митинги статистика

«Я хотела выть, кричать им — что вы вообще делаете с моей дочерью? Вы люди или нет?»

Комментарий корреспондента, автора статьи, Александра Черных: 

"А сейчас – об очень важной истории, правда.

По просьбе ОВД-инфо я взял интервью у мамы Анны Павликовой – это та девушка, которую арестовали по делу о создании экстремистской организации «Новое величие». И это оказался один из самых тяжелых разговоров в моей жизни. Я прошу вас прочитать текст, который из него получился. 

Юлия Павликова очень спокойно, без плача и крика, рассказала мне, как именно арестовывали ее 17-летнюю дочь. Как полицейские орали и матерились, как били ее мужа и клали лицом в пол всю их семью. Как во время обыска топтали рисунки дочери, как разбили ее террариум с «жучками и паучками», которые в итоге все погибли. Как разломали детские игрушки, как нашли сделанные Анной значки по Гарри Поттеру и кричали «Что это за свастики?!». Как надели наручники на 17-летнюю девочку, допрашивали ее толпой в здании СК, угрожали – и в итоге отправили в СИЗО, в камеру на 45 человек. Как ее несколько часов возили в промерзшем железном автозаке – в условиях, которые ЕСПЧ откровенно называет пыточными. 

Знаете, за что? За пачку листков бумаги.

Дома у Анны Павликовой не было ни оружия, ни боеприпасов, ни «коктелей Молотова». Полиция нашла у нее дома распечатанный на принтере «устав» политической организации. «Медиазона» рассказывала об этой истории: в никому не известной «организации» состояло 13 человек, трое из которых оказались тайными агентами ФСБ и полиции. Адвокаты утверждают, что именно эти агенты предложили молодым людям создать «организацию», что они же придумали название и написали устав – в котором потом нашли признаки экстремизма. И отчитались о разгроме «экстремистской организации».

Я не знаю, так ли все было на самом деле; я журналист, я стараюсь быть не предвзятым. Но я при всем желании не могу понять – как можно отправить 17-летнюю девочку в СИЗО за пачку листков. Не за убийство, не за оружие, не за хулиганство – просто за пачку листков. Как, блядь, это вообще возможно.

«Моя дочь должна была сейчас к экзаменам готовиться, в вуз поступать, с животными своими возиться. У нас дома американский кокер-спаниель, ему уже 11 лет. Старенький, больной, Аня его лечила. И на первом же свидании она плакать начала, что собаку больше не увидит. Говорит: «Когда меня уводили, то даже не дали с собакой проститься».
Ей 17 лет всего было, а ее арестовали за несколько листков. Некоторые девочки быстро взрослеют, но Аня не такая — у нее никаких отношений не было, никаких мальчиков. Она с лошадкой игрушечной до сих пор иногда спала, ну совсем еще ребенок ведь. А теперь сидит в СИЗО, где 45 человек в камере» -- говорит ее мама. 

Завтра, 1 июня, у нас в стране пафосно отмечается День защиты детей. Все новостные ленты будут забиты выступлениями чиновников, политиков, священников – они будут рассказывать, как важно беречь наших детей. Когда вы будете их слушать, вспомните про Анну Павликову, которая встретила свои 18 лет в тюрьме – из-за пачки листков бумаги."

Фото: из семейного архива Юлии Павликовой

11 мая суд продлил до сентября арест и содержание в СИЗО 18-летней фигурантке дела «Нового величия» Анне Павликовой. ОВД-Инфо рассказывал, как сотрудники правоохранительных органов сами организовали сообщество, а затем назвали его экстремистским и задержали всех участников. По просьбе ОВД-Инфо с матерью Анны Павликовой — Юлией — пообщался корреспондент «Коммерсанта» Александр Черных.

Юлия, вашей дочери Анне на момент ареста было 17 лет. Расскажите, как полиция проводила ее задержание?

— Где-то в полшестого утра к нам начали ломиться в дверь — громко стучат, кричат. Мы вскочили всей семьей, не понимаем вообще, что происходит. Какой-то незнакомый человек говорит, что затопили его. Мы такого соседа не знаем, но все равно посмотрели быстро по квартире — нет, все сухо, нигде не течет. А он кричит, чтобы открыли. Тогда позвонили в полицию — говорим, к нам какие-то бандиты рвутся, помогите. Там проверили что-то и отвечают — нет, это не бандиты, это как раз полиция к вам пришла, впустите их.

Дверь открыл мой муж Дима — его сразу сильно ударили в лоб, повалили на пол, скрутили, наступили ботинком. Все это с криками «Лежать!», с громкой нецензурной бранью. В квартиру ворвались четыре человека с автоматами и в масках, потом зашли двое в обычной форме. Ничего не стали предъявлять, никаких документов — просто всех заставили лечь лицом вниз. Знаете, у меня дочь старшая так испугалась, что свою пятимесячную дочку закатила под кровать, спрятала. Ее муж рядом лежал и начал кричать: «Вы что, не видите, что у нас младенец тут?!" Только тогда полицейский ей сказал — ладно, вставайте с пола, садитесь с ребенком на кровать. И пока шел обыск, их из этой комнаты не выпускали.

А нас всех отправили на кухню, начали задавать вопросы. Орали на Аню, до слез доводили. «Быстро говори нам…», «Да ты наркоманка небось» и даже «Сейчас мы тебя посадим на 20 лет, выйдешь старухой, никто тебя замуж не возьмет». И так несколько часов. Один даже пригрозил, что ударит ее.

А как проходил обыск? Что они искали?

— Так полиция нас на кухне держала, мы сам обыск и не видели. Приходят на кухню и показывают: «Это что? А это что?» Но откуда они это доставали — мы и не видели.

Потом оказалось, что они все в квартире порушили. На мебель вставали ногами в обуви. Диван, на котором Аня спит, разломали на три части. С полок все скидывали, из шкафов все вынимали. Дочка любила поделки из пластика лепить, раскрашивала потом — так полицейские во время обыска разломали эти поделки. Вот зачем это было нужно?

А с ними были понятые?

— Да, они привели с собой каких-то людей. Не соседей, не случайных прохожих — мой муж потом в окно увидел, как эти понятые потом на улице и общались со следователем. Вместе с ним смеялись, улыбались…

До такого бреда этот обыск доходил — вы не поверите просто. У меня Анечка очень увлекается Гарри Поттером, у нее все книжки собраны, плакаты висят, шарфик с их школой. И вот она сама сделала значки по этой книжке — с какими-то символами волшебными, с их гербами. Очень красиво получилось. Так вот, они вытащили эти значки из шкатулки, приносят и орут: «Что это за свастика?» Она, умница, им отвечает: «Ну, если вы не читали про Гарри Поттера, я ничем не могу помочь». Тогда они переглянулись и не стали значки забирать.

Юлия Павликова у рабочего стола дочери / Фото: Дмитрий Боголюбов

Что они изъяли в итоге?

— Забрали всю технику, какую в доме была. Ноутбук отца изъяли, все телефоны, даже коробки от телефонов. Единственное — оставили старшей дочери ее телефон простенький и принтер наш старый.

Но главное, что их заинтересовало, — какие-то распечатанные листы, которые оказались уставом «Нового величия». Аня говорила потом, когда мы увиделись в суде, что ничего такого она не хранила. Что у нее из «политического» дома были только значки Навального

Я могла бы ей не поверить — хотя у нас хорошие отношения, и не было такого, чтобы она мне говорила неправду. Но я после ареста прочитала ее переписку в телеграме. И увидела, как она практически накануне писала остальным: «У меня дома ничего нет». Я уверена, что это все было подброшено.

В общем, обыск закончился, они забрали листы, телефоны и увезли Аню в Следственный комитет. Наручники на нее надели, на 17-летнююдевчонку, представляете? Из-за листков бумаги каких-то. Папа с ней поехал, а я ведь инвалид, я дома осталась. Зашла в комнату и весь этот разгром увидела…

Вы знаете, она у меня художественную школу закончила, рисовала так красиво. Так вот полицейские все ее рисунки по комнате разбросали. А на одном листке, где собака наша нарисована, остался отпечаток грязного сапога. Такая это дикость для меня, такое бескультурье. Неужели нельзя было без этого обойтись?

Я вообще все ее рисунки собираю, храню, но вот этот — скомкала и выбросила.

Что с Анной происходило после задержания?

— Мой муж был с ней до поздней ночи, он рассказывал, что допрос был очень жесткий. Четыре человека вели перекрестный допрос, с какими-то угрозами, с постоянной нецензурной бранью. А ведь она на тот момент несовершеннолетняя была. Даже не постеснялись ругаться при ней, сотрудники правоохранительные. У нас же есть закон против мата, на книжках пишут «18+», людей за мат штрафуют. А эти и при обыске без конца матерились, и потом на допросе.

Муж просил, чтобы вызвали психолога, поскольку Аня несовершеннолетняя. А следователь говорит: «Я что, с вами до утра буду возиться? Вас у меня вон сколько человек». Потом написали в протоколе, что психолог был, — но на самом деле его не было. Адвокату не разрешали позвонить — она только поздно вечером смогла к ним пробиться. Мужа полиция ночью отправила домой, а Анечка у них осталась…

Потом 16-го числа был суд, дали арест. Я когда на апелляционном суде увидела по видеосвязи, в каком она состоянии, я пришла в ужас. Я просто хотела встать, выть, кричать им — что вы вообще делаете с моей дочерью? Вы люди или нет?

Анечка настолько эмоциональная у меня… В прошлом году на экзаменах у нее повысилось давление до 160, она в обморок падала, скорую вызывали. Я после этого ее отправила на обследование — у меня рассеянный склероз, я запереживала, подумала, вдруг и у нее то же самое начинается. В общем, склероза не нашли, но МРТ все равно выявило определенные проблемы. Врач тогда сказал: «Нужно ее беречь, чтобы она не переживала». Гулять надо, воздухом свежим дышать…

А у вас это зафиксировано?

— Конечно, мы все эти медицинские документы подали еще на самый первый суд по мере пресечения. Все выписки из больниц — там и желудок, и вегето-сосудистая, и с сердцем проблемы. Мы каждый год проходим обследование у кардиолога, у невролога. Но ни один судья внимания на это не обращает, к сожалению.

Мы уже потом из письма Ани в ОНК (Общественную наблюдательную комиссию за местами лишения свободы — ОВД-Инфо) узнали, в каких условиях ее перевозили в СИЗО. В этом автозаке было очень мало места, холодное металлическое сиденье — а на улице было минус 10 градусов. Она в письме пишет, что ее продержали три часа в безумном холоде, что она застудила и почки, и придатки, что было ей плохо очень. Это же настоящая пытка, понимаете? За что они мою дочь пытают, за пачку листков?

Скажите, ее увлечение политикой для вас оказалось неожиданностью? Или вы знали об этом?

— Я была в курсе, что Ане это небезразлично. Она меня никогда не обманывала, мы с ней как подружки были. Я знала, что дочь ходила на митинг памяти Немцова, я не была против — понимала, что для нее это важно, да и митинг разрешенный. Но обыск и арест — это, конечно, полная неожиданность.

Я пыталась понять, как это получилось, поэтому прочитала в телеграме всю переписку про это «Новое величие». Номер дочери был на меня зарегистрирован, я после обыска пошла, взяла новую карту с этим номером, скачала телеграм, мне вся история отобразилась. Прочитала, и поняла, как эти провокаторы все провернули. В переписке все четко видно, как в романе.

Ребята ни о чем таком не думали, просто собирались в «Макдоналдсе», гуляли, переживали из-за выборов, обсуждали, что делать, чтобы нарушений не было. Мы, взрослые, тоже ведь политику обсуждаем — кто-то на кухне, кто-то в курилке. Ну и дети тоже.

И вот по переписке видно, когда появляется этот Руслан Д (внедренный оперативник, фактически создавший организацию — ОВД-Инфо). Как он с ребятами общается, втирается в доверие, а потом начинает их провоцировать. Говорит — да ну что вы, как лохи, собираетесь в «Макдоналдсе», давайте найдем помещение, это будет серьезно, уже шаг вперед. Потом опять же в их группе хвастается — ура, я купил принтер, будем листовки печатать — и сам присылает фотографии принтера. Потом сам написал устав, это четко видно. Вот так мало-помалу он организацию создал, а ребята этого даже не заметили. Это не просто провокатор — это провокатор с большой буквы.

И я из этой переписки поняла, кажется, на что он Анечку поймал. Но тут надо сначала про нее немного рассказать. Она выросла у меня очень справедливой, ответственной. Очень переживает за экологию — например, писала во все инстанции, чтобы возле дома поставили контейнеры для раздельного сбора. Мы благодаря ей всей семьей перешли на экологичные средства для мытья посуды, порошки, косметику…

Природа ее волновала очень. У нас в Крылатском вырубали деревья под велотрассу — так она ходила на все собрания, подписи собирала против этого. Объясняла, что шум помешает птицам выводить птенцов. Она всегда очень переживала за них. Вот эта зима была тяжелая для птиц, снега много выпало — так она покупала корм мешками, мы кормушки развешивали.

Как-то ветер повалил деревья — она сходила, нашла в траве трех крошечных синичек. Мы всей семьей выкармливали их по очереди, каждые два часа. И выкормили — синички большие стали, она их отнесла обратно, выпустила.

Аня вообще очень любит животных — хочет стать биотехнологом, ходила на курсы в МГУ. Поступала туда, но немного не добрала баллов, решила год подождать и пересдать экзамены этим летом. А чтобы не сидеть на шее у родителей, пошла работать санитаром в ветеринарную клинику. Ее там все очень любят — когда я пришла за характеристикой для суда, начальница в таком шоке была. Так хвалила мою дочку, говорила, «работает на износ девочка».

Мне кажется, вот эти чувства — заботы, справедливости, ответственности — они в итоге с ней и сыграли злую шутку. Наверное я тоже виновата как мама — не научила ее какой-то хитрости. Не объяснила, что иногда нужно где-то промолчать, где-то схитрить… Вот она и выросла очень справедливой, очень прямой. И провокатор, Руслан Д., просто этим воспользовался.

Как именно?

— Он хороший психолог и знает, на что давить. В переписке это четко видно. Пишет Ане: «Ты нам так нужна, ты даже можешь взносы не сдавать. Главное — ходи на собрания, без тебя остальные не справятся». Ловит ее на чувстве ответственности, понимаете? Дальше она в какой-то момент пишет, что у нее времени нет уже, хочет выйти из организации. А этот провокатор не отпускает, уговаривает, пишет ей лично. Задания какие-то ответственные дает. Наверное, чем больше он человек посадит, тем для него лучше.

Я вообще не понимаю, как можно так поступать. Он же намного старше этих ребят, ему за тридцать, у него наверняка жена и дети. Как он приходит к ним с работы? Знаете, мне кажется, даже фашисты в каких-то случаях детей отпускали. А он 17-летнюю девочку не пожалел, он на нее специально давил. Ради чего? Ради звездочек на погонах? Как он живет, зная, что чужую жизнь разрушил?

Моя дочь должна была сейчас к экзаменам готовиться, в вуз поступать, с животными своими возиться. Аня попугайчиков разводила дома, какую-то породу редкую. Одну птичку ей с Израиля привезли, одну с Питера — и она очень долго добивалась, чтобы появились птенцы. Вот она под арест попала — и тут птенчики вылупились, перышки уже появились. А она этого так и не увидела. Аня очень надеется, что ее выпустят — поэтому просит птиц не раздавать, чтобы она когда-нибудь смогла посмотреть, какие они получились.

А еще онаиз-за собаки очень переживает. У нас дома американский кокер-спаниель, ему уже 11 лет. Старенький, больной, Аня его лечила. И на первом же свидании она плакать начала, что собаку больше не увидит. Говорит: «Когда меня уводили, то даже не дали с собакой проститься».

Ей 17 лет всего было, а ее арестовали за несколько листков. Некоторые девочки быстро взрослеют, но Аня не такая — у нее никаких отношений не было, никаких мальчиков. Она с лошадкой игрушечной до сих пор иногда спала, ну совсем еще ребенок ведь. А теперь сидит в СИЗО, где 45 человек в камере. (После судебного заседания 11 мая Павликову перевели в больницу при СИЗО «Матросская тишина». — ОВД-Инфо)

У меня до сих пор в голове не укладывается, как так можно — испортить судьбу ребенку. Отнять все, чем девочка дорожила. Кричать хочется, но не знаешь, куда. Я сегодня сидела дома, плакала, думала — вот бы найти место, где Владимир Путин ходит. Чтобы ему рассказать об этом деле.

Кому лучше от того, что такая умница девочка оказалась в СИЗО? Что эти дети сделали такого, чтобы их в тюрьму отправлять? Я просто не понимаю, как наше государство со всем этим живет.

Мужика повязали за антивоенный митинг с куском мяса от Мираторга.

Я предлагаю убрать из русского языка слова, что компрометируют военных. Полностью. Эти враждебные слова не нужны патриотам!

UPD

Хз как быть

«Это шаг отчаяния» - экономист Петр Бизюков о протестной активности в регионах

Фонд «Общественное мнение» выяснил, что почти 60 процентов россиян отмечают ухудшение экономической ситуации. Исследование Высшей школы экономики показывает, что сегодня лишь четверть граждан России зарабатывают больше двух прожиточных минимумов, а 12 процентов скатились к крайней бедности. На этом фоне в регионах понемногу нарастает недовольство. Где и почему возникают протесты? Достигают ли они своих целей? Могут ли экономические требования перерасти в политические? На эти и другие вопросы «Ленте.ру» ответил ведущий специалист социально-экономических программ Центра социально-трудовых прав экономист Петр Бизюков.

«Лента.ру»: Кто же сегодня протестует?

Петр Бизюков: Самые разные люди. Бастуют рабочие промышленных предприятий, бюджетники, транспортники, официанты, медики, коммунальщики. Даже чиновники. Раньше они редко попадали в число забастовщиков. А мы с вами говорим именно о трудовых, не политических протестах. Так, чиновники, если им что-то не нравилось — они просто уходили на другое место. Но, видимо, обстановка такова, что идти стало некуда.

Когда вы заметили рост протестной активности?

С конца 2014 года. За прошлый год мы зафиксировали 409 протестов в 70 регионах. Это на 40 процентов больше, чем в 2014-м. А если сравнивать с другими годами — активность увеличилась на 75 процентов. Это всплеск. Сейчас часто говорят о том, что люди не замечают ухудшения жизни. Но наши данные это опровергают.

Кто более склонен к забастовкам?

Безусловно, работники промышленных предприятий. Но в последние годы происходит некоторое перераспределение. Если в 2010-2011-х половина всех протестов приходилась на промышленность, то сейчас это не более 30 процентов. Все остальное — другие отрасли.

Чаще бастуют в промышленных регионах?

Пока в лидерах Москва и Питер. Но картина постепенно меняется. В прежние годы практически все митинги и забастовки концентрировались в столицах. Мы объясняли это тем, что тут центры принятия решений. Есть такое выражение — достучаться до небес. Здесь с этим было проще. Но сейчас на столичные мегаполисы приходится всего 15 процентов протестных акций. А на региональные центры — 40 процентов. На города областного уровня — 27 процентов, на поселки и села — 13 процентов. То есть трудовые протесты перемещаются на периферию. Хотя раньше в провинции не было принято бастовать. В небольших городах люди побаивались прослыть скандалистами или потерять работу. То, что сейчас они стали выступать, видимо, говорит о том, что определенный рубеж уже пройден.

Забастовки проходят по-настоящему, с остановкой работы?

В 2015 году мы насчитали 168 случаев приостановки работы. Это на 73 процента больше, чем в среднем за 2008-2013 годы. Но нарушения со стороны работодателя, вызвавшие забастовки, были настолько грубыми, что о наказании бастующих и речи не шло.

Отчего же бастуют? Мало денег?

Не то чтобы мало — вообще нет. Основная причина — невыплата зарплаты. В 2008 году, когда мы только начинали свой мониторинг, протесты из-за невыплат составляли половину всех акций. К 2013 году их количество снизилось вдвое. А сейчас опять рост.

То есть не только деньги толкают людей на стачку?

Еще политика руководства. Всевозможные реорганизации, сокращения, закрытия. Но это как раз нормальная и цивилизованная практика. А когда заставляют работать бесплатно — это феодализм, который ничего общего с экономикой не имеет.

Почему не имеет? Если деньги в бюджете закончились, чем платить бюджетникам?

Что значит «нет денег у бюджетного предприятия»? Значит, что кто-то там плохо спланировал работу, не занимался элементарными расчетами. Это либо вопиющая некомпетентность, либо умышленное нарушение. Так было в Забайкальском крае, где учителя приостановили работу из-за многомесячных долгов по зарплате, то же самое — в Хакасии. Неужели учителей стало больше и на всех не хватило? Это не экономика, а что-то другое.

Забастовки по-прежнему остаются локальным явлением?

Уже нет. Движение эволюционирует. Раньше протесты действительно были изолированы. Но в прошлом году мы фиксировали гораздо больше межрегиональных акций. Самая заметная — забастовка дальнобойщиков. По нашим данным, в ней участвовали 45 регионов. В мае была акция учителей — 20 регионов. Межрегиональные протесты приобрели масштабность. Если до недавнего времени они захватывали максимум 9 регионов, сейчас количество совместно протестующих территорий увеличивается. Это тревожный момент.

Сильные лидеры появились?

И это тоже. Люди ищут способ решения своей проблемы. Сначала выходили на улицы с митингами. На первых порах помогало. Но потом власти к этому привыкли. Кто-то использует голодовки — также не особенно эффективно. Народ буквально действует методом тыка: давайте попробуем это, то. Потому что это вопрос выживания. Сейчас нащупали межрегиональные и межотраслевые протесты. Поэтому мы ожидаем, что в этом году их станет больше.

Когда и где?

Традиционно активность нарастает с апреля. Протестный потенциал есть везде — во всех регионах и во всех отраслях. Где именно начнется — не знает никто. Надо учитывать, что застарелые и нерешаемые проблемы имеют свойство накапливаться. Незаметно образуется лавина. Ту же ситуацию с дальнобойщиками — кто мог предсказать? Или «рельсовые войны» в 1998 году, выступления пенсионеров против монетизациии льгот в 2008-м?

Работники чего-то добиваются? У дальнобойщиков мало что получилось. Ни «Платон» не отменили, ни транспортный налог.

Мы не всегда можем отследить итоги, но очень часто результатом становится вступление администрации в переговоры. Я подчеркиваю — не удовлетворение требований, а переговоры. У меня сложилось впечатление, что работодатель идет на серьезный разговор только после жесткого заявления работников. Получается, что протест — пропуск в ответственный диалог. Работодатель зачастую считает работников бессловесным стадом, на претензии которого не стоит обращать внимания. Отмахивается от них, выставляет работников людьми, ведущими нечестную игру. Но если удается убедить работодателей, что это всерьез — предприниматели и власти вдруг оказываются способными на полноценный диалог с сотрудниками.

Сами работники это понимают? Воспринимают ли они цивилизованный протест как еще одну форму диалога с руководством?

Не всегда. Часто люди решаются на протест из-за невыносимой ситуации, которую невозможно терпеть. Это шаг отчаяния, когда уже нечего терять. У нас в прошлом году был случай: бригадир строителей облила себя бензином, залезла на крышу строящегося дома и пригрозила, что если ее рабочим не выплатят зарплату, она себя подожжет. Другой строитель взобрался на стрелу крана и тоже требовал денег для своей бригады. Полагаете, люди в этот момент думают о рациональности своих поступков?

Могут ли социально-экономические протесты перерасти в политические?

Пока многие не хотят выдвигать политические требования, они считают, что это не их дело. Но все происходит однажды. Наши наблюдения показали, что подвигнуть людей на протест способна вовсе не бедность и не какие-то рациональные соображения. Протест возникает вследствие обиды на ситуацию. Люди начинают с очень простых, очень локальных требований. Выплатить зарплату, починить водопровод... Но если они не находят эффективных решений, которые хотя бы частично их удовлетворяли, требования радикализуются. А если достигнута какая-то критическая точка, то события могут развиваться по экспоненте: вчера никто и предположить не мог, а сегодня милиция не решается подойти к тем, кто перекрыл дорогу.

Кто-то реагирует на эту ситуацию?

Боюсь, многие пребывают в уверенности, что трудовых протестов нет. Госкомстат, публикующий информацию о количестве забастовок, фиксирует только те, что проводятся в строгом соответствии с законом. В 2014 году таких насчитывалось всего две, в первой половине 2015 года — шесть. С точки зрения официальной статистики, это капля в море. Так что на протестное движение, набирающее силу в глубинке, пока не обращают внимания.

Источник: http://lenta.ru/articles/2016/02/10/protests/

Кабул - смерти при взлете военно-транспортного самолета С-17

Процент населения, который доверяет полиции

Пойман главный куратор всех протестующих!!!!