лекторы россии
»копилка историй из учительской пропагандоны разговоры о важном Вторжение в Украину 2022 мобилизация школа Образование политика
«Моего папу забирают. Что мне делать?»
Вот и прошло чуть больше месяца с начала частичной могбилизации. Я решил написать, что творилось в воспитательном процессе школы. Слово «образовательный» уже даже не уместно как-то писать, потому что всё чаще в наших документах встречается именно слово «воспитательный». Чтобы вы понимали, я по вопросам образования заполняю один отчет, а по вопросам воспитания 8.
Вернусь к теме. За это время создалось впечатление, что мир новостей, мир министерства просвещения и мир школы живут каждый в своей реальности, и все они не имеют представляния, что происходит друг у друга. Начнём по порядку.
МобилиZация
В этот день в школе было даже как-то тише обычного, даже в учительских чатах ничего не писали. Чувствовалось напряжение. Было видно, что все избегают говорить о том, что было объявлено утром. Оно и понятно: у всех мужья, взрослые дети, иные родственники, и многие из них военные.
Особо было заметно, как тревожно поджав губы, «переобувались» те, кто ещё весной радостно убеждал всех вокруг: «Молодец, Бог-Император, давно пора было послать легионы в Око Ужаса». Нет, разговоры не поменялись, но ура-патриотичные заявления куда-то исчезли. Атмосферу в школе усугубили и первые повестки родственникам учителей. Кто-то не на долго выпал из рабочего процесса — работать стало трудней. А тут еще медленно стали просачиваться новости из других школ регионов — некоторые бывшие ученики погибли еще летом.
Хорошо, хоть на уровне школы было принято решение быть более мягче с детьми, делать им послабления. Мне показалось, что помощь детям и семьям, где отцов стали призывать, была больше местной инициативой, нежели чем центром принятий решений — министерством просвещения. Где-то в России стали организовывать группы продленного дня, где-то обеспечивать бесплатным горячим питанием. По федеральным каналам, естественно, об этом ни слова. Оно и понятно, столице не до этого, нужно ловить простых работяг.
Разговоры о важном
Куда же без них. Как говорится, на небе только и разговоров, что о важном. Почему вообще к этому уроку приковано так много внимания? Дело в том, что школа — это один из индикаторов социальных и экономических проблем в обществе. А разговоры о важном стали прям информационной панелью состояния дел страны.
С начала мобилиzации с разговорами стало твориться что-то странное. Один раз сайт внезапно удалил все ссылки. Официально заявили, что это техническая ошибка, но потом стало понятно — власти начали спешно что-то перекраивать. И первыми изменения появились в темах. Первым изменением было третье занятие (19 сентября), где должен был быть какой-то урок мужества, но его почему-то заменили Циолковским. Конечно, же никто и не мог подумать, что нас ждало утром в среду.
А в понедельник 26 сентября нам зарядили по плану День пожилого человека. Еще в начале лета министр Кравцов заявлял, что Разговоры о важном поднимают волнующие темы для детей. И он оказался прав, потому что многие дети прерывали лекцию о том, как хорошо старикам живется в России, и спрашивали тихими голосами: «Моего папу забирают. Что мне делать?» Я все лето слушал эти подготовительные лекции про Разговоры о важном, и, знаете, там как-то не объясняли, что отвечать детям на этот вопрос.
Последнее интересное наблюдении: все прошедшие темы почему-то удаляются с сайта.
Референдум
А вообще уже на сценарии Дня пожилого человека стало понятно, что авторы окончательно расслабились и начали делать планы-конспекты на отъебись. После очередного выступления Императора о борьбе с Родителями 1 и 2 нам сразу прислали специальную бумагу, которую нужно было прочитать в понедельник 3 октября. Посвящена она была, конечно, результам референдумов. Не понятно было, а какие задачи ставило государство этим документом? Дело в том, что несмотря на всю абсурдность уроков, авторы все же старались сделать их разными в соответствии с возрастом ученической аудитории. Присланный же документ был одной версии и сделан на коленке. Текст написан в лучших традициях советской пропаганды: нацисты 6 лет донбили Бомбас, а раньше эти территории были наши еще при Екатерине Второй (интересно, это дает право бывшим наследникам Римской Империи вернуть эти земли себе?), а весь мир вокруг плохой — не признает наши референдумы, а вот их референдумы по Югославии тоже были не законны — почему им можно, а нам нельзя.
Вы спросите, что за бред я написал — я отвечу, что этот бред я прочитал... но дома. Вообще мало кто из учителей обратил внимание этот документ. Многие пожали плечами и сказали, что не будут об этом говорить с детьми, мол, еще маленькие и ничего из этого не поймут.
Социальное напряжениеК 10 октября социальное напряжение только возросло. Это стало видно по уроку, посвященному Дну отца. Как вы понимаете, все это время государство отчаянно пыталось отвлечь всех от мобилизационного хаоса героической борьбой с гей-пропагандой. Но на бумаге было гладко, да забыли про овраги — День отца в душе детей и родителей отозвался рядом едких комментариев и писемь в спорт-лото. Дело в том, что пропагандисты не учли, что у нас высокий процент неполных семей у черты бедности (разумеется, это геи виноваты). А тут на уроке рассказывают про то, как батя важен в традиционной семье. Вот и получилось, что у кого-то отец вышел за сигаретами семь лет назад, а у кого-то угнали умирать в окопы защищать Родину от нацистов. Этот урок спровоцировал волнение в обществе, о котором, разумеется, никто не написал.
Но государство отреагировало на недовольство неполных семей, и спешно заменило урок 24 октября «Традиционные семейные ценности» на что-то невнятное про атомные ледоколы. Тут уже никто не готовился вообще, потому что ролики и презентации взяли у россевератомледоколфлота (или кто там они) и просто запихнули на свой сайт.
Тут всё понятно. За полтора месяца авторы Разговоров догадались, что пропаганда не работет, когда у школьников есть какой-никакой жизненный опыт в том или ином вопросе. А радужные истории про счастливую семью, когда у каждого третьего-четвертого если батя не сбежал, то кто-нибудь бухает, могут стать каким-нибудь триггером, а не очередным токсичным видосиком в тик-токе. Так что темы в школе будут и дальше менять, что, на мой взгялд, сделает этот проект еще более неэффективным.
Вывод
В то же время как-то внезапно на почту перестали приходить бесконечные разнарядки на сочинения про войну и дедов. Где-то в регионах заявили, что будет проведен конкурс «Письмо солдату», но это так и осталось на словах. Нет, были новости, что где-то дети написали письмо солдатам, но это закончилось скандалом, поэтому о конкурсе замолчали на совсем.
И тут стало понятно, что государство занимается мобилизацией и ему вообще не до школ. Министерство просвещения что-то там генерирует наверху, пытается подстроиться под текущий хаос, а школы пытаются как-то это все разгрести, потому что не Кравцову, Шойгу или Мишустину нужно глаза в глаза объяснять ребенку, почему папку он (ребенок) будет видеть только на семейных фото...
Я, кстати, как в том комиксе от корраптора завел секретную папочку с доказательствами. А вдруг все поменяется - не хочу, чтобы при новой власти нынешние чиновники не остались без "благодарности".
песочница политоты собянин выборы 2018 выборы политика
Москва и москвичи
РЕЗУЛЬТАТ ЭКСПЕРИМЕНТА СОБЯНИНА — НЕ ТОЛЬКО НОВЫЙ ГОРОД, ПОХОЖИЙ НА ГАЛЛЮЦИНАЦИЮ, НО И НОВЫЕ ГОРОЖАНЕ, СЧИТАЕТ МАРИЯ КУВШИНОВА
Когда поздно ночью после долгой дороги и долгого перерыва въезжаешь на Тверскую, возникает ощущение, что скользишь по тщательно промытому, сияющему белизной человеческому черепу. Любая органика — все, что дышит, пахнет, рождается, умирает и живет, — вытравлена и вычищена, и взамен пространство заселено фосфоресцирующими химерами. Москва при Собянине превратилась в город грез, где галлюциногенный экспириенс на каждом шагу подстерегает даже трезвенника: каждую минут из-под земли, как грибы, выпрыгивают новые станции метро; в одночасье, как космическая пыльца, приземлился возле Кремля парк «Зарядье»; территория города растет со скоростью агрессивной раковой опухоли. Вдруг — гигантский валенок посреди центральной улицы, отряд идущих на штурм крестоносцев на бульваре; по караульному в каждом переулке «Золотой мили», и надо сказать пароль «Бога нет», потому что караульные охраняют очередь к мощам от желающих влезть в середину. Огромная копия с европейских оригиналов — Усачевский рынок, по которому гуляют командировочные в норковых кепках; набитые иностранными тюбиками и баночками «Мосхозторги», где никогда нельзя второй раз найти то, что покупал неделю назад. Отчаянный поиск парковки, ежедневная многочасовая операция по переброске детей на противоположный берег проспекта, потому что школу уплотнили, а ГКП в округе решили не открывать. Бесперебойно работающий сепаратор, выдавливающий голытьбу с зарплатами ниже 200 тысяч в месяц из исторического центра. Все вместе это называется «смотрите, как похорошела Москва при Собянине». К универсальному столичному снобизму и специфическому высокомерию по отношению к «замкадышам» новый москвич, даже если он недоволен переменами, приобрел привычку ежедневного пребывания в ситуации абсурда, почти непереносимого для посторонних. Очевидно, что абсурд не может не влиять на сознание, не форматировать его под себя; и вот у твоего старого приятеля стекленеет взгляд, и он говорит: «А что, продукты из “Вкусвилла” полностью заменили мне импортную еду».
Песня из кинофильма Александра Медведкина «Новая Москва» (1938)
Давно замечено, что пробник в виде «капковщины», а потом и весь полномасштабный собянинский урбанистический канцерогенез были ответом на Болотную — на недовольство среднего класса остановкой медведевской «модернизации». Реакцией на карнавальный протест стал безостановочный, лихорадочный карнавал круглый год.
Развлекая и отвлекая своих обитателей, со временем заново упакованная Москва, ставшая витриной путинской России, начала выполнять еще одну важную функцию по сохранению статус-кво: город, существующий за счет целой страны, выкачивает из регионов не только природные ресурсы — он выкачивает и человеческий ресурс, самых амбициозных и талантливых, чтобы направить их энергию на производство бесплотных химер. Формально это все та же сделка, которую обычное централизованное государство предлагает своим гражданам: переезд в столицу в обмен на деньги и возможности, которых нет в провинции.
Но по сути сегодняшняя Москва, находящаяся в сердце сегодняшней России, предлагает нечто иное. Она предлагает статус в обмен на добровольный отказ от производства смыслов. Ты можешь стать «куратором», «режиссером», «журналистом», «микроинфлюэнсером» (человек, который фотографирует и выкладывает в соцсетях свои еду и одежду за довольствие от рекламодателей), «сотрудником Яндекса», «сценаристом», «гест-менеджером» (человек, который получает деньги за то, что лично приглашает своих друзей-микроинфлюэнсеров на вечеринки), «художником», «промоутером» — список можно продолжать. У тебя будет что написать на визитной карточке, будут зарплата и медстраховка, ты будешь переходить с одной работы на другую и триумфально отчитываться об этом в Фейсбуке, но упаси тебя господь заступить на территорию, где возможен хоть сколько-нибудь содержательный разговор о настоящем и будущем. Культура в Москве — это когда люди, заплатившие 700 рублей за билет, смотрят на «Стрелке» или в «Гараже» последний каннский хит, который никогда не выйдет на экраны других городов, потому что политическая и экономическая цензура добила независимый прокат. Но будь ты хоть трижды «Гаражом», тебе никогда не позволят показать фильм Лозницы «Донбасс», потому что вопрос о предельном состоянии постсоветского человека и постсоветского пространства нельзя задавать всерьез и вслух.
Руководитель штаба Собянина Константин Ремчуков говорит что-то о глобальной конкуренции городов, в которой обновленная столица России принимает участие наравне с Нью-Йорком, Парижем и Лондоном, забывая о том, что Нью-Йорк, Париж и Лондон производят идеи для всего мира, а Москва, окруженная воображаемыми врагами и реальной обескровленной страной, не производит даже гибридную пропаганду of international fame, поскольку «ольгинские тролли» находятся в другом месте (как известно, за четыре года по квоте для «полезных специалистов» российское гражданство получили 12 человек). Единственный сегодня крупный российский феномен международного масштаба — дизайнер Гоша Рубчинский — в своих коллекциях эксплуатирует нечто, совершенно противоположное собянинскому украшательству: «эстетику ****», ностальгию по бесформенности и неустроенности. Единственное яркое поп-культурное явление последних лет — рэп-баттлы — зародилось в Краснодаре и прогремело в Петербурге; в Москве для них не хватило бы энергии, бескомпромиссности и внутренней свободы.
То, что иногда прорывается из этой герметичной электрокислотной вселенной, — многомиллионные затраты на «собякуры» (пластиковые деревья в кадках) или стадион «Олимпийский», доверху набитый людьми, которые отдали от месячной до годовой зарплаты обычного человека за вечер в компании мотивационного лектора, — вызывает в остальной России испуганное недоумение. Дело уже не в зависти к столичным деньгам и возможностям — зависть постепенно сменяется страхом перед опасностью заразиться московским безумием.
Трейлер фильма Бена Уитли «Высотка» (2016)
Наблюдая за Москвой и москвичами издалека, невозможно отделаться от ощущения, что смотришь растянутый во времени ремейк «Высотки» — фильма Бена Уитли по антиутопическому роману Джеймса Балларда: отстоящий от мира суперсовременный дизайнерский жилой комплекс со строгой социальной иерархией по этажам, в котором самоизоляция, перегрузки в ЖКХ и классовые конфликты неизбежно приводят к чудовищной деградации; как вышло, что уважаемый врач, одетый в лохмотья, обгладывает ногу соседской овчарки на балконе своих элитных апартаментов?
Писать про 1984 уже как-то неприлично.