he Sims

Amnesty International утверждает, что власти Латвии жестоко обращались с мигрантами на границе с Беларусью.

По данным организации, людей избивали, некоторых пытали электрошокером.

Латвийский пограничник смотрит на задержанных мигрантов, которые пересекли белорусско-латвийскую границу, возле села Ворзова, Латвия. 11 августа 2021 года.

Международная правозащитная организация Amnesty International утверждает, что власти Латвии во время миграционного кризиса на границе с Беларусью произвольно задерживали, а в некоторых случаях пытали беженцев, которые пытались попасть в ЕС через белорусско-латвийскую границу.

В докладе правозащитников говорится, что власти Латвии жестоко обращались с беженцами, в том числе детьми. По данным организации, людей удерживали в латвийских лесах, многих избивали, некоторых били электрошокером, в том числе по гениталиям. Некоторых мигрантов, как отмечает Amnesty International, заставляли «добровольно» вернуться в свои родные страны, других по несколько раз принудительно возвращали в Беларусь.

«Латвийские власти бросили мужчин, женщин и детей на произвол судьбы при низких температурах, часто в лесах или в палатках», — заявила глава представительства Amnesty International в европейских институтах Ева Гедди. Она обвинила Латвию в нарушении международного права.

10 августа 2021 года Латвия ввела чрезвычайное положение на границе с Беларусью и запретила просить убежище в четырех приграничных районах, что, по мнению авторов доклада, позволило латвийским властям принудительно возвращать людей в Беларусь. 

Выходец из Ирака по имени Хасан, который провел на границе пять месяцев, рассказал правозащитникам, что представители властей Латвии заставляли беженцев ходить без одежды, а, когда отправляли их назад в Беларусь, угрожали убийством. Еще один уроженец Ирака Адиль утверждает, что в латвийских лесах некоторых мигрантов держали в палатках, а другим зимой приходилось спать на снегу. Еще один иракец Омар сказал, что его силой заставили подписать согласие на возвращение в Беларусь.

У людей на границе также отбирали телефоны, из-за чего члены одной семьи не могли связаться друг с другом. С августа по ноябрь 2021 года с правозащитниками в Латвии связались родственники более 30 мигрантов, которые предположительно пропали без вести.

«Латвия, Литва и Польша продолжают совершать серьезные нарушения под предлогом того, что они подвергаются „гибридной атаке“ со стороны Беларуси. По мере приближения зимы и возобновления движения на границе, чрезвычайное положение по-прежнему позволяет латвийским властям незаконно возвращать людей в Беларусь. Многие другие могут подвергнуться насилию, произвольным задержаниям и другим злоупотреблениям при ограниченном или полном отсутствии независимого надзора», — заявила Ева Гедди.

Власти Латвии отрицают, что к мигрантам на границе применяли чрезмерную силу, и утверждают, что реагировали на «незаконное пересечение границы», сообщает «Русская служба Би-би-си».

Сурс: Тык.

Цирк на дроте

В Томской области двух парней оштрафовали за публикацию ссылок на антифашистский мультфильм Диснея про приключения Дональд Дака в нацистской Германии. 

3 сентября 2015 года стало известно о том, что два жителя ЗАТО Северск Томской области были оштрафованы по ст. 20.29 КоАП (распространение экстремистских материалов), в частности, за то, что разместили в социальной сети ролик "Дональд Даг (запрещенная серия)", входящий в Федеральный список экстремистских материалов.

Это знаменитый классический мультфильм студии Уолта Диснея из серии о Дональде Даке "Der Fuehrer’s Face" ("Лицо фюрера"), снятый в 1942 году в рамках антигитлеровской пропагандистской кампании, ведшейся в США во время Второй мировой войны. Мультфильм занимает 22 место в списке 50 величайших мультфильмов, составленном историком анимации Джерри Беком в 1994 году. В 1942 году режиссер Джек Кинни получил за него премию "Оскар".

Чем заняться жителям политического Чернобыля

Начался самый тяжелый отрезок третьего срока Путина — между событиями в Сирии 5—7 апреля и выборами в марте 2018 года. Верно пишет в Republic Владимир Фролов: химическое оружие в Идлибе — это «второй “Боинг”» для Путина. Только значительно хуже — в силу многих очевидных причин.

Установление доверительных отношений с Трампом и его администрацией закончилось даже не неудачей, а скандалом. Между первым «Боингом» (Донбасс, 2014 г.) и второй аналогичной точкой маршрута (Сирия, 2017 г.) Кремль набрал целый пухлый портфель токсичных политических активов: провал Минских соглашений, русский след на выборах в США, попытка переворота в Черногории, агрессивная российская пропаганда, которая во всех европейских столицах стала обсуждаемой проблемой и привела к выработке мер по защите от нее, эпизоды экспорта русской политической коррупции и т.д.

Практически весь 2016 год прошел под знаком создания новой биографии Кремлю. Если что и было позитивного в прошлом, теперь оно вытеснено образом крайне двусмысленного субъекта мировой политики. Прошли времена, когда среди влиятельных мировых лиц были люди, признававшие, что Кремль практикует разумную политику национальных интересов. Теперь у него образ или уличной шпаны, рвущей шапки с прохожих, а если поймали — то врущей в лицо. Или государства, которое действует целиком на манер спецслужб, превращая внешнюю политику в серию секретных спецопераций: с вербовкой, созданием резидентур, манипуляциями. Кремль уже не способен выйти из этих описаний. Возник устойчивый политический нарратив. И союзничество с Асадом, от которого Кремль не может уже отказаться, замыкает этот второй этап — открывает третий: с апреля 2017-го по март 2018-го. Всего 11 месяцев — очень короткая дистанция.

* * *

Что будет происходить в эти месяцы? Независимо от того, какой будет реальная позиция Кремля по выборам во Франции и в Германии, она уже инерционно, автоматически вписывается в нарратив «вмешательства». Уже очевидно, что к токсичным сюжетам Кремль прибавит патронаж Ле Пен (май 2017 г.) и попытку использовать настроения русскоязычной аудитории в Германии (сентябрь 2017 г.).

Конфликт с Трампом при этом лишает Путина всей прежней игры в «правый интернационал», которая могла с успехом продолжаться только при возникновении доверительных отношений Путина и Трампа. Тогда весь европейский истеблишмент оказался бы в тяжелой ситуации: этот альянс играл бы на руку новым популистам Европы. Но теперь эти фантазии в прошлом. Вместо глобального «правого интернационала» Путин переходит теперь в разряд «друзей Ирана», а дальше «защитников суверенитета КНДР».

В конце 2016 года казалось, что Трамп будет медленно самоопределяться в отношении Кремля. И это позволяло бы Путину превратить дружеское танго с Трампом в главный фактор своей президентской кампании. Тогда в нее можно было бы включить и «образ будущего», и даже смягчение внутреннего режима, и «охлаждение разогретого телевизора». Но получилось иначе.

Трамп остается главным звеном президентской кампании Путина, но уже с другим знаком. Оставшиеся 11 месяцев пройдут в атмосфере истеричного антиамериканизма. Путин на этих выборах будет продавать населению военную угрозу со стороны США, самого могущественного государства в мире. Другого товара теперь нет, да и не надо. И это будет самый мрачный период путинизма.

И до Сирии градус антизападной риторики для внутреннего употребления в России был очень высок. Но все же это не было «холодной войной». А вот теперь на внутреннем рынке российской пропаганды начнется «холодная война». При этом надо напомнить, что «холодная война» — с точки зрения общественной атмосферы — это не замороженная «горячая», а, наоборот, такое состояние, когда медиа и политические структуры, а вместе с ними и население подвешены как бы в ожидании «горячей войны».

* * *

Тиллерсон приедет и уедет (примечание - уже не приедет). Новые санкции введут. Все идеи относительно сделки провалятся. «Военно-географическое общество», которое ныне правит Россией, считает, что выгодно довести дело до условного Карибского кризиса: «Вот тогда от нас отстанут надолго». Поэтому ни на какой компромисс сейчас это общество не пойдет.

Будет ли локальное военно-политическое столкновение с США или нет — вслед за которым настанет новый этап урегулирования по инициативе Запада, — сейчас неважно, потому что с точки зрения атмосферы в российском обществе этот «Карибский кризис» уже как бы есть. Общество перемещено в эту самую зону ожидания.

Если смотреть изнутри, то разница с 1962 годом существенна. Тот Карибский кризис происходил в условиях оттепели. Там совмещались два встречных процесса — оттепель и нарастание военной конфронтации. Теперь же все хуже: нет никакого политического процесса внутри России, который бы уравновешивал милитаризм «Военно-географического общества».

Кремль мыслит себя геополитическим игроком, представляющим политическую и военную угрозу. Но снаружи это выглядит не так. Путин — это не агрессия, а разновидность Чернобыля. Образно говоря, Кремль взорвал на собственной территории ядерную станцию — и по миру распространяется радиация. Поэтому главный ответный модус — не военное противостояние, а намерение просто накрыть толстым бетонным колпаком этот «политический Чернобыль».

И это очень тяжелая ситуация для российского общества. Все процессы распада, кипения и бурления пойдут под изолирующим колпаком. На языке чернобыльских инженеров это называется «укрытие», или «саркофаг». В том случае, если Путин не уйдет и если он не решит вернуться в G7 на тех условиях, которые ему предложат, — на строительство этого саркофага у стран G7 уйдет несколько лет. За это время общество под саркофагом окончательно сойдет с ума.

* * *

Чтобы жить дальше — перейдя из «пост-Крыма» в «пост-Сирию», — надо как-то заново приноровиться. То есть создать себе формы жизни, которые как бы микшируют явную противоречивость картины мира.

В «пост-Крыму» (между 2014-м и 2017-м) было два больших модуса поведения, два когнитивных стиля. Один — для тех, кто связан с большими госкорпорациями: неважно, с «Газпромом», полицией или федеральной телекомпанией. Тут сохраняется возможность получения больших бонусов. Ради этого можно слегка копировать общий гопнический стиль власти, накапливать «деньжат» и как-то веселиться в своей среде: церковные приходы, неформальные клубы молодых мамаш своего социального круга, экскурсии и внутренний туризм.

Вторая часть общества — «ответственные бюджетники» — находилась в более тяжелом положении. Директор библиотеки или школы не может покинуть свою профессию и миссию, и для него нет таких ощутимых бонусов, как для корпоративника. Поэтому приноравливаются они более пессимистично, веселья не получается. У бюджетников нет таких зажигательных пятниц, как у корпоративной молодежи, «суп пожиже, небо пониже». Но тем не менее обе эти большие социальные группы, глубоко укоренные в российской жизни, составляли базу инерционной политической поддержки путинизма.

Третий модус — миноритарное настроение, «бунтующий остаток» из числа лиц, не связанных корпоративными обязательствами и бюджетной профессией. Ныне это, например, дальнобойщики и «молодые патриоты Навального». А также лица творческих профессий, которые в посткрымский период находились в сложном состоянии ума: «Бежать? Оставаться? Сохранять оптимизм и продолжать пропагандировать институты и культуру или пессимистично удалиться в деревню и писать книгу? Дрейфовать в демшизу? Или аккуратно укреплять в себе стокгольмский синдром в достойных формах?..»

В любом случае на новом этапе все эти модусы в прошлом. На этом новом этапе — между Сирией и отодвинутым в неопределенное будущее «Карибским кризисом» без оттепели и при полном триумфе «Военно-географического общества», да еще и в процессе накрывания бетонным колпаком снаружи — социальный распад примет какие-то новые, неизвестные ранее формы. Мы тут окажемся просто изотопами.