фото штирлица
»песочница политоты Вторжение в Украину 2022 сфоткал сам фото Германия Штутгарт политика
Флаг Украины развевается над Новым Дворцом в Штутгарте, 25 февраля 2022
Был в центре и сфоткал. Как знак поддержки, выглядит, конечно, классно (обычно там чёрно-жёлтый флаг Баден-Вюртемберга, и на моей памяти - это первый раз, когда флаг поменяли). Однако, от Германии хотелось бы более весомой поддержке. Скопирую сюда свой комент от 24 февраля:Что Германия реально бы могла сделать, это принимать беженцев из Украины. В 2015 приняли миллион арабов из Сирии и пару сотен тысяч из разных афганов и африк в бонус. Вот и будет видно, хочет ли Германия правда помочь, или просто сочуственно двигает бровями. Почему, если сирийцам можно, украинцам нельзя?
Буду рад видеть украинцев у нас в Штутгарте.
сфотографировал сам фото длиннопост много букав Фарерские острова путешествия жизнь политика
островные отрывки: как жить-то?
всегда тянуло в ебеня и на края земли, интересно было, как и зачем там живут люди, так вот про Фареры:
зачем они там живут понять не удалось, скорее всего, как и везде - родились там и как-то так оно пошло, родина типа (такое у многих бывает). Рассказывают, что первые поселенцы здесь были за отшельничеством: ирландские монахи ̶п̶о̶з̶н̶а̶в̶а̶л̶и̶ ̶д̶з̶е̶н̶ , а поскольку острова лежат на пути (по течениям и ветру) из Норвегии в Европы, и оттуда же к Америке, монахов часто посещали викинги - поживиться было нечем, но хоть воды набрать пресной. Во времена смут и войн сюда сбегали скандинавы на время, но оставались навсегда, так острова и заселили потихоньку.помучавшись с земледелием, стало ясно, что ничего, кроме рыбы людей здесь не прокормит, даже овцы - единственные съедобные животые, способные здесь удержаться, и то - могут пережить на островах в ограниченном количестве, поэтому стад здесь нет, даже у "богатых" фермеров - с десяток овец и территория на их прокорм. Так что до сегодня фарерцы хуй ложили на охрану китов и прочих морских животных вместе со всеми нашими красными книгами и крокодиловыми слезами green peace. С другой стороны, население в 53.000 убивает около 1.000 китов в год из +- 100.000китов, живущих в регионе, но когда это останавливало ̶т̶и̶к̶т̶о̶к̶е̶р̶о̶в̶ журналистов.Сегодня, как и всегда, около 90% дохода островитян составляет рыба. Единственная разница между когда-то и сегодня - рыбные фермы. Первая ферма была основана человеком Júst í Túni в 1967. Любые сотрясения рыбного рынка приводят страну на край погибели, последний раз это случилось в 1990-е, тогда же зафиксированa максимальная эмиграция, как сказал хозяин квартиры, которую снимала: "осталось только повесить ключ на гвоздь и выключить свет". Сам он продал последнюю овцу и нанялся моряком на контейнеровоз. Вывезла острова Дания, ну и рыбный рынок постепенно стабилизировался.Фарерцы стали искать иной способ дохода на бесплодной земле, тут опять же "помогла" Дания: при входе в ЕС и Шенген датские самоуправляющиеся регионы могли голосовать за себя, и Фареры выбрали никуда не входить, что позволило им стать tax free зоной, оффшором ̶w̶i̶t̶h̶ ̶b̶l̶a̶c̶k̶ ̶j̶a̶c̶k̶ ̶&̶ ̶h̶o̶o̶k̶e̶r̶s̶ . Кроме того, Фарерцы не поддерживают никаких санкций ни против кого, и торгуют свободно со всеми режимами. Хоть и не настолько явно, но схемы типа "беларусских креветок" здесь тоже работают: мое окно выходило как раз в порт, куда каждый день приходили по 2-3 контейнеровоза, для микро-страны в 50.000человек это прям овердохуя, т.е. товар перегружался на местные корабли и отправлялся в ЕС (и не только) как товар из ЕС.... Сомнительная мораль фарерцев, таки да, но и - поскольку никто не делает из этого тайну, просто об этом не говорят - сомнительна и мораль купцов, хотя об чем это яИ если евространы вполне могут себе позволить встать в позу и отказаться даже от нефте-газовых потоков, то для фарерцев ограничить экспорт рыбы в Россию равносилен экономической катастрофе, и тут уж никакая Дания не поможет. И уж что говорить об отказе от ресурсов Что касается туризма: доходы от него едва покрывают ущерб: острова посещают примерно 100.000 туристов в год (на 50.000населения напомню), ничего не покупая (т.к. ничего не производят местные), туристы буквально просто уничтожают природу. Поэтому, несмотря на возможный ущерб, фарерцы пару раз закрывали острова: не выдавали визы, не принимали гостиницы/airbnb, не пускали ходить через свои фермы и пр. (такое решение принимают общим голосованием кстати, а не приказом властей) Они называют это Project Closed for Maintenance, в такие года действительно занимаются ремонтом туристических троп, строят дома под туризм и т.п. С приходом технологий Фареры вылезли из средневековья "на свет": опять же, буквально. К примеру, многие фермы могли закончить свое существование из-за того, что на их острове кончился торф и нечем было отапливать дома, не на чем готовить еду: полагаться на дерево, которое принесет море, нельзя, к тому же подобный плавник всегда приводил к дилемме: использовать дерево на строительство дома? на строительство/ремонт рыбацкой лодки? на топливо? так сушат дерн на покрытие/ремонт крыш:Дома здесь были из камня и в один этаж, зато длинные - раствора опять же, нет, скреплять камень нечем и рисковать, что второй этаж тебя накроет никто не хотел. Электричество же спасло им жизнь, к счастью для островитян (a счастье - редкость в этих краях!), приливные течения во фьордах и горныe реки позволяют вырабатывать достаточно электрики на все нужды, ветрянных вышек здесь не так много - ветер тут сильнее, чем они, так что ветряки часто простаивают, чтоб не сломались. Разговорились как-то с одним фермером, мужик лет 35, единственный раз уезжал с острова еще в школе в Копенгаген - датчане их вывозят к себе, чтоб совсем уж не опухли у себя там на фермах - ему не особо понравилось. Рассказывал, что и в школу-то ходил редко (да, Европа, XXIвек на дворе, ога) - на его острове школы не было, тунелей еще не построили, и топать 2 часа на другую сторону острова через скользкие скалы на паром ему было в лом, да и родители не настаивали, живой ребенок всяко лучше разбитой тушки на скале. Он был сильно рад, когда прорубили туннель, ему было 17 и хотелось ебаться, а в его "деревне" жили 4 семьи, практически родственники. В деревне на другой стороне острова (там, где паром) их было больше, а уж на пароме можно было прошвырнуться и до других островов ̶а̶ ̶т̶о̶ ̶в̶с̶е̶ ̶о̶в̶ц̶ы̶ ̶д̶а̶ ̶о̶в̶ц̶ы̶ . А вы ноете в своих мегаполисах, что встречаться не с кем.Вообще почему-то фарерцев-мужчин всегда было больше, чем женщин, в последние несколько лет они стали активно привозить жен из Азии, так что сейчас на Фарерах самые большие нац.меньшинства - это филлипинки и таиландки.Интернет помог островитянам не меньше электричества: уроки online здесь начались задолго до короны, да и телефонная связь раньше была мало где. Прикольно еще, что google maps вместо людей/машин тут использует овец, большая часть островов так и была "записана" со спины барашков. Интернет тут везде, платить можно и мобилом, и картой, и через разные "кошельки" за все - от ресторанов/магазинов до дорог, паромов и экскурсий. С ресторанами, правда бывают обломы - нам пару раз грустно сообщили, что вся еда кончилась: раз в fish&chips, раз в недешевом ресторане: в те дни не было улова, а из остального был ток салат да сушенная баранина. Хорошо еще в других местах удалось поесть - как бы с голоду тут не мрут, но бывает, что "выедают" все подчистую, придешь поздно - останешься без ужина.Их традиционная сухая баранина мне понравилась - ее вывешивают, как хамон, в спец.домиках при море (хотя тут все при море), но много ее не съешь - сухо и соленое. Так же на сухо и солено сушат китовое мясо - вот это мне не понравилось совсем, никогда не жевала старые носки, но ощущение, что это именно они, фу-фу-фу. Фарерцы ржали и жевали это дело с удовольствием. Морских котиков и тюленей отведать не удалось - они стараются не заплывать на острова, а те, что были - сожраны. Из растений тут едят ревень и картошку, больше здесь ничего не растет, да и картошки очень мало - и очень дорого. ну а так фарерцы в принципе нормальные люди, при их условиях жизни даже добрые и радостные - в меру конечно. На автобусной остановке возле нашего дома иногда оставляли шоколадку к примеру. Еще в Торсхавне городской транспорт (3 или 4 автобусных маршрута, не помню) бесплатнo. Бесплатно и обучение, и медицина (вернее по страховке, которая есть у всех - как и в большинстве евростран, платят за нее работающие), Дания вывозит школьников на экскурсии не только к себе, но и по Скандинавии, в любой евроунивер можно получить стипендию, платят пенсию, на улицах чисто и не видела ни нищих, ни попрошаек, ни "работниц" - хотя проституция здесь легализована, но говорят ее нету. Вообще у фарерцев нет полиции к примеру - есть 1 отделение датской полиции и самый низкий уровень преступности в Европе: бежать с островов некуда, да и так все друг друга знают. Tюрем здесь тоже нет, говорят, что когда-то вывозили преступников в Данию в тюрьме сидеть, но уже давно никого не сажают. Кстати про друг друга - меня удивило, что у них есть общество анонимных алкоголиков.... на островах, где нет незнакомцев... Алкоголь здесь продают только в специализированных магазинах - не особо дорого (для Скандинавии). Собственно все, что мне удалось узнать, если ничего не забыла. Ну разве что фарерцы всегда жили без оружия - зверей тут нет, ебанутых соседей тоже (ну или они далеко), от редких нападений пиратов спасались бегством в горы. Только во времена расцвета Ост-Индской Компании пиратские набеги участились, для чего Дания послала аж 15человек с ружьями - помогло кстати. Местным оружие в руки не давали.Einki er so ilt, tað er ikki gott fyri okkurt.
Конец
всего отрывков:
Северная Корея документальный фильм политика
Виталий Манский: «Там все — фейк»
«В лучах солнца» — так называется документальный фильм о жизни восьмилетней школьницы Зин Ми в Пхеньяне, столице КНДР, снятый российским режиссером по сценарию, написанному северокорейскими товарищами.
Фильм уже собрал кучу призов и прессы, а также удостоился ноты министерства культуры КНДР российскому МИДу и требования северокорейской стороны запретить его к дальнейшему показу. Что Манский увидел в Пхеньяне? Как ему это удалось снять и что не удалось? И как он ушел из-под наблюдения северокорейских чекистов — об этом в эксклюзивном интервью The New Times после просмотра фильма.
- Вам предложили снять фильм о КНДР или это было ваше решение?
- Ну конечно, мое… Я всегда интересовался Северной Кореей, потому что меня всегда волновал вопрос, как, каким образом можно подавить человека, как можно уничтожить в нем основополагающие принципы, почему человек готов подчиняться. И понятно, что это фильм не только про Северную Корею и не столько про Северную Корею. Я читал журнал «Корея сегодня», жадно хватался за людей, которые там были, смотрел всегда какое-то видео оттуда. И вот однажды мне удалось познакомиться с северокорейскими чиновниками — так все и закрутилось.
Сталинская ВДНХ
- Когда вы впервые попали в страну чучхе?
- В 2013 году у меня была первая ознакомительная поездка: мне показывали, какая это прекрасная страна, и в конечном счете мне удалось выбрать героиню: меня отвезли в образцово-показательную школу, в кабинет директора завели пять девочек, сказали: «У вас есть пять минут, вы можете познакомиться и выбрать, кто вам нравится». Сценарий документального фильма про девочку, которая вступает в пионеры, в Союз детей, ей поручают очень важное дело — быть участником самого большого в мире праздника, к которому она со своими товарищами долго готовится, и в конечном счете превращается в одного из тысяч людей, создающих вот эту самую большую в мире живую картину, изображающую абсолютное счастье, — к этому моменту уже был написан. Хотя героиню еще только предстояло выбрать. Я выбрал Зин Ми, потому что девочка сказала, что ее папа работает журналистом: я подумал, что через его работу я смогу куда-то попасть. Про маму девочка сказала, что она работает в заводской столовой. Я подумал: замечательно, столовая, люди едят, тоже какая-то фактура. А живет Зин Ми около вокзала, в однокомнатной квартире с мамой, папой, дедушками и бабушками…
Но в фильме все не так: и папа не журналист, и столовой нет, и бабушки с дедушкой — тоже…
Естественно. Когда мы приехали уже снимать, папа чудесным образом превратился в инженера на образцово-показательной швейной фабрике, мама — в сотрудницу образцово-показательной фабрики по изготовлению соевого молока, а живут они, как оказалось, в самом шикарном доме столицы с фантастическим видом из окна. Правда, линолеум там, изображающий паркет, просто ножницами отрезан и лежит поверх цементного пола — даже не подбит под плинтуса, мебель только что внесли, картинки только что повесили, я улучил возможность и заглянул в шкаф — он был пустой, ванной никогда не пользовались, да там и нет воды, свет включали на время съемок: вообще у меня было ощущение, что дом нежилой и лифт запустили только ради фильма. Но в этом доме хотя бы три подъезда были открыты. А дом напротив — я его обошел, когда мне удалось сбежать от сопровождающих, — в нем вообще не было входа. При этом вечером в нем горели окна, но присмотревшись внимательно, я увидел, что все они горели одинаковыми лампами. Видимо, поставлена какая-то система, которая по вечерам общим рубильником включается, и создается некое ощущение жилого дома, хотя дом не заселен и в нем нет подъездов. Там все — фейк.
- Как это? Просто стоит коробка?
- Да.
- А мама и папа Зин Ми — они реальные?
- Реальные — я видел семейный альбом. Но вот фотографии в этом альбоме сняты на каком-то фейковом фоне, вмонтированы в фотографии из журнала или на фоне мебельного салона — я специально выношу эти фотографии в начало картины… Пожив там какое-то время, я понял, что Пхеньян — это абсолютная сталинская, брежневская ВДНХ, и все жители Пхеньяна — это абсолютные экспонаты. Например, там везде газоны, а на газонах рано утром, в шесть утра, или вечером, после работы, согнувшись в три погибели, сидят люди и пинцетами вынимают какие-то соринки. Кстати, когда мы снимали на образцово-показательной швейной фабрике, где папа нашей героини как бы работает инженером (см. фото ниже), я отправился в туалет и ошибся дверью. Открываю дверь, а там человек 150 голых женщин, которые моются в душе. Мне удалось выглянуть в окно, и я понял, что на территории фабрики есть жилые бараки, и эта сцена, когда рабочие идут на фабрику, — абсолютный фейк, потому что они живут при фабрике.
- А какой смысл во всем этом фейке? В Пхеньяне почти не бывает иностранцев, а если и бывают, то, как рассказывают, они ходят по строго определенному маршруту?
- Не знаю. С конца октября до начала апреля страна вообще закрывается для посещения иностранцами: дома отапливаются либо углем, либо дровами — вид буржуек, торчащих из окон, вряд ли привлекателен. У Северной Кореи сейчас два самых главных мировых партнера: Китай и, с недавних пор, вновь стала Россия, которая получает в год порядка 500 виз в Северную Корею. Мои три поездки, группа — четыре человека — это двенадцать виз; ежегодный приезд хора Александрова или хора МВД — это вынимай сто виз, вот и считайте, сколько человек приезжает от России. Из Китая, видимо, побольше. Ну и какое-то очень, очень лимитированное число других иностранцев. Подгляданная жизнь
- Почему тогда они пошли на эту затею с фильмом — мало того что российский режиссер, так еще и с вашей репутацией бунтаря?
- А как они могли это знать, коли в стране нет интернета? Они, вероятно, считали, что раз Россия их друг, так и правила в России такие же, и живут там так же, как в Северной Корее. К тому же фильм официально поддержан российским Министерством культуры, а режиссер Манский снимал фильмы о Путине — этого знания им было достаточно.
- Сколько экспедиций было у вас в Северную Корею?
- Две. Хотя должно было быть три, но нам закрыли въезд.
- Почему?
- Они заметили, что вы тайком снимаете фильм о фильме — то, как разыгрывается весь этот театр про счастье жизни в Северной Корее, как перезаписываются дубли, как эти самые сопровождающие говорят людям, что и как они должны говорить?
- Они не понимали и не видели этого. Но им не нравилось, что, например, я снимаю из-за занавески в гостинице… Однажды я просыпаюсь от шума, подхожу к окну и вижу совершенно фантастическую картину: шесть утра, вся площадь, все тротуары забиты людьми, которые сидят на корточках, кто-то просто на заднице, кто-то что-то жует, кто-то спит, кто-то лежит — их всех согнали на репетицию очередного митинга. Я, естественно, хватаю камеру и начинаю в окно снимать. Проходит минуты три-четыре — стук в дверь: мои сопровождающие, которые, жили справа и слева от моего номера, говорят: отойдите от окна, вы что, хотите, чтобы мы вас больше никогда не впустили? Все, что в фильме снято неофициально, — люди, толкающие автобус, дети у мусорных баков, очередь за отовариванием талонов — все это снято в щелочку из-за занавески.
- А по улицам вы могли гулять?
- Нет, у нас сразу отобрали паспорта, а без паспортов нельзя было выходить на улицу. Но мы все-таки пару раз обманными путями выбегали из гостиницы, куда-то успевали добежать, пока не включали план «перехват» и нас не ловили в городе.
- В магазины вам удавалось зайти?
- Я был пару раз в универмаге, где попадал в смешные ситуации. Первый раз меня прямо отвели в этот универмаг сопровождающие. Я походил, посмотрел, удивился, как все дешево. Это был мой первый приезд, и я не сообразил, в чем дело, — к тому же иностранец не имеет права иметь северокорейские деньги, и потому купить я ничего не мог. Но потом мне удалось достать немного их денег, и с сопровождающими я пошел купить каких-то сувениров. Прихожу в универмаг, там горы смешных тетрадок, прошу: мне три тетрадки. Ответ: «Вы не можете их купить». Потом я понял: продавцы, посетители, товары — это не настоящий магазин, это — выставочный зал. В другой раз мы — естественно, с сопровождающими — зашли в продуктовый магазин. Там стоят человек 15–20, все полки снизу доверху уставлены пачками томатного сока. Я спрашиваю, сколько стоит томатный сок. Сопровождающий отвечает традиционное: «Потом расскажем». Я: «Нет, переведите сейчас». Продавщица долго что-то говорит, сопровождающий — мне: «Еще не привезли ценник», — ну или что-то в таком духе. Я говорю: «Хорошо. Сколько стоил томатный сок на прошлой неделе?» Он переводит: «Томатный сок не продается».
- И где и что ела ваша съемочная группа?
- Завтракали и обедали в гостинице, вечером чаще всего ели в номере — несколько раз закупали продукты, какие-нибудь консервированные сосиски в магазине при нашем посольстве. Иногда нас возили в валютные рестораны: десять евро за обед — недорого. Для нас — недорого. Знаете, какая зарплата у главного сценариста студии документального кино в Пхеньяне, на которой работает 800 человек? Его зарплата равна 75 центам в месяц.
- В вашем фильме есть кадры, когда семья — мама, папа, девочка — собирается за низким столом, который весь уставлен тарелками с едой. Если в стране все продукты распределяются по талонам, а магазины — это выставки, то откуда это?
- Это еда, которую при нас привезли упакованной целлофаном, распаковали, разложили на этом столе, поставили, а люди реально боялись к ней прикоснуться. Сопровождающие им говорили: вы ешьте, ешьте. Они смотрели на них: правда можно?
- Я не понимаю. У меня вопросов после жизни в Северной Корее больше, чем до. Я ехал туда с каким-то вполне внятным представлением. Ну, прежде всего я думал, что это система страха, подавления, что люди внутри себя все понимают. Но, окунувшись, я увидел, что люди в принципе не только не понимают, а даже не задумываются… Я как-то разговаривал с дрессировщиком тигров: он мне объяснил, что когда тигр рождается — тот, которому предстоит выступать в цирке, — он с первого дня воспитывается таким образом, что не знает, что он тигр. То есть он вырастает, у него вырастают когти, зубы, усы, он рычит, он прыгает, но он просто не знает, что он тигр… Вот вам пример: мы снимали в метро. В Пхеньяне в метро иностранец не может зайти без сопровождающих и может проехать только две остановки. То есть он может увидеть три станции. Там есть специальный маршрут для иностранцев: на определенной станции войти и на определенной станции выйти. Мы не успели закончить съемку за две остановки и просим дать нам проехать еще несколько станций. В ответ — категорическое нет. Предлагают поехать обратно и доснять там. Я объясняю: на обратном пути в вагонах будут уже другие люди. Сопровождающие отвечают: это не проблема. И командуют людям в вагоне: «Встали и перешли станцию». И весь вагон встает, переходит и садится в вагон, который едет в противоположном направлении. Молча, без дискуссии.
- И это реальные люди были в вагоне?
- Откуда я знаю?
- Вы хотите сказать, что в Северной Корее нет двоемыслия, как оно было даже в сталинском СССР?
- Нет, абсолютно. Там люди — они родились вот в такой данности, в которой жили их родители и их деды, и у них нет никакой информации, что жизнь может быть какой-то другой, — они никуда не ездят, интернета у них нет. Мне кажется, у них и страха уже нет — ужас в том, что это нечто следующее, что-то после страха. Знаете, самое сильное объяснение и разоблачение, если хотите, страны, это ее телевидение… Естественно, в Северной Корее запрещено записывать телепередачи, но мы с собой привезли такую установку: мы писали телевизионный сигнал 24 часа в сутки на жесткий диск — на всякий случай. Так вот, там всего два канала, никакой, естественно, рекламы — вместо рекламных пауз клипы о великих вождях, контент — либо передачи, прославляющие вождей, либо чтение чучхе. Даже новостей нет в нашем понимании этого слова.
- И фильмов про любовь нет?
- Ни в одном фильме за всю историю северокорейского кино никто никогда не поцеловался.
- Ваши герои, мама с папой — они как-то демонстрировали свои отношения?
- Нет, никак. Они выполняли важное государственное дело: снимались в фильме.
- Ну хорошо, но не могут же люди не задаваться вопросом, почему в фильме у них на столе еда, которую они отродясь не ели и не видели?
- Они знают, что живут плохо только потому, что против них Соединенные Штаты… Когда мы снимали сцену приема детей в пионеры, сопровождающие нам показали на детей — лет семи-восьми, в военной форме, и говорят: «Их родители погибли на войне, это дети войны». Какая война? Последняя война, в которой участвовала Северная Корея, была шестьдесят лет назад! Но они совершенно уверены: где-то идет война, туда уходят северокорейские войска, есть линия фронта, солдаты погибают, а вождь заботится об их детях… Они воюют, они реально воюют.
- Как выглядят там газеты?
- В Северной Корее выходит три газеты. Кстати, газеты запрещено вывозить из страны и их запрещено использовать как бумагу. Так вот, все газеты издаются по одному лекалу. Первая страница — это лик вождя на всю полосу с небольшим текстом. Вторая страница — это четыре лика вождя уже в каком-то наборе с чем-то и небольшие к этому тексты. Третья страница — это восемь ликов вождя, как правило, какие-то общие фотографии. И четвертая страница — это фотографии свершений, а в самом углу — события в мире: маленькие тексты с еще более маленькими черно-белыми фотографиями, где сообщается о забастовках, катастрофах, падениях самолетов. Каждый день за этими газетами стоит очередь в киоски.
- Оператор каждый день жаловался на желудок и уходил на 20 минут в туалет. И копировал отснятый материал на другую карту памяти. Честно говоря, это, наверное, самый сложный мой фильм — хотя у меня было немало трудных фильмов. Но этот психологически был очень тяжелым. Сутками под наблюдением, говорим знаками или выходим в коридор — а ведь надо было обсуждать завтрашнюю съемку, каждую ночь баррикадировались в номере, чтобы ночью никто не вошел, чтобы извне номер ночью нельзя было открыть...
- Сколько дней вы снимали в Пхеньяне?
- 45. Хотя по контракту с северокорейской стороной должны были 75.
- Что потом произошло?
- А потом нам не давали разрешения на въезд — и так до того момента, когда они узнали о том, что фильм будет показан на кинофестивале в Таллине: они не знали, что фильм уже идет практически по всему миру. Тут они предложили нам вернуться и доснять картину. Но какой смысл? Ну а наше Министерство культуры после ноты корейцев попросило убрать себя из титров фильма. Что странно и глупо, потому что уже подтверждены запросы как минимум 30 крупнейших фестивалей по миру, несколько стран уже купили фильм для телепоказа, и в нескольких странах Европы он выходит в кинопрокат. И сейчас мои партнеры обсуждают контракт по выходу этого фильма в кинопрокат в Соединенных Штатах Америки.
- А в России фильм будет показан?
- Его стоило бы, на мой взгляд, показать в то время, когда идет программа Дмитрия Киселева. Но телевидение ко мне не обращалось. Что касается кинопроката, то надо будет получить прокатное удостоверение — весной мы этим, я надеюсь, займемся.
Возвращаясь к фильму: в финале картины девочка вдруг расплакалась, за кадром слышится ваш голос, и в ответ Зин Ми начинает декламировать клятву верности вождю. Что произошло?
Я думаю, она заплакала потому, что чувствовала на себе очень большую ответственность, и она подумала, что не справляется. Ее выбрали. Выбрали для того, чтобы она показала величие, мощь страны и преданность ей, и когда ей задают вопрос, на который она отвечает, как ей кажется, недостаточным образом, она плачет от растерянности. Она говорит: «Я не могу понять, все ли я сделала для того, чтобы быть благодарной великому вождю». И от ощущения, что нет, не все, она и начинает рыдать…
http://newtimes.ru/articles/detail/105543#hcq=L595qxp
Вторжение в Украину 2022 белка фотография мысли много букв политика
Можно ли было предотвратить всё происходящее? Наверняка можно было, если бы тогда на Болотной, а может ещё раньше…
Мог ли я лично как-то повлиять на то, что происходило в стране? Скорее всего нет, тогда я ещё пешком под стол ходил.
Могу ли я сейчас что-то сделать? Да, могу и делаю, я выходил на антивоенную демонстрацию, я доначу в truerussia, каждого кто говорит со мной о политике (личное общение, ясное дело) я пытаюсь убедить, в очевидных для меня вещах: Путин - человек, который развязал войну в соседнем суверенном государстве, он посылает своих солдат на убой и это не национальный и даже не государственный интерес. Это его личная цель. Это его личные геополитические амбиции, сформировавшиеся в бункерном мирке, который он сам себе построил.
Хотят ли русские войны? К моему ужасу, многие родственники, знакомые, особенно из старшего поколения не просто поддерживают Путина и войну, они убеждены, что войну, убийства и репрессии можно оправдать. Моя позиция: войну, убийства, пытки - ничем нельзя опровдать. В беседе с родственниками ими был высказан тезис, что возвращение смертной казни - это хорошо, что это способствует уменьшению преступности, что фашистов нужно казнить. Вы понимаете, что в голове у этих людей? Я испытал настоящий дикий ужас, я в тот же миг осознал, что такое пропаганды, я осознал в один момент, что есть какая-то невидимый совершенно не ощутимый в обычной жизни стены, которая отделяет меня от них, а увидеть её, пощупать, удариться об неё можно, когда ты начинаешь говорить о тех вещах, которые и должны определять нас как людей. Когда сидел за одним столом с людьми, и переходя на крик объяснял, что ничего ценнее человеческой жизни в этом мире нет, во мне как будто что-то переломилось, я вдруг понял, интуитивно, это что-то на уровне инстинтка, что я ещё не раз буду это говорить, разным людям. Но чем больше я об этом думаю, тем больше во мне крепнет моя собственная убеждённость. Каков бы ни был человек, он заслуживает жизни, у любого даже самого мерзкого преступника есть право быть осуждённым и наказанным, да, есть ситуации, когда это именно право.
Как у этих людей, у этих детей войны, которая так много отняла, в голове уживаются рядом мысли о повседневных делах и мысли о том, что "так им и надо, этим укропам" я не могу этого понять. Я отказываюсь принимать это.
Перестану ли я бороться? Нет, не перестану. Это уже личное. Путин и его банда не просто воры из Питерской подворотни, военные преступники, они ещё и люди, которые развернули такую пропаганду, которая разделила отцов и детей, детей и внуков, украинцев и русских. Невероятные усилия приходится прикладывать, чтобы задушить в себе всяческие мысли об отречении. "Тебе ещё жить с этими людьми", хотя в какой-то момент эта мысль, возможно, станет даже страшной. Я видел программы телевизионных каналов, видел несколько отрывков, когда был в гостях - каждый божий день 24/7 там льют дерьмо в уши людям, которые это смотрят.
Стыда во мне уже не осталось, я принял часть той коллективной ответственности, которая теперь у нас есть. Раньше она касалась только нас, мы жили бедно, всрато, у нас разрушались демократические институы, нас лишали свободы слова, нас пытали, нас лишали медицины, будущего, настоящего и наконец исторического прошлого, бесконечно извращая 9 мая и прочие даты. Теперь это ещё и ответственность перед братским народом, который один человек решил поставить в такие же условия, а может даже уничтожить, а остальные почему-то молча согласились.
Что во мне осталось так это сожаление, что я так поздно понял, на сколько же я переоценивал интеллектуальные способности моих сограждан. Я был забит этой жизнью в нищей стране, как и многие, и у меня не было сил принять печальную действительность. Увы, большая часть окружающих не могут трезво и критически мыслить, у них у всех какой-то неадекватный способ восприятия, он извращённый, мне противно, когда я думаю о том, что в голове у этих людей. То ли это коллективный Стокгольмский синдром, то ли сердца людей на столько поражены злобой, завистью, ненавистью к самой жизни, что они готовы согласиться с диктатором, продать ему душу, скормить ему своих детей ради того чтобы захватить соседей чтобы они жили так же хреново, чтобы уничтожить их, чтобы они так же были унижены. Это какой-то мордор. Эта война не была бы возможна в здоровом обществе, она не была бы возможна в наполовину здоровом обществе.
Я могу только предположить, как страшно сидеть в подвале и ждать, когда на тебя свалиться бомба, как страгно бежать в неизвестность от войны с ребёнком на руках, но что я легко могу представить, так это ожидание тотальной нищеты, отсутсвия товаров и базовых продуктов питания. И я даже рад, что меня всё это ждёт вместе с другими жителями этой страны, но рад я не потому что я такой обиженный и из злобы и мести желаю своим согражданам плохой жизни за их взгляды, за их согласие с режимом - нет, но потому что я не вижу сейчас какого-то другого способа, которым до них жизнь могла бы достучаться, донести простые истины нашей мимолётной и от того ещё более ценной.
Чего бы мне ещё хотелось кроме окончания этой бессмысленной войны? Чтобы каким-то чудом закончилась пропаганда, чтобы каким-то чудом, весь этот ворох законов, уже не умещающихся в рамках даже самого идиотского анекдота, наконец исчез, растворился, оказался сном. Но так не бывает. Люди которые дали уничтожить наши же свободы - это мы, мы дали посадить Навального, мы дали уничтожить независимы СМИ, мы дали вбрасывать и этот список можно продолжать очень долго. С самого начала давления на власть было недостаточно. И когда они поняли, что можно делать что угодно - тогда и наступил переломный момент.
Ждёт ли нас что-то кроме изоляции, разрухи, полнейшего упалка и голода - ответа на этот впорос у меня нет.
Я от всей души желаю каждому читающему этот пост мира и любви. Если вы любите кого-то, то говорите об этом, не молчите. Если вы можете созидать, созидайте. Только так вместе мы сможем создать что-то лучшее, чем то, что у нас есть сегодня. Но и за то что у нас есть сегодня будем благодарны. Слава Украине!
P. S. Прошу прощения за ошибки, писал с телефона. Белочку я сам фоткал на Nikon D3100 и Nikkor 70-300mm vr.
путин песочница политоты демон фото песочница творчество душевнобольных политика
Путин это демон Баал.
Дух - Король, правящий на Востоке, зовется БАЕЛ (Bael ). Он управляет более чем 66 Легионами Адских Духов. Он появляется в различных видах - иногда как кот, иногда как жаба, иногда как человек, а иногда во всех этих образах сразу. Он говорит хриплым голосом.
(Если что его выгнали из Ада).
Отличный комментарий!