нефть санкции

Возможности Ирана с типами ракет и радиус их действия.

Отравленная «Аленка»: Европа отказалась от продукции знаменитого бренда

Европейские страны признали опасным для здоровья и сняли с продажи российский вафельный торт «Аленка».

Чем заняться жителям политического Чернобыля

Начался самый тяжелый отрезок третьего срока Путина — между событиями в Сирии 5—7 апреля и выборами в марте 2018 года. Верно пишет в Republic Владимир Фролов: химическое оружие в Идлибе — это «второй “Боинг”» для Путина. Только значительно хуже — в силу многих очевидных причин.

Установление доверительных отношений с Трампом и его администрацией закончилось даже не неудачей, а скандалом. Между первым «Боингом» (Донбасс, 2014 г.) и второй аналогичной точкой маршрута (Сирия, 2017 г.) Кремль набрал целый пухлый портфель токсичных политических активов: провал Минских соглашений, русский след на выборах в США, попытка переворота в Черногории, агрессивная российская пропаганда, которая во всех европейских столицах стала обсуждаемой проблемой и привела к выработке мер по защите от нее, эпизоды экспорта русской политической коррупции и т.д.

Практически весь 2016 год прошел под знаком создания новой биографии Кремлю. Если что и было позитивного в прошлом, теперь оно вытеснено образом крайне двусмысленного субъекта мировой политики. Прошли времена, когда среди влиятельных мировых лиц были люди, признававшие, что Кремль практикует разумную политику национальных интересов. Теперь у него образ или уличной шпаны, рвущей шапки с прохожих, а если поймали — то врущей в лицо. Или государства, которое действует целиком на манер спецслужб, превращая внешнюю политику в серию секретных спецопераций: с вербовкой, созданием резидентур, манипуляциями. Кремль уже не способен выйти из этих описаний. Возник устойчивый политический нарратив. И союзничество с Асадом, от которого Кремль не может уже отказаться, замыкает этот второй этап — открывает третий: с апреля 2017-го по март 2018-го. Всего 11 месяцев — очень короткая дистанция.

* * *

Что будет происходить в эти месяцы? Независимо от того, какой будет реальная позиция Кремля по выборам во Франции и в Германии, она уже инерционно, автоматически вписывается в нарратив «вмешательства». Уже очевидно, что к токсичным сюжетам Кремль прибавит патронаж Ле Пен (май 2017 г.) и попытку использовать настроения русскоязычной аудитории в Германии (сентябрь 2017 г.).

Конфликт с Трампом при этом лишает Путина всей прежней игры в «правый интернационал», которая могла с успехом продолжаться только при возникновении доверительных отношений Путина и Трампа. Тогда весь европейский истеблишмент оказался бы в тяжелой ситуации: этот альянс играл бы на руку новым популистам Европы. Но теперь эти фантазии в прошлом. Вместо глобального «правого интернационала» Путин переходит теперь в разряд «друзей Ирана», а дальше «защитников суверенитета КНДР».

В конце 2016 года казалось, что Трамп будет медленно самоопределяться в отношении Кремля. И это позволяло бы Путину превратить дружеское танго с Трампом в главный фактор своей президентской кампании. Тогда в нее можно было бы включить и «образ будущего», и даже смягчение внутреннего режима, и «охлаждение разогретого телевизора». Но получилось иначе.

Трамп остается главным звеном президентской кампании Путина, но уже с другим знаком. Оставшиеся 11 месяцев пройдут в атмосфере истеричного антиамериканизма. Путин на этих выборах будет продавать населению военную угрозу со стороны США, самого могущественного государства в мире. Другого товара теперь нет, да и не надо. И это будет самый мрачный период путинизма.

И до Сирии градус антизападной риторики для внутреннего употребления в России был очень высок. Но все же это не было «холодной войной». А вот теперь на внутреннем рынке российской пропаганды начнется «холодная война». При этом надо напомнить, что «холодная война» — с точки зрения общественной атмосферы — это не замороженная «горячая», а, наоборот, такое состояние, когда медиа и политические структуры, а вместе с ними и население подвешены как бы в ожидании «горячей войны».

* * *

Тиллерсон приедет и уедет (примечание - уже не приедет). Новые санкции введут. Все идеи относительно сделки провалятся. «Военно-географическое общество», которое ныне правит Россией, считает, что выгодно довести дело до условного Карибского кризиса: «Вот тогда от нас отстанут надолго». Поэтому ни на какой компромисс сейчас это общество не пойдет.

Будет ли локальное военно-политическое столкновение с США или нет — вслед за которым настанет новый этап урегулирования по инициативе Запада, — сейчас неважно, потому что с точки зрения атмосферы в российском обществе этот «Карибский кризис» уже как бы есть. Общество перемещено в эту самую зону ожидания.

Если смотреть изнутри, то разница с 1962 годом существенна. Тот Карибский кризис происходил в условиях оттепели. Там совмещались два встречных процесса — оттепель и нарастание военной конфронтации. Теперь же все хуже: нет никакого политического процесса внутри России, который бы уравновешивал милитаризм «Военно-географического общества».

Кремль мыслит себя геополитическим игроком, представляющим политическую и военную угрозу. Но снаружи это выглядит не так. Путин — это не агрессия, а разновидность Чернобыля. Образно говоря, Кремль взорвал на собственной территории ядерную станцию — и по миру распространяется радиация. Поэтому главный ответный модус — не военное противостояние, а намерение просто накрыть толстым бетонным колпаком этот «политический Чернобыль».

И это очень тяжелая ситуация для российского общества. Все процессы распада, кипения и бурления пойдут под изолирующим колпаком. На языке чернобыльских инженеров это называется «укрытие», или «саркофаг». В том случае, если Путин не уйдет и если он не решит вернуться в G7 на тех условиях, которые ему предложат, — на строительство этого саркофага у стран G7 уйдет несколько лет. За это время общество под саркофагом окончательно сойдет с ума.

* * *

Чтобы жить дальше — перейдя из «пост-Крыма» в «пост-Сирию», — надо как-то заново приноровиться. То есть создать себе формы жизни, которые как бы микшируют явную противоречивость картины мира.

В «пост-Крыму» (между 2014-м и 2017-м) было два больших модуса поведения, два когнитивных стиля. Один — для тех, кто связан с большими госкорпорациями: неважно, с «Газпромом», полицией или федеральной телекомпанией. Тут сохраняется возможность получения больших бонусов. Ради этого можно слегка копировать общий гопнический стиль власти, накапливать «деньжат» и как-то веселиться в своей среде: церковные приходы, неформальные клубы молодых мамаш своего социального круга, экскурсии и внутренний туризм.

Вторая часть общества — «ответственные бюджетники» — находилась в более тяжелом положении. Директор библиотеки или школы не может покинуть свою профессию и миссию, и для него нет таких ощутимых бонусов, как для корпоративника. Поэтому приноравливаются они более пессимистично, веселья не получается. У бюджетников нет таких зажигательных пятниц, как у корпоративной молодежи, «суп пожиже, небо пониже». Но тем не менее обе эти большие социальные группы, глубоко укоренные в российской жизни, составляли базу инерционной политической поддержки путинизма.

Третий модус — миноритарное настроение, «бунтующий остаток» из числа лиц, не связанных корпоративными обязательствами и бюджетной профессией. Ныне это, например, дальнобойщики и «молодые патриоты Навального». А также лица творческих профессий, которые в посткрымский период находились в сложном состоянии ума: «Бежать? Оставаться? Сохранять оптимизм и продолжать пропагандировать институты и культуру или пессимистично удалиться в деревню и писать книгу? Дрейфовать в демшизу? Или аккуратно укреплять в себе стокгольмский синдром в достойных формах?..»

В любом случае на новом этапе все эти модусы в прошлом. На этом новом этапе — между Сирией и отодвинутым в неопределенное будущее «Карибским кризисом» без оттепели и при полном триумфе «Военно-географического общества», да еще и в процессе накрывания бетонным колпаком снаружи — социальный распад примет какие-то новые, неизвестные ранее формы. Мы тут окажемся просто изотопами.

В Харькове милиция не дала провести Марш мира и задержала активистов или минутка демократии на Украине

Война в Сирии и Ираке

Идея составить объяснительную по гражданской войне в Сирии, феномену «Исламского государства» (далее по тексту — ДАИШ) пришла мне ещё летом, но начать работу по сбору и обработке информации удалось лишь после выхода текстов по американским выборам (часть 1 + часть 2). Однако интерес к данным конфликтам возник за много месяцев до этого, а впервые эта тема была затронута автором в февральском тексте про отношение к войнам.

Зачем приплетать к объяснению ещё и Ирак? Несмотря на обособленность конфликта в Ираке, его проявления взаимосвязаны с войной в Сирии настолько, что без их разбора нельзя составить относительно целостную картинку. К тому же, опыт Ирака уже содержит подсказки по разрешению конфликтов в обеих странах, посему отбрасывать его было бы неправильно.

Помимо этого, у Сирии и Ирака достаточно много общих черт: в обеих странах в основном проживают арабы, имеются крупные общины курдов, обе страны находились под управлением панарабской партии «Баас» (которая раскололась на иракскую и сирийскую ветви в 1966 году) — иракская ветвь потеряла свои позиции в стране с падением режима Хусейна, в то время как в Сирии она до сих пор остаётся правящей.

Из важных различий: религиозное большинство в Сирии составляют мусульмане суннитского толка (74% населения), в то время как в Иракешиитов несколько больше, нежели суннитов (51% против 42%, по даннымPew Research Center от 2011 года). В Сирии управление страной и армией находится в руках представителей меньшинства — шиитской сектыалавитов, тогда как преимущественно шиитское правительство Ирака представляет не меньше половины населения страны.

Но перед тем как продолжить, я прошу вас как можно сильнее абстрагироваться от вовлечения России в конфликт, дабы сохранять предельно возможную степень объективности и, соответственно, глубину понимания.

Одним из наиболее сложных вопросов при написании этого текста стало определение изначальной точки отсчёта. После долгих раздумий за оную было взято вторжение коалиции под началом США в Ирак в 2003 году, так как всё, что происходило позднее, так или иначе связано с падением режима Хусейна и партии «Баас» в Ираке. Предшествующие же этому события играют, скорее, глобальную роль, что позволяет лишь делать по большей части абстрактные выводы об их значении в разжигании иракского и сирийского конфликтов.

В марте 2003 года начинается вторжение коалиционных сил в Ирак. Оно происходит без дополнительной санкции ООН, однако операция проводится на основании резолюции Совета безопасности ООН № 1441.

Основная называемая причина вторжения — связь режима Хусейна с международным терроризмом, а также производство Ираком оружия массового поражения. При этом прямые свидетельства в пользу фактического производства такого оружия в итоге не будут найдены.

Несмотря на грубейшее исполнение всей операции и её не самую образцовую дипломатическую подготовку, для региона всё же было правильнее снять Хусейна, нежели наоборот. Более того, многие эксперты, включая Кристофера Хитченса, считают главным просчётом политики США по отношению к Ираку оставление Хусейна у власти после «Войны в заливе» в 1991 году, учитывая «послужной список» этого правителя, который:

Станет ли Ирак безопаснее? Вопрос безмерно сложен, но на него можно ответить, моделируя гипотетическую ситуацию, при которой смещения иракского диктатора не произошло.

Прежде всего, впервые за десятилетия в относительной безопасности станут жить курды. До событий 2003 года курдское население страны значительно ущемлялось в правах и даже систематически уничтожалось — это приводило к восстаниям и к итоговой помощи курдов коалиции в свержении Хусейна. Курдистан снова получает автономию (на этот раз функционирующую), в состав которой войдут мухафазы (провинции) Дахук, Эрбиль и Сулеймания.

Многие критики американского вторжения в Ирак приводят в качестве примера символ «гнусности американского империализма» — печально известную тюрьму Абу-Грейб. Но до марта 2003 года это место было кудаболее жутким. Режим Саддама Хусейна был примером классического диктаторского репрессивного правления, который представлял угрозу как для собственных граждан, так и для соседних стран (особенно для Кувейта, оккупация которого в 1991 году привела к «Войне в заливе»).

Операция коалиции по свержению режима завершается 1 мая 2003 года. К тому моменту регулярная армия Ирака уже побеждена, а Саддам Хусейн пускается в бега и будет найден лишь спустя ещё полгода.

Вооружённые силы коалиции далее приступают к самой сложной задаче — обеспечению безопасности в стране, переживающей переходный этап. Тогда же и начинают проявляться два главных просчёта коалиции: стратегия по снижению численности контингента и люстрация партии «Баас».

Генерал Эрик Шинсеки (Eric Shinseki), занимающий пост главкома сухопутных войск США, утверждает, что для поддержания порядка в стране понадобится контингент числом в несколько сотен тысяч человек, однако министр обороны Дональд Рамсфелд (Donald Rumsfeld) категорически не соглашается.

По всей вероятности, суждение министра и его советников опирается на тот факт, что на начало вторжения в рядах контингента США насчитывалось около 192 тысяч человек, но большинство из них не были задействованы в боях. Руководство США в тот момент ещё не видит особой разницы между войной с регулярной армией и сохранением порядка в стране с усиливающейся партизанской активностью. За это Рамсфелда и его команду критикуют и другие генералы, вроде Джона Абизаида (John Abizaid), который три года спустя заявит перед Конгрессом о том, что Шинсеки был прав.

Главнокомандующий коалиционными силами генерал Томми Фрэнкс (Tommy Franks) заявляет, что к сентябрю 2003 в стране останутся не более 30 тысяч американских солдат, в то время как около 100 тысяч человек дают инструкции готовиться к возвращению домой.

После окончания основной операции принятие решений ложится на плечи оккупационной (гражданской) администрации, которую возглавляет Пол Бремер (Paul Bremer). Уже в первый день работы он успевает вступить в разногласия с военными, а также выпустить приказ, который инициирует изгнание «Баас» из всех институтов власти. Спустя неделю он издаётвторой приказ: полностью распустить бывшую иракскую армию и службу безопасности.

Это приводит к первой серьёзной атаке уже через три дня, а последующая серия взрывов в августе ознаменует начало партизанской войны. Планы по выводу большей части войск отменяются, а Бремеру дают время до июня 2004 года, чтобы передать власть в стране иракцам.

Вчерашние офицеры и солдаты иракской армии возобновляют войну с коалицией в составе свежеорганизованных партизанских соединений. Зона их основной активности связана с так называемым «суннитским треугольником», где до вторжения было сосредоточено большинство суннитов страны, а также селились отставные военные.

Ситуация обостряется 31 марта 2004 года, когда в Эль-Фаллудже убиваютчетырех американцев, работавших по контракту с частной военной компанией Blackwater. Президент Буш приказывает отправить в город морскую пехоту. Однако после серии ожесточенных боев войскам дают новую команду — оцепить город.

Новые проблемы возникают с появлением шиитской группировки «Армия Махди» под командованием шейха Муктады ас-Садра, поднявшей в том же месяце восстание в городе Наджаф. Ход событий, с учётом подготовки к передаче власти иракцам и организации выборов, вынуждает войска коалиции к июню заключить перемирие. В начале августа попытка задержать ас-Садра возобновляет боестолкновения ещё на три недели, пока между шиитами и переходными властями не достигается компромисс.

В октябре 2004 года группировка «Джамаат ат-Таухид валь-Джихад» (араб. «Единобожие и джихад») присягает на верность «Аль-Каиде» (признана в РФ террористической, деятельность организации на территории страны запрещена). Её руководитель Абу Мусаб аз-Заркауи уже тогда являлся известным международным террористом, а сама группа стояла за первыми терактами в постсаддамовском Ираке, включая взрыв в посольстве Иордании и атаку миссии ООН в 2003 году. Сменив название на «Организацию базы джихада в Месопотамии», группа становится филиалом «Аль-Каиды» в Ираке (далее по тексту — АКИ), на основе которого через несколько лет будет сформирована организация ДАИШ.

На следующий месяц после этого американские солдаты приступают к зачистке Эль-Фаллуджи, где находилась штаб-квартира АКИ. После тяжелейшего двухнедельного боя, в ходе которого им противостояло около 4 тысяч суннитских боевиков, коалиция одерживает верх.

В краткосрочной перспективе возврат Эль-Фаллуджи под контроль коалиции становится безусловной победой, но в долгосрочной — страшным просчётом: бежавшие из города сунниты по принципу «сарафанного радио» распространяют свидетельства ужаса, царившего в разрушенном городе.

В итоге, когда в январе 2005 года в стране проводятся первые парламентские выборы, около 90% суннитов их бойкотируют. Это только усиливает раскол в стране, подрывая легитимность нового правительства.

Суннитские партизаны продолжают напоминать о себе периодическими подрывами американских хамви, а с конца 2005 года появляется полумифическая фигура снайпера Джубы, бойца «Исламской армии в Ираке», убивавшего американских солдат. Партизанский фольклор быстро делает Джубу одним из символов сопротивления, а его образ романтизируется.

В январе 2006 АКИ вместе с семью другими суннитскими организациями создаёт зонтичное «Совещательное собрание моджахедов в Ираке», а на следующий месяц боевики провоцируют новый всплеск насилия с целью посеять ещё больший хаос в стране. Подрыв ими шиитской мечети в Самарре незамедлительно приводит к ответной реакции, и вскоре шиитские и суннитские боевики начинают превращать партизанскую войну в гражданскую.

Понимая, что власти Ирака не справляются, США приступают к поискам решительного лидера, способного превратить иракское правительство в работающий механизм. Выбор Вашингтона падает на Нури аль-Малики, который весной 2006 года становится премьер-министром страны. В июне же погибает аз-Заркауи, а новым лидером АКИ становится Абу Айюбу аль-Масри. Вскоре «Совещательное собрание» занимает роль главенствующей политической силы в мухафазе Анбар, а в октябре входящие в него организации объявят о слиянии под названием «Исламское государство в Ираке» (ИГИ).

Если основная организация под управлением Усамы бен Ладена фокусировалась на подготовке терактов по всему миру, используя небольшие локальные ячейки, то иракский филиал избирает стратегию«домашнего» действия: под новым брендом подопечные Масри готовят новую волну террора, которая захлестнёт Ирак уже в ноябре.

Прибыв в Ирак, Петрэус предпринимает ряд решений по деэскалации конфликта. Он рассредотачивает собранные до этого на больших базах войска по городам, начинает активно вмешиваться в конфликт между суннитами и шиитами, а также восстанавливать контроль за частями страны, до этого де-факто не контролируемыми ни войсками коалиции, ни правительством Малики.

Примерно в это же время в администрации Буша начинают замечать, что иракские власти лишь усугубляют проблему. В населённых суннитами регионах перестают оказываться базовые услуги, в армии снимаются с должностей суннитские командиры. В совокупности целью политики Багдада можно назвать консолидацию именно шиитской власти в стране, но Буш проигнорирует мнение Петрэуса и своих советников, сохраняя поддержку правительства Малики.

Перед Петрэусом стоит более важная задача — попытаться лишить «Аль-Каиду» поддержки суннитов. Его первым шагом становится попытка перевести «на зарплату» часть суннитских партизан, многие из которых противостояли АКИ ещё с лета 2006 года. Сунниты, многие из которых убивали до этого американских солдат, получают 400 миллионов долларов и обещание быть представленными в иракском правительстве. На основе группы суннитских племён, уже два года противостоящих АКИ, формируется организация «Сыновья Ирака», состоящая из около 100 тысяч бойцов.

В сентябре 2007 года в районе иракского города Синджар американские коммандос захватывают объект «Аль-Каиды», содержащий документы и файлы с огромным количеством информации о работе организации. Полученные записи позволяют установить, что около 90% иностранных бойцов (большинство из которых — граждане Саудовской Аравии и Ливии) прибывают в Ирак через территорию Сирии, в то время как сирийская разведка специально не мешает «Аль-Каиде» получать пополнения.

В декабре 2008 года Джордж Буш направляется в Ирак. К этому моменту следующий президент уже избран и готовится вступить в должность менее чем через месяц: Барак Обама хочет закончить войну как можно быстрее, а вывод американских войск из Ирака был одним из краеугольных камней его избирательной кампании. Буш, опасаясь, что все его старания сойдут на нет, подписывает с Малики договор, по которому американские войска должны будут оставаться в Ираке до 2011 года.

Подписанный договор с Ираком не даёт Обаме возможности вывести войска до 2011 года, но свежеиспечённый президент стремится поскорее поставить точку в иракском вопросе. Генерал Петрэус настоятельно рекомендует не называть конкретных дат вывода войска в публичных речах, опасаясь, что подобный шаг подорвёт все попытки нормализовать ситуацию. Сообщение такого рода дало бы понять экстремистам, что им лишь надо переждать до определённого момента, когда можно перестать прятаться. Но Обама игнорирует совет, объявляя в одной из своих первых речей о том, что войска будут выведены к концу 2011 года.

В Ираке меняется и посол США, ознаменуя изменившуюся политику Штатов в регионе — они больше не хотят участвовать в развитии иракской политической системы и нести за неё ответственность. Нури аль-Малики, оставшись без политического надзора, усиливает консолидацию своей власти. Явления вроде изгнания суннитов из армии, о которых предупреждали Буша его советники, приобретают куда больший масштаб.

В апреле 2010 года в ходе совместной американо-иракской спецоперации в Тикрите погибают лидер «Аль-Каиды» в Ираке аль-Масри и его «правая рука», бывший саддамовский военный Абу Омар аль-Багдади. Многие считают «Исламское государство в Ираке» обезглавленным, но спустя месяц руководители «Аль-Каиды» называют нового главу своего иракского филиала. Им становится уроженец Самарры по имени Ибрахим Аввад Ибрахим Али аль-Бадри, более известный как Абу Бакр аль-Багдади. Об этом человеке известно весьма немногое: в начале партизанской войны он, по всей видимости, командовал небольшим отрядом в 50–100 человек, а в феврале 2004 года был задержан в качестве интернированного. В 2005 году его перевели в тюрьму Кэмп-Букка, где он провёл четыре года, а после был передан иракским властям.

К декабрю 2011 года в Ираке ещё находятся 50 тысяч американских солдат. Пентагон просит Обаму оставить хотя бы половину от этого числа, но президент непреклонен. После жарких споров он соглашается на контингент в 5 тысяч солдат, но для этого всё равно необходимо заключить новое соглашение с Ираком. В переговорах с Малики Обама требует юридической неприкосновенности для американских войск, и в итоге стороны не достигают договорённости. 14 декабря 2011 года Барак Обама выступает с речью по случаю вывода американских войск из Ирака, заявляя об успехе операции, а спустя четыре дня последний американский солдат покидает территорию страны. Так завершается почти девятилетнее американское присутствие в Ираке, которое стоило США 4 тысяч жизней и почти 2 триллиона долларов.

Желание избавиться от ответственности и связанных с Ираком забот привело Белый дом к совершению одной из самых больших ошибок своей политики в ближневосточном регионе. На следующий же день после вывода войск Малики «сбрасывает маску», приказывая арестовать своего основного на тот момент политического противника — вице-президента Тарика аль-Хашими, являющегося суннитом. Хашими вынужден бежать на север страны, где его сначала укроют курды, а после он найдёт убежище в Турции. Его обвиняют в организации эскадронов смерти и заочно приговаривают к смертной казни. Хашими же продолжит отрицать обвинения, заявляя о политической подоплёке дела.

Страна вступает в период, называемый западными аналитиками «Иракским кризисом». Задерживаются другие политические оппоненты и влиятельные сунниты. Малики убирает последних компетентных командиров-суннитов, назначая на их должности лояльных ему людей. Далее он переключает своё внимание на «Сыновей Ирака». Правительство Ирака быстроантагонизирует эту группу, лишая её финансирования, а некоторых представителей задерживает или уничтожает. В суннитских городах начинаются протесты, которые разгоняются с применением силы. Но вместо консолидации власти действия Малики начинают вести страну к очередному расколу.

Глава ЧВК "Вагнер" предложил объявить цели войны в Украине достигнутыми

Сурс

Глава ЧВК "Вагнер" Евгений Пригожин в программном материале в своём блоге предложил остановить войну в Украине, объявив её цели достигнутыми. Он считает, что долгая война может стать предпосылкой к распаду России. Материал опубликован в телеграме, ссылка на него есть в канале "Кепка Пригожина", где появляются ответы его пресс-службы на запросы СМИ.

В тексте утверждается, что длительная война не находит поддержки в российских элитах, они названы в статье "глубинным государством". "Многие из тех, кто ещё вчера поддерживал спецоперацию, сегодня находятся в сомнениях, либо категорически против того, что происходит, — пишет Пригожин. — Представителям глубинного государства хочется срочно вернуться к своей обычной жизни, старым привычкам и комфорту".

По его утверждению, противники войны внутри элит саботируют решения, принимаемые для успешного продолжения войны. "На совещаниях они молчат, высказывают свои сомнения. А при принятии решений по бюрократическим процедурам тормозят те или иные действия, направленные на победу".

Как пишет Пригожин, готовящееся наступление украинской армии может закончиться прорывом линии фронта (вариант с успешным развитием российского нападения "до границ ДНР, Днепра или Польши" он назвал маловероятным). "В этом случае в [российской] армии, которая годами себя считала одной из лучших армий мира, могут начаться сначала упаднические настроения, а затем ситуация деградирует", – пишет глава ЧВК.

Готовимся?