Подросткам подберут наказание без судимости
В Госдуме разрабатывают альтернативные меры воздействия на несовершеннолетних преступников.Несовершеннолетние, впервые совершившие преступление небольшой и средней тяжести, смогут избежать уголовного наказания. В Госдуме разрабатывают нормы по гуманизации действующего законодательства, в результате которых воспитательные меры должны стать первоочередными, а уголовное наказание и судимость — исключением, рассказала «Известиям» инициатор нововведений вице-спикер Госдумы Ирина Яровая («Единая Россия»). Сейчас суд вправе назначать «оступившимся» подросткам меры воспитательного воздействия вместо тюремного срока, однако на практике это происходит только в 6% случаев. Эксперты полагают, что гуманизация необходима и послужит основой для снижения преступности среди подростков.
Действующее законодательство предусматривает возможность заменить уголовное наказание принудительными мерами воспитательного воздействия. Среди них — предупреждение, передача под надзор родителей, опекунов или комиссии по делам несовершеннолетних, обязанность загладить причиненный вред, ограничение досуга и установление особых требований к поведению правонарушителя. Однако назначаются такие меры крайне редко — как правило, большинство оступившихся подростков получают судимость.
— Мы предлагаем принципиально изменить логику, сделать правилом воспитательные меры, а уголовное наказание — исключением, когда органы следствия придут к обоснованному выводу о невозможности применения мер воспитательного характера. Уголовное преследование и судимость приводят к рецидиву, и деформация личности только усугубляется. Предлагая альтернативу, мы даем молодому человеку реальный шанс на исправление, — пояснила Ирина Яровая.
Она подчеркнула, что нововведения направлены только на тех подростков, кто впервые совершил преступление небольшой и средней тяжести.
По словам Ирины Яровой, речь идет не только о смягчении ответственности, но и о выработке алгоритма действий по перевоспитанию и системе профилактики для групп риска.
К работе планируют подключить студентов и аспирантов ведущих вузов: — МГУ, МГИМО и МГЮА им. Кутафина, а также Институт законодательства и сравнительного правоведения при правительстве РФ и академии МВД, Генеральной прокуратуре и СК. 12 марта стартует конкурс, участники которого должны предложить новые формы воспитательного характера. Свои работы они представят в конце мая в Госдуме. В работе конкурсной комиссии примут участие первый заместитель генпрокурора Александр Буксман и заместители министров юстиции, образования и науки, труда и соцзащиты.
— После того как конкурсная комиссия определит победителей и призеров, учитывая работы молодых людей и предложенные ими меры, мы приступим к разработке федерального закона, — сообщила Ирина Яровая.
Предложение гуманизировать ответственность несовершеннолетних было поддержано на заседании координационного совета при президенте РФ по реализации Национальной стратегии действий в интересах детей в ноябре 2017 года.
Студенты отнеслись к конкурсу с интересом, рассказал «Известиям» проректор по социальной и воспитательной работе МГИМО Игорь Логинов. По его словам, перед тем, как сформулировать предложения, они познакомятся с группами риска (запланированы, в частности, поездки в детские дома), а также изучат российский и международный опыт в сфере альтернативных мер наказания.
Доцент департамента политической науки факультета социальных наук НИУ ВШЭ Валерия Касамара в беседе с «Известиями» подчеркнула, что очень важно обеспечить подростку такую среду обитания, которая подготовит его к дальнейшей жизни и поможет социализироваться — в первую очередь обрести профессию, чтобы впоследствии он не стал изгоем. Также нужна мощная психотерапевтическая поддержка, считает она.
Разработка альтернативной системы наказаний послужит основой для снижения преступности среди подростков, полагает исполнительный директор юридической компании «Глазунов и Семенов» Дмитрий Семенов. Вместе с тем, считает он, нужно повышать и эффективность работы системы поддержки несовершеннолетних из неблагополучных семей, препятствуя появлению преступности.
Закон должен предоставить судье реальный выбор в решении вопроса о виде наказания, возможно, даже независимо от категории совершенного преступления, убежден главный консультант по уголовно-правовым вопросам адвокатского бюро «S&K Вертикаль» Владимир Алешин. Преступления из категории тяжких различны, и необходимо учитывать обстоятельства, степень участия подростка, его поведение в ходе следствия и в суде, наличие раскаяния, пояснил юрист.
Источник: https://iz.ru/718241/marina-iurshina/podrostkam-podberut-nakazanie-bez-sudimosti
Подробнее
,3рщ Суд признал подсудимого виновным и приговаривает его к двум годам лишения доты с конфискацией инвентаря Волки позорные! Век мида не видать, в хартстоун не вернусь, падлы!
политика,политические новости, шутки и мемы,закон,подростки,новости
Еще на тему
![\1 13
I N 111 1Г]
-—■sa
дЗд1\
►
fAËJfi
IP sT A.
11 j ■
"■ И 111 11 Г] 1
■WflV
шт V д-](http://img2.reactor.cc/pics/thumbnail/post-3496815.jpg "\1 13
I N 111 1Г]
-—■sa
дЗд1\
►
fAËJfi
IP sT A.
11 j ■
\"■ И 111 11 Г] 1
■WflV
шт V д-")
Но в любом случае детская/подростковая преступность - следствие творящегося пиздеца в соц.сфере.
С причиной же бороться никто не хочет, видимо, не напилить столько на этом и не попиариться.
Марафон предвыборных сказок приносит плоды.
А в контексте выборов этот вопрос вообще не рассматриваю, с ними я давно для себя всё решил.
Потому что ни в одну инициативу этого правительства, которая была бы направлена не на распил или не на увеличение свобод "более равных" граждан, верить давно отучили.
Потому что каждому зеку нужна хренова туча доп.персонала - охранники, повара, прочее обслуживание. Причем всем им платит исправительное учреждение.
И это даже если не вспоминать, что режимное производство от обычного сильно отличается, и смены обычных работяг туда уже не сунешь просто так.
В остальном наказания должны быть моментальные и без таких последствий для психики. Например, малолетка совершил преступление? Жопу к верху и высечь. Если слов не понимает - дойдет через жопную боль. Это намного лучше, чем поместить его в общество таких же уебанов. То же самое и с другими мелкими преступлениями. Украл? Плёткой по седалищу. Подрался? Получи по сраке. В итоге это уравняет всех, так-как откупиться уже не получится, а тех, кто беден, штраф не опустит на социальное дно.
Если же это был рецидив - то тогда в исправительное учреждение, если же было преследование человека, то в качестве программы защиты отсылать уже самого преступника подальше и следить за его перемещениями. Ну а если человек перевоспитанию и коррекции не поддаётся и в принципе является опасным для людей социопатом, то милости прошу на электрический стул. Нет смысла содержать в психушках и тюрьмах конченных маньяков.
Пытки запрещены международными конвенциями, но это вообще хреновый метод - ты посягаешь на тело человека, не на его свободу перемещения и даже не на право выбора труда, а на самое ценное. И это оставляет весьма серьезные последствия для психики и системы ценностей, тогда как эффективность под огромным сомнением, как в известном ролике - "на неделю хватает".
Просто сейчас слишком большой порог между легким и серьёзным наказанием, для преступлений низкой тяжести нет адекватных наказаний, когда до определенного момента можно отделываться легко, но потом очутиться головой в конкретной жопе. А, может, получи он в своё время порку, задумался бы, стоит ли дальше нагнетать и не пересмотреть бы ему свою жизнь.
> А, может, получи он в своё время порку
...стал бы маньяком и психопатом, большинство из них "получало в свое время порку".
Вообще, меня удивляет желание наступать на одни и те же грабли с разбега. Вплоть до начала XX века телесные наказания широко применялись. Детей пороли родители, затем учителя, наставники, после их пороли уже в армии. И это все как-то не слишком помогало. Порка хоть как-то работает как одномоментное наказание для совсем маленьких детей. Типа "не лезь сюда - будет плохо". Но даже с подростками она уже не прокатывает.
Карась повис в воздухе.
- Хорошенько его.
Справа свистнули лозы, слева свистнули лозы; кровь брызнула на теле несчастного, и страшным воем огласил он бурсу. С правой стороны опоясалось тело двадцатью пятью ударами лоз, с левой столькими же; пятьдесят полос, кровавых и синих, составили отвратительный орнамент на теле ребенка, и одним только телом он жил в те минуты, испытывая весь ужас истязания, непосильного для десятилетнего организма. Нервы его были уже измучены тогда, когда его нарекали Карасем, щипали и заушали, а во время наказания они совершенно потеряли способность к восприятию моральных впечатлений: память его была отшиблена, мысли... мыслей не было, потому что в такие минуты рассудок не действует, нравственная обида... и та созрела после, а тогда он не произнес ни одного слова в оправдание, ни одной мольбы о пощаде, раздавался только крик живого мяса, в которое впивались красными и темными рубцами жгучие, острые, яростные лозы... Тело страдало, тело кричало, тело плакало... Вот почему Карась, когда после его спрашивали, что в его душе происходило во время наказания, отвечал: "Не помню". Нечего было и помнить, потому что душа Карася умерла на то время.
Уголовка к подросткам применяется знаете по какому критерию?
Не по тяжести, а когда преступление очевидно для этого самого подростка.
Т.е. все эти малолетние уебаны прекрасно осознают, что творят хуйню.
И пмсм вполне заслуживают уголовного наказания.
и как показывает практика в большинстве случаев до уголовки докатываются постепенно, так что да, они знают что творят хуйню, и совсем не хотят работать или учиться.
Но часть уголовных преступлений до 18 не наказывается.
а по факту если малолетка в 14+ лет творит уголовно наказуемые дела, то либо это одноклеточное с отставанием в умственном развитии, либо начинающий отморозок. бывают конечно случаи когда чадушко оторванное от реальности по глупости делает ошибку, и действительно больше не нарушает закон, но это редкие исключения.
Извиняюсь, что текстом. Генератор длинных картинок почему-то абзацы не видит.
Мне вдруг вспомнилась дискуссия на уроке истории и философии морали. Мистер Дюбуа рассказывал о беспорядках, предшествовавших распаду Североамериканской республики в конце двадцатого века. Из его слов выходило, что прежде, чем все пошло вразнос, были времена, когда преступления, вроде совершенного Диллингером, считались столь же общепринятыми, как и собачьи бои. Ужас царил не только в Северной Америке — Россия и Британские острова его тоже знали, как и прочие страны. Но своего апогея он достиг именно в Северной Америке, а потом все развалилось.
— Законопослушные люди, — вещал Дюбуа, — не осмеливались по ночам выйти в общественный парк. Подобная прогулка граничила с риском подвергнуться нападению стаи детишек, вооруженных цепями, ножами, самодельными пушками, дубинками. С риском быть, как минимум, избитым, наверняка ограбленным, возможно опасно раненным, а то и убитыми. И так продолжалось годами, вплоть до войны между Русско-англо-американским союзом и Китайской гегемонией. Убийства, наркомания, кражи, налеты и вандализм были обычным явлением. И не только в городских парках, такие вещи случались на улицах посреди бела дня, на территориях школ, даже внутри школьных зданий. Но парки снискали печальную известность самых небезопасных мест в городе, поэтому честные люди по ночам держались от них подальше.
Я постарался представить грабеж или вандализм в нашей школе. И просто не сумел. И с парком у меня тоже ничего не получилось. Парк предназначен для веселья, а не для нанесения увечий. И уж тем более — не для того, чтобы тебя в нем убили…
— Мистер Дюбуа, а разве тогда не было полиции? Или судов?
— Полиции тогда было больше, чем сейчас. И судов тоже. И все они были загружены работой выше головы.
— Тогда я не понимаю.
Да если бы мальчишка из нашего города совершил хотя бы половину того зла, его отца выпороли бы при всем честном народе вместе с ним. Но такого просто не бывало.
— Дай определение малолетнего преступника, — потребовал от меня мистер Дюбуа.
— Э-э… один из детей… из тех, кто бьет людей.
— Неверно.
— А… почему? В учебнике сказано…
— Приношу глубочайшие извинения. Учебник так формулирует, это да. Но назови хвост ногой, ходить на нем ты все равно не сможешь. Понятие «малолетний преступник» несет в себе внутреннее противоречие. Оно позволяет понять, что у ребенка существуют проблемы, и что он решить их не может. У тебя был щенок?
— Да, сэр.
— Ты пускал его в дом?
— Э-э… да, сэр. Иногда.
С ответом я помедлил из-за маминого правила, что собака должна жить во дворе.
— Вот как. Когда щенок совершал ошибку, ты сердился?
— Что? Как можно, сэр, он же всего лишь щенок. Он просто не знает…
— А как ты поступал?
— Ну, ругал его, тыкал носом в лужу, шлепал.
— Но слов он определенно не понимал?
— Да нет, зато понимал, что я на него сержусь!
— Но ты же только что сказал, что не сердился.
У мистера Дюбуа была раздражающая способность запутывать людей.
— Нет, но я заставлял щенка думать, будто сержусь. Ему же нужно учиться. Верно?
— Согласен. Но объяснив щенку, что ты недоволен, как ты мог допускать жестокость и шлепать его? Ты говоришь, что бедный зверек не знал, что поступил неправильно. А ты причинял ему боль. Оправдай себя! Или ты садист?
Я понятия не имел, что такое садист, зато знал щенков.
— Мистер Дюбуа, но ведь иначе — никак! Ругаешь щенка, чтобы он понял, что попал в переделку, тычешь носом, чтобы сообразил, в чем именно проблема, а шлепаешь, чтобы он не осмелился еще раз сделать лужу! Я был вынужден! Какой смысл наказывать его потом? Он смутится и ничего не поймет. А так, даже если одного урока не хватит, можно последить за ним, поймать на преступлении и отшлепать сильнее. И он скоро все поймет. А просто ругать — пустая трата времени и сил, — я подумал и добавил: — Похоже, вы никогда не воспитывали щенка.
— Многих. Сейчас я воспитываю гончую — твоими методами. Но вернемся к нашим малолетним преступникам. Наиболее жестокие из них были чуть-чуть младше вас… а преступную карьеру начали еще раньше. И вот теперь вспомним щенка. Тех детей часто ловили, полиция каждый день производила аресты. Ругали их? Да, и зачастую жестоко. Тыкали носом? Лишь изредка. В новостях и официальных заявлениях их имена появлялись, только когда детишки достигали восемнадцати лет. Шлепали их? Конечно же, нет! Некоторые даже в сопливом детстве ни разу не получали ни единой затрещины. Весь мир считал, что наказание, причиняющее боль, наносит непоправимый вред детской психике.
(Тут я подумал, что мой отец, похоже, никогда в жизни не слыхал этой теории.)
— Телесные наказания в школах были запрещены законом, — продолжал мистер Дюбуа. — К порке суд приговаривал только в одной провинции, Делаваре, и только за некоторые повторные преступления, да и то редко. Порка считалась «жестоким и необычным наказанием», — мистер Дюбуа принялся размышлять вслух. — Не понимаю, что плохого в жестоком и необычном наказании. В принципе, судья обязан быть милосердным, но его цель — заставить преступника страдать, иначе о каком наказании идет речь? И миллионы лет эволюции выработали в нас боль как основной механизм, предупреждающий нас о том, что нечто угрожает нашему выживанию. Так почему же общество отказывается использовать столь превосходный механизм? Правда, тот период был переполнен псевдонаучной и псевдопсихологической чушью. Наказание должно быть необычным, иначе это не наказание.
Учитель ткнул культей в еще одного парнишку.
— Ты. Что произойдет, если щенка шлепать каждый час?
— Н-ну… с ума сойдет?
— Возможно. И уж конечно ничему не научится. Сколько времени прошло с тех пор, как директор этой школы в последний раз применял розги?
— Ну, я не помню точно. Года два, наверное. Тот парень ударил…
— Неважно. Довольно давно. Подобное наказание достаточно необычно, чтобы послужить уроком на будущее. А теперь опять вернемся к малолетним преступникам. В детстве их не шлепали. За преступления их не пороли. Обычный приговор: за первое преступление — предупреждение, выговор, порой даже до суда не доходило. После рецидива — условное тюремное заключение, юнца отпускали на поруки. Подростка могли арестовывать и приговаривать несколько раз до того, как дело доходило до собственно наказания. Потом его сажали в тюрьму. То есть в такое место, где от таких же, как он сам, юнец мог приобрести лишь новые преступные навыки. Если во время заключения он не нарушал закон, время содержания под замком сокращали, а то и вовсе могли выпустить. «Под честное слово», если пользоваться жаргоном тех времен. И так далее, и так далее, а подросток тем временем все чаще преступал закон, все с большей жестокостью и изощренностью, а наказанием служило все то же привычное, нестрашное заключение в тюрьме. И вдруг, после восемнадцатого дня рождения так называемый «малолетний преступник» становился преступником взрослым. И случалось так, что уже через неделю он оказывался в камере смертников и ждал казни за убийство. Ты!
Он опять указал на меня.
— Допустим, ты просто отчитывал щенка, никогда не наказывал, позволял ему гадить в доме… лишь изредка выставлял за дверь, а вскоре впускал в дом, не предупреждая, чтобы он больше так не делал. И вдруг в один прекрасный день ты заметил, что собачка подросла, а прудит по-прежнему. Тут ты хватаешь ружье и пристреливаешь любимца. Комментарии, будь добр.
— Н-ну… по-моему, это самый глупый способ воспитывать щенка!
— Согласен. А ребенка? Так кто же тут виноват?
— Ясно дело, не щенок! Я, наверное.
— И опять-таки я согласен. Только без «наверное».
— Мистер Дюбуа, — выпалила одна из девочек, — но почему? Почему бы ни наказывать детей, когда это необходимо? Почему ни задавать порку взрослым, если они того заслужили? Такой урок не забывается! Я имею в виду тех, кто действительно такой плохой. Почему нет?
— Не знаю, — хмуро ответил учитель. — Могу назвать только ту причину, что проверенный временем метод внедрения общественных ценностей и уважения к закону в умы молодых чем-то не потрафил довольно безграмотной и профессионально несостоятельной публике, именовавшей себя «социальными работниками», а иногда «детскими психологами». Очевидно, этот метод казался им чересчур простым. Ведь, как и в деле воспитания щенка, требуются лишь терпение и твердость. Порой я задаю себе вопрос, может, им зачем-то были нужны беспорядки? Но едва ли… взрослые часто действуют исходя из «высших мотивов», и не важно, какой у них образ действий.
— О небеса! — воскликнула девочка. — Мне не больше других детей нравится, когда меня наказывают, но если необходимо, мама всегда мне всыплет. Когда меня однажды высекли в школе, мама еще добавила дома. И я уверена, меня никогда не поставят перед судом и не приговорят к розгам. Веди себя хорошо, и все будет в порядке. Не вижу ничего плохого в нашей системе. Уж это лучше, чем сидеть дома и бояться ступить за порог, потому что там тебя убьют! Вот то было — действительно ужасно!
— Согласен. Юная леди, трагическая ошибочность того, что делали те люди, заключалась в глубоком противоречии с тем, что, по их мнению, они делали. У них не было научно обоснованной этической теории. У них были просто представления о морали, которым они пытались следовать. Пожалуй, не стоит насмехаться над их мотивами, но теория их была ошибочна, наполовину высосана из пальца, наполовину — обычное шарлатанство. Чем целеустремленнее они были, тем дальше уходили от цели. Видите ли, они предполагали, что Человек с большой буквы обладает нравственным инстинктом.
— Сэр, но это действительно так! У меня же он есть.
— Нет, моя дорогая, у вас есть культивированная совесть, тщательнейшим образом тренированная. А у человека нет никакого нравственного инстинкта. Он рождается без чувства морали. И вы родились без него, и я, и тот самый щенок. Мы приобретаем его, учась ему, тренируя его, воспитывая, потея над ним. Те несчастные малолетние преступники родились без него так же, как вы и я, но у них не было шанса его приобрести. Опыт их жизни не позволял. Что есть «чувство морали»? Усовершенствованный инстинкт выживания. Вот он-то присущ человеческой природе, каждый аспект нашей личности несет на себе его печать. Все, что конфликтует с инстинктом выживания, рано или поздно уничтожает личность, а следовательно, не проявляется в последующих поколениях. Эту истину можно продемонстрировать математически. Она верна во всех случаях. И это единственный императив, контролирующий наши поступки. Но инстинкт самосохранения, — продолжал мистер Дюбуа, — можно развить в более сложный и точный инструмент, чем слепое, грубое желание личности остаться в живых. Юная леди, то, что вы ошибочно назвали «нравственным инстинктом», — вложенная в вас старшими истина, что существует выживание более важное, чем ваша жизнь. Выживание вашей семьи, например. Ваших детей, когда они у вас появятся. Вашего народа, если брать по высшему счету. И так далее. Научное обоснование этики базируется на личном инстинкте самосохранения — и только на нем! Оно должно правильно обрисовывать иерархию выживания, отмечать мотивацию для каждого уровня и разрешать все противоречия. Сейчас такая теория у нас есть, мы можем решить моральные проблемы любого уровня. Личные интересы, любовь семьи, долг перед страной, ответственность перед человеческой расой — мы разрабатываем этику отношений между планетами. Но все моральные проблемы можно проиллюстрировать одной перефразированной цитатой. «Ни в одном человеке нет большей любви, чем у кошки, насмерть воюющей за своих котят». Как только вы поймете нравственную проблему, стоящую перед этой кошкой, и способ, которым она ее решает, вы станете готовы проверить себя и узнать, насколько высоко стоите на лестнице морали. И как высоко способны подняться. Малолетние преступники застряли на низшем уровне. Им, рожденным с одним лишь инстинктом самосохранения, доступна лишь верность своей группе, своей уличной банде. Но различные доброхоты пытались «взывать к их лучшим чувствам», «достучаться до них», «разжечь в них душевный огонь». Вздор! Не было у них «лучших чувств». Опыт учил их, что их поступки — единственный способ выжить. Щенки не получали шлепков, следовательно, все, что они делали с удовольствием и успехом, и должно быть этично. Основание любой морали — долг, то есть понятие, находящееся в таком же отношении к группе, как личный интерес к индивидууму. Никто не проповедовал тем детям их обязательства перед обществом в понятной им форме, то есть вкупе со шлепками. Зато общество не уставало твердить им об их «правах». Результат предсказуем, поскольку никаких естественных прав человека не существует в природе.
Мистер Дюбуа сделал паузу. Кто-то клюнул на закинутую наживку.
— Сэр! А как же «жизнь, свобода и своя доля счастья»?
— Ах, эти «неотъемлемые права»! Каждый год кто-нибудь да процитирует это великолепное стихотворение. Жизнь? Какое право на жизнь у человека, который тонет в Тихом океане? Волны не услышат криков. Какое право на жизнь у человека, который должен умереть ради спасения своих детей? Если он решит спасать свою собственную жизнь, сделает ли он это по «праву»? Если два человека умирают от голода и каннибализм — единственная альтернатива смерти, какой из двоих имеет больше прав на жизнь? Что до свободы, то герои, которые подписывали тот великий документ, дали обет купить свободу ценой собственной жизни. Свобода никогда не была неотъемлемым правом, ее регулярно приходится покупать ценой крови патриотов, или же она исчезает. Из всех так называемых прав человека свобода — самая дорогая, и цена на нее не упадет никогда. И уж даром она вообще не дается. Третье право — «стремление к счастью». Да, вот уж что неотъемлемо! Но только это — не право. Просто естественное положение вещей, которое тираны не могут отнять, а патриоты дать. Бросьте меня в застенок, сожгите меня на костре, коронуйте царем царей, я буду стремиться к счастью, пока жив мой рассудок, но ни боги, ни святые, ни мудрецы, ни наркотики не гарантируют, что я его достигну.
Мистер Дюбуа посмотрел на меня.
— Я уже говорил, что термин «малолетний преступник» — противоречив сам по себе. «Преступник» означает «преступивший свой долг». Но «долг» — понятие взрослых. Малолетние становятся взрослыми тогда и только тогда, когда воспринимают понятие долга и ставят его выше собственных интересов. Никогда не было и никогда не может быть «малолетнего преступника». Но на каждого малолетнего правонарушителя найдется один и более взрослых преступников — людей, которые в зрелые годы либо не сознают своих обязанностей, либо, зная долг, нарушают его. Вот тот самый гнилой столб, обрушившийся и похоронивший культуру, во многих отношениях замечательную. Молодые балбесы, которые наводнили улицы, были симптомом величайшей слабости; граждане — а тогда гражданином считался каждый встречный и поперечный — возносили и славили миф о «правах»… и забыли о долге и обязанностях. Ни одна нация не продержится на такой конституции.
Напомню, что по тексту это (по мнению автора) рассуждения внутри сверхмилитаризированного общества, ведущего многолетнюю войну, причем построенного по образцу начала XX века.
Ты зарепостил учебник истории-Нацизм, ненависть ко всем соц.группам и вообще ты пидОр. Отпиздили в участке и посадили.
Как-то так я и представляю себе "гуманизацию" системы в России