детские лагеря северной кореи

Камни с неба оказались M74 high-explosive fragmentation spherical aerial dispersed centrifugally armed impact fired integral fuzed anti-personnel submunition

жовто-блакитные мечты про интернет по талонам

Кровавый косплей продолжается. Вот и штурмовики СС подошли

А то до того было как-то несерьёзно, когда этим занимались непонятные "активисты", рисуя звёзды Давида и zвастики на дверях иноагентов. А тут прямо ОМОН, с кувалдами, с рисованием zвастики, с включением гимнов СС

Насильственная депортация из Украины в РФ

24 марта Мариупольский горсовет сообщил в своем телеграм-канале о том, что российские войска принудительно вывозят жителей Мариуполя на территорию РФ. 

«Ґрати» проверили эту информацию. Мы связались с переводчицей и редакторкой Натальей Яворской.  Имя было изменено по ее просьбе из соображений безопасности близких, оставшихся на территории РФ, которая сейчас находится за рубежом. Она рассказала, как по меньшей мере сто человек были насильно вывезены из поселка (его название мы скрыли по просьбе Яворской) на окраине Мариуполя сначала на оккупированную территорию Донецкой области, а потом в Россию. Там украинцы прошли процедуру фильтрации и были расселены в лагеря для беженцев. Часть из них, как Наталья, сумели выехать из страны, но многие продолжают вынужденно оставаться в России, не имея денег или документов.

 Мы проверили, насколько это возможно, историю Натальи. В Таганроге мы связались с волонтерами, которые встречают украинских беженцев. Они подтвердили, что беженцев привозят группами, но не стали говорить, принудительно ли их доставили в город. А потом и вовсе перестали отвечать на попытки связаться.«Ґрати» публикуют монолог Натальи Яворской полностью, за исключением моментов, удаленных по ее просьбе в целях безопасности. 

Полномасштабное вторжение

В Мариуполе я живу с рождения, с перерывами. В 17 лет я уезжала, потом поступила в Киев, четыре или пять лет жила в России. В 2020 году я вернулась в Киев, а прошлой весной опять переехала в Мариуполь.

24 февраля в шесть утра меня разбудила мама и сказала, что Киев и Харьков бомбят, что в Мариуполе тоже слышны взрывы. Мы собрали рюкзак. Я, мама и младший 15-летний брат пошли домой к бабушке. У нее уже были слышны взрывы, но не сильные, как будто вдалеке. Мы сидели в коридоре. Пришла родственница, у нее тоже двое детей — девочки. У бабушки с дедушкой мы пробыли два дня. 26 числа взрывы стали сильнее, и мамина подруга предложила нам перейти в укрытие. Оно находится рядом, в местном Доме культуры. Я вспомнила о нем, потому что занималась там в музыкальной школе скрипкой. Никто не думал, что будет война, входы в убежище были неподготовлены, дурацкая система.

Как мы жили в убежище: бабушка с дедушкой готовили нам первое время дома — и приносили еду в убежище. Так продолжалось где-то неделю. 2 марта нам отключили электричество, но в некоторых домах еще был газ. Через два-три дня отключили и его.

И началось… Под окно бабушкиного дома попала мина, разорвалась. Дядя привел бабушку к нам в убежище, дедушка отказался идти — готовил и приносил нам еду.

Клуб находится в центре поселка. Самые жесткие боевые действия проходили возле него, потому что напротив с двух сторон располагались украинские военные. Вся нагрузка приходилась именно на это место.

В какой-то момент встал вопрос с едой, потому что выходить уже было нельзя, обстрелы были слишком близко.

Второй мой дедушка — медик по образованию. Он когда-то служил, и ему на все все равно. Они готовили с бабушкой еду на костре и приносили нам вместе с водой, но очень редко, потому что наш район постоянно был под ударом. Потом дома обоих дедушек полностью разбомбили, и они перешли в нашу квартиру. Но вскоре украинские военные попросили всех в нашем районе уйти, чтобы не попасть под боевые действия. И они снова ушли.

Место, где мы находились, начали обстреливать 8 марта. Бомбили все высокие дома и Дом культуры тоже. Его полностью разбомбили, и мы даже немного успокоились — просто нечего теперь бомбить, остался только наш подвал. Но 10 марта стали почему-то бомбить подвал, наверное чтобы нас завалило. Не очень понятна логика, там уже стен не осталось, но они прицельно били по некоторым точкам несколько раз.

Бомбоубежище

В бомбоубежище была сильная солидарность. Каждый день начинался с новостей. Мой сосед, например, прятался в подвале с семьей. Когда он вышел приготовить еду на костре, в него попал осколок и он умер. Каждый день были новости о людях, которых убило — они были в подвале, но на улице в них попадали осколки. Самое странное, что при этом не было никаких сообщений и информации. У нас не было радио, мы не знали, что подобное происходит во всем Мариуполе. Наоборот была обида: мы сидим фактически без еды и воды, и город о нас не думает, не эвакуирует нас. Было сильное чувство брошенности. Мы даже не думали, что будут бомбить центр Мариуполя. Думали, что это нашему поселку не повезло, потому что, возможно, это какой-то стратегический объект.

Большую часть дня я занималась тем, что записывала сны — людей, которые мне снились, бабушек, мам. Мы пытались по этим снам понять, что нас ждет в будущем и о чем они говорят, потому что это был единственный источник информации.

Казалось, что самое сложное время — когда мы были в убежище. Ощущение запертости, потому что, по сути, у нас уже не было домов, нам некуда было идти. Мы не могли покинуть убежище в случае чего. Появился страх, что тебя завалит, страх каких-то иррациональных сил, которые хотят тебя убить. И ты не понимаешь зачем, ты не понимаешь стратегии или смысла.

Сейчас, наверное, даже с какой-то ностальгией вспоминаю дни в убежище, потому что тогда у всех была надежда. Все думали, что нужно потерпеть какое-то время без еды и воды и все закончится, можно будет вернуться домой, что-то точно решится. Из-за того, что у нас не было связи, мы вообще не представляли, что в Мариуполе происходит то же самое.

Мы даже хотели пойти в город пешком, но идти туда три часа было невозможно.

Некоторые пытались выехать из поселка, у кого-то получалось без урона. Были случаи, когда люди возвращались обратно, потому что их не выпускали. Поселок между нами и городом заняли в первые же дни, но и после нашего стояли «ДНР»-овские блокпосты.

Наверное, самое страшное было — погибнуть случайно. Я, перед тем как пропала связь, читала новости о том, что в Киев часто прилетало из зоны Чернобыльской АЭС, а у нас очень большой склад ядовитых веществ как раз в том месте, где они стреляли. Какой-то постоянный страх, что ты проснешься и умрешь, но даже не поймешь, что умер, а просто вдохнешь летучий хлор и сразу умрешь. Какое-то безвыходное состояние.

Я постоянно представляла встречу с друзьями. Как я выживаю и всем говорю, что я живу, и как нам все рады. Когда я представляла эту встречу, думала, что война точно закончится. Я мысленно представляла, что это случится скоро. Я была готова к тому, что когда это закончится, у нас не будет пособий и обеспечения, но мы сможем выходить. То есть я вообще не представляла, что война так и идет, а я нахожусь в каком-то другом месте.

Депортация

К 15 марта российские военные заняли большую часть поселка, но боевые действия еще шли в районе моего дома, на выезде. Они ходили по домам, пришли в наше убежище и сказали, что всем нужно уходить — эвакуация женщин и детей. Мы спросили, можно ли остаться — они сказали, нет и все, нельзя. Приказным тоном. Кроме убежища нам некуда было идти. Нескольким мужчинам с большими семьями удалось выехать.

Нас вывели в школу напротив здания клуба. Это был первый раз, когда я вообще вышла на улицу. Дикое ощущение — когда я заходила в убежище, все было полностью целое, а потом ты выходишь и видишь, что здания, в котором ты находился, нет, просто валяются кирпичи. Ты выходишь и видишь кучу поваленных деревьев, городков, вышек. Это сюрреалистическое ощущение, когда ты видишь вместо столовой, в которую ты ходил, когда учился в школе, кучу кирпича, и учебники валяются по полу. На стене остался стенд «Гордость школы» — с портретом моей сестры, а вокруг — российские военные.

Во время эвакуации умерла женщина, потому что у нее не выдержало всего этого сердце. Был мужчина, который не мог передвигаться сам — за ним ухаживала его женщина. Ему запретили эвакуироваться, и он остался. Нас отвели в эту разбомбленную школу, в которой они сейчас сидят, а оттуда нас повели в сторону выезда из поселка.

В поселке было две тысячи человек, нас было очень много. В нашей группе — где-то 90 человек. И возили несколько раз. Это была принудительная эвакуация, никто из нас не хотел выезжать из Украины. Если бы у нас был выбор — мы бы остались или выехали в сторону Украины. Некоторые говорили, что хотят остаться, но они приказным тоном говорили, что это невозможно.

Но надо понимать, что убежище, по сути, было единственное место, где мы могли находиться. У большинства людей с нами уже не было домов, и они не могли скрыться где-то в поселке.

На выезде из поселка в сторону Донецкой трассы нас посадили в военный Урал. Довезли до ближайшего поселка, который они захватили несколько недель назад, но никаких боевых действий там уже не было, потому что не было украинских военных. Там на один день нас поселили в школе. На следующий день погрузили в автобусы, сказали, что не в Донецк. С нами все, по большей части, обращались либо как с преступниками, либо как с конвоированными людьми, не было права даже узнать, куда нас  везут. Нам не говорили до последнего. Если спрашивали: «Куда вы нас везете?», отвечали: «В теплое место». Всем видом показывая, что мы должны быть невероятно благодарны за то, что нас освободили от наших домов.

У меня из вещей была только толстовка на мне. Но мне повезло — я как-то додумалась и хотя бы 10 фотографий взяла с собой. У нас теперь ни фотографий, ни видео, ничего.

На автобусах нас привезли в Новоазовск, но мы узнали об этом позже. Водители были полностью дезориентированы — они долго ехали из Донецка, приезжали куда-то, а им говорили, что дороги разбомблены, они ехали в другое место. У них не было никакой координации. Все в дороге обращаются с тобой как с мешком картошки. Водитель, естественно знал, куда мы ехали, но у всех был приказ никакой информации нам не давать.

В Новоазовске у них так называемые фильтрационные лагеря. Это не я придумала, это они сами так называют. В фильтрационном лагере были сотрудники МЧС, мы нашли вайфай. Как везде в России — они разбомбили вышку, выключили всю связь, но оставили пароль от одного до восьми. Мы просто пробовали их перебирать и вот — работает интернет.  Тогда я впервые узнала про Мариуполь, что его бомбят, и это был большой шок. А российские военные говорили, что они уже захватили Киев и Харьков.

В Новоазовске, как я понимаю, — какой-то перевалочный пункт. Было довольно жутко, потому что очень много военных тачек с изображениями Кадырова, очень много чеченцев, видишь как перебрасывают военную технику. Когда перед тобой проезжают Грады — это жутко. При этом все пытаются делать вид правильной работы: МЧС, автобусы, будки, таблетки, даже давление меряют, колбасу нам чеченцы передали. Это просто безумие, конечно.

Фильтрационный лагерь

Фильтрационный лагерь — это такая палатка, в которой сидит куча военных. Все мы сидели в автобусах, заходили по очереди. Сначала тебя фотографируют со всех сторон, видимо, для системы распознавания лиц, которую сейчас внедряют в РФ. Потом снимают отпечатки пальцев, но, что самое отвратительное, этих пальцев недостаточно, они даже ладошки сканируют со всех сторон. Потом ты проходишь допрос для реабилитации — тебя спрашивают, какие родственники остались в Украине, видел ли ты перемещение украинских войск, как ты относишься к политике Украины, как ты относишься к власти, как относишься к «Правому сектору». Большая анкета и тебя по ней расспрашивают, но не жестко. Потом самое непонятное для меня — ты отдаешь свои телефоны, они подключают их к компу на 20 минут и выкачивают из них базу контактов, но я не знаю, выкачивают ли они данные и копируют ли IMEI.

Мы ждали часа четыре-пять, пока попадем в фильтрационный лагерь. Потом несколько часов проходили. В автобусах не было туалетов. Один был в окопе далеко. Моей бабушке 70 лет, она подвернула ногу и не могла нормально ходить.

Нас повезли к границе «ДНР» и России. Всю ночь мы провели в автобусе в очень жестких условиях.

Российская Федерация начинается со шмона. Выборочно допрашивают женщин и мужчин. Женщин мало, но я попала в этот список невезучих. Это пиздец, потому что ты сидишь две недели в подвале, тебя обстреливают, и первый человек, с которым ты встречаешься на воле — русский ФСБшник. Он меня в жесткую паранойю ввел. У меня есть художественные тексты, связанные с Украиной, с войной, я не думаю, что они супер заметные. Но все равно возникла паранойя. Мне стало страшно, а он допытывал меня: знаю ли я о перемещении украинских войск, что я знаю об украинских солдатах и прочее. Я подумала про тактику ФСБшных связок: задаст один вопрос, о чем-то пошутит, потом опять задаст тот же вопрос, чтобы понять соврала я или нет. Но большую часть времени, на самом деле, мы обсуждали мои личные отношения. Это ФСБшника больше всего интересовало.

У меня все соцсети на украинском номере. Я сначала растерялась, сказала неправильно номер специально, но все равно было стремно. Они переписали мои телефоны, задали кучу вопросов, сказали, что я «слишком загадочная». Мне кажется, когда тебя уводит ФСБшник, говоря, что ты «слишком загадочная» — это самая худшая фраза, которую ты можешь услышать. У меня сердце упало в этот момент.

Короче, нас выпустили. Мы пытались с семьей — бабушкой, мамой, братом, тетей и ее детьми — уехать, но нельзя — ты не можешь просто взять и отправиться по своим делам.

Побег

На автобусах нас увезли в Таганрог. Там всем сообщили, что направят во Владимир поездом. Мне друзья скинули ссылку: на российском ТВ вышел сюжет об этом поезде. Корреспондент сообщает, что Россия оказывает помощь и даже капельницы ставят в поезде. И на видео бабушке — не моей, но с которой мы были вместе в убежище — ставят капельницу. Ей Российская Федерация полностью разбомбила дом, она не знает, куда едет, а показывают капельницу. Полный пиздец.

Из Таганрога мы добрались до Ростова. Доехали — я, моя бабушка, мама и брат. Родственницу вывезти не получилось, потому что она оставила паспорт дома, у нее была только его фотография. Сейчас мы пытаемся вывезти ее через посольство Украины в других странах по справке о возвращении на родину.

Мы поехали в Ростов и остановились на ночь у родственников. Это тоже безумная ситуация. Они очень гостеприимные, но мозги полностью промыты российской пропагандой. Говорят: не волнуйтесь, к осени вернетесь в Мариуполь, там все зачистят, и все будет хорошо.

В Ростове дофига военной российской техники. Город живет, как на войне. Когда мы ехали в поезде «Ростов — Москва», было безумно странное ощущение от того, что весь поезд обсуждает Мариуполь. Говорят, что в Мариуполе разрабатывают биологическое оружие для уничтожения репродуктивной системы русских женщин. Ощущение, что ты в какой-то коллективный сон попадаешь. Я, на самом деле, до начала войны сочувственно относилась к мысли, что русские не равно Путин. Я была уверена, что никто не хочет войны с Украиной, мне казалось это невозможным. Сейчас я считаю, что даже какие-то адекватные люди в российском обществе тоже являются частью этого и тоже несут за это ответственность.

Я созваниваюсь с друзьями, которые остались в лагерях беженцев. Им выдали российские симки. Мы хотим помочь всем как-то выехать. Их там кормят, есть жилье, но нет билетов. Работа — кассирами, продавцами супермаркетов — людей взяли как бесплатную рабочую силу. Думаю, что их вывозят только для пропагандистской картинки о том, как Россия эвакуировала людей.

То есть берут из Мариуполя людей и насильно вывозят сначала на оккупированную территорию, потом в Россию — Таганрог, Владимир. Там есть лагеря, где они могут жить, где есть связь и даже российские симки. До лета они должны найти работу, чтобы у них были свои деньги. Работа только низкооплачиваемая. Плюс они в городе, где полно техники и на них смотрят с мыслями о биологическом оружии, от которого надо защищаться.

Во Владимире условия неравномерные — кому-то везет, кому-то нет. Им оплачивают 10 тысяч рублей единоразово, но кто-то и их не может получить. Если им дают не беженство, а временное убежище, они смогут выехать в любой момент. Но ситуация с мужчинами непонятная. Потому что мужчин-украинцев могут не выпускать из Российской Федерации.

Все, с кем я созванивалась, находятся в жестком состоянии прострации, у всех начались проблемы со здоровьем. У многих бабушек ментальные проблемы — не понятно, как организовывать выезд. У них не осталось домов в Мариуполе, и взять куда-то поехать — очень сложно. Но еще сложнее жить в месте, которое полностью отрицает твой опыт. Мне кажется это очень страшно, когда ты сталкиваешься с этим в России: ты знаешь правду и что происходило, но все пребывают в каком-то сне и ты должен угадывать, о чем этот сон.

Когда всех повезли во Владимир — мы отказались от убежища. Могли это сделать, но без регистрации находиться в России можно только 15 дней, за это время нужно было успеть уехать. Проблема возникла, например, у тех, кто оказался без денег. Родственники в России хотели бы им скинуть, но некуда. Некоторые находят кого-то рядом, пересылают, и те передают наличные в лагерь.

У нас в лагере было несколько людей без паспортов. Когда начался обстрел, они не успели его взять, и вернуться домой было нельзя. Выдают внутреннее свидетельство, которое позволяет работать, но вопрос, как выехать. Единственный вариант — справка о возвращении на родину, но непонятно, как ее сделать, потому что украинское консульство не работает. Этот документ заменяет тебе паспорт.

Из Ростова мы выехали в Москву, оттуда — в Питер. Там пробыли три дня. 22 марта выехали на границу. Очень сильно готовились — все почистили в телефонах. Но выезжать, как ни странно, было довольно легко — только формальный допрос про родственников. Почему-то опять спросили IMEI телефона.

В поселке под Мариуполем остался дедушка. Бабушка очень жалеет, что выехала. Она хотела остаться с ним, но все происходило так быстро и сумбурно, она не смогла принять решение. Остался ее сын. Я беспокоюсь, что ему в экстренном порядке сделают паспорт «ДНР» и заставят воевать.

Еще остались мой дедушка с бабушкой, которые готовили нам еду. Нам даже удалось вызвать туда машины для эвакуации, но они в итоге отказались ехать. Они считают, что это их земля. Все дома вокруг дедушки разбомбили. Он остался в доме с выбитыми окнами, потому что считает, что это его место и никто не имеет права мешать этому.

Сейчас у них начала появляться связь. В 11 утра связались с дедушкой. Там жесткое мародерство в селах, российские военные просто бухают и стреляют в домах в потолок. Просто набухиваются и стреляют.

Много женщин в убежище с детьми. Очень много женщин под обстрелами бегают по разрушенным домам, пытаются найти какую-то еду. А дома уже взяли российские солдаты. Это страшная ситуация, совсем другой опыт — я уже об этом ничего не знаю.

Сурс: https://graty.me/monologue/berut-iz-mariupolya-lyudej-i-nasilno-vyvozyat-monolog-zhitelniczy-mariupolskogo-poselka-kotoruyu-prinuditelno-vyvezli-v-rossiyu/

Про 3 страны строящие социализм и исконные земли.

Жизнь в настоящем СССР (фото)

Не перестаю удивляться фанатам СССР — рассказывая о замечательной и прекрасной жизни в этой стране, они иллюстрируют свои статьи постановочными картинками из советской наглядной агитации, причём чаще всего это даже не фото, а художественные рисунки с агит-плакатов — вот счастливые советские граждане приходят в ломящийся от снеди магазин, вот им бесплатно предлагают на выбор сразу десять автомобилей, а вот их уговаривают бесплатно заселиться в десятикомнатную квартиру с видом на Кремль. Прямо не жизнь, а малина — только рот успевай открывать и ловить падающие с неба конфеты.

Однако реальная жизнь в СССР была далека от этих фантазий — и чтобы её увидеть, нужно смотреть не на рисунки, а на фото той эпохи. Сегодня я покажу вам фотоснимки профессиональных советских фотографов, которые в свободное от работы время занимались бытовым фото — и были вынуждены в своё время уничтожить часть своих фотоархивов за обвинения в "очернении социалистической действительности".

Фотографов зовут Владимир Соколаев, Владимир Воробьёв и Александр Трофимов — они создали творческую группу "ТРИВА", работали фотографами при Кузнецком металлургическом комбинате, плюс снимали всё то, что происходит вокруг; главный принцип работы фотографов был таким — полный отказ от ретуши и постановочных кадров.

02. Одна из наиболее известных фотографий "ТРИВА", сделанная в Новокузнецке в 1982 году, называется "приёмщики стеклотары". Глядя на это фото, почему-то вспоминаю грустный афоризм — "в СССР всё было отлично, жаль лишь что бутылки принимали только без этикеток".

03. А этот снимок называется "Новосёл Ордженикидзевского района", сделан в 1984-м году. Как видите, реальность несколько отличается от постановочных плакатов, где счастливая семья в солнечный день въезжает в новехонький подъезд с идеальным газоном вокруг.

04. Бригада изолировщиц на послеобеденном отдыхе, 1978 год. Отличное фото, которое должно отрезвить всех фанатов СССР, которые мечтают туда вернуться и "есть лучшее в мире мороженое и крабовые палочки". Жизнь в СССР — это вовсе не мороженое и конфеты, а каждодненвный тяжелый труд, о безопасности которого никто особо не думал. Обратите внимание на фигуры работниц — они такие полные вовсе не от того, что много кушают, а от постоянной работы с вредными веществами.

05. "Выход смены из шахты Распадская". Не знаю, что видите на этом фото вы — я вижу лишь изможденных и уставших людей, вовсе не похожих на вечно веселых и чистеньких рабочих из советских агитационных фильмов. Ну что, уже хотите "назад в СССР", полезете в шахту?

06. А этот снимок фотографы назвали "Перекур на газовом баллоне" (на самом деле на кислородном, но не суть). Как говорится — без комментариев.

07. Так, теперь давайте посмотрим на транспорт, снимок называется "Центральный рынок на улице Курако" и сделан в 1983-м году. Обратите внимание на грязный и весь какой-то мятый автобус...

08.  А вот поломавшийся личный автомобиль, снимок 1981 года. Нормальных автосервисов в те годы не существовало, и фактически каждый автомобилист должен был быть одновременно и автомехаником, и автослесарем, и электротехником; в одном бессмертном тексте про то, как "вернуться назад в СССР", среди прочего предлагалось купить какой-нибудь старый автомобиль и постоянно его чинить.

09. "Старшая сестра. Новокузнецкий аэропорт" — фотоснимок 1979 года. Девочке приходится сидеть на улице с вещами и младшим братом.

10. Несколько фотоснимков реальной советской торговли. На заглавном фото в посте работники магазина разрубают, судя по всему, какие-то коровьи туши (прямо на земле), а вот этот кадр называется "продажа бараньих костей". Вы сейчас купили бы такое? А в СССР, как видите, даже за такой дрянью, продаваемой в антисанитарных условиях, выстроилась очередь...

11. Очень страшное фото 1984 года, называется "Суповой набор" — бабушка вынуждена рубить какую-то требуху на суп — на какой-то колоде во дворе, застеленной газетой "Правда".

12. А это — уличная торговля какими-то дефицитными дынями.

13. Люди в очереди. Без комментариев.

14. Есть у "ТРИВА" и потрясающие кадры, посвященные "счастливому советскому детству". Вот этот кадр, сделанный в 1985 году, называется "Родительский день в пионерлагере" — людей держат за закрытыми воротами. Ну что, уже хочется туда вернуться? На мой взгляд, фото сильно напоминает атмосферу какой-то тюряги.

15. Ещё лагерь, фото называется "Наказание". В советских лагерях, детских садах и т.д. было распространено наказание, когда ребенка за какой-то незначительный проступок заставляли голышом долго стоять на одном месте — либо в углу, либо за дверью, либо наоборот в центре комнаты. Отдали бы своего ребенка в такой лагерь, где какая-нибудь жирная миклуха так над ним бы издевалась?

16. Школьная "практика", больше напоминающая тоскливый быт какого-нибудь стройбата — школьники в легкой одежде вычерпывают совковыми лопатами гигантскую лужу. Уверен, у всех мокрые ноги и треть завтра сляжет с температурой — виноватых в этом, разумеется, "не будет".

17. А вот это фото может быть страшнее всех предыдущих, вместе взятых. Снимок сделан в 1983 году и называется "Кафедра детской ортопедии. Ожидание приёма у врача". Вопрос о том, почему в "великой стране", делающей ракеты, а также в области балета и т.д. детские больницы выглядят ВОТ ТАК, я оставлю для вас.

18. Сюрреалистическое фото дворовой эстрады. "Решения XXVI съезда КПСС выполним", "Программу мира поддерживаем и одобряем".

19. Сейчас покажу ещё несколько фотоснимков досуга трудящихся, но сперва вот это — какой-то дедушка копается в горе выброшенной подгнившей капусты — капусту вывалили под окна како-то (скорее всего) общежития. На заднем плане — гигантская фреска с Лениным.

20. "Масленица на площади Ленина" — снимок сделан в Новокузнецке в 1983 году. Очередь "страждущих" выстроилась за дешевым крепленым вином , которое, судя по всему, прямо тут и будет распито — об этом говорят одноразовые стаканчики, надетые на бутылки одним из покупателей.

21. А вот это — уже процесс потребления "горячительного". На заднем плане снимка, вероятнее всего, какой-то местный Дом культуры.

22. Страшные последствия этих "алкогольных распродаж" и в целом толератного отношения к алкашам в СССР — на дорожке в парке валяется совсем молодой парень, на лавочке остался стоять стограммовый стаканчик и хлеб, чтобы "занюхивать". На заднем плане как ни в чем не бывало играют дети...

23. Ещё один товарищь, зашедший "почитать" в букинистический магазин.

24. И вот ещё. На этом снимке страшно всё — молодой мужчина, допившийся до бесчувствия и валяющийся на асфальте, равнодушная толпа вокруг, не обращающая на него никакого внимания и пара, сидящая прямо у ног бесчувственного тела и поедающая "самое вкусное в мире мороженое".

25. Потом этим людям ещё расскажут о том, как "Запад по плану Даллеса спаивает СССР" и о том, что у нас, в отличие от капиталистических государств, "вся власть принадлежит народу".

В одном из интервью фотограф Владимир Соколаев, отвечая на вопрос, хотел ли бы он вернуться назад в СССР, ответил — "Нет, не хочу. Я в нём уже был. Зачем дважды наступать на одни и те же грабли? Может, кому-то и недостаточно одного раза, а мне хватило вполне. Если эт снимки не убеждают людей, что возвращаться туда больше не надо — то ради бога, пусть наступают на эти грабли. Когда-нибудь они всё же научатся".

Как я посидел и что было дальше

http://www.sbu.gov.ua/sbu/control/uk/publish/article?art_id=123514&cat_id=39574

в 4 года - поздно развращать детей © Ирина Бергсет-Фролова