Медленный апокалипсис
Как начался зомби-апокалипсис? Вовсе не так, как в книжках Круза, когда на тебя набрасываются мертвые соседи по подъезду, и ты моментально понимаешь, что мир изменился. Нет. Апокалипсис медленно прорастал в реальности, подкрадываясь на кошачьих лапках. Многие мои друзья упирались до последнего, стараясь не замечать катастрофы. Некоторые из них не верят в неё даже сейчас, забаррикадировавшись в своих неотапливаемых квартирах и доедая старые запасы.Первые звоночки прозвенели в конце зимы — когда из магазинов начали исчезать отдельные виды товаров. Парное мясо, овощи, свежее молоко, импортные сладости. В новостях невнятно говорили о неожиданно возникших проблемах с доставкой — водители фур массово прекращали работу, бросая свои автопоезда на произвол судьбы.
Большой паники это не вызвало — полки магазинов по-прежнему были забиты товарами длительного хранения, которые подвозили со складов. О том, что это не навсегда и что склады к весне опустеют, люди не думали. Немалую роль в этом сыграли и городские новости — рассказывающие о чем угодно, кроме подкрадывающейся к городу катастрофы.
Мои друзья, тогда еще живые и относительно нормальные, смеялись, когда я пытался достучаться до них. «Вот паникёр нашелся, — говорили они, — сам себя на ровном месте зашугал. Не надо себя накручивать, ты просто всё всей правды не знаешь!»
— Всей правды вообще никто не знает, — отвечал я, — а для выводов вполне хватает того, что известно!
— Ты вообще чей? С чьих голосов поёшь?
— Свой собственный. Своим умом живу.
— В мире не существует чёрного и белого. Вот увидишь, к лету всё образумится.
Мне до слез было обидно слышать такое от своих сверстников. Родившиеся на излете семидесятых, мы были похожи как инкубаторские цыплята — читали одинаковые книжки, смотрели одинаковые фильмы, женились на одинаковых подругах. Я слишком поздно понял, что мир изменился. Неожиданно стало важно не то, какие ты книжки читал в детстве, а сколько ты смотрел телевизор в последнее время.
Потому что в телевизоре всё было хорошо. Улыбающийся мэр рассказал о мерах поддержки бизнеса, открывал новые производства, пожимал улыбающимся людям руки, источая уверенность и спокойствие. Наблюдательному человеку была очевидна маячащая за ними катастрофа.
Особенно мне запомнился бравурный сюжет, который я видел на экране в метро. В нём говорилось о том, что люди перестали болеть. Этот вывод журналисты сделали на основании статистики — обычно забитые больными городские поликлиники вздохнули свободно — люди перестали их посещать.
О том, что одновременно с этим в десятки раз выросла смертность от болезней и несчастных случаев, журналисты предпочли не сообщать. Не знали, или не пропустила цензура. Ну, или они тоже были поражены зомби-вирусом. В числе остальных 70 процентов населения.
На первых этапах симптомы поражения вирусом практически незаметны. Резко падает критичность мышления. Человек утрачивает способность к логическому мышлению и анализу. На практике это выражалось в оскудении речи — больные говорили наборами стандартных фраз, мало подходящих к ситуации.
Дальше вирус атаковал способность к сложной мыслительной деятельности. Больные становились неспособны водить машины и управлять самолетами. Это должно было вызвать транспортный коллапс, но не вызвало — пораженные вирусом люди предпочитали сидеть дома. Просто прекратился туризм, и сократилось число авиарейсов.
Постепенно переставали работать заводы и банки. Одержимые вирусом люди переставали справляться со сложными действиями. В магазины перестали подвозить продукты. Вскоре их разгромили вышедшие из домов толпы пенсионеров. Имеющее колоссальный запас прочности городское хозяйство сопротивлялось до последнего — подача тепла и энергии прекратились только спустя пять дней, после того, как перестали работать новости и интернет — до последней минуты игнорирующие происходящие события.
Заползающий в квартиры мертвецкий холод, разбудил последних, сохранивших рассудок людей. Из окна я вижу, как они машут мне из окон соседних домов, стараясь привлечь внимание. Я не отвечаю на их призывы, потому что ничего не могу сделать. Многоквартирные дома сейчас как одинокие острова в ледяном океане — выходя из квартиры, ты подписываешь себе смертный приговор.
Только не спрашивайте меня, как происходит процесс одержания. Известные мне крохи информации я отфильтровал в Telegram-каналах, в последние дни работы интернета. По большому счету, я знаю об эпидемии только то, что ничего о ней не знаю. Произошло ли одержание только в России, или по всеми миру началось? Сколько людей поражено и есть ли свободные от зомби территории? Мне известно только одно — что от зомби вируса, по-видимому, никто не умирает.
Потому что я вижу их всех — они стоят под моими окнами. Не могу сказать, что живые и здоровые — потому что на улице мороз, а их серые лица больше не выглядят человеческими. Не является человеческим и их поведение — вчера они растерзали и сожрали пытающуюся бежать на автомобиле семью.
Их крики до сих пор стоят в моих ушах. Я не вышел им помочь. Не успевал разобрать собранную из мебели баррикаду перед дверью. Наверное, это к лучшему — против толпы у меня не было ни единого шанса.
Книжные зомби обычно делились на две категории — медленные и быстрые. О том, к какой категории относятся мои бывшие соотечественники я узнаю завтра. Снег наконец сошел, и у меня появилась крохотная надежда на спасение — я могу попытаться уехать от них на велосипеде.
Я постараюсь выехать из города и ехать на юг, в сторону Грузии. Может быть, мне повезет и я сумею встретить сохранивших разум людей. Ну, или умру, в попытке это сделать. В любом случае это будет лучше, чем умирать от голода в промерзшей квартире, глядя на стоящих под окном зомби.
При любом исходе я буду в выигрыше. Лучше ужасный конец, чем ужас без конца.
Завтра все решится.
Завтра.
https://habr.com/ru/post/659897/
