Яндекс.Такси» объяснил, почему передает силовикам историю поездок пассажиров

Бессердечные Google и Facebook расстроили Роскомнадзор

Роскомпозор сожалеет, что не может произвести выемку документов в офисах Гугла и Фейсбука.

Проверить, исполняют ли закон такие ресурсы, как Google или Facebook, Роскомнадзор не имеет возможности, сообщил «Ведомостям» его представитель Вадим Ампелонский: «У Facebook нет офиса в России, а офис Google выполняет исключительно маркетинговые функции. То есть мы не можем физически провести обычные проверочные мероприятия в отношении компаний, которые юридически не присутствуют в России, – к примеру,выемку документов». 

Напомню, что речь идет о защите персональных данных. У меня большие сомнения, что данные, в отношении которых Роскомнадзор может осуществить выемку, находятся в безопасности.

Бусы, которые мы потеряли, или экономика курильщика

Этот текст я начинаю писать с нуля третий раз подряд. Надо сказать не от того, что изначальная тема, или ее преемница были неприятны, но больше от того, что написав первую версию, я понял, что ее надо расширить и дополнить. Закончив вторую, я понял, что вышло вообще не то, что хотелось, и теперь, вот, закончил на этой, финальной версии.

Мы поговорим за экономику УССР, СССР, России и Украины, стран СНГ, и вообще. Изначально в планах было покопаться в нашем внешнем долге, и понять, так ли там все печально, как завывают одичалые за Стеной Поребриком. Нет, не так страшно, но там действительно пиздец, как скучно и уныло - куча цифрей, и никакого фана.

Рассматривать нашу ойкономику - тоже не глечики лепить. Ну, точнее, если пытаться рассматривать ее самостоятельно от экономик стран СНГ - это не то. Ну, представьте, что я описываю животное, как имеющее клюв, хвост и два глаза. Оно - теплокровное, откладывает яйца, имеет четыре конечности. Вроде как это гусь, или утка, или любая птица. А на самом деле я описывал вообще утконоса, причем ни разу не соврав, просто упустил про мех и перья. В остальном - я дал исчерпывающе точное пояснение.

Посему, смотреть мы будем на важные детали, которые действительно отличали экономику СССР от экономической модели Запада. Общие признаки - такие, как полеты в космос, наличие дорог и умение клепать ядерное оружие, нас не интересуют. Тут США и СССР были как индюк и утконос - имели общие признаки, но из суммы признаков еще не получалось тождество. А один штрих превращал птицу в млекопитающее.

Если смотреть на экономику совка, как на некий единый организм, то она во многом повторяла экономику западных держав. Люди тут трудились за еду деньги, получали зарплаты, ездили отдыхать в Крым и Воркуту. Эти рабы трудящиеся производили товары - машины, телевизоры, ракеты и спутники. Все это летало, гудело, ездило, и, вроде как, выполняло примерно те же функции, что на Западе. То есть машины жгли бензин, телевизор зомбировал население, баллерины делали балет. Все как у людей.

Но это только кажется так. Если смотреть на нашу Землю из космоса, то следов деятельности человека вообще не видно невооруженным глазом (ну, разве что с очень низкой орбиты), а так - йок. Дикая планета, заселенная облаками и папоротниками.

Аналогично (с точностью до наоборот) обстоят дела с экономикой совка. Чем дальше вы от нее, тем более вменяемой она начинает казаться. Однако, чем больше зум нашего макроскопа, тем седее волосы, и сильнее дрожь в коленках.

Даже в самых общих чертах, экономика СССР принимала форму унылого говна, стоило произнести волшебное слово “плановая”. Тезис оформлю сразу, поясню ниже. Плановой экономики не может иметь даже бог - он в своих бизнес-планах проебал диавола, древо познания, и, судя по всему, затопил какой-то не тот глобус, бо на Ноя мы нихуя не похожи. Я уже не говорю про миллоны факапов типа чумы, детской смертности и прочих Гитлеров. А ведь он - всемогущ (делая поправку на недоказуемость [не]существования Самого).

Простым смертным заниматься плановой экономикой - это что-то сродни строить пирамиды из жуков - они к хуям расползутся, разлетятся, обгадят все вокруг, а потом сожрут урожай, и свалят в неизвестном направлении, устроив пару Казней Египетских. Даже если сначала жуков обработать инсектицидом, то пролежат они максимум пару дней, после чего их развеет ветром. Потому попытки планировать аж на пять лет вперед - это либо идиотизм, либо спекуляция. Подобное осуществимо только при двух условиях: наличие рабов и наличие бесконечного количества рабов в запасе. Настрогать бесконечно много кацапов не смогли даже их бабы (и хвала Аллаху за это!).

Ну, вот, представьте, что строите вы БАМ (Байкало-Амурская Магистраль). И запланировали вы строить ее, скажем, двадцать лет (такие трансконтинентальные проекты меньше не занимают. А по факту, некоторые участки запустили вообще недавно!). И вот, посчитали вы, что надо сто тысяч миллионов рельс, тулупов, батонов и банок с тушенкой. Напрягли металлургов, геологов, сельхоз и текстильный сектор. Те. в свою очередь, составили свой план, где решили, столько надо угля, новых кирок, новых касок, новых шахтеров (да, они взрываются), коров, льна, хлопка, станков для льна и хлопка, бензина для их доставки, электричества для… уф… Короче, вы поняли себе, что такое запланировать ОДНУ большую стройку? А потом на третий год пятилетки случилось колоссальное наводнение, и кучу юнитов вместе с полотном нахуй смыло. И началось - планируем, сколько юнитов отправить чистить завалы, сколько - строить полотно, сколько бензина и прочее, прочее, прочее.

Да, скажете вы. Но ведь так не делалось! Не дураки же сидели ТАМ! Экономика ж работала!

А, вот, внезапно, нет. Она не работала. Точнее, это была не экономика, а деятельность на нее похожая. Так вот. Полярный лис безраздельно царил тут буквально всюду. Поскольку реально запланировать все и вся было невозможно, то некоторые (почти все) вещи делались “на глаз”, или опираясь на статистику. А статистику любили украшать перевыполнениями планов.

Так вот. С этими перевыполнениями царил один кромешный пиздец. Один колхоз “занимал” у другого удой молока, демонстрировал пятилетку за два дня, после чего молоко кисло, и его выливали нахуй. Пресловутая показуха - это именно оттуда - привет, из мрачных глубин совкового ада. Важно не принести пользу, а показать результат, даже если последствия суммы действий - катастрофа.

И тут бред перевыполнений вступал в реакцию с политической системой. Второй, если не первой проблемой СССР была политизация всего на свете. Нет, буквально. ВСЕ было про политику. Мы прокладываем трубу? Ответ Чемберлену! Мы проектируем очередной инфернальный катафлк “москвич”? Утрем нос Америке! В Советском Союзе секса нет, есть, видимо, только долг перед Партией. Догоним и перегоним! Даешь! Нет, это было бы круто, если бы СССР ебошил сотни тысяч первоклассных авто, холодильников и прочих вундервафель. Но ДАЕШЬ распространялось на все на свете. Даешь новый автомобиль не за пять лет проектирования, а за пять месяцев! Даешь не пять деталей в день, а 500! ДАЕШЬ!

И вот это даешь, помноженное на политификацию всей системы ее и похоронило. Ведь хороший, годный специалист - скажем, тот же токарь, - он сделает не ДАЕШЬ 500 деталей, а сделает 5. Но зато - безупречного качества. Хороший металлург не будет гнать говеную сталь в погоне за объемом. Хороший инженер не сотворит это исчадье ада “Электронику”. Вменяемый директор колхоза не сделает удой больше, чем может переработать молокозавод. А молокозавод не станет бодяжить молочку водой, что бы ДАЕШЬ (он ее будет бодяжить для повышения объема продаж… но в совке-то рынка, как на Западе не было! Зато была отчетность).

Вы спросите, при чем тут перевыполним, и политота? Потому, что если ты не в Партии - то ловить в этой жизни было решительно нечего. Путевка в Крым? А где ваш партбилет, гражданин? Как так - просрали? А ну-ка, пройдемте! А в Партии продвигались только одним способом - демонстрацией "выдающихся" результатов. Ну и подлизывая одно место начальству - куда уж без славных ордынских традиций.

Партия была куда больше, чем просто политической организацией. Это был центральный распределитель ресурсов. И чем выше там человек стоял, тем больше ресурсов он мог распределить себе.

Особенно сокрушительный удар это нанесло по науке. Когда очередной долбоеб завывает про великую коммунистическую науку, хочется взять, и расстрэлатЪ. Именно из-за политизации всего и вся, откровенно буксовали передовые науки - типа кибернетики и генетики, именно благодаря политике, талантливые ученые гнобились, а бездари получали посты в Академии Наук (или что там было). Что бы вы понимали весь масштаб пиздеца, просто представьте себе, что советская геология долго и мучительно пыталась родить теорию, альтернативную "загнивающей западной" теории дрейфа континентальных плит. Не потому, что наука была против, а потому, что как жи так?! Запад жи! Слово "ад" не передает десятой доли того мрачного пиздеца, который цаприл в советской науке.

И вот эту вот "сверхдержаву" нам пытаются выдать за Землю Обетованную. Именно осколки этой “экономики” нам пытаются представить, как великое советское наследие, которое-де тупые хохлы проебали.

Нет, конечно, есть харьковский и львовский танкостроительные заводы. Есть"моторсич", есть и другие военные, или околовоенные заводы с более-менее современной (на момент распада совка) техникой. Но, блджад, нельзя же клепать ТОЛЬКО танки!

Разумеется, громко стучать кулаком по столу - это непродуктивно, и попахивает простой манипуляцией. А потому, давайте обратимся к цифрам и фактам. Рассматривать какую-либо статистику, или данные о советском периоде мы решительно не будем. Если долбоебы верят, что доллар стоил 80 копеек потому, что это был рыночный курс, то они - просто долбоебы, и нас не интересуют. Какой, к хуям, курс, если за хранение валюты можно было сесть?!

Для начала, примем за аксиому следующее: годной считается продукция, которую страна способна продать. То есть: весь мир предпочитает покупать “мерседес” вместо “лады”, и это обусловлено не санкциями, не кознями масонов. Это обусловлено тем, что “мерс” - это отличный продукт, а лада – имитация машины. И потому продажи мерседесов стабильно хорошие по всему миру, а вот “ладу” массово покупают только там, где даже такое говно изготовить не в состоянии (то есть нигде).

Второе. Чем сложнее изделие, тем выше должна быть сложность, экономики. Под сложностью надо понимать не уебищность структуры, а то, сколько звеньев задействовано для получения окончательного продукта (иначе экономика СССР была бесконечно сложной).

Так вот. Несложно догадаться, что делать автомобиль, и продавать его – это не одно и то же. Продолжая про всю ту же “ладу”, надо понимать, что в принципе, РФ может делать автомобили, но эти автомобили не могут конкурировать с зарубежными аналогами в силу низкого качества.

И тут мы приходим к третьему важному пункту – технологической сложности. Оная заключается в том, что “мерс” под завязку напичкан всевозможной высокотехнологичной херней. Начиная от элементарной гидравлики, и заканчивая многомудрыми системами, контролирующими движение машины – регулировка скорости вращения колес, все эти АБС, автоматы и прочая фигня. В то время, как самое сложное устройство на борту “лады” - это радиомагнитола, свинченная с “китайца”.

Заканчиваем с предварительными ласками, и переходим к цифери. Вот это – структура экспорта РФ.

В зависимости от детализации, можно рассмотреть всякие интересные рюшечки и ряшечки, но в целом, мы видим, что высокотехнологичная продукция – автосектор плюс электрохрень – занимает аж 3% экспорта. Три процента, Карл! Зато отлично чувствует себя базовое сырье – 70% нефтегаза и еще 10% всякие руды и им подобные материалы. 80% (это я не добавлял сюда всякие граниты и прочее дерево) – это вещи, которые можно добыть с помощью палки-копалки.

Нам, кстати, радоваться тоже, как бы, нечему – у нас 27% - это металлы, или еще около 23 – это сельхоз. Электрохрень и авто - это в сумме 12%. Что конечно, лучше 3х, но все равно не айс. В Беларуси этот показатель - порядка 16%.

Если вы пройдетесь по истории торговли, начиная с 1992 года, то увидите много интересного – что Украина, что РФ всегда экспортировали почти 70% всевозможного сырья, и всего с ним связанного.

Надо понимать: нет никакой экономики, которую мы просрали. Ее не было. У нас была ее имитация. Совок палкой-копалкой добывал из земли всякие ништяки,и выменивал у Запада на высокотехнологичную продукцию. Не существует российского “Эппла” не потому, что Запад все мозги украл, или козни строит. Его не существует потому, что нет существует базы, на которой он мог бы возникнуть.

И не надо тыкать мне “союзами” и “протонами”. Это все реликты советской эпохи, построенные на основе спизженых электросхем. Блджад, да ракеты в СССР научились строить только спиздив их у немцев!

Ведь это не США тайком ввозили советские видеомагнитофоны. Это не США пилили советские схемы послойно, что бы понять, как они работают. Это не США слизали советский “москвич”. И это не США продавали и-под полы дивные советские джинсы.

СССР не генерил технологий потому, что не мог. В СССР не было никогда никакой развитой промышленности, которую наследники могли бы проебать. Забудьте коттоновую сказку про “страну, которую мы потеряли”. Самое лучшее тому свидетельство – это то, что СНГ продает “наружу” сейчас – сырье, сырье и еще раз сырье. Это не место заколдованное, это исторически обусловлено.

А вата хочет эту историю повторить. Вата хочет в ламповый СССР, когда технологический разрыв был не так силен. Вате кажется, что спиздив архитектуру ARM, и наладив выпуск своих “эльбрусов”, они догнали Запад. И именно потому от РФ – раньше, или позже – опять начнут сыпаться куски. Невозможно имитировать экономику. Нельзя допускать политику в науку. Нельзя сначала отгрести санкции, а потом импортозамещать. Мир так не работает, и ради ватных хотелок работать не будет. Что бы построить свою вожделенную империю, надо было не танки строить, а дороги, не церкви, а школы. Как ни странно, что что бы построить империю, России было бы достаточно просто забыть о ней, как это сделал Германия, и создала ЕС со собой, фактически, во главе. Но нет. Ваши “Миг”и сядут в Риге. На бутылку.

Когда в начале 1860-х годов против второй империи начала борьбу буржуазия, рабочие завоевали себе большую свободу. Появились рабочие союзы, которые защищали экономические интересы рабочих, стремились к повышению заработной платы, к сокращению рабочего дня и т. п., для чего устраивали стачки. Одновременно с этим, во Франции организовалось представительство Первого интернационала (Международное товарищество рабочих, МТР), независимое от лондонского совета. Основателями и руководителями французской секции явились люди, принявшие программу Прудона: они стремились к мирной социальной революции при посредстве взаимного безвозмездного кредита («мютюализм»). Наряду с французским отделением МТР образовалась радикальная революционная фракция «бланкистов» (по имени своего лидера, Луи Бланки́), проповедовавшая утопический коммунизм и отличавшаяся радикализмом в методах борьбы.

Когда в 1867 г. МТР провело политическую демонстрацию против экспедиции в Рим (главным образом, с целью отклонить обвинение в союзе с бонапартизмом), её бюро было закрыто (1868). Вследствие этого, умеренные и мирно настроенные «мютюалисты» (Толен, Фрибур) стали терять руководящее значение, и рабочая масса подпала под влияние крайних (Варлен, Шален, Пэнди).

В конце 1860-х гг. большим распространением, особенно в низших слоях буржуазии, стал пользоваться революционный радикализм, мечтавший об идеалах Робеспьера; определенной программы он не выставлял, и принципы «justice éternelle» и «fraternité éternelle» каждым оратором понимались по-своему. В одном только сходились все оппозиционные элементы — в ненависти к империи. Когда она пала, новое «правительство народной обороны» создано было исключительно населением Парижа.

Тогда-то проявилось и громко заявило о себе стремление к учреждению коммуны, в которой видели панацею от всех зол и бедствий, обрушившихся на Францию. У одних требование коммуны имело значение простого протеста против невыносимой централизации управления, усилившейся при Наполеоне III. Другие выдвигали традиции первой революции, когда парижская коммуна руководила победоносной борьбой с коалицией держав. Приверженцы Прудона мечтали о разложении Франции на ряд автономных общин, из которых каждая самостоятельно определяла бы свой хозяйственный быт и ввела бы своих членов в обетованную страну «мютюализма». Наконец, идея коммуны встретила большое сочувствие и у революционеров-коммунистов, глава которых, Бланки, лично явился тогда в Париж.

Во время франко-прусской войны была образована парижская национальная гвардия: все граждане, изъявившие на то желание, были вооружены и несли службу под начальством офицеров, ими же избранных. В короткое время численность национальной гвардии достигла 300 тысяч человек. Национальным гвардейцам назначено было жалованье: служба в национальной гвардии обеспечивала тех, которые остались без работы вследствие осады Парижа.

К облегчению экономического кризиса в Париже направлены были и другие правительственные меры. Так, все вещи, заложенные в кассах ссуд за сумму менее 15 франков, были выкуплены за государственный счёт; платежи за квартиры и по векселям были приостановлены на неопределённый срок. Между тем Париж не мог более держаться. Бисмарк требовал, чтобы все без исключения войска, находившиеся в Париже, были обезоружены. Жюль Фавр объявил, что он не имеет возможности обезоружить национальную гвардию иначе, как посредством уличного боя. Решено было, что большая часть регулярных войск сложит оружие. О национальной же гвардии в VII статье договора о перемирии было прямо выражено, что она сохраняет оружие. Перед вступлением немцев в Париж, гвардейцы при помощи населения переместили артиллерийские орудия в специальные места города, которые находились на расстоянии от маршрута прохода немецких войск. Один из крупнейших «артиллерийских парков» был на высотах Монмартра. 8 февраля 1871 г. состоялись выборы в новое национальное собрание. В Париже подавляющим большинством голосов избраны были представители радикальной демократии — Виктор Гюго, Ледрю-Роллен, Флоке, Локруа и другие, обещавшие выступить с требованием децентрализации и свободы общин. Из чистых социалистов, различные фракции которых выставили общий список кандидатов, в депутаты попали лишь немногие, в том числе «мютюалисты» Толен и Малон. Провинция послала в национальное собрание большей частью лиц, склонных к восстановлению монархии в той или иной форме. Главой правительства избран был Тьер.

Один из первых его декретов был направлен против национальной гвардии: право на жалованье сохранено было только за теми национальными гвардейцами, которые документально могли доказать свою бедность и неимение работы. 100 000 национальных гвардейцев, принадлежавших к более зажиточному классу и представлявших собой политически умеренные элементы национальной гвардии, покинули службу, а вместе с ней и Париж: радикальные элементы получили безусловный перевес. Образована была комиссия из 18 членов, — людей, большей частью, совершенно безвестных, — на которую возложено было составление статутов для предложенной организации национальной гвардии. 3 марта обнародованы были эти статуты, которыми учреждена была республиканская федерация национальной гвардии (почему сторонники коммуны впоследствии и назывались федералистами). Устанавливалось генеральное собрание из делегатов отдельных рот и батальонов; каждый батальон и каждый легион (легион — совокупность батальонов каждого парижского округа) избирал свои местные комитеты, во главе же всей организации был поставлен центральный комитет, в состав которого входили от каждого округа по 2 делегата (назначаемых, независимо от чина, легионным комитетом) и по одному батальонному командиру (избираемому собранием всех батальонных командиров округа). Так как Париж разделен на 20 округов, то всех членов центрального комитета должно было быть 60. В действительности организация эта никогда не была вполне осуществлена: батальонных и легионных комитетов образовано было немного. Центральный комитет, открывший свои действия 15 марта в составе 30 членов, никогда не имел их более 40. Из членов международной ассоциации рабочих в комитет вступил один только Варлен.

Между тем бордосское правительство начало подготавливать уничтожение национальной гвардии. Главным начальником её оно назначило генерала Орель де-Паладина. И он, и главнокомандующий регулярными войсками, генерал Винуа, были рьяные бонапартисты. Париж, опасаясь государственного переворота, начал готовиться к революции, тем более, что при полной безработице паек национального гвардейца для многих десятков тысяч был единственным спасением от голодной смерти.

10 марта национальное собрание в Бордо приняло два декрета. В силу первого декрета местопребыванием правительства и национального собрания объявлен Версаль; вторым декретом постановлено, что все векселя, которым срок истек 13 ноября, должны быть оплачены к 13 марта, то есть в двухдневный срок. Этим вся мелкая буржуазия, которая ещё имела что терять и в возбужденном организме столицы представляла элемент сравнительно мирно настроенный, осуждена была на гибель: в течение 5 дней, с 13 по 17 марта, в Париже опротестовано было не менее 150 000 векселей. Парижский депутат Мильер настоятельно требовал от собрания, чтобы оно допустило дальнейшую отсрочку платежа квартирных денег, которые 6 месяцев уже не вносились. Но собрание воздержалось от всякого постановления по этому животрепещущему вопросу. Этим 200—300 тысяч рабочих, ремесленников, мелких торговцев, истративших все свои сбережения и никакой работы не находивших, преданы были на волю и милость домовладельцев.

15-го марта Тьер прибыл в Париж и приказал овладеть пушками национальной гвардии, которые собраны были на высотах Монмартра и охранялись весьма слабым караулом. Движение войска на Монмартр, произведенное на рассвете 18 марта, удалось; но для того, чтобы увезти пушки, не захватили с собой упряжи и лошадей. Пока войска дожидались упряжи, собралась национальная гвардия. Солдаты побратались с гвардейцами и арестовали своих высших начальников; генерал Леконт, отдавший приказ стрелять в толпу, был расстрелян своими солдатами, та же участь постигла и генерала Ж. Л. Клеман-Тома, бывшего командующего национальной гвардии, оказавшегося поблизости.

Фактическим властителем Парижа оказался Центральный Комитет Национальной гвардии. Париж, отрезанный от остальной Франции, поднял знамя коммуны: всякому округу и всякой более-менее значительной городской общине предлагалось по собственному усмотрению устанавливать свой политический и социальный строй, представительство же общенациональных интересов предполагалось возложить на конгресс делегатов отдельных общин. На 26 марта назначены были выборы в общинный совет. 160 тыс. голосов подано было за коммуну, 60 тыс. — против неё. Соответственно этому в состав совета избраны были 71 коммунар и 21 противник коммуны. Последние или не приняли полномочий, или вскоре сложили их с себя. На 16 апреля назначены были дополнительные выборы, которые, насколько они вообще могли состояться при уклонении значительной части населения от участия в подаче голосов, послали в ратушу одних только коммунаров. Из 78 членов совета коммуны 19 принадлежали к международной ассоциации; остальные были частью революционеры-якобинцы, частью социалисты различных фракций, и среди последних всего более было бланкистов (сам Бланки был ещё 17 марта арестован в провинции).С образованием совета коммуны, центральный комитет, действовавший в качестве временного правительства, должен был бы прекратить своё существование; но он не захотел отказаться от власти. В умственном отношении совет коммуны стоял выше комитета, но и он оказался не на высоте своего призвания, представлявшего большие трудности. Среди членов совета не было ни даровитых военачальников, ни испытанных государственных людей; до тех пор почти все они действовали лишь в качестве агитаторов. Из ветеранов революции в совете коммуны заседали Делеклюз и Феликс Пиа.

Первый из них, якобинец, после всех перенесённых им испытаний, представлял собой только развалины. Пиа, даровитый публицист, но чистый теоретик, совершенно запутавшийся в противоречиях, обуреваемый безграничным тщеславием и в то же время трусливостью, совершенно не подходил к той крупной роли, которая выпала ему на долю. Из всех фракций, представленных в совете коммуны, наиболее серьёзным элементом явились 19 членов международной ассоциации. Самыми выдающимися из них были Варлен, Вальян, Малон и Франкель. Они лучше других понимали социальный вопрос, действовали с наибольшим благоразумием и, за немногими исключениями, держались вдали от преступлений коммуны; из их среды вышла большая часть самых дельных администраторов коммуны.

Бланкисты — самая крайняя социально-революционная фракция того времени — имели в ратуше около 20 мест; верные своему учению, они представляли собой элемент, не останавливавшийся ни перед каким насилием; самый выдающийся из этой группы — Эд (Eudes). Наряду с ними заседали в совете коммуны и самые ярые ораторы парижских клубов революционно-якобинского направления. В числе их были даровитые, но беспочвенные мечтатели: живописец Курбе, Верморель, Флуранс, Валлес, остроумный хроникер бульварной прессы. Преобладали в этой группе — и это признают сами коммунары, остающиеся верными своим прежним идеалам — уличные болтуны, честолюбцы без знания людей и истории; среди них наиболее выдавались Рауль Риго и Ферре. Некоторые члены совета коммуны принадлежали к подонкам общества.

При таком пестром составе совета коммуны, деятельность его в сфере управления и даже защиты Парижа, по признанию самих коммунаров, представляла картину розни и разброда. В совете образовалось несколько партий, которые всякими правдами и неправдами поддерживали своих, раздавая им высшие должности. Даже члены совета, которые вообще с самоотвержением служили делу коммуны, отвергали услуги лиц дельных, способных и испытанных, если только они не принадлежали к их партии.

Совет коммуны был одновременно и законодательным корпусом, и высшим правительственным установлением. В качестве последнего он распадался на 10 комиссий. Главное руководительство всеми отраслями управления возложено было на исполнительную (экзекуционную) комиссию из 7 членов, в числе которых были Пиа, Эд и Вальян. Затем образованы были комиссии военная, финансов, юстиции, общественной безопасности, народного продовольствия, публичных работ, народного просвещения, внешних сношений, труда и обмена (échange). Членами последней комиссии были Малон, Франкель, Тейсс, Авриаль и Жерарден — все рабочие и члены международной ассоциации. Заведование делами чисто городскими распределено было между членами совета по округам, представителями которых они являлись. Жалованье, которое получали чины коммуны, не должно было превышать 6000 франков, но фактически оно, большей частью, было значительно меньше. Вообще во всем, что касалось денежной стороны дела, правительство коммуны проявило большую честность. В области социальных реформ правительство коммуны не имело определенной программы, так как в совете проявились три равносильные, но существенно различные социально-политические течения: коммунизм (бланкистов), прудонизм и якобинизм; наконец, приходилось считаться и с интересами мелкой буржуазии, которая сражалась в рядах федералистов. Единственный акт, в котором излагается общая программа коммуны — её «Декларация к французскому народу» от 19 апреля (так называемое завещание коммуны) — не идет дальше общих мест, представляющих отклик прудоновских изречений.

Что касается отдельных социально-политических мероприятий коммуны, то разрешено было не платить домовладельцам квартирных денег с октября 1870 года по июль 1871 года, отсрочены платежи по векселям, приостановлена продажа просроченных залогов. 6 мая постановлено было, что все вещи, заложенные в ломбарде ранее 26 апреля, в сумме не превышающей 20 франков, и состоящие из одежды, белья, мебели, книг и рабочих инструментов, могут быть получены обратно без выкупа. Запрещены были вычеты из заработной платы, ночная работа в пекарнях; определен минимальный размер вознаграждения для лиц, состоящих в услужении; решено при всех подрядах и поставках для города отдавать предпочтение рабочим ассоциациям перед частными предпринимателями. Декрет от 16 апреля передавал производительным ассоциациям все промышленные заведения, покинутые владельцами, причём за последними сохранено было право на вознаграждение. Коммуна признала за незаконнорожденными все права законных детей; декретировала отделение церкви от государства, с прекращением отпуска всяких сумм на духовенство; церковные имущества объявила народной собственностью; делала попытки к введению республиканского календаря; приняла красное знамя. Некоторые из комиссий коммуны функционировали сносно, особенно если принять во внимание необычайную обстановку, при которой они действовали. Особенно выделялась комиссия финансов, руководимая Журдом, бывшим бухгалтером; в то время как он ворочал миллионами (бюджет коммуны с 20 марта по 30 апреля составлял 26 млн франков), Журд для себя лично ограничивался жалованьем мелкого конторщика, его жена продолжала служить прачкой, а ребёнок посещал школу для бедных.

Интересна история французского банка при коммуне. До образования совета коммуны, центральный комитет, не решаясь захватить правительственные кассы, сделал в банке заем в 1 млн франков. В подвалах банка хранилось тогда наличными деньгами, ценными бумагами, вкладами и т. п. около 3 миллиардов франков. Захватом этих сумм коммуна могла бы нанести своим противникам неимоверный вред; но она не имела о них представления. Совет коммуны приставил к банку, в качестве своего комиссара, Белэ, добродушного старого инженера, которого вице-директор банка, де-Плёк, обошёл, представляя ему неверные отчеты. Даже тех сумм, о существовании которых Белэ знал, он решался касаться лишь с большой осторожностью. «Твердыня капитала, — говорит об этом коммунар Лиссагарэ, — в Версале не имела защитников более ревностных, чем в ратуше».

Хорошо направлялись монетное и почтовое дело: первым заведовал Камелина, вторым — Тейсс, оба — члены международной ассоциации. Но в общем деятельность комиссий свидетельствовала о полной неподготовленности и несостоятельности членов коммуны. Комиссия общественной безопасности с самого начала действовала очень плохо: полиция, во главе которой стоял прокурор коммуны, Рауль Риго, ничего не знала и ничего не замечала; антикоммунарские газеты, которые утром запрещались, вечером свободно продавались на бульварах; всюду проникали агенты версальского правительства. Общее руководительство военными действиями совершенно отсутствовало; кто хотел — делал вылазки, куда хотел — ставил пушки; одни не умели повелевать, другие не умели повиноваться.

Междоусобная война стала неизбежной после удаления Тьера в Версаль, но на успешное ведение её у Парижа не было шансов. Центральный комитет не понимал серьёзности положения. Назначенные им главнокомандующий национальной гвардии Люллье, бывший морской офицер, пивший запоем, и комендант Парижа Бержере, бывший наборщик, просто забыли занять важнейший из фортов Парижа, неприступный Мон-Валерьян, который Тьер, по оплошности, велел правительственным войскам очистить. Войска Винуа вновь заняли форт, а коммуна навсегда лишилась возможности перейти в наступление. Сначала силы версальцев были до того ничтожны, что они не могли помешать федералистам занять форты Исли, Ванв, Монруж, Бисетр и Венсенн, где хранились военные запасы, амуниция и 400 пушек (всего у федералистов было до 1600 пушек). Нейтральными оставались северные и восточные форты, находившиеся в руках немцев.

2 апреля произошла первая стычка между версальцами и федералистами. Тогда же обнаружилось, с какой беспощадной жестокостью будет вестись эта междоусобная война: 5 федералистов, захваченные в плен, были немедленно и без суда расстреляны версальцами. На следующий день федералисты, под предводительством Флуранса, Дюваля и Эда, сделали вылазку, но, предпринятая безо всякого плана, она кончилась неудачно; попавшие в плен федералисты, в том числе Флуранс и Дюваль, были расстреляны солдатами на месте. "Если версальцы — объявила коммуна — ведут войну как дикари, то да взыщется око за око и зуб за зуб". 6 апреля совет коммуны издал декрет о заложниках: каждое лицо, обвиненное в сношениях с версальским правительством, немедленно заключалось в тюрьму, судилось присяжными и, если было обвинено, оставалось заложником парижского народа; в число заложников поступали и военнопленные версальцы. На всякую казнь версальцами военнопленного или приверженца коммуны решено было отвечать расстрелом троих из этих заложников по жребию. Ещё раньше, 3 апреля, коммуна назначила главнокомандующим Клюзере, мало, впрочем, следившего за ходом военных действий и занимавшегося больше изданием приказов и циркуляров, которые звучали то меланхолически, то доктринерски. Комендантом Парижа избран был поляк Домбровский, по-видимому — наиболее даровитый из военачальников коммуны. Совет коммуны издал декрет об обязательной службе в батальонах национальной гвардии всех граждан Парижа от 17-ти до 40-летнего возраста; но, при полной бездеятельности полиции, эта мера не усилила рядов федералистов ни одним солдатом.

Федералисты все ещё надеялись, что на защиту Парижа поднимется провинция; но совет коммуны упустил удобный момент для обращения к стране. 22 дня длилось обсуждение программы коммуны в различных комиссиях совета, и когда она, наконец, была обнародована, то было уже поздно, да к тому же в ней не было выставлено никаких определенных практических требований. Во многих промышленных центрах (Лион, Сент-Этьен, Марсель, Тулуза, Бордо, Лимож) коммуналистические инсуррекции, предпринятые местным населением безо всякого плана и даже без особого воодушевления, были легко подавлены. После этого падение столицы было только вопросом времени. Перед ней стояло уже 130-тысячное войско, собранное, под начальством Мак-Магона, главным образом из военнопленных Меца и Седана, возвращение которых на родину было ускорено Германией, по просьбе версальского правительства. Осадные работы продвигались вперед со скоростью тем большей, что в ведении военных дел коммуны царила полнейшая безурядица. В этом отношении никакой перемены не последовало и после замены Клюзере Росселем. На этого бывшего артиллерийского офицера, который импонировал совету своим хладнокровием, краткостью и силой своей речи, возлагались большие надежды, но они нисколько не оправдались. Не помогли делу и тем, что заменили прежнюю исполнительную комиссию коммуны новой, а затем учредили комитет общественного спасения (2 мая), состав которого вскоре переменили целиком. Ничего не изменило в ходе военных действий и увольнение Росселя. Один за другим переходили в руки версальцев важнейшие форты, а 21 мая они без боя вступили в Париж, через ворота, которые почему-то были оставлены федералистами без охраны.

Но версальцам предстояло ещё завоевать улицы Парижа, заграждённые сильными баррикадами, вооружёнными артиллерией. Началась восьмидневная уличная резня, беспощадная с обеих сторон, ужасающая по своим подробностям. Федералисты получили приказ поджигать или взрывать всякий дом, который вынуждены были очистить. Всецело пожары, омрачившие последнюю борьбу, не могут быть объяснены соображениями защиты; наряду с последними несомненно действовала и жажда мести. Если огонь уничтожил лишь несколько улиц и ряд общественных зданий, то исключительно благодаря быстрому натиску версальцев, которые занимали одну часть города за другой. По-видимому, не все поджоги должны быть поставлены в вину федералистам. Адмирал Сессэ, которого нельзя заподозрить в приверженности к коммуне, призванный свидетелем в следственную комиссию, прямо объявил, что пожар Тюильри, ратуши, министерства финансов и счётной палаты — дело бонапартистов. В этих зданиях хранилась масса всякого рода документов и отчетов, относившихся к периоду до империи.

В последние 3 дня коммуны из нескольких сот заложников, содержавшихся в тюрьмах Парижа, федералисты расстреляли 63 человека, в том числе парижского архиепископа Дарбуа. Казнённые были почти все мирные граждане, которые не создавали коммуне никаких затруднений. Наконец, после последних боев на кладбище Пер Лашез и в Бельвиль, 28 мая наступил конец борьбе: весь Париж был уже в руках версальцев. Последний оплот коммунаров — форт Венсен — был сдан 29 мая. Начали свою работу военные суды, которые осудили свыше 13000 человек; из них 7500 человек было сослано, а 21 расстреляны. Расстрел коммунаров производился, в частности, у стены кладбища Пер-Лашез; на этом месте сейчас висит мемориальная доска. Число федералистов, расстрелянных без суда, в течение братоубийственной недели, Мак-Магон определяет в 15000 человек, а генерал Аппер считает вдвое более.

А теперь, anon, подумай - оно тебе надо?

БИТВА АВИАНОСЦЕВ (Часть 1)

…Вице-адмирал РФ Маштаков Филипп Андреевич, с неподдельным интересом взирал на шестерых сидящих напротив него каперангов, инстинктивно пытавшихся вытянуться во фрунт под ласковым адмиральским взором.

- Господа офицеры.., - начал свою речь Маштаков. Кадык ближайшего каперанга предательски дернулся.
- Спешу сообщить Вам радостную весть – я все же остался доволен результатами контрольной проверки нашей авианосной многоцелевой группы, которую учинил Главком ВМФ с карательным отрядом верных нукеров из Главного Штаба., - сообщил собранию вице-адмирал и добавил раздумчиво:
-Утраченные иллюзии - это тоже ценное приобретение…, - Маштаков выдержал приличествующую случаю паузу и продолжил:  
- А вот Главком, увы, так не считает. И он вчера ругал меня резкими словами с привлечением ненормативной лексики, вызвавшей в моей душе чувство внутреннего протеста и обиды…, - Филипп Андреевич еще раз оглядел собравшихся. Температура адмиральских апартаментов ТАВКР «Адмирал Флота Советского Союза Кузнецов»  упала почти до нуля…
- Вот Вы, капитан. Да-да, именно Вы. Объясните нам, с чего бы это Ваш первоклассный, только что модернизированный по последнему слову отечественной науки и техники «Адмирал Лазарев» задержал подъем РЛД-дозора и тем самым прохлопал ушами двойку условно-враждебных Мигов, выскочивших с-под радиогоризонта? Понятно что наши палубные летуны, раз такое дело, не преминули передать Вашему крейсеру свой горячий военно-воздушный ракетный привет…
- Товарищ вице-адмирал, «сорок первый» засбоил. Предполетная проверка показала глюки в электрике, пришлось срочно перепроверять, иначе могли бы потерять вертолет при взлете. Оказалось – ошибка систем контроля, вертолет был исправен.
- Товарищ капитан первого ранга. Меня совершенно не удивляет, что у Вас что-то там засбоило. Не сомневаюсь также, что после авианалета настоящего, а не условного противника  Вы сможете очень доходчиво объяснить апостолу Павлу, что именно на сей раз оказалось у Вас неисправным. А мне не нужно, чтобы Вы объясняли на божьем суде, что у Вас там сломалось! Мне нужно чтобы Ваш противник объяснял что сломалось у него!!! Налет вы проспали, уже только за одно это Вам полагается выговор с занесением чугунной гири в лоб – но объясните нам, каким макаром Вы,  имея мощнейшую на всем Северном флоте ПРО, умудрились пропустить имитатор ПКР?! Да Вы все 4 имитатора должны были снести противоракетами еще до их входа в зону ближней ПРО! А Вы пустили целых два к металлорезкам!!  И расскажите нам во всех леденящих душу подробностях -  с чего бы это у Вас все металлорезки хором навелись на один имитатор?!!!
- Товарищ вице-адмирал, «Сигма» ошиблась.
- Ага, как всегда – во всем БИУС виноват. Не сомневаюсь, что если у Вас в ватерклозете засор случится – Вы и тогда на «Сигму» жаловаться будете. А артиллерист куда смотрел?!  Он что, не понял, что пора на ручное управление автопушки переводить? Товарищ капитан первого ранга, Вы же из Кургана вроде бы?
- Так точно.
- А чем занимались, до того как на флот попасть, как будто учились где-то на гражданке?
- Так точно, окончил первый курс медицинского, потом ушел в морское.
- Так Вы доктор, значится. Так вот Доктор Курган, извольте артиллеристу Вашему, этому обезьяну заморской породы орангутан, провести такой курс лечения, чтобы до него дошло наконец -  раз у него в голове вместо мозга кость в пять пачек маргарина, так я его самолично на следующих учениях за борт вывешу сверхзвуковые мишени лбом сшибать, раз с вверенным ему оружием до сих пор обращаться не научился. В общем – поставьте ему клистир на полведра скипидара с патефонными иголками – Вас в медицинском должны были этому учить.
- Есть, товарищ  вице-адмирал!

- Теперь Вы, каперанг, - обратился Маштаков к широкоплечему офицеру, единственному из всех собравшихся обладателю окладистой бороды.
- Объясните мне и уважаемому собранию, чего это Ваш единственный на всю Россию и покамест неповторимый нашей судостроительной промышленностью тяжелый авианосный крейсер почти 2 часа делал в районе, где оперировали АПЛ условного противника? Вас что там, морской черт за бороду держал, что ли? Или Вы там на певичек, танцующих канкан на проплывавшем мимо лайнере засмотрелись?  Почему вместо классического звездного налета на временно враждебный Вам «Адмирал Лазарев» силами полноценной эскадрильи кубиков, то бишь Миг-29К,  мы с главкомом стали свидетелями явления всего пары Ваших архаровцев, выскочивших из за радиогоризонта как какие-то кошкой драные кенгуру?! Причем я даже без оптики с двадцати километров видел глубокое изумление на лицах Ваших так называемых пилотов! Они не знали, что вышли на «Лазарев» до момента, пока не увидели его своими гляделками!
- Виноват, товарищ вице-адмирал! «Адмирал Лазарев» в последний момент сумел выйти из под нашего контроля, в результате он оказался не там, где мы его ожидали. Подловил наших наблюдателей и снял дальнобойными ЗУР. А истребители развертывались для атаки в условиях радиомолчания и с выключенным БРЭО – для конспирации – вот и промахнулись… Но ведь все равно ребята достали его! Парни сообразили, что конспирация уже ни к чему, нарушили запрет на выход в эфир – и пока ТАРКР отбивался от ПКР наткнувшейся на него двойки – врубили БРЭО и навели эскадрилью, выдали ЦУ для ракет… «Лазарева» мы накрыли. А что ТАВКР сидел в опасном районе, так уходить было некуда -  сразу попали либо под ракеты «Нахимова» либо под удар «стратегов» дальней авиации – их же Су-50 прикрывали, а моим мигам пятое поколение не осилить… вот и сидели тихохонько, удвоив дозор вертолетов ПЛО
- Ну да. Резонно. Вот только маааленький нюанс – присутствующий здесь капитан первого ранга Ансар второй (его старший брат, контр-адмирал Ансар первый, командовал дивизионом РПКСН - прим ред) , и его «Северодвинск» на Ваш двойной-ночной-дневной дозор начхали и облокотились. И словили вы даже не ракетный - торпедный залп практически в упор, так что Вашим героическим пилотам возвращаться в реальной жизни было бы уже некуда… Я Вам, господа офицеры говорю прямо - каперанг Ансар действовал почти идеально - почти, потому что, талантливо прикинувшись стаей полярных бобров мигрирующих на Южный Полюс, и тем самым введя в заблуждение наших горе-вертолетчиков, он, на радостях от утопления ТАВКРа, расслабился. Недопустимо расслабился! И, по всей видимости, устроил пьяный дебош, поснимав шампанское и девочек с того самого круизного лайнера, на который засмотрелся наш дорогой коллега Борода. Ничем иным так называемый отход «Северодвинска» прямо в объятия БПК «Левченко» я объяснить не могу...

Но на этой мажорной ноте Филиппа Андреевича самым нелицеприятным образом прервали.
- Товарищ вице –адмирал !, -  Едва ли не кричал вломившийся без стука офицер связи:
- «Воздух»!
- Возвращайтесь на вверенные Вашему попечению корабли, господа офицеры, - сказал вице-адмирал, бегло пробежав текст шифровки.
- Потому как пакеты командования надлежит вскрывать в строго секретной и в чем-то даже интимной обстановке…

продолжение следует