стреляешь не туда
»Сало с №востями песочница политоты острый перец интервью больше тегов богу тегов статья ополченец в Донецке всё плохо вот вам и все теги разная политота политота
Публикуем интервью белоруской редакции «Радио Свобода» с боевиком «ДНР», чтобы вы могли оценить забористый коктейль из манной каши, «русского мира» и тараканов в его голове.
Совершенно непонятно, каким уровнем интеллекта надо было обладать, чтобы в Донецке зарабатывать всего 100 долларов, и говорить, что кругом нищета, когда в город деньги вваливали, как сумасшедшие, а автосалоны не успевали менять в витринах новые модели Lexus и Range Rover.
Вероятно, товарищ – классический представитель, скажем так, не обременённого особым интеллектом рабочего класса. По месту жительства работы, где будут платить миллионы за то, что он в носу ковыряется, не нашлось, и он уехал в Киев шабашить. Там стал зарабатывать за ту же работу больше просто потому, что в столице, в принципе, больше платят.
Потом у него внезапно врубился тумблер «Беркут жгут» и «Надо защищать Бомбас», а в итоге он спетлял в Беларусь, где, наконец, нашёл С-стабильность. Прямо-таки американская мечта на донецкий манер.
Корреспондент «Свободы» встретился в Минске с бывшим боевиком «ДНР» Романом Джумаевым, на которого в Украине заведено уголовное дело за участие в незаконных вооружённых формированиях. Джумаев не признаётся в том, сколько человек он убил.
Роман Джумаев родился в Мариуполе в 1991 году. По специальности – программист. Летом 2014-го пошёл воевать против украинских властей на стороне сепаратистов, был в составе интербригады «Пятнашка». Принимал участие в битве за Дебальцево, воевал с «Киборгами» в Донецком аэропорту. В Украине за участие в незаконных вооруженных формированиях на него завели, как минимум, одно уголовное дело. Сведения о Романе можно найти на сайте «Миротворец», где аккумулируется информация о сепаратистах. По информации портала, он обвинён по статье 260 часть 5 Уголовного кодекса Украины (участие в незаконных вооружённых формированиях).
Но летом 2015 года Роман уехал с Донбасса. Теперь живёт обычной жизнью в Беларуси, в Марьиной Горке. Работает менеджером по продажам, ни от кого не прячется. Бывший боевик согласился дать «Свободе» эксклюзивное интервью, в котором рассказал о своём участии в войне и о том, как оказался в Беларуси.
- Роман, как так получилось, что ты теперь живёшь в Беларуси?
- Я приехал в Беларусь в конце июня 2015 года. У меня здесь живёт мать. Она приехала с сестрой в самом начале этих событий. Всегда звала меня сюда. Вот и я с девушкой приехал. Получил разрешение на работу в Беларуси на год. Сам я из Мариуполя, у меня украинский паспорт.
- Почему ты решил уехать из «ДНР»?
- Ну, мы как-то решили с моей девушкой, что нужно уезжать. Сама она из Мариуполя, она там жила. Мы договорились, что у неё заканчивается сессия, и мы поедем. На самом деле, несмотря на блокпосты, я периодически ездил к ней в Мариуполь – на свой страх и риск. А потом узнал, что мой друг, который сейчас служит в мариупольской милиции, завёл на меня ещё одно уголовное дело.
- А ты не боишься, что у тебя из-за этого будут проблемы здесь, в Беларуси?
- Ну, как сказать... Я знаю, что белорусам, которые воевали на Донбассе, грозит уголовная ответственность. Но я же ничего не нарушаю в Беларуси – я сюда приехал как простой гражданин.
- Это понятно. Но Украина может направить запрос на твою экстрадицию…
- Ну, если она будет направлять запрос, то тогда надо на многих отправлять. Я здесь уже много людей встретил, которые были и в «ДНР», и в «ЛНР». Наших тут, на самом деле, много. Очень много людей я просто случайно встретил. Я повстречал человека (сам он из казаков), с которым вместе помогали раненым, когда железнодорожный вокзал разбомбили в Донецке... Так что высылать запрос придётся на многих.
- А белорусские правоохранительные органы тобой не интересовались? Даже на разговоры не вызывали?
- Никто ничем не интересовался. Я сюда приехал через территорию России. Сам пошёл в отделение миграции, попросил меня оформить.
«Я получил последнюю зарплату в Киеве, купил экипировку и поехал в Донецк»
- Как ты оказался на войне?
- Когда начались все эти события, я работал в Киеве. Я видел, как всё происходило на Майдане, как жгли «Беркут». Мне это не особо нравилось, потому что мой прадед воевал (не видим связи – прим. редакции). Потом я приехал в Мариуполь, и как раз в мае месяце был разгон митингующих. Потом в июне был расстрел ГУВД (часть местной милиции выступила на стороне сепаратистов – РС) батальоном «Азов» – я как раз там был (если бы знал, что это был штурм орками ГУВД – прим. редакции). И вот мы с другом решили воевать, хотели ехать в Луганск. Я как раз получил последнюю зарплату в Киеве, купил экипировку. 4 августа доехали на поезде до Донецка (тогда ещё ходили поезда), а вокзал абсолютно пустой. У вокзала стояла «Нива» камуфляжного цвета, рядом «ополченец» пил кофе. Мы спросили, как доехать до Луганска. Он сказал, что трасса Донецк – Луганск перекрыта, там украинские войска. Предложил остаться у них. Мы согласились.
- Что было дальше?
- Этот «ополченец» повёз нас туда, где они базировались – на улицу Стратонавтов в посёлке Октябрьский. Это как раз рядом с Донецким аэропортом. Нас отвели на посты, выдали СКС (самозарядный карабин Симонова – РС) и 10 патронов. А я в армии не служил, оружие никогда в руках не держал. В первую же ночь начался миномётный обстрел. Первые недели я был там, на Стратонавтов. А в сентябре перешёл в интернациональную бригаду «Пятнашка», там нас уже действительно начали обучать. Мы познакомились с «Абхазом» (полевой командир, возглавлявший бригаду – РС). Базировались на заводе «Сармат» в Донецке, там ещё рядом находился бывший университет баптистов (Донецкий христианский университет – РС) – они уехали, потому что были полностью за Америку (просто вы строили православную джамахерию – прим. редакции).
- В интербригаде служили преимущественно иностранцы?
- Почему изначально бригаду назвали «Пятнашка»? Потому что сначала их было 15 человек – все из России приехали. Было там четыре француза, потом появились абхазы. Но после большинство было всё-таки из местных. Россиян от общего числа было 30% – все добровольцы.
- Я все же не понимаю. Получается, когда всё началось, ты жил и работал в Киеве. То есть до тебя война не дошла. Ты мог туда вообще не лезть. Зачем?
- Понимаете... Я поехал потому, что у меня прадед воевал, всю Украину прошёл и вернулся с оторванной рукой. И георгиевская лента, и всегда мы были за Россию (!!! – прим. редакции). А теперь... Я принял сторону Донецкой области, потому что я сам из Мариуполя. Я видел, как люди работают, как последнюю копейку экономят. А тут эти прыгают – мы хотим в Европу (надо работать за копейки, какая Европа – прим. редакции).
- Но вас же при этом не трогали. Никто русский язык на Донбассе не запрещал.
- Никто никого не трогал. Изначально вроде бы никак не ограничивали. Но потом начали жечь «Беркут», «Беркут» – из Донецкой области, и люди начали подниматься – как это так, наших ребят жгут. Хотя до этих событий, скажу честно, мало кто любил «Беркут» и вообще милицию (да что ты говоришь – прим. редакции). В действительности «ополчение» – это что? Каждый шёл туда с какой-то выгодой, грубо говоря, для себя. Для меня выгода – почтить память деда (разнеси по камушку свой регион, почти деда – прим. редакции). Чтобы у меня в Мариуполе не ходили из Западной Украины и не чувствовали себя, как дома (сказал человек, который ходил по Киеву и чувствовал себя, как дома – прим. редакции).
- А что там вообще люди хотят? Что они хотят построить? Какова конечная цель всего этого?
- Если в Мариуполе был референдум (непризнанный мировым сообществом референдум о независимости «ДНР» – РС), весь город пришёл голосовать. Все, кто голосовал, думали, что это референдум за присоединение к России. Как оказалось, нет (сразу видно в ситуации люди разбирались – прим. редакции). У всех была мысль, что Россия нас примет. А по факту всё это тянется, тянется… К «ополченцам» люди часто подходят и спрашивают: когда это закончится? Если бы я знал! Сейчас, на самом деле, местные жители уже ничего не хотят. Они просто хотят, чтобы это всё закончилось. Столько людей погибло, столько разрушений. Посёлок Октябрьский (это между вокзалом и аэропортом) просто стёрт с лица земли, нет ни одного дома. И таких посёлков много.
- А глядя на это всё, на все эти жертвы, у тебя не появляется мысль, что всё было зря?
- Ну, с моей стороны я не скажу, что всё было напрасно. Я знаю, что многим людям там помог. Конечно, может, если бы всё это не началось, то и не надо было бы ничего делать... Но я всё равно не думаю, что всё закончилось бы просто так, мирным путём... Так или иначе, что-то было бы.
- А ощущения, что Россия предала Донбасс, нет?
- Когда находишься здесь, какие-то такие ощущения есть... Не скажу, что предала. Скорее, предала та власть, которая была и наполовину ещё есть на Донбассе. Вот первоначально «ЛНР» руководил Болотов, у него был помощник. Этот помощник сейчас гуляет в Киеве, в кафе. К нему подходят украинские активисты, снимают на камеру, спрашивают: а что вы здесь делаете? А он говорит, что у него от СБУ справка, что претензий к нему нет. Вот при них началась вся эта заварушка, они были зачинщиками, а теперь свалили. Сейчас под видом украинских диверсионно-разведывательных групп убивают всяких Мозговых. Украинские ДРГ на территории «ДНР»? Ну-ну. Это просто идёт ликвидация тех, кто не нравится властям. Теперь вот нашу «Пятнашку» хочет признать организованной преступной группой сам Захарченко, потому что «Абхаз» не захотел подчиняться.
- Россия оказывала вам поддержку?
- В плане питания для «ополченцев», в плане обмундирования поддержка была. В плане оружия при мне было, что сама украинская сторона продавала нам оружие налево и направо (Украина продаёт «Д/ЛНР» российские танки, грады, «выхлопы»? – прим. редакции). Что нам Россия кучу оружия присылала – это бессмыслица. Нет, возможно, кто-то провозил оружие через границу... Но у нас были украинские автоматы (вы их в отжатых частях и в оружейках захватили, разве нет? – прим. редакции). Ну, приехал к нам Жириновский, подарил «Ниву». Ну, Пореченков стоял в аэропорту и из пулемёта стрелял. Ну как они мне помогли?
- А ты был там, когда стрелял Пореченков? Зачем он это сделал?
- Да, был (прямо везде был человек – прим. редакции). Зачем? Он простой мужик. Сказал: дайте пострелять. Мы дали - он пострелял.
- То есть российскую армию ты на Донбассе не видел?
- Нет. Много было людей, которые нам из России помогали. Но саму армию не видел.
- А так называемые «отпускники»?
- Вот у нас был пацан с позывным «Север». Так называемый «отпускник». Он брал так называемый «отпуск» в российской армии и приезжал в «ДНР». Потом задним числом его списали. Он и сейчас в «ДНР». Вот такой «отдых».
- Ну, понятно, что в части знали, куда он едет.
- Логично. Но вы поймите, мне скрывать нечего. Я считаю, что «ополчение» – те, с кем я начинал, это были идейные люди. Ведь не было никаких зарплат. Сейчас отчасти там люди не идейные. Они там потому, что есть нечего, а зарплата – 15 тысяч рублей. А для Донецкой и Луганской области это довольно-таки хорошо. Когда я там был, я половину своей зарплаты отдавал людям. Женщинам, мужчинам, хорошо одетым, но тем, кто просит милостыню. У людей там просто нет денег на еду (заставь земляков голодать, почти память деда – прим. редакции). То, что говорят, – приходит гуманитарная помощь от России... Да, приходит. Но, как мне рассказывал мой друг из «ЛНР», они разгружали эту гуманитарку, а потом пооткрывались магазины, где продавалась эта же гуманитарка. В «ДНР» с этим было проще, там был Захарченко (лидер донецких сепаратистов – РС)…
- Захарченко – что за человек?
- Простой мужик. Мог сидеть с нами и есть тушёнку у костра. Мог сам спокойно пойти в бой.
- А он идейный?
- Казалось, что идейный (слишком много вам казалось – прим. редакции). В том же Дебальцево (говорю напрямую) у нас были приказы ВСУ (Вооружённые силы Украины) брать в плен, потому что там в основном призывники, а «Правый сектор» и остальных – не брать.
- Это был приказ Захарченко?
- Да, это был его приказ. Но после оказалось, что приказы часто им же и нарушаются. То есть он может сказать, а потом в тот же момент, мол, не трогайте их. Вот это для меня был нонсенс. Непонятная политика... И с этими Минскими договорённостями сейчас очень много парней погибает.
- Ты согласен с утверждением российской пропаганды, что на Донбассе идёт война против «украинских фашистов»?
- Ой, ну после Дебальцево я вообще со всем согласен. Я видел мужика, у которого не было половины пальцев на руке. К нему пришли из какого-то добровольческого батальона отбирать его ГАЗель, он не хотел отдавать, потому что занимался перевозками и кормил этим семью. А ему пальцы отрезали и машину отобрали.
- А ваши не зверствуют?
- (После паузы) Везде есть паршивая овца (то есть можно говорить, что на Донбассе Украина воюет против пророссийских фашистов? – прим. редакции). Были случаи, когда «ополченцы» расстреливали гражданских в машине просто потому, что хотели машину отобрать. Таких случаев и с одной, и с другой стороны – масса. Я же не говорю, что все, кто в ВСУ, плохие. Есть там и хорошие люди.
- Общаясь с людьми, которые воевали на Донбассе, я обратил внимание на то, что они по-разному относятся к самому факту того, что им приходилось убивать людей. Некоторые хвалятся этим. А как ты?
- Ну, я не считаю, что это хороший поступок.
- А ты знаешь, скольких ты убил?
- То, что я знаю, пусть останется при мне... В аэропорту, скажем так, было трудно. Небольшое замкнутое пространство, и ты всё знаешь.
- А что ты чувствовал, когда впервые убил человека?
- Первый раз я ничего не чувствовал. Это был такой страх, такой адреналин, что не задумывался вообще, там вообще мозг отключен...
- Ты принимал участие в штурме Донецкого аэропорта. Когда ты туда попал?
- Первого октября нас собрал «Абхаз» (нас было уже около 200 человек) и сказал, что идём на штурм аэропорта. Мы собрались на железнодорожном вокзале (это был пункт отправки) и сразу попали под обстрел. Второго октября мы уже начали базироваться на Стратонавтов. Вообще аэропорт можно было захватить в течение нескольких дней. Но команды были непоследовательными: то вперёд-вперёд, то назад-назад. В большей степени «ополченцы» погибали из-за команды «назад-назад».
- Большие потери были?
- Да. В аэропорту было много случаев, когда наши генералы посылали людей просто на убой. На самом деле, и ВСУ скрывает реальные потери, и мы. Но у нас тогда они даже не то, что скрывались, там просто всех учесть было невозможно.
- Кто брал аэропорт?
- Там стояла бригада «Гиви», бригада «Моторолы» и мы – наши три бригады участвовали в захвате аэропорта. «Гиви» до войны был охранником в магазине. Как по мне, он нормальный командир. А вот «Моторола», этот «метр с кепкой», у него сильная «звёздная болезнь», много людей на убой отправил. Взяли мы сначала гостиницу, потом здание милиции на территории аэропорта (ну как здание – там не было зданий, там всё было разрушено). Потом где-то в середине октября 2014 года взяли старый терминал, и потом уже большую часть времени мы базировались в старом терминале. Большая часть аэропорта была наша. Только в новом терминале была заблокирована небольшая горстка украинских бойцов, может, человек 100 («Киборги» – РС). Им выбраться было уже невозможно (интересно, как там ротация проходила, если выбраться невозможно было? – прим. редакции). Новый терминал штурмовал в основном «Моторола» со своей бригадой «Спарта».
- Для тебя война на Донбассе – гражданская?
- Ну как сказать... С одной стороны – да. У меня двоюродный брат одно время был в батальоне «Азов», а мой дядя (его отец) вступил в батальон «Донбасс». То есть, на самом деле, брат против брата. Как по мне, это гражданская война. Хотя кого там только нет: и абхазы, и словаки, и даже нигерийца встречал... Просто Запад и Россия делят всё на территории Донецкой и Луганской области (угар! – прим. редакции).
- Что должно произойти, чтобы на Донбассе закончилась война?
- По моему мнению, если Россия нас не заберёт, то ничего не закончится. Будет долго и нудно, и всё то же самое.
- Как тебе кажется, с Беларусью может случиться то же, что случилось с Украиной?
- Маловероятно. Хотя я и вижу, какими тут давят налогами и так далее, но на самом деле вы стабильно живёте. У нас и до войны люди хуже жили. Белорусы говорят: «как мы плохо живём», но у всех иномарки. А в Донецкой области, когда люди говорили: «как мы плохо живём», то это действительно плохо. Зарплата максимум 100 долларов и иномарки – редкость (ШТО? В Донецке иномарки – редкость? Зарплата 800 гривен? Такой зарплаты в Торезе и Селидово не было, не то, что по региону. Средняя официальная по региону до войны – 3500, самая высокая в Украине, не считая Киева, – прим. редакции). Поэтому не думаю, что у вас такое начнётся. У вас нет той степени накала в обществе, что была у нас (сказал человек, который говорил, что никого не ущемляли и «Беркут» не любили, а потом как-то началось – прим. редакции).
- Ты планируешь и дальше оставаться в Беларуси?
- Пока я не могу вернуться в Мариуполь – да. Посмотрим. Может, какой-то новый закон введут, и здесь нельзя будет работать. К примеру, ранее предприниматели не платили налог в Фонд социальной защиты на иностранцев, поэтому охотно брали украинцев. Теперь с 1 января этот взнос ввели, и теперь украинцев массово увольняют. Но самое интересное, что мне 17 марта исполняется 25 лет и заканчивается украинский паспорт. И я не знаю, что делать дальше (смеётся) (к успеху пришёл – прим. редакции).
Всем добра.
песочница политоты Вторжение в Украину 2022 Россия песочница много букв политика
Как «мамочки» обеспечивают российскую армию вместо Минобороны
ИМХО: Знаете, вот вроде бы уже 4 месяца прошло, но после прочтения таких статей в голове только ужас. Это же насколько сильнО желание отрицать самую главную проблему и причину происходящего, в лице нашего государства. Насколько сИльно можно бояться сказать своим правителям "вы там охуели уже наших детей на смерть посылать?". Я стараюсь быть оптимистом и верить в людей, хотя подобные тексты подтачивают мою веру в нормальность окружающих. Как же заебало всё это, товарищи.Сообщения о проблемах с обеспечением российской армии поступали с самого начала полномасштабного вторжения в Украину: нехватка военного снаряжения, советские аптечки вместо современных и просроченные сухпайки. Россияне, которые возят гуманитарную помощь солдатам на фронт, рассказали «Важным историям», на чьи средства и зачем они это делают. Военные высылают им длинные списки потребностей — от трусов до дорогостоящих квадрокоптеров, что говорит о нехватке как бытовых вещей, так и технического оснащения. Влияет ли эта помощь на реальную ситуацию в российской армии и что она говорит о поддержке россиянами войны?
«Сначала мы их кормили, потом одевали, теперь обеспечиваем безопасность»
Наталья живет в приграничной Курской области. Она владелица банного комплекса — именно на работе она познакомилась с российскими военными, которых перебросили в город за две недели до начала войны. По словам Натальи, они начали «атаковать» городские бани: всем надо было помыться и постираться. Она предложила военным обращаться к ней, если им понадобится помощь, и оставила свой телефон. Первый звонок с просьбой о помощи поступил уже спустя 10 дней после начала войны. Военные попросили привезти сладости и носки. Первую машину с грузом Наталья собрала «своими силами, по-семейному», сама отвезла на границу и отдала «лично в руки».
«После этого начались бесконечные звонки — помощь нужна была всем, — рассказывает Наталья. — Стали просить от еды до зубных щеток. Уже в марте пошли другие списки: берцы, бронежилеты — когда начались серьезные боевые действия, всё поистрепалось, было много обгоревших вещей. А дальше еще лучше: с апреля начали приходить заявки на квадрокоптеры, тепловизоры, радиостанции. Если сначала мы их кормили, потом одевали, то теперь обеспечиваем безопасность».
Когда запросы от солдат изменились, выросли и траты Натальи на российскую армию, поэтому она стала привлекать и других людей: сейчас вместе с ней собирают деньги и необходимые вещи две с половиной тысячи человек. «Начиналось все с пачки печенья за 30 рублей, потом бронежилеты за 15 тысяч рублей, шовный материал для госпиталей за 25 тысяч, а затем и квадрокоптеры за 450 тысяч. А последний раз мы отвезли глушитель, который глушит дроны, он стоит 1 миллион рублей, эти деньги мы собирали неделю. Его попросили спецназовцы, пожаловались, что противник закидал дронами», — говорит Наталья.
На вопрос, не считает ли Наталья, что солдат должно оснащать государство с миллиардным бюджетом на оборону, которое и развязало эту войну, а не обычные жители страны, которые и так платят налоги, она отвечает: «Я не дискредитирую нашу армию. Армия у нас мощная, государство у нас мощное, но тем не менее по уставу не всем положены вещи, которые на самом деле нужны каждому. Например, артиллерийским войскам по уставу не положены квадрокоптеры, пехотинцам вообще ничего не положено, и они погибают в боевых действиях. А по уставу все прекрасно, все сходится, армия всем обеспечена».
О проблемах с оснащением у контрактников Наталья знает со слов своего брата, который сейчас воюет в Украине. «Он мне такие вещи рассказывает, и это спецназ (элитные войска. — Прим. ред.)! Он и еще четыре бойца из его бригады потеряли в бою свое оружие, и теперь уже неделю без него. Они подходили к своему генералу, а он сказал: „Потеряли — это ваша проблема. Никто вам ничего не выдаст“. Поэтому я не смогла остаться в стороне. У меня уже есть благодарственные письма и медали от полковников, которые говорят лично нам: „То, что делаете вы [волонтеры], и близко не делает Минобороны“».
«Все на деньги мамочек»
Мария работает продавцом-кассиром в «Пятерочке» в одном из приграничных райцентров в Белгородской области. В свободное время она и еще примерно 60 женщин, в основном матери военных, собирают посылки, как говорит Мария, «на фронт». Свою мотивацию помогать российской армии она объясняет тем, что ей жалко военных — «детей», «ребят», проходящих через их поселок.
«Мы им сапожки покупали, и ноги были у них босые, даже не было на них носочков. Мы ребят обували, одевали, кормили. Все [покупаем] на деньги мамочек. Многие из тех, кого мы провожали, сейчас пропали без вести», — рассказывает Мария.
Мария признает, что украинские военные экипированы лучше. Как и остальные волонтеры, белгородские женщины скидываются на беспилотники: «Мы сейчас собираем на три квадрокоптера — не хватает им, потому что их сбивают. Много чего не хватает по ихней части. У той [украинской] армии, конечно, экипировка [лучше] — у наших такой нету. Но ничего, все равно справляемся. Нам это не в тягость, понимаете? Мы, наоборот, хотим помогать, чтобы ребята довольны были».
По словам Марии, военные, которым волонтеры купили квадрокоптер, уже совершили с его помощью «подвиг»: «Мы помогали им просто как ребятам, а они героями оказались, им медали дали». В доказательство «подвига», совершенного с помощью подаренного квадрокоптера, Мария показала видео, на котором взрывается лодка с военными на неизвестной реке.
«Я как мама как будто для сына это все делаю»
Елена — многодетная мать из Орловской области, раньше работала бухгалтером, а «теперь вся в солдатах». Полгода назад она похоронила 19-летнего сына, который попал в автокатастрофу. Теперь она снабжает российскую армию, потому что «там такие же 19-летние мальчишки». «Я как мама как будто для сына это все делаю», — говорит она.
В начале войны Елена поучаствовала в акции, в которой россиянки писали письма военным со словами поддержки. Адресат ее письма — спецназовец — ответил и написал, в чем нуждаются солдаты. «Так и началось все: с трусов, футболок, носков, а потом пошли уже и продукты питания, и оптика, и рации. Потом я сама связалась с одним из полевых госпиталей, там дефицит есть всегда. Например, не хватает кровоостанавливающих губок, это дорогостоящий материал, но очень нужный [в лечении раненых]. Как-то позвонили из ремонтной роты: они ремонтируют танки. Говорят: „У нас льет дождь, мы все в грязи, сушиться негде“. Я помчалась, накупила им резиновых сапог», — рассказывает Елена.
Сейчас в ее волонтерском объединении около 300 человек, Елена раз в две недели ездит на границу «передавать груз». Как бытовые мелочи — батарейки, скотч, спреи от клещей, — так и дорогостоящие устройства — рации, квадрокоптеры, прицелы на автоматы. В списке нужд для армии, который Елена опубликовала в своем телеграм-канале, оказались к тому же водка и самогон.
«Я знаю, что контрактники за свои деньги много чего покупают. Даже у нас в городе, приезжали ребята на передислокацию. Они заехали в магазин „Охотник“, купили себе два тепловизора за свои деньги. Сказали: „Это не дороже жизни“», — рассказывает Елена.
«У меня вообще не стоит вопрос, обеспечивает их государство или нет. Для меня не правительство родина, не люди у руля, а эти ребята-солдаты, эти дети, — объясняет Елена. — Конечно, они [военные] иногда говорят, что чего-то не хватает из того, что Минобороны должны поставлять. Их обеспечивают, но не всегда вовремя, бюрократия везде и всегда: пока разберутся, пока подпишут».
На вопрос о том, не думала ли Елена помогать беженцам, пострадавшим от войны, вместо армии страны, которая напала на Украину, она отвечает: «Мы беженцам тоже носили помощь, но здесь им платят (им положены выплаты от государства. — Прим. ред.). Мы кое-что отнесли в пункт сбора помощи, а потом я поставила себе цель — помогать только солдатам. Мне многие говорят: „Ну их [солдат] же тоже там обеспечивают, я же их туда не посылал“, но такие люди у меня отсеиваются. Им кажется, что это не про нас, что война далеко. Я считаю, когда приедет натовский танк, то стоп-кран уже не включишь, их уже ничем не остановишь».
«Тетеньки в возрасте каждый день высылают по 100 рублей»
Пытаются помочь российской армии и в тех регионах, где известно о самых больших потерях на войне. Например, движение помощи образовалось в бурятском городе Кяхте — месте дислокации 37-й мотострелковой бригады, которую Украина обвиняет в военных преступлениях. На одном из видео, опубликованном в чате движения из Кяхты, солдаты 37-й бригады, «получившие ранения в первой фазе спецоперации», просят у земляков помощи в приобретении тепловизоров и квадрокоптера.
Григорий, атаман казачьего объединения в одном из городов Бурятии, сам бывший военный. Раньше он работал с трудными подростками, но теперь времени на это у него не хватает. Он поддерживает российскую агрессию в Украине и занимается сборами «для земляков, участвующих в спецоперации», так как «помощь нужна постоянно».
За два месяца казачье объединение отправило на фронт шесть дорогих квадрокоптеров и шесть «недешевых» тепловизоров. Для этого Григорий собрал с земляков два с половиной миллиона рублей — деньги нашлись даже у простых местных жителей, притом что Бурятия входит в список регионов с самым низким уровнем доходов населения. «Мы все переживаем, у нас там родственники, друзья, товарищи. У меня есть тетеньки в возрасте, которые каждый день по 100 рублей высылают», — рассказывает Григорий.
Помимо материальной помощи, Григорий взял на себя задачи и по обучению российских военных: «Мы организовали образовательные курсы, потому что отправить квадрокоптер — это одно, а работать на нем тоже надо уметь, чтобы он в первые три минуты не сломался. Ребятам, которые выезжают [с фронта на передислокацию], мы даем квадрокоптер и обучаем их базовым навыкам». Как рассказывали аналитики Conflict Intelligence Team «Важным историям», одна из проблем российской армии, которая проявилась в войне с Украиной, — это низкий уровень боевых навыков военных.
Тем не менее Григорий не готов признавать, что с оснащением у армии все неважно. «Те, кто говорят, что солдат должно государство обеспечивать, — это люди, которые так оправдывают себя за то, что сами не помогают. Меня [за эту помощь] уже добавили в список врагов ВСУ (речь идет о базе «Миротворец». — Прим. ред.). Для меня это даже как будто бы награда».
«Оснащение солдата по штату — как будто мы до сих пор в прошлом веке живем»
Нехватку у российской армии бытовых вещей и технических средств, которые чаще всего появляются в волонтерских списках, подтверждают и военные эксперты. Часть техники, например тепловизоры и квадрокоптеры, не положены большинству подразделений по уставу, при этом в боях они необходимы, объясняют аналитики Conflict Intelligence Team (CIT) Кирилл Михайлов и еще один, пожелавший сохранить анонимность. «Оснащение солдата по штату — как будто мы до сих пор в прошлом веке живем. Сейчас [в российской армии] действует устав 2000–2010 годов, он несколько устарел. Самый недавний опыт, который в него включен, — это опыт чеченских войн. Когда писали устав, командиры не думали о том, что распространятся квадрокоптеры, тепловизор во времена чеченских войн был чем-то невообразимо дорогим», — рассказали «Важным историям» эксперты из CIT.
Аналитики объясняют, что тепловизоры помогают в полной темноте найти цель на значительной дистанции, будь то человек или танк, чтобы открыть по нему огонь. «В Украине тепловизоры последние 8 лет были одной из статей [расходов] волонтеров. Более малочисленная сила, но оснащенная такими приборами, может ночью более эффективно действовать против более многочисленной, но не оснащенной ими. У российской армии были другие приоритеты все это время: нужно много танков, нужны большие дивизии, грозящие всем ракеты — то, что на парадах катается. Тепловизоры сложно на парадах показать. Они никогда не были таким символом военной мощи, каким были, например, танки», — говорят аналитики.
Не хватает и средств индивидуальной защиты: касок, бронежилетов, бронепластин для них. «Многие поехали на „учения“, оставив эти пластины в расположении [части]: они тяжелые, какой смысл от них на учениях?» — приводят пример аналитики CIT.
По их словам, отдельная проблема со средствами связи: раций не хватает, большая часть потеряна или в неисправном состоянии, а чинить их никто не умеет, потому что в мирное время на обучении их не использовали. Если рация выходила из строя на занятии, военные пользовались гражданскими каналами связи: могли, например, создать групповой аудиочат в одном из мессенджеров в телефоне.
Эксперты также подтверждают нехватку бытовых вещей и проблемы с формой: «У каждой формы есть сроки носки, например для контрактников это три года. Выдали один комплект и всем плевать, что берцы, на самом деле, прослужат всего один сезон. Новый комплект можно будет получить только через разбирательство, в котором военного накажут за то, что его форма была испорчена досрочно. Но на деле контрактник в испортившейся форме услышит от командира: „Иди в магазин, покупай, ты же зарплату получаешь“. Контрактник, который сделал свой выбор в пользу Министерства обороны, обычно молча пойдет в магазин. Другой вопрос, что в зоне СВО [специальной военной операции] им купить нечего и негде», — говорят аналитики CIT.
Российским солдатам на поле боя не хватает даже еды. «Полевые кухни недоснабжают, на складах все это время пилили деньги. Сухпайки разрабатывали, чтобы они были максимально дешевыми, и вот мы видим украинцев, которые записывают видео, как они захватили российские позиции, пробуют эти сухпайки и плюются», — объясняют аналитики CIT.
Еще одна проблема — плохое медицинское обеспечение. «Кроме банальных таблеток — парацетамола и анальгина — у них нет ничего. Носилки для эвакуации раненых есть у медиков, а обычным войскам не положены, но сейчас мы сталкиваемся с тем, что эвакуируют раненых в итоге не медики, а обычные солдаты, — рассказывают аналитики CIT. — Оснащение полевых госпиталей ужаснейшее. Оно не предполагает такого количества раненых [как сейчас], никто не мог представить, что та же капельница израсходует свой ресурс. А сейчас, как мы понимаем, идет артиллерийская война, она означает большое количество осколочных ранений».
Сурс - https://storage.googleapis.com/istories/reportages/2022/07/04/kak-mamochki-obespechivayut-rossiiskuyu-armiyu-vmesto-minoboroni/index.html
Хотя чего ещё ожидать от народа где год назат победило добро?