Иммобилизация, або Сидеть, кому сказал!
Меня тут в который раз спрашивают – понимаете ли вы, что распад Снигерии на баронства, майораты, аллоды, и прочие Камызякские Народные Республики приведет к тому, что лопнувший снигерийский пузырь с говном и кровью забрызгает всех – и вас в том числе?
Попрутся через границу Нени северные аналоги канаков и пуэрториканцев, прячась в двойных стенках гуманитарных рефрижераторов. Образуются рязанские и колымские землячества, отгородившие окраины Борщаговки под свои бревенчатые махалля с наличниками на пластиковых окнах, а джигиты в косоворотках начнут нагло плясать камаринскую на Крещатике и тыкать указательным пальцем в небо: «Спартак-чемпион!»
То же самое спросил меня Роман Чайка в эфире, я как-то заменжевался и не нашел сразу ответ. Но потом пересмотрел материалы кафедры, которая как Том Бомбадил – все знает, но ничего не помнит. Будет очень нетолерантно, так шо терпите.
***
Кацапы крайне неподвижны в качестве трудового ресурса. В отличие от любого кубинца или марокканца, любой ценой рвущегося в Мир Белых Людей, даже если придется плыть через залив с акулами толкая перед собой надувной матрас, и посадив на него шестерых детей, снигерийцы предпочтут жить и умереть в родном говне. Раки не выберутся даже за околицу своей деревни – посмотреть на могилу известного писателя, в честь которого назван их район. Если вы не верите, поинтересуйтесь так, между прочим, чем занимался Столыпин. Он, как мог, выкуривал этих сидельцев из родных нор, подорвал на работе здоровье и умер прямо в театре во время представления.
Настоящего матерого кацапа из избы не выгонит ни радиация, ни кислотный дождь – он предпочтет мутировать и жить под родной корягой в виде рака уже буквально.
Даже всемирное нашествие русских проституток, осуждаемое Мизулиной и профильными комитетами ООН, в отличие от сезонного перелета украинских фей в начале-середине 90-х, приходится организовывать сутенерам всех национальностей, практически как туроператорам и регулировщикам дорожного движения. Матерые работорговцы, услышав традиционное «хочу, но боюсь», в отчаянии разбивают себе фейспалмом дорогие рейбэны на усатых турецких мордах.
Это отважная «роксоланка» в лихом 93-м, уволившись с помирающей камвольной фабрики, покидав в чемодан смену трусов, пачку презервативов, косметичку и любимого плюшевого медведя, самостоятельно рушала в путь за мечтой. Ехала ночь в тамбуре душегубки «Жмеринка-Москва», задыхаясь от «Партагаса» и командировочных носков, выходила, жмурясь от солнца на перрон Киевского вокзала, подходила к ближайшему милиционеру и нагло спрашивала: «Дяденька, а где здесь у вас Тверская – там, где валютные проститутки стоят?»
Россиянок же, которые соглашались мессалинить только в родном лупанарии при рязанском автовокзале, фаловщикам приходилось сбивать в коллективы. Потому что «ой, в том Тайланде страшно, я там никого не знаю...» Послушай! – убеждал ее усталый работорговец – Все равно же передком торгуешь! Так давай в Тай. Там хоть заработаешь денег, а не консервов и колготки... «Ой-нязнаю» - отвечала наташа - «Одной боязна-та... люди чужыя-та...»
В итоге тайский клиент, оплатив одну «русскую княжну», получал бонусом еще троих бесплатно, потому что без подружек наташа идти к незнакомому человеку боялась.
Ладно, смех смехом, давайте серьезно.
***
Общинная иммобильность – вечный тормоз российского общества. Складывалась она исторически – в нищей и голодной стране с плохими дорогами любое перемещение превращалось в лютый квест, не хуже похода к Ородруину. Люди поколениями рождались и проживали в круге с диаметром в десять верст, и в нем же умирали, создавая мифы про «лутше нашой Нижней Выжмы места в мире нет», да про городских песиглавцев с одним глазом во лбу.
Крепостное право довело систему вмороженных пожизненно в место рождения великороссов до совершенства, и даже свободные были обязаны получать подорожные – внутренние паспорта, как издевательство над понятием «passé-porte» вообще. Путешествие из Петербурга в Москву на практике соответствовало пересечению добисмарковской Германии из десятков игрушечных княжеств, разделенных шлагбаумами, таможнями и усатыми гефрайтерами.
Любой свободный электрон рассматривался априори как преступник, и если в Англии это имело экономическое и социальное обоснование – выгороженный бродяга, не имея постоянного дохода и бесконечного мешка с лембасом, неизбежно превращался в попрошайку или вора, то в России требовалось согласовывать даже выход на промысел. Потому что нечего ходить где вздумается.
Дураки и дороги взаимосвязаны – если человека лишать дорог, он неизбежно станет дураком.
***
Крушение крепостной системы привело к тому, что в Снигерии никакой системы не осталось вообще. Ракоцапы цепко сидели на полатях под корягами, плодились до нескольких десятков на десятину, до очередного неизбежного голода, предсказуемо вымирали до одного десятка на десятину – и опять плодились до следующего планового голода раз в три года. Вытащить из-под коряг их было невозможно, солнечного света и городских песиглавцев они боялись до икоты, мануфактурить и создавать индустрию в городах не желали, и от родной березки их можно было оторвать только имперским военкоматом. Российская армия, наверное, единственная в мире, которая не страдала от дезертирства – служилый боялся выйти в неведомый мир больше, чем шпицрутенов.
Даже театрал Столыпин ничего не смог сделать. Отбывающие на производство хрестьяне отрывались от российского днища как болотный газ, всем пузырем. И таким же пузырем прилеплялись на какой-то путиловский завод, где основывали спорами новую деревню со всем иконостасом – неспешными обедами, посадами, слободами, деревянными ложками и драками улица на улицу.
- Ну вас нахуй, - сказал в отчаянии Столыпин – раз вы ни вагонами, ни галстуками не лечитесь – застрелюсь я, пожалуй. Эй, кто в театре, есть у кого-то револьвер?..
***
Справиться с вросшими в землю ракоцапами не смог даже Советский Союз, который справился аж с самой оспой. Если кто думает, что паспорта крестьянам не выдавали ради закабаления колхозников – так он матчасти не знает. Колхозник, хоть и в извращенной социалистической форме, но все так акционер сельхозпредприятия. Соответственно на него приходится доля акций его «Ленинского Пути» со всеми активами и пассивами. Чтобы покинуть колхоз, надо зайти в сельсовет, написать заяву о выходе, подбить долги, получить выходные, закрыть ведомости и написать отказ от пая, кроме хаты.
После чего – свободен на все четыре стороны, никто не держит. Ездить по району и области можно и по справке, а паспорт был нужен для трудоустройства в другом месте, что автоматически обозначает увольнение с предыдущего (в СССР все были обязаны где-то работать, даже Бродский и Цой). Поэтому паспорт тогда не выдавали по умолчанию при достижении 16 лет, а оформляли по требованию. Что, в принципе, понятно сейчас любому предпринимателю, заключающему или расторгающему договор.
Более того, в условиях избытка хрестьянства сами колхозы всячески выталкивали лишний народ «учиться на трахтариста, або на учителку». Потому что вернувшегося после обучения пайщика можно было пристроить на нужную работу за галочки в учетке, а вот наемная со стороны учительница или фельдшер обходилась в полноценную зарплату, независимо от урожая.
Любое индустриальное общество, независимо от капитализмов чи коммунизмов заинтересовано в том, чтобы из селюка с тяпкой получить лекальщика высокого разряда или врача. Предполагается, что и селюки в этом заинтересованы. Но, как оказывается, не везде.
***
В итоге первыми из мест колхозной агрикультуры свалили именно украинцы, массово расхватавшие паспорта, пославшие нахуй остоебенившую квасолю та огирки, и поехавшие осваивать крайние северы и дальние востоки. Так или иначе, благодаря механизации и ядовитым удобрениям, повысившаяся урожайность сделала лишними значительное число селян. И вместо того, чтобы в прадедовской хате надстраивать пятый уровень полатей, над бабкой, дедкой, внучкой и жучкой, молодые украинцы просто уезжали в Большой Мир. Иногда на велосипедах.
Именно этим объясняется массовое нашествие фамилий на «-ко» в тех убогих российских местах, где чумаки никогда не ходили. Кто не в курсе – советская Воркута была практически украинским городом, откуда утомленных полярной ночью школьников вывозили отдыхать в Украину, а не в Сочи.
Правды ради надо сказать, что вторыми по трудовой мобильности были грузины. Усатый мимино в кепке-аэродроме, торгующий цитрусовыми помидорами «вах, девущька, слушай, купи слатки апильсин» – российский сказочный персонаж. В реальности батоно рубили шахты и прокладывали трубопроводы не хуже наших посполитых. Что же, как показала истории, кацапы сумели отблагодарить в полной мере за труд на благо их страны как одних, так и других.
А вятка-всмятку, пермяки-солены-уши и прочая вологда-гда вторую тысячу лет сидела под корягой, и сторожко водила оттуда усиками, наблюдая за летающими туда-сюда самолетами с трудовыми кадрами, вопрошая: «а чевой-та ани лятают?..» Иногда ее насильно вытаскивали из под коряги, выдавая путевку в необычные и пугающие места, где она быстро сходила с ума – что выразительно показано в фильме «Любовь и голуби».
Приученные веками сидеть на цепи, кацапы не отходили со двора даже тогда, когда цепь с них сняли.
***
Поэтому я не боюсь массового исхода из будущей фрагментирующейся России. Выпрыгнут те, кто и без того уже давно на низком старте. Из них половина окажется евреями, где везде гожи, а вторая половина постарается перепрыгнуть через «Белоруссию родную, Украину золотую» куда-нибудь в зону благословенного азюля, вырывая его изо рта бедных многодетных муслимов.
Это не муравьиные китайцы, расширяющие спиралями территорию своего муравейника, следуя друг за друга по феромонному следу. Это не американцы, кочевники асфальта, "продал дом во Флориде, через час купил такой же в Калифорнии". Это не украинцы, трудовые рейдеры на сверхдальних расстояниях. Это репа, которая растет там, где ее посадили.
Подавляющее число репоедов будет в своем уезде резаться насмерть за право первым раскопать курган с тушенкой, левомицетином и соляркой, оставшихся от советской Атлантиды, чисто по Беркему.
Кто останется в Неньке – тоже сгодится на что-нибудь. Привыкшим к казенному патернализму Раисы, и боящимся западного гомосекса и рокендролла снигерийцам придется где-то научиться жить, хотя бы примерно, по-человечески. Украина может стать тренажером. Патерналистской модели с азюлями и пандусами для домашних улиток я в Украине на предвижу еще лет десять, бо грошей нема, и тут будет весело, но непросто. Пока поляки моют в Европе унитазы, а мы моем унитазы полякам – кто-то должен мыть наши унитазы тоже. Приучаясь к труду, а не к ренте.
А остальные так и будут сидеть в том месте, где их на грядке посадили, пока их смерть не разлучит нас, аминь.
***
Необходимая дисклайма, две штуки: 1) выводы нашей катедры могут быть ошибочными; 2) мы никогда не считали, и не считаем проституток людьми второго сорта.
