Игорь Шишкин был первым осужденным по делу «Сети» — молодых людей, которых ФСБ обвинила в создании «террористического сообщества».

Он получил 3,5 года заключения, вышел на свободу в конце июля и уехал за границу. Он рассказал то, о чем мы давно подозревали - как после задержания его били шокерами в лесу под Петербургом. На пытки жаловались многие фигуранты дела "Сети". Шишкин о пытках прежде не говорил, однако врачи диагностировали у него перелом нижней стенки глазницы, гематомы и ссадины, а посетившие Шишкина в СИЗО члены ОНК зафиксировали на его теле многочисленные следы, похожие на ожоги от электропроводов. Вот выдержки из его монолога:

"...Я краем глаза увидел припаркованный вторым рядом черный минивэн и двух спортивных ребят у задней пассажирской двери. В голове только успело промелькнуть: «О, видимо, это по мою душу, сейчас будут задерживать». И в следующую секунду мне прилетает удар, который, скорее всего, и сломал мне глазницу, у парней были перчатки с пластиковыми накладками на костяшки.

...Замкнули наручники за спиной, надели на голову непрозрачную тканевую шапку, дальше закинули в минивэн, положили на пол вдоль двери, поставили на меня несколько пар ног в тяжелых ботинках и поехали, как говорится, «в неизвестном направлении».

Как только тронулись — посыпались крики, удары и разряды тока от шокера, шокер — это нечто неповторимое..

...Мы съехали с дороги и оказались в какой-то лесополосе. Меня кинули на землю и начали производить с моим телом малоприятные манипуляции, которые в народе называются «связывание ласточкой».
Я согласился сказать и подписать все, что им нужно, и ласточку развязали. Кинули обратно в бусик, а сами остались на улице курить — что ж, понимаю, устали хлопцы. Вернулись в машину, снова поставили на меня ноги, и спросили: «Ну что, успел соскучиться?».

После этого мы поехали к зданию ФСБ на Литейном. Там меня, окровавленного и не стоящего на ногах, провели в кабинет следователя, и эта ***** (по-другому не скажешь), как бы искренне и с сочувствием, спросил: «Ой, а что с вами случилось?».

Опера начали просматривать мой телефон, задавали вопросы по каждому контакту и переписке, следователь начал составлять бумаги, задавать мне вопросы. Я, наивно подумав, что самое страшное закончилось, попытался опять пойти в отказ, на что мне нанесли несколько ударов, сказали, что могут опять прокатить на «скорой помощи» и сообщили, что в соседних кабинетах находятся моя жена и наш сосед, и, если я буду выпендриваться, то они «просто не дадут диабетику лекарство, а жену изнасилуют».

...В ИВС меня не помещали, там очень строгая приемка по физическому состоянию, описали бы подробно все травмы и даже не стали бы принимать на себя такую ответственность. Поэтому меня повезли на медосвидетельствование. ...на Костюшко — там героический дежурный врач, несмотря на тыкающих ему в лицо корочками фейсов, настаивал на моей скорейшей госпитализации.

Это в планы фсбшников не входило, поэтому мы поехали в Александровскую больницу: «Там главврач знакомый, все ******* [в порядке] будет».

Потом, 29 января, приехал адвокат, он мне четко сразу сказал: «Есть два основных пути — отказ, борьба, большой срок или признание и минимальный срок. Какой ТЫ выберешь — так и будем делать». По поводу сделки — я согласился, потому что это был единственно верный выбор...

Я отнесся к аресту и посадке как к попаданию в плен, главной задачей в плену является скорейшее освобождение без потери здоровья (чтобы не усугублять ситуацию, он не заявил о пытках - прим.ред).

Я имел возможность обсудить мою позицию при личном общении с Филинковым, Бояршиновым, Пчелинцевым, Иванкиным и Сагынбаевым. С Витей [Филинковым] мы ехали на этапе вместе трое суток в одном «купе», общались как старые добрые друзья. С Юлианом [Бояршиновым] тоже общались и на этапе, и в автозаке перед судом, от них не было претензий на 100 процентов.

С остальными ребятами виделся в Пензе, когда ехали из СИЗО в УФСБ на очные ставки. Я выразил свою позицию, которую описал выше, они — свою: шанс повлиять на становление гражданского общества, наша невиновность и прочее. Мы друг друга выслушали, я сказал, что не готов жертвовать еще больший кусок своей жизни на эти цели, мы обнялись, поддержали друг друга."

​​Рассмотрение «дела канских подростков» продолжается в ежедневном режиме. Дело рассматривает выездная коллегия 1-го Восточного окружного ВОЕННОГО суда в помещении Канского городского суда.

Напомним, троих 15-летних леваков – Никиту Уварова, Дениса Михайленко и Богдана Андреева – обвиняют в «прохождении обучения в целях осуществления террористической деятельности» (взорвали здание фсб в майнкрафте), а также в изготовлении и хранении взрывчатых веществ (хлопушки и петарды). Преследование подростков началось после расклейки ими листовок в поддержку политзаключённых, часть из которых была наклеена на здание ФСБ. Теперь им самим грозит до 10 лет лишения свободы.(сначала грозило пожизненное за  Организацию террористического сообщества)

Маму одного из заключённых даже не пустили в зал суда по надуманному обвинению, что она разрешала ему пользоваться интернетом, когда он находился под домашним арестом.

"50 оттенков казачества"
Планируются воссоздание в Ставропольском крае старинных обрядов терских, кубанских и донских казаков. Их запишут на видео с соответствующими рекомендациями, чтобы другие казаки, проводя обряды, смогли сделать это максимально аутентично. Всего собираются возродить десять обрядов.
— Наши обряды специфичны. Ты не поймёшь.

Учителя осудили на 350 тысяч за попытку достучаться до совести "правоохранителей".

15 июля 2021 г. в Тамбовском гарнизонном военном суде (г. Тамбов-34, Военный городок) состоялось открытое судебное заседание по уголовному делу, возбужденному на Алексея Абрамова по ст. 205.2 УК РФ (публичное оправдание терроризма с использованием сети интернет).А если быть более точным, за комментарий 2018-го года, в котором Алексей обращался к правоохранителям "которые доводят народ до крайности, избивают дубинками безоружных мирных демонстрантов и, конечно же, фабрикуют дела за экстремизм", с просьбой "одуматься и не доводить людей до крайности".

Т.е., призывая власть отказываться от насильственных действий, сам угодил на скамью подсудимых. Игорь Балабанов, майор юстиции СО УФСБ, проводивший следствие по делу Абрамова, на допросах и в суде постоянно говорил о критическом отношении Абрамова к Путину. Других свидетельств в публичном оправдании терроризма, у него похоже не имелось.

От дела Абрамова были откреплены положительные характеристики и грамоты, не были подключены свидетельства о его деятельности по патриотическому воспитанию молодёжи, экспертиза планшета не проводилась (хотя Абрамов и настаивал на этом). Свидетели обвинения (с Абрамовым вовсе незнакомые) не могли связать и двух слов, ссылаясь на всеобъемлющее «мы не помним», и вызывая чувство, что являются подставными участниками.«Я не признаю себя виновным, что оправдывал терроризм как явление», — заявил Алексей Абрамов.

Прокурор Капранчиков запросил для Абрамова 3 года колонии, но московский судья Евгений Зубов решил ограничиться штрафом в 350 тысяч. Не 3 года колонии, и не штрафной миллион, конечно, и то хорошо. Но как быть невиновному Абрамову, если он бывший учитель в небольшом городке, на вахтах добывающий кусок хлеба для семьи, и обязан добывать теперь в нагрузку 350 тысяч.

19 июля Абрамов подал апелляцию во 2-й Западный окружной военный суд.

В Мичуринске Алексея Абрамова знают многие. Он известен в городе как непримиримый борец за права жителей многоквартирных домов, противник расхищения и нецелевого использования средств из фондов капремонта, руководитель подросткового клуба «Перекрёсток» (занимались с ребятами волонтёрством — участвовали в добровольных субботниках по благоустройству города, помогали животным зооуголка в Парке Культуры). Он полагает, что мстят ему за общественную деятельность.