде есть целый оппозиционных блок из Донецка и Луганска. Кроме молчаливого согласиями с принимаемыми законами, от них не исходит ничего. Но это их выбирали люди, как лучших представителей своих сообществ. Надо что-то менять. Стрелять друг в друга – это не выход… Понимаете, офицер – это статус. Офицерами становятся после обучения в высшем военном заведении. И морально, и психологически офицера готовят к тому, что война – это его работа. Ему объясняют – если бездарные политики приводят к тому, что мы начинаем выполнять свои функциональные обязанности, то эти обязанности приводят к потерям. — То есть вы готовы к потерям? — К этому нельзя быть готовым. А, тем более, к смерти мирного населения. Но есть психологическая подготовленность к тому, что в войне не будет ничего привлекательного. Но я говорю лишь о той прослойке, которая имеет статус офицера. Я не тешу себя мыслью о том, что человек, который прячется от снарядов в подвале, увидит во мне друга и освободителя. Наверное, я для него – враг, от которого он прячется со злобой в сердце, скорее всего, в подвале собственного дома. Он думает о том, что когда-нибудь правда будет и на его стороне. Но он будет терпеть и молчать, пока у меня в руках оружие. Это не очень хорошо, ведь он – гражданин моего государства. Поэтому нам вдвойне тяжело. Мне тяжело думать о том, что мы держим какую-то линию соприкосновения, что у нас есть временно оккупированные территории. Мне тяжело понимать, что тот парень, который разговаривает со мной на одном языке и имеет паспорт одинакового цвета со мной, стреляет в меня, а я должен стрелять в него. Но я должен в него стрелять. Не потому, что я такой плохой. И не потому, что он такой плохой. Но он нарушил закон своей страны. Брать оружие в руки – нельзя! Пусть их даже несколько десятков тысяч, как вы говорите. — Вы хотели бы, чтобы перемирие переросло в мир? — Очень. Ведь тогда я перестану хоронить своих товарищей… Вы считаете это слабым аргументом? — Жизнь ваших товарищей стоила целостности государственных границ? — На этот вопрос я отвечать не буду. — Ответьте на этот вопрос. — Зачем? — Ответ поможет вам еще лучше разобраться в себе. — …Я ни на кого ненависти не держу. Я понимаю, чего может стоить мой приказ подразделению начать стрелять. — То есть их жизнь того стоила? — Я не отвечал на ваш вопрос и не собираюсь… Все мои товарищи были профессиональными солдатами. Они сделали свой выбор задолго до войны. Они любили свою профессию и готовились к этой войне, о которой тогда не знали… Раз их сейчас со мной нет, значит, они выполнили свой долг. К сожалению, на войне солдаты погибают. Но кто ж должен воевать, если не солдат?

I. Сценарии поведения хунты

То, что хунта не восстановит контроль над Донецкой и Луганской областями, не вызывает сомнений практически ни у кого. Я не могу представить себе сценарий возвращения восставшего региона под контроль нынешнего официального Киева, да и просто долговременного удержания нынешнего режима на большой Украине.

1. Самый спокойный и безболезненный вариант действий, который гипотетически могла бы предпринять хунта, чтобы минимизировать потери, – пойти на компромисс с требованиями России и «сепаратистов»: согласиться на референдум в двух областях либо на всём Юго-Востоке и на федерализацию, одновременно консолидируя контроль над оставшеся территорией. В принципе, полностью исключать этот вариант нельзя – он мог бы сохранить Украину без Донбасса, – но он политически смертелен для хунты. Дело в том, что, идя на примирение, киевские власти признают правомочность требований федерализации, государственного статуса для русского языка, уменьшения межобластных трансфертов, будут вынуждены свернуть антирусскую истерию и весь психологический накал, на котором держится их режим в подконтрольных областях. Скорее всего, либо хунту в этом сценарии свергнут радикальные революционеры, которые привели её ко власти, либо разочарованное население всё новых областей, уже без сдерживающего фактора антироссийской истерии, будет идти по пути Донецка и Луганска, пока собственно Украина не скукожится до размеров Галичины.

Может быть, это самый перспективный для хунты вариант с точки зрения выживания и безопасности её членов, да вряд ли его дозволят её зарубежные хозяева. Очень уж не настроены они и дальше играть с «многовекторной» Украиной, хотят поскорее пожать плоды с выращенного ими недогосударства, стопроцентно подчинённого вместе со всей элитой, натравить его на Россию.

2. У Киева есть и другой путь, основанный на отказе от активных действий. Возможно, «умеренная» часть хунты и её покровителей надеется, что конфликт «перегорит» и радикальным восставшим надоест нести держурства на блок-постах, расширять контролируемую территорию, вести нудную работу по подготовке референдума, убеждать «болото» и колеблющихся. По-моему, эти надежды сродни «хитрому плану Януковича» по утихомириванию Майдана через игнорирование и мелкие уступки. Оскорбление, нанесённое хунтой русскому населению, уже предпринятые репрессии и вооружённые нападения быстро не забудутся, а попытка пойти на попятную и смягчить эффект будет восприниматься как проявление слабости. Тем более, сами восставшие решили для себя, что пути назад нет. Каждый день существования непокорённых республик делегитимизирует украинскую государственность, убеждает всё больше людей в необязательности подчинения Киеву, смиряет лояльных к Украине граждан с её преходящим характером. Поэтому, скорее всего, «сепаратистов» в двух областях меньше не станет, а сторонники «единой Украины» будут всё больше маргинализоваться и уходить в подполье, в том числе из-за банального страха перед остракизмом. Мало того, вялое позиционное противостояние будет идти на фоне нарастающего экономического краха, вызванного и фактически идущей гражданской войной, и разрывом отношений с Россией, и незапланированными затратами на военную мобилизацию, и непрофессионализмом управления. Массовые возмущения из-за снижения фактического уровня жизни и невыплат в условиях финансового банкротства хунты и обвала экономики будут только нарастать, захватывая, как минимум, всё новые регионы Юго-Востока. Таким образом, и этот путь для хунты тупиковый.

Вряд ли умеренный план «ничегонеделания» возьмёт верх в фактических действиях Киева, ибо «вегетарианская» фракция в хунте не задаёт тон. Может, она и торпедирует начало полноценной войны, однако всё равно информационный фон в Киеве формируется радикалами, которые ещё больше озлобляют русское сопротивление и делают невозможным сдачу им позиций. И даже если «вегетарианская» фракция в хунте возьмёт верх, её оппоненты сорвут возможное перемирие кровавой самодеятельностью. Поэтому развитие событий по второму варианту тоже кажется маловероятным.

3. Третий сценарий, фактически реализуемый сейчас, – гибридный между активным и «ненасильственным». Это отдельные провокации со стороны безымянных групп, подобно пасхальной атаке на блок-пост в Славянске, оборонительные силовые акции с целью воспрепятствовать распространению республики, спорадические попытки штурма для нанесения урона восставшим, не доводимые до ума. Но и этот путь столь же уязвим, как второй вариант. Он только озлобит сопротивление и местное население, расширит всестороннюю поддержку Донбасса со стороны народа России. Похоже, кто-то в хунте надеется, что сакральные жертвы её сторонников на Юго-Востоке, которые она хочет заполучить для телекартинки, могут оправдать последующее применение военной силы. Но кого и в чём на Юго-Востоке убедит этот приём после многократного применения и разоблачения этой технологии на Майдане, после жертв на блок-постах самообороны?

Да, порой в соцсетях появляются примерно такие идеи (для одних – опасения, для других – предложения и надежды): украинская власть посылает нерегулярные формирования на Юго-Восток, и после того, как местное население будет затерроризировано в ходе кровавых столкновений с участием неидентифицированных групп, оно, мол, с радостью примет украинскую армию. Думаю, такие расчёты неверны, потому что местное население, вместо ожидания украинской армии, ещё быстрее разочаруется в Украине и примет надёжное, с погранзаставами, отделение от несостоявшегося государства.

4. Четвёртый сценарий – тотальное силовое подавление с массовым применением тяжёлого оружия – нереален ввиду вмешательства России, которое последует за полномасштабной военной кампанией, из-за саботажа, с которым столкнутся подобные приказы, а также несогласованности внутри разлагающегося киевского режима. Нельзя даже исключать, что попытка настоящего силового подавления станет настолько неорганизованной и бездарной, что российские власти отложат прямое вмешательство и дадут ополченцам Юго-Востока, пусть и с большими потерями, самим отбить атаки. В этом сценарии хунта также обречена.

5. Наконец, пятый вариант для хунты – разжигание полномасштабной гражданской войны, основанной на абсолютно непримиримой ненависти между двумя частями Украины. Конечно, Украину и украинство в этой войне ожидает тотальный военный разгром, неважно, с прямым или косвенным вмешательством России, но это позволило бы её зарубежным покровителям создать новую мифологию вокруг «порабощения тоталитарной Россией свободолюбивой Украины», с тем чтобы через несколько десятков лет, на базе новых мифов, возобновить программу расчленения русского народа.

Пока что этот сценарий явно тормозится благодаря саботажу и нежеланию воевать со стороны легальных украинских силовиков и даже «Правого сектора», предпочитающего проводить карательные акции против беззащитных, но не способного на регулярные боевые действия. Зато он выгоден спонсорам хунты. Технологии возбуждения экзистенциальной ненависти отработаны в других странах и могут дать требуемый результат за несколько недель, поэтому этот сценарий полностью исключать нельзя.

Тем не менее, очевидные «разброд и шатание», царящие внутри киевского режима, неизбежно будут вести к негодному исполнению либо прямому саботажу любого крайнего варианта, в результате чего наиболее вероятен промежуточный, третий. Под давлением зарубежных хозяев хунта может принять решение идти по любому из пяти путей, но в итоге всё скатится к третьему. Хотя, в отличие от крайних путей, он наименее осмысленный с точки зрения украинской государственности, именно он стихийно складывается. Причём проводится не последовательно и по плану, в виде выверенного прохождения по лезвию бритвы, а через метания из крайности в крайность.

В целом, от киевского режима и от Украины сейчас зависят только способ и скорость самоубийства. Позиции же восставшего Донбасса выглядят достаточно прочно, и самое время подумать о более долгосрочных целях, о стратегии дальнейшего освобождения Украины.

Главный вопрос дальнейшего наступления на хунту – нужно ли ориентироваться на «крымский» сценарий поэтапного присоединения к России созревших для того регионов Украины или на сценарий возвращения всей Украины к сотрудничеству с Россией и её дальнейшего эволюционного сближения с Российской Федерацией?

В русле первого варианта лежат действия донецких и луганских повстанцев, а также поддерживающего их населения, которые и слышать ничего больше не хотят о ненавистном украинском государстве, пусть даже на словах и допускают федерацию. В русле второго варианта лежат предложения официальных властей РФ и требования митингующих в остальных областях Юго-Востока, всё ещё подконтрольных хунте.

Чтобы ответить на главный вопрос, надо разобраться со следующими темами.

II. Решит ли федерализация украинский вопрос?

Требование федерализации – выгодное прикрытие, которое позволяет российскому МИД давить на власти Украины неприемлемым требованием, всё ещё лежащим в рамках международного права, а активистам Запорожья, Одессы и Харькова – снизить вероятность своего ареста после выдвижения лозунга о федерализации по сравнению с лозунгом о переходе в Россию. Но ни Российской Федерации, ни Юго-Востоку федерализация Украины ничего не даст.

С точки зрения интересов России федеративная Украина, в которой одна часть будет интегрироваться с Россией, а другая с Западом, ничем не лучше той «многовекторной» Украины, которая за 23 года докатилась до нынешнего состояния. Она останется антироссийским проектом хоть в федеративном, хоть в конфедеративном виде. Слишком уж сильны культурные установки из серии «Украина – не Россия», слишком далеко зашла идеологическая украинизация даже на Юго-Востоке, чтобы её можно было развернуть после ослабления диктата из Киева, а не полного закрытия всего проекта.

Культурный аспект здесь – самый главный. Если телефон доверия харьковского управления СБУ разрывается от звонков городской интеллигенции, доносящей на своих знакомых, что те присутствовали на пророссийских митингах, то неужели же в федеративной Украине эти смердяковы перестанут выращивать себе на смену манкуртов, ненавидящих своих корни и мечтающих хоть тушкой, хоть чучелом отдаться Западу? Они уже сейчас задают тон в системе образования Юго-Востока. Даже если гипотетическая Юго-Восточная автономия Украины станет сама определять свою культурную политику, она так же будет перековывать русских в украинцев, как этим занималась в течение 70 лет УССР. Украинскими вузами нетехнического профиля подготовлено целое поколение выпускников для занятия ниш в постиндустриальном обществе, которые не умеют делать ничего производительного, но зато чудесно выполняют в своих экономических нишах функцию носителя украинства, насаждателя «европейства», неприятия «русского варварства». Русскую интеллигенцию, которая могла бы сопротивляться украинствующей тенденции, выгоняли в годы Гражданской войны, ломали во время украинизации 20-х и 30-х, наконец, добивали во время оккупации 1941-44 гг. У тех, кто остался и сохранил верность России, банально не хватает сил.

Если не включить Новороссию в РФ, с утверждением учебных программ в Москве и межрегиональной ротацией кадров, культурное отдаление от России будет продолжаться. И поэтому не только с точки зрения российского государства, но и с точки зрения восставших Новороссии, несогласных с отдалением от России, федерализация Украины так же неприемлема, как и унитарность. Да и о каком нахождении в составе Украины может идти речь после того, как Киев, под улюлюканье всех профессиональных украинцев страны, взял курс на жестокое подавление любого сопротивления, послав правосеков убивать несогласных харьковчан и донетчан, терроризировать днепропетровцев и запорожан?

А ведь это – только культурная сторона федерализации, связанная с образованием и воспитанием. Но в случае сохранения Украины создание украинской нации продолжится и в политическом плане. Отдельная от России элита будет жить своими местечковыми интересами, и в результате правительство Новороссии сформирует некая реинкарнация Партии Регионов, заинтересованная не в процветании родной земли, а в увековечивании своей государственности, отдельной от России.

Сторонники федерализации Украины, пытавшиеся уговорить путчистов пойти на компромисс, выдвигали такие аргументы: каждый будет жить по средствам, больше денег будет оставаться в регионах-производителях, каждая часть Украины будет чтить своих героев. Эти доводы кажутся натянутыми. Ведь деньги Востока всё равно будут идти на «общегосударственные» нужды: на содержание русофобского министерства культуры и образования, на акции антироссийского МИД, на программы Минобороны по интеграции в НАТО и подготовке войны с Россией, на «празднование» голодомора. Как это будет выглядеть, когда в одной стране официально славят генерала Ватутина и убивших его бандеровцев? Как будет функционировать экономика страны, половина которой пытается интегрироваться в ЕС, а другая – в Таможенный Союз?

На все эти вопросы у адептов федерализации нет и не будет ответа. В лучшем случае честно скажут, что рассматривают федерализацию как мягкий способ раздела. Мол, была в Крыму отдельная республика с неукраинской идентичностью, и легко отделилась, так же и мы сделаем. При этом упускается, что Крым дождался уникальной возможности, которая случается раз в истории, и упускается, что Донбасс уже сейчас зашёл намного дальше автономного Крыма. Зачем ему, уже преодолевшему украинство и осознавшему свою русскость, возвращаться под оккупацию ненавистного государства и ждать удобного повода для восстания?

Итак, хотя лозунг о федерализации и обеспечивает формальное прикрытие для ещё не восставших областей Юго-Востока и для российского МИД, сами мы не должны вводить себя в заблуждение этим призывом. Только расчленение Украины и выход из неё Новороссии позволит переломить хребет антирусскому проекту и является достойной целью. Призывая к федерализации, российские власти и лидеры сопротивления должны вдвое больше разъяснять для Юго-Востока по другим каналам, что эти призывы – не более, чем фигура речи. Грубо говоря, телеканал Russia Today должен транслировать заявления Лаврова о целостности Украины, как обычно, а другие российские телеканалы – показывать, как Сергей Викторович при этих словах заводит руки за спину и сворачивает пальцы в дулю. Иначе деморализующий эффект от навязывания сопротивлению неактуального компромисса будет огромным. Как только та или иная область будет переходить к стадии восстания, лозунг о федерализации следует немедленно заменять призывом к выходу из состава Украины и полному прекращению этого государственного недоразумения.

На этом пути лежат только два препятствия. Первое – инертность населения Юго-Востока, всё ещё надеящегося на компромисс в рамках единой Украины и верящего в авторитеты, подсказывающие ложный путь федерализации. Но она будет преодолена самой жизнью. Второе препятствие – позиция многих слоёв России, откровенно опасающихся, что оставшаяся без Юго-Востока Украина превратится в новую Прибалтику. Этот вопрос надо рассмотреть отдельно.

III. Надо ли брать Украину целиком или частями?

В российской аналитике часто встречается примерно такой «арифметический» аргумент: отбирая у Украины Крым, затем Донбасс, затем новые территории, мы уменьшаем процент пророссийского населения в оставшейся Украине и тем самым уменьшаем шансы на эволюцию Украины в сторону дружественного России государства и в сторону воссоединения. Вероятно, эта идея идёт ещё от большевистского присоединения Новороссии к Украине, чтобы «разбавить пролетариатом» «мелкобуржуазное крестьянство» и националистическую интеллигенцию Малороссии. Почему-то урок не пошёл впрок: ведь и тогда получилось наоборот. Вместо маленькой Украины в пределах Малороссии, слабой и непритязательной, получилась большая Украина в пределах УССР, в которой даже интеллигенция Харькова и Донецка настроена вполне антироссийски. В чём же тут дело?

А дело в том, что «гибридная» Украина в нынешних границах, как ни странно, является структурой, более устойчивой в своей антироссийской сущности, чем была бы маленькая Украина в пределах Малороссии и западных областей. Одни кормят, другие «спивають писни»; одни работают и финансируют, другие учат жить, ненавидеть Россию и интегрироваться в Европу. Секрет устойчивости украинства в том, что даже арифметическое большинство русских не переборет влияние националистов. Порядочному русскому человеку будет постыдно участвовать в украинской системной политике и претендовать на государственные должности – откуда же в Верховной Раде появиться другим защитникам Юго-Востока, кроме Партии Регионов? Сама государственность, даже в проекте нацеленная на то, чтобы не быть Россией, перемелет любого энтузиаста сближения с Россией – ведь только так она увековечивает своё существование.

И пока Украина останется целостной, в лучшем случае прорусское большинство будет выбирать во власть кучм, януковичей и прочих манкуртов, которые на практике будут отдалять Украину от России. Это – путь к возбуждению ненависти всей большой Украины к России и к войне между ними.

В то же время, нельзя экстраполировать нынешние результаты голосования Малороссии и Западной Украины на будущее, которое последует за отходом Новороссии. Люди меняются, поменяют свою точку зрения и жители Украины, оставшейся без Новороссии. Во-первых, уменьшенной Украине придётся кормить тех, кто поучает жить и любить Украину, а, значит, начать обирать малороссийских крестьян и мелких предпринимателей; последние будут недовольны. Во-вторых, само потрясение от раскола Украины может запустить в ком-то процесс прозрения. Те жители Малороссии, кто голосует за националистические партии, замкнулись в своём мирке, в котором все беды идут от России, желающей растерзать Украину. Эта психоэмоциональная конструкция приобрела такую устойчивость, что ни поражение на выборах, ни отсутствие военных действий России сами по себе не разрушат сложившуюся картину. Только серия глубоких потрясений, разрушающих их неадекватный внутренний мир, может запустить излечение. В конце концов, излечились же в середине XX века немцы и японцы после тотального военного разгрома! Неверна точка зрения, что, задабривая украинский национализм дешёвым газом и потакая ему уважительным отношением к украинству, мы снижаем его антироссийский накал. Наоборот: чем больше Россия потакала Украине и украинству, тем больше малороссов распирало от чувства собственной значимости и гордости за то, что они не русские! Соответственно, серия фрустраций и крушения надежд создаёт хоть какие-то шансы на возвращение здравого смысла.

В этом плане особое возмущение вызывают высокомерные призывы некоторых российских обывателей, чтобы Юго-Восток Украины, показавший свою силу и способность сопротивляться хунте, установил контроль над всей республикой и обеспечил её эволюцию в сторону дружественного России государства. Во-первых, призывы эти исходят из ложной посылки, будто Юго-Восток Украины населяют украинцы, которые более близки к населению Малороссии, чем к русские населению РФ, и поэтому должны оставаться в отдельном от России государстве, вместе с малороссами. Хотя на самом деле, надо воссоединиться тем ветвям русского народа, которые осознали свою русскость уже сейчас, а там видно будет. Между прочим, тогда и идея воссоединения семей будет работать на Россию, потому что жителю Малороссии захочется быть в одной стране с родственниками, оставшимися в Харькове или Днепропетровске. Во-вторых, эти призывы как раз гарантированно уничтожат шансы на воссоединение всех ветвей русского народа. Насильно мил не будешь; сейчас попытка вторгнуться в Малороссию, а тем более Галичину, и навязать им режим «донецких» будет там воспринята как вторжение на свою землю и вызовет столь же мощное народное сопротивление, какое мы сейчас видим в Донбассе. В Киеве сейчас не смогут прийти ко власти и удержаться никакие силы, кроме тех, что делали зимнюю революцию. Миллионы людей, живущих в центральной и западной частях Украины реально посходили с ума, и лучше всего дать им перегореть в своём безумии, одуматься. Благо, даже самые радикальные из них чаще не горят желанием идти завоёвывать Юго-Восток и готовы отпустить его восвояси. Значит, лучше всего разделиться, разойтись, дать чувствам поостыть и времени вылечить обиды.

Другое дело – если Западу удастся развязать на Украине настоящую гражданскую войну на уничтожение. В этом сценарии, даже если России удастся оградить от агрессии Юго-Восток, в Малороссии и на Западной Украине будет выращена такая неистребимая ненависть к России, которую не вылечат годы мирного раздельного сосуществования. С антироссийским рассадником надо будет срочно кончать, а это значит, что в случае полномасштабной войны надо будет доходить до Буга и Тисы, устраивая по её итогам тотальную насильственную денацификацию всей Украины.



Но мы, всё же, будем надеяться, что разжечь гражданскую войну на уничтожение Западу не удастся, массированного военного вмешательства России не потребуется и Украина отпустит Новороссию более или менее мирно. Что же делать тогда?

IV. Нужна ли Новороссии независимость?

Наконец, следует разобраться в ещё одной серии сомнительных призывов: после разделения Украины не расширять РФ, а надолго оставить Новороссию в качестве независимого союзного государства, подобного Абхазии и Южной Осетии. Надо сказать, в этом случае не выдвигается даже вменяемых аргументов, кроме нелепой идеи, будто в этом случае международное осуждение России будет меньше. Видимо, единственным реальным мотивом тут служит банальное нежелание россиян временно поступиться своими текущими доходами, чтобы «подтянуть» Новороссию до уровня РФ. Со стороны же элиты РФ – просто боязнь брать на себя новую ответственность и быть готовой к притоку «свежей крови» из новых регионов.

И если в случае с разобранными выше идеями федерализации и присоединения Украины целиком можно надеяться, что они не реализуются из-за радикализма и взаимной ненависти противоборствующих сторон, то вероятность создания Россией независимой Новороссии уже намного выше, потому что в России не видно консенсуса, настроенного против этого варианта. Тем более, что и Запад, увидев невозможность сохранения Украины, наверняка попробует подкупить Россию какими-то краткосрочными пряниками, чтобы не присоединяла Новороссию полностью. Против пока – только радикальные лидеры восставших на Донбассе, которые чувствуют себя настолько русскими, что им эта независимость и даром не нужна.

Мне кажется, идея независимой Новороссии на неопределённый период столь же вредна, как и две предыдущие (о федерализации Украины или о взятии её целиком и сразу). С точки зрения единства русского народа, смысла в нескольких русских государствах нет никакого. Как мы уже видели на примере Украины, отдельная государственность запускает нациогенез. Да и зачем народу тратиться на два государства, на отдельные МИД, армию, органы экономического регулирования, если достаточно одного? Для Новороссии собственное полноценное государство станет тяжёлой ношей, пожирающей ресурсы, которые можно было бы направить на скорейшее выравнивание уровня развития с остальной РФ. Дело не только в финансовых ресурсах: хуже – то, что у двадцатимиллионной территории, не имевшей собственной государственности, нет культурной готовности к оптимальному решению всех вопросов, которые станут на этом пути. Например, экономическая политика отдельной Новороссии наверняка станет некомпетентной попыткой воспроизвести белорусский опыт, но получится перенять только плохое, включая залезание в долги и попытку поддержать то заниженные цены, то завышенный курс местной валюты. Система образования останется в руках «свидомой» интеллигенции, а власть заполнят перекрасившиеся циники из Партии Регионов, которые по привычке примутся «доить» Россию, параллельно обслуживая интересы Запада.

Безусловно, присоединение Новороссии к РФ потребует переходного периода на адаптацию законодательства, сближение технических стандартов, согласование образовательных программ, признание документов независимой Украины, становление банковской системы, но все эти вопросы вполне возможно решить в рабочем порядке. В России здравомыслящий и патриотически мыслящий госаппарат, который даже без специального межгосударственного соглашения позволит мясокомбинату выпускать колбасу по украинским ТУ пару лет, необходимые для адаптации и модернизации производства. Затягивать из-за таких мелочей формальное воссоединение в одно государство не имеет никакого смысла. Можно подумать о вхождении Новороссии не восьмью-девятью областями, а одним-двумя крупными краями, которым будет легче приспосабливать свою экономику к общероссийской, управляя, например, едиными комплексом добывающей и металлургической промышленности в рамках края до налаживания новой кооперации в рамках российского рынка, но всё это – вопросы административно-территориального устройства присоединяемых к России земель и переходного управления, не требующие отдельной государственности.

При этом именно достаточно полная реинтеграция Новороссии в РФ позволит быстро преодолеть негативные эффекты, обусловленные экономическим разрывом с остальной Украиной. Конечно, на пути присоединения Новороссии можно допустить целый ряд ошибок, которые повысят экономическую цену и моральные издержки процесса, но сделать из Новороссии вторую Белоруссию, во-первых, всё равно не получится, во-вторых такая попытка выйдет ещё дороже. Впрочем, об оптимальных способах политического и экономического присоединения следует как-то поговорить в другой раз.


В общем, сохраним принципиальность в постановке стратегических целей – и всё будет в порядке.

http://miguel-kud.livejournal.com/66678.html

Представляете, вы завтра утром просыпаетесь и узнаете из новостей что Путин помер от африканской чумы. На его место временно исполняющим назначен Мишустин до выборов через 3 месяца. Все законы военного времени отменены и выпущен приказ об отводе войск с территории Украины. Правительство просит вернуться всех граждан, а с оппозиционных политиков сняты все уголовные дела.

Что бы вы сделали?

Настоящая дружба

Пхенчхан-2018: россиянин Буров обнимается с украинцем Абраменко — оба завоевали медали в лыжной акробатике (бронзу и золото)

Пекин-2022: россиянин Буров обнимается с украинцем Абраменко — оба завоевали медали в лыжной акробатике (бронзу и серебро)