Чем заняться жителям политического Чернобыля
ХИМАТАКА В СИРИИ УНИЧТОЖИЛА ПРЕЖНИЕ ПЛАНЫ ПУТИНА И ГРОЗИТ НАС ВСЕХ НАКРЫТЬ КОЛПАКОМ ВНЕШНЕЙ ИЗОЛЯЦИИ. МУДРО ГОТОВИТЬСЯ К ХУДШЕМУ, ПРЕДУПРЕЖДАЕТ АЛЕКСАНДР МОРОЗОВ
Начался самый тяжелый отрезок третьего срока Путина — между событиями в Сирии 5—7 апреля и выборами в марте 2018 года. Верно пишет в Republic Владимир Фролов: химическое оружие в Идлибе — это «второй “Боинг”» для Путина. Только значительно хуже — в силу многих очевидных причин.
Установление доверительных отношений с Трампом и его администрацией закончилось даже не неудачей, а скандалом. Между первым «Боингом» (Донбасс, 2014 г.) и второй аналогичной точкой маршрута (Сирия, 2017 г.) Кремль набрал целый пухлый портфель токсичных политических активов: провал Минских соглашений, русский след на выборах в США, попытка переворота в Черногории, агрессивная российская пропаганда, которая во всех европейских столицах стала обсуждаемой проблемой и привела к выработке мер по защите от нее, эпизоды экспорта русской политической коррупции и т.д.
Практически весь 2016 год прошел под знаком создания новой биографии Кремлю. Если что и было позитивного в прошлом, теперь оно вытеснено образом крайне двусмысленного субъекта мировой политики. Прошли времена, когда среди влиятельных мировых лиц были люди, признававшие, что Кремль практикует разумную политику национальных интересов. Теперь у него образ или уличной шпаны, рвущей шапки с прохожих, а если поймали — то врущей в лицо. Или государства, которое действует целиком на манер спецслужб, превращая внешнюю политику в серию секретных спецопераций: с вербовкой, созданием резидентур, манипуляциями. Кремль уже не способен выйти из этих описаний. Возник устойчивый политический нарратив. И союзничество с Асадом, от которого Кремль не может уже отказаться, замыкает этот второй этап — открывает третий: с апреля 2017-го по март 2018-го. Всего 11 месяцев — очень короткая дистанция.
* * *
Что будет происходить в эти месяцы? Независимо от того, какой будет реальная позиция Кремля по выборам во Франции и в Германии, она уже инерционно, автоматически вписывается в нарратив «вмешательства». Уже очевидно, что к токсичным сюжетам Кремль прибавит патронаж Ле Пен (май 2017 г.) и попытку использовать настроения русскоязычной аудитории в Германии (сентябрь 2017 г.).
Конфликт с Трампом при этом лишает Путина всей прежней игры в «правый интернационал», которая могла с успехом продолжаться только при возникновении доверительных отношений Путина и Трампа. Тогда весь европейский истеблишмент оказался бы в тяжелой ситуации: этот альянс играл бы на руку новым популистам Европы. Но теперь эти фантазии в прошлом. Вместо глобального «правого интернационала» Путин переходит теперь в разряд «друзей Ирана», а дальше «защитников суверенитета КНДР».
В конце 2016 года казалось, что Трамп будет медленно самоопределяться в отношении Кремля. И это позволяло бы Путину превратить дружеское танго с Трампом в главный фактор своей президентской кампании. Тогда в нее можно было бы включить и «образ будущего», и даже смягчение внутреннего режима, и «охлаждение разогретого телевизора». Но получилось иначе.
Трамп остается главным звеном президентской кампании Путина, но уже с другим знаком. Оставшиеся 11 месяцев пройдут в атмосфере истеричного антиамериканизма. Путин на этих выборах будет продавать населению военную угрозу со стороны США, самого могущественного государства в мире. Другого товара теперь нет, да и не надо. И это будет самый мрачный период путинизма.
И до Сирии градус антизападной риторики для внутреннего употребления в России был очень высок. Но все же это не было «холодной войной». А вот теперь на внутреннем рынке российской пропаганды начнется «холодная война». При этом надо напомнить, что «холодная война» — с точки зрения общественной атмосферы — это не замороженная «горячая», а, наоборот, такое состояние, когда медиа и политические структуры, а вместе с ними и население подвешены как бы в ожидании «горячей войны».
* * *
Тиллерсон приедет и уедет (примечание - уже не приедет). Новые санкции введут. Все идеи относительно сделки провалятся. «Военно-географическое общество», которое ныне правит Россией, считает, что выгодно довести дело до условного Карибского кризиса: «Вот тогда от нас отстанут надолго». Поэтому ни на какой компромисс сейчас это общество не пойдет.
Будет ли локальное военно-политическое столкновение с США или нет — вслед за которым настанет новый этап урегулирования по инициативе Запада, — сейчас неважно, потому что с точки зрения атмосферы в российском обществе этот «Карибский кризис» уже как бы есть. Общество перемещено в эту самую зону ожидания.
Если смотреть изнутри, то разница с 1962 годом существенна. Тот Карибский кризис происходил в условиях оттепели. Там совмещались два встречных процесса — оттепель и нарастание военной конфронтации. Теперь же все хуже: нет никакого политического процесса внутри России, который бы уравновешивал милитаризм «Военно-географического общества».
Кремль мыслит себя геополитическим игроком, представляющим политическую и военную угрозу. Но снаружи это выглядит не так. Путин — это не агрессия, а разновидность Чернобыля. Образно говоря, Кремль взорвал на собственной территории ядерную станцию — и по миру распространяется радиация. Поэтому главный ответный модус — не военное противостояние, а намерение просто накрыть толстым бетонным колпаком этот «политический Чернобыль».
И это очень тяжелая ситуация для российского общества. Все процессы распада, кипения и бурления пойдут под изолирующим колпаком. На языке чернобыльских инженеров это называется «укрытие», или «саркофаг». В том случае, если Путин не уйдет и если он не решит вернуться в G7 на тех условиях, которые ему предложат, — на строительство этого саркофага у стран G7 уйдет несколько лет. За это время общество под саркофагом окончательно сойдет с ума.
* * *
Чтобы жить дальше — перейдя из «пост-Крыма» в «пост-Сирию», — надо как-то заново приноровиться. То есть создать себе формы жизни, которые как бы микшируют явную противоречивость картины мира.
В «пост-Крыму» (между 2014-м и 2017-м) было два больших модуса поведения, два когнитивных стиля. Один — для тех, кто связан с большими госкорпорациями: неважно, с «Газпромом», полицией или федеральной телекомпанией. Тут сохраняется возможность получения больших бонусов. Ради этого можно слегка копировать общий гопнический стиль власти, накапливать «деньжат» и как-то веселиться в своей среде: церковные приходы, неформальные клубы молодых мамаш своего социального круга, экскурсии и внутренний туризм.
Вторая часть общества — «ответственные бюджетники» — находилась в более тяжелом положении. Директор библиотеки или школы не может покинуть свою профессию и миссию, и для него нет таких ощутимых бонусов, как для корпоративника. Поэтому приноравливаются они более пессимистично, веселья не получается. У бюджетников нет таких зажигательных пятниц, как у корпоративной молодежи, «суп пожиже, небо пониже». Но тем не менее обе эти большие социальные группы, глубоко укоренные в российской жизни, составляли базу инерционной политической поддержки путинизма.
Третий модус — миноритарное настроение, «бунтующий остаток» из числа лиц, не связанных корпоративными обязательствами и бюджетной профессией. Ныне это, например, дальнобойщики и «молодые патриоты Навального». А также лица творческих профессий, которые в посткрымский период находились в сложном состоянии ума: «Бежать? Оставаться? Сохранять оптимизм и продолжать пропагандировать институты и культуру или пессимистично удалиться в деревню и писать книгу? Дрейфовать в демшизу? Или аккуратно укреплять в себе стокгольмский синдром в достойных формах?..»
В любом случае на новом этапе все эти модусы в прошлом. На этом новом этапе — между Сирией и отодвинутым в неопределенное будущее «Карибским кризисом» без оттепели и при полном триумфе «Военно-географического общества», да еще и в процессе накрывания бетонным колпаком снаружи — социальный распад примет какие-то новые, неизвестные ранее формы. Мы тут окажемся просто изотопами.
http://www.colta.ru/articles/society/14468
Позже, через несколько лет, Масюк попадёт в плен чеченцам. Причём не во время войны в качестве заложника, а в мирное время, для того, чтобы за неё потребовали выкуп. Деньги на выкуп её из плена выделял лично Гусинский. Потом канал станет нормальным, но позже карма по ним ещё ударит. Кстати, в 1999 году ОРТ снят фильм о том, как чеченцы воровали людей в соседних областях, чтобы требовать за них выкуп. Этот фильм был сделан для того, чтобы подготовить мнение людей незадолго до второй Чеченской войны. Чтобы все одобряли. Кстати, почему-то сейчас я нигде не могу найти этот фильм.
Я отлично помню НТВ года так 1997-1999. Прекрасный канал. Своя игра, Дог Шоу: я и моя собака, Карданный вал, Перехват с Николаем Фоменко, Пойми меня. Много разных сериалов: Её звали Никита, Чак Норрис - Крутой Уокер: правосудие по-техасски, Улицы разбитых фонарей. Много разных фильмов.
Я не помню, то ли НТВ был единственным каналом, не поддержавшим Путина перед выборами в 2000 году, то ли он его всё-таки поддержал, но после выборов стал "мочить". В общем, НТВ стали прессовать. Всё началось с Послания Путина Федеральному собранию в мае 2000 года, когда он объявил, что государство не осуществляет цензуру, а вот олигархи - осуществляют. А влияния у них, по словам Путина, едва ли не столько же, сколько у государства. Тогда стали давить на Березовского и Гусинского ("меня зовут Вова, просто Вова, трясу олигархов, того и другого"). Был перерыв в давлении на каналы, когда затонул Курск. После чего, давление продолжилось с новой силой.
Почему? Ну потому что это главное СМИ было. Первые три канала. На интернет всем было плевать: Антон Носик вспоминал, что Путин ему говорил, что интернетом пользуются мало людей и в основном по работе, поэтому никто его трогать не будет. Ну и ещё потому, что Березовский и Гусинский начали "мочить" рейтинг Путина на своих каналах.
РТР отдался власти вообще без скандала. Березовский сбежал из страны, а Эрнст был послушный. Гусинский тоже сбежал, но Евгений Киселёв послушным не был. Он заявил открыто о давлении власти на канал, а в эфире транслировались коридоры телеканала, чтобы, если начнётся штурм, все это сразу увидели.
Тем не менее, захват состоялся. Назначили Йордана. Это американец, который говорит по-русски - а раз американец, значит знает, как правильно вести бизнес, а также всё про свободу СМИ. И так оно и было. Но на НТВ его не любили, потому что ставленник Путина. Один сотрудник вспоминает: "он нам сделал комнату отдыха, а мы ей не пользовались, потому что мы не любили Йордана. Но когда его убрали, начали пользоваться комнатой, и оказалось что она очень удобная". Когда убрали Йордана и поставили Картозию, тогда все поняли, что при Йордане-то, было нормально. Совсем как раньше, только Путина запретили ругать (двойная сплошная, как бы сейчас сказали). Прекрасные же передачи были: Квартирный вопрос, Принцип домино, Школа злословия, Намедни, Своя игра, Тушите свет, Красная стрела, те же фильмы с сериалами... А вот при Картозии, НТВ стал той помойкой, какой мы этот телеканал знаем сейчас.
Что интересно, даже при Картозии был журналист, за которого не стыдно - Пивоваров. Когда ушёл Парфёнов, еженедельная передача Намедни превратилась в еженедельную программу Максимум - даже с теми же людьми в штате. Пивоваров был вторым человеком после Парфёнова в Намедни - он и стал главным. Именно Пивоваров был первым человеком на ТВ, который рассказал о массовых протестах в декабре 2011 года. А сейчас ведёт прекрасную передачу Редакция - в интернете, и ещё на каком-то телеканале показывают. Некоторые ругают его за то, что недостаточно смелый, что он боится - и он сам этого не отрицает.
Что касается старого НТВ - естественно крут Парфёнов, его речь на премии Листьева - просто ах. Он, кстати, тяжело переживал его смерть. Ничего не скажу про Миткову, вроде как что-то плохое сделала. Максимовская вела прекрасную передачу на РЕН-ТВ, но недавно "зашкварилась", агитируя проголосовать за новую конституцию. Норкин "зашкварился", став ведущим ужасного ток-шоу. Про Лобкова скажу немного больше - он делает прекрасные репортажи на телеканале Дождь, он один из трёх людей, из-за которых я этот телеканал вообще смотрю. Качество этих репортажей говорит о его высоком професионализме, он делает подробные разборы тем, которые ему поручили осветить. В прошлом, ещё в 90-х, попал в какую-то некрасивую историю, когда подробности его интимной жизни стали известны обществу - но тут скорее стоит поругать тех, кто это выложил на поверхность, так как личное есть личное. И в 2015 году он косвенно признался, что всё правда, когда совершил камин-аут, признавшись, что он болен ВИЧ, и что ему осталось жить всего лишь несколько лет. Может, поэтому он так сильно выкладывается на своей работе? Кстати, он в ноябре с Дождя ушёл - видать, здоровье всё. Но в феврале вернулся, видать отдохнул.