Адмирал эссен

Уважаемый Дмитрий Анатольевич,

на прошедшей неделе Вы подписали ряд соглашений с Украиной, часть которых сводится к тому, что наша страна дает ежегодную скидку на газ в размере $4 млрд в течении десяти лет, а взамен право на аренду военно-морской базы в Севастополе продлевается еще на 25 лет, до 2042 г, при этом за саму аренду тоже необходимо платить, а стоимость ее вскоре возрастет на порядок. Причем, как подчеркнул Владимир Путин, уценка в цене на газ никак не отразится на состоянии “Газпрома”, т.к. оплачивать ее будет исключительно бюджет России, т.е. все мы.

Вы точно внимательно читали подписанное соглашение? Неужели обмен $40 млрд на право аренды кажется Вам равноценным? Много в последнее время говорится о необходимости вести прагматичные и взаимовыгодные отношения со странами СНГ, но меня лично не покидает ощущение, что такие страны, как Белоруссия и Украина, раз за разом обыгрывают наше правительство и во многом живут за наш счет.

Разве можно назвать прагматичной цену в $40 млрд за аренду, когда весь российский флот стоит дешевле? Разумна ли такая ежегодная цена аренды, если она превышает стоимость всей военной инфраструктуры в Севастополе?

В состав ВМФ входят всего около 300 кораблей, а без учета тех, что находятся в резерве, ремонте или в стадии строительства остается около 250. Большая часть из них построена еще в советское время или в самом начале 1990-х. Очевидно, что средняя цена этих устаревших кораблей сегодня ниже, чем по $150 млн за штуку и в сумме не превышает $40 млрд (и даже в самом лучшем случае цена флота все равно сравнима с этой суммой). Я не поленился подсчитать и средний возраст кораблей ЧФ, он превысил 27 лет, следовательно, большая часть этих кораблей пойдет в утиль уже в ближайшие годы.

Захотелось сравнить и стоимость инфраструктуры. Для этого достаточно открыть сайт Министерства обороны США, на котором в открытом доступе лежат данные о всех военных базах, а также их “стоимости замещения” (эта цена возведения всей этой инфраструктуры в другом месте с нуля). Стоимость замещения всей огромнейшей и современнейшей военной инфраструктуры США в Японии составляет около $36,9 млрд, для Южной Кореи – $13,6 млрд. Сравнение размеров и объектов инфраструктуры с Севастополем показывает, что стоимость замещения базы на Украине составляет около $2 млрд. Другими словами, за половину годовой аренды можно с нуля построить эту базу в другом месте.

Можно сравнить эту огромную сумму и со стоимостью строительства флота. Сегодня у России есть один единственный авианосец, спущенный на воду в 1985 г и вскоре отправляющийся на долгий ремонт. Для сравнения, у американцев их 11. Средняя стоимость строительства авианосца класса Nimitz составляет $4,5 млрд. Таким образом, за стоимость аренды базы ЧФ можно было бы построить 5 авианосцев и всю необходимую флотилию для их сопровождения! Причем это были бы новейшие и современнейшие корабли, а не тридцатилетнее наполовину сгнившее старье.

Вопрос, правда, и в том, а можем ли мы сегодня вообще позволить себе подобные траты на флот?

Хочу напомнить Вам, что в этом году впервые за многие годы не нашлось денег на индексацию зарплат бюджетникам и эти $4 млрд могли бы исправить ситуацию, например, для учителей, которым тоже решили не повышать зарплат в честь “Года учителя” в России. Теперь же наш бюджет эти $4 млрд, наоборот, должен от кого-то отнять.

За $4 млрд в год можно было бы продавать все собранные в России машины в кредит под 0% годовых и с 25% скидкой, сделав российский автомобильный рынок самым быстрорастущим в мире. Но вместо этого наше автопроизводство сегодня упало до уровня 1970-х годов, когда “АВТОВАЗ” только начинал выходить на максимальную мощность.

За дополнительные $4 млрд в год можно было бы субсидировать все ипотечные кредиты в России до 5% годовых и реализовать специальную программу страхования, чтобы ипотека стала доступна с 5% первым взносом или вообще без него, но вместо этого на федеральную программу по обеспечению жильем молодых семей выделяется в 25 раз меньше средств, поэтому даже ипотека от Сбербанка, даже в рамках этой программы, остается для подавляющего числа семей неподъемной.

За $4 млрд можно было бы бесплатно раздать каждому школьнику электронную читалку с полным набором книг из школьной программы. Впрочем, за пару лет можно было бы раздать всем детям даже самый дорогой из подобных гаджетов – iPad, который Вы совсем недавно держали в руках.

За $10 млрд (т.е. за 2,5 года скидок), по словам Путина, можно привести в порядок всю сеть здравоохранения страны.

За $4 млрд можно 200 тыс. милиционеров доплачивать к зарплате 50 тыс. рублей в месяц.

$40 млрд – это около 20% всех доходов бюджета России за 2010 г, что также равно годовому дефициту Пенсионного фонда России. И, наконец, на эту сумму можно было бы построить 170 новых резиденций президента.

Оценивая эти затраты, можно только порадоваться за невероятные успехи украинских политиков. Для них ежегодные $4 млрд – это еще больше, чем для нас. К тому же, у них цена газа внутри страны будет и дальше субсидироваться, а в России “Газпром” уже объявил о планах довести цены до рыночного уровня. И тут стоит заметить, что у Газпрома эти рыночные цены на газ – самые высокие в мире, что грозит нашему производству, если и не уничтожением, то мощнейшим экономическим ударом, т.к. других поставщиков в нашей стране нет из-за введенной монополии.

Дмитрий Анатольевич,

можете ли Вы объяснить, в чем наша, населения, выгода от подписанных соглашений? Вы действительно считаете, что доступная ипотека или зарплаты бюджетников менее важны, а $40 млрд – это адекватная цена за аренду базы в Севастополе? Для того, чтобы развеять эти сомнения, прошу Вас привести “стоимость возмещения” всех военных объектов в Севастополе, а также общие ежегодные расходы на содержание и развитие Черноморского флота России.

Часть первая

Часть вторая

Часть четвертая

БИТВА АВИАНОСЦЕВ (часть 6)

14.37
ТАВКР «Кузнецов» заканчивал прием самолетов. Улыбающийся от уха до уха Илья-сан не удержавшись, ткнул локтем Деда Архимеда в бок
- Вот так надо! Разгромили всухую…Все наши вернулись, понимаешь! Все !!!
- Ага, вот только чудится мне, что наш Борода чего-то задумал…Уж больно взгляд у него стал задумчивый и самоуглубленный …
- Господа офицеры!, - дверь широко раскрылась и в боевую рубку широкими шагами вошел капитан «Кузнецова»:
- Внимательно слушайте, или послушно внимайте – на выбор. Я тут поразмыслил, и думаю так. Бежать американцам некуда. Подойдем на дистанцию залпа «Ониксами» - «Трумэну» каюк. А Рейни не дурак, и все это понимает. Вот только сделать ничего не может – лезть с двумя десятками оставшихся у него самолетов, после того как мы порвали вдвое большую его авиагруппу – самоубийство. Но! Это на «Трумэне» самолетов у Рейни почти не осталось, а только не забыть бы нам про его «Уосп» с «Батааном». Илья-Сан, по скольку там Харриеров у УДК?
- Вообще-то до двух десятков может принимать, а штатно – эскадрилья из 8 самолетов.
- Вот то-то и оно. Потому будет так – соберут они все 16 Харриеров в один кулак, прикроют их Шершнями – и будут долбить нас своими «гарпунами» из далекого далека, куда мы даже нашими 48Н6E8 не дострелим. Времени им хватит оформить по нам еще пару залпов – ракет по 40, скажем, хотя Харриеры больше 2 ракет за раз не возьмут. Что, Дед, выдержим мы пару залпов по 40 ПКР?
- У «Кузнецова», «Лазарева» и «Левченко» сейчас осталось 49 48Н6E8. и две трети «Морфеев» примерно. Плюс на «Нахимове» ситуация стабилизируется – как минимум один полный барабан 48Н6E8 в порядке, оборудование связи наладили, так что смогут поддержать восьмеркой 48Н6E8 если внешнее ЦУ будет, а оно будет. Так что одну атаку, скорее всего отразим, если истребители помогут – отразим точно, а вот вторую…
- Вот именно. Вторая нас добьет, а значит ждать нечего – нужно бить самим. Рейни насчет Харриеров если уже не додумался – так додумается с минуты на минуту. Есть во всем этом плане только одна проблемка – предельный боевой радиус Харриера с двумя гарпунами  -  от силы 450-470 км, а то и еще меньше. Так что бить они по нам будут, когда расстояние между ними и нами станет от силы километров так 650 – и пока последний Харриер не сядет, авианосец будет стоять на месте.

- А как же «Томск» с «Северодвинском»? Они же на своих 30 узлах орут так, что в Атлантике слышно! Порвут же их сразу…
- Обязательно порвут. Но – далеко не сразу…А почему, собственно, их должны порвать? Их «Хартфорд» или под «Трумэном» болтается, или под дозором ПВО ходит, но уж никак не дальше. Когда наш подплав на 300 кэмэ к «Трумэну» выйдет, их АПЛ в лучшем случае километрах в двухстах от них будет – услышать-то она их может и услышит, благо тут условия великолепные, не Северный ледовитый, но вот помешать ничем не сможет. Остаются еще вертолетчики – но, во первых, отправлять патрули аж за 300 км от АУГ Рейни не будет, а если и решится - твои парни, Илья-сан и присмотрят, что бы наших ребят никто с воздуха не обидел…

15.00
Эскадра DWD за последние 4 часа смогла увеличить дистанцию между собой и русской эскадрой, теперь авианосцы разделяло порядка 650 километров, но «Северодвинск» и «Томск», ускорясь до 30 узлов одновременно с АУГ так и висели у нее на хвосте  всего-то лишь в 330 километрах от ордера...
А перед Полом Рейни наконец-то легли спутниковые снимки. На них совершенно четко просматривался сильно поврежденный и горящий ТАРКР, другие корабли, как видно, существенных потерь не понесли.  
- Ну что же, - задумчиво сказал Пол:
 - Кое что нам все таки удалось. Один их крейсер сейчас небоеспособен – а может и вовсе утонул уже. Второй, судя по записям боя,  истратил уже более половины боекомплекта дальнобойных ЗУР.  На их авианосце и противолодочном корабле ни С-300 ни С-400 никогда и не было. Итого – дальнего ПВО у русских почти не осталось, только истребители, но их авианосец не имеет катапульт и не способен быстро поднимать самолеты в воздух. Хочется верить, что большую часть противоракет русские израсходовали тоже, - Пол Рейни обвел взглядом лица внимательно слушающих его офицеров и продолжил:
- Мы пополнили состав нашей авиагруппы, с УДК к нам перебазировались две эскадрильи «Харриеров». Они еще на службе у дяди Сэма прошли модернизацию и способны нести по паре «Гарпунов». Поэтому наш план таков – сейчас мы поднимаем авиагруппы, останавливаемся и наносим удар по русским. Никаких демонстрационных групп, никаких подавлений ПВО, вообще ничего, что мы сотни раз отрабатывали на маневрах. Задача «Эдванст Хокая» - обнаружить местоположение русских и отойти. Задача «харриеров» - не входя в зону ПВО русских нанести ракетный удар. Задача Хорнетов – по возможности не входя в зону ПВО русских прикрыть «Харриеры» от русских самолетов. Их не может быть много, в прошлый раз они нас ждали на дюжине тяжелых истребителей, способных долгое время находиться в воздухе – но сейчас от них осталась только половина.  
- А русские подлодки?
- К черту русские подлодки. Русские не знают сейчас нашего точного расположения, и пока они не обнаружили нас – мы в безопасности, в белый свет как в копейку они стрелять не будут. А если мы сделаем все правильно, то они нас и не обнаружат. И еще - я только что послал «Хартфорд» им навстречу. Полагаю, что наша АПЛ, идя на «бесшумке» услышит русские ПЛАРК первой – если не их новейший «Ясень», то уж «батон» - точно. «Харриеры» и так вынуждены будут действовать на пределе дальности. Поэтому…останавливаемся и готовим вылет.

16.00
Самолеты готовы к вылету – и на «Кузнецове» и на «Гарри Трумэне», машины уходят ввысь…а пара русских Ка-41 взлетевшая полчаса назад уже более чем в 100  километров от главных сил. Русские ПЛАРКи – в 275 км от АУГ.

16.35
Американская авиагруппа - 16 «Супер Хокаев» в нагрузке «истребитель»,  2 «Супера» с ПКР «Гарпун» и 16 Харриеров плюс последний «Гроулер» и «Эдванст Хокай» подняты в воздух и, построившись двинулись к русским кораблям. Тарелка не включена, дабы не обнаруживать себя преждевременно.
6 Су-33М, 12 Миг-29К и 2 Миг-29КУБ РЭБ догоняют 2 Ка-31. Авиагруппы русских от «Гарри Трумэна» отделяют еще  500 километров.. и американские авиагруппы.  
- Сэр, «гроулер» засек действующие воздушные радары, расстояние – точно не определить, но не менее 300 километров от нас !
- Включить тарелку…А, дьявол ! Значит Маштаков все-таки решился ! Харриерам – назад! А все остальные - с Вами Бог! Снимите русских с неба!!!
 

16.44.
- Видим самолеты противника ! Одиннадцать..две…шестнадцать ! Курс…
- Это Борода,-  склонился к микрофону авиасвязи капитан «Кузнецова»: Пилоты, слушайте приказ:
- ОБЪЯСНИТЕ ИМ, КТО ЗДЕСЬ ГЛАВНЫЙ !!!

16.47.
Натужно взвыли турбины разгоняя самолеты до сверхзвука. Эскадрильи, как вышколенные гончие, с места в карьер рванули навстречу друг другу, и только что мирное небо вспыхнуло кровавым заревом скоротечного воздушного боя. Со 100 километров «Хорнеты», направляемые «Эдванст Хокаем», распределили цели, врубили собственное БРЭО и ударили ракетами средней дальности – и то же самое сделали русские сушки и миги. Вновь ультрамарин небес перекрестили инверсионные следы ракет. Казалось, всего через несколько ударов сердца расцвели вспышки разрывов – за три сбитых Мига и один Су уплачено было пятеркой Шершней. А потом пришел черед маневренного боя – и тут преимущество было за русскими. Дело даже не в том, что «Супер Хорнеты» были слабее в маневренности, а русские ЗУР ближнего боя – несколько лучше «Сайдвиндеров», а в том, что создав универсальные самолеты ни РФ, ни США не создали универсальных пилотов. Специализация «истребитель»  и «штурмовик» все равно сохранялась – а в утреннем бою со стороны DWD погибали именно истребители, а выжившие штурмовики не имели достаточного опыта воздушных боев. Русских же палубных пилотов учили и в первую и во вторую и даже в третью очередь – завоевывать господство в воздухе, вцепившись в загривок столь же опытного врага, а штурмовой специальности – постольку-поскольку.
И потому поле боя осталось за русскими.  Еще один Су и два Мига ушли в соленую мглу вод средиземья, но только три «Супер-Хорнета» смогли вырваться из смертельных объятий русских асов.

17.00.
- Я Имперец, слушать всем. Молодцы парни, с этими мы разобрались. Теперь берем Хокай. У кого еще РВВ-СД остались?
- Я.
- У меня.
- Ага. Тиха украинская ночь, но сало надо перепятать.  Шучу, шучу. Андерсон и Сергей-Львов – ну раз Вы такие запасливые – берите поганца.
Пара Миг-29К резко ускорились, рванувшись вдогон за уходящим «Хокаем». Разумеется, шансов у последнего самолета ДРЛО не было никаких…А вот и «Жук-АЭ» захватил цель..
- Первая – пошла..
- Вторая – пошла..
На экране радара четыре махоньких стрелки ракет быстро догоняли жирную засветку «Хокая» вот сейчас…еще чуть… вот уже включились АГСН ракет...
- Какого ?! Сергей, нас атакуют !!
- Вниз !!! – заорал Сергей-Львов, увидя предупреждение о ракетной атаке..
Резкий противоракетный маневр со снижением, Жирное пятно «Хокая» мигнуло в последний раз и пропало, а засветки вражеских ракет, не сменяя курса, ушли в бирюзовую бесконечность небес.
- Это как же, Вашу мать, извиняюсь, понимать?
- А что тут понимать…Били по нам корабли, своими шестыми стандартами, по наводке Хокая. Мы Хокай уронили, ракеты ушли в молоко.
- Так это, выходит, мы не дальше чем в 250 километрах от их ордера?
- Похоже на то…
- Пойдем посмотрим?
- Ото, ж.  
Пройдя еще около сотни километров в сторону, откуда летели ракеты истребители взмыли ввысь, врубили БРЭО и…срисовали таки ордер DWD Вновь – противоракетный маневр и уход на сверхмалые. Вот теперь – домой !
- Всем, кто меня слышит! АУГ в квадрате…координаты…курс…скорость…
Неожиданно в число «тех кто сышит» попали радисты «Томска» и «Северодвинска», подвсплывших для очередного сеанса связи.

17.15
- Ты смотри, Дмитрий ! Они ж у нас считай под боком – 200 кэмэ всего… Бить будем?
- А что ж еще делать, Ансар ?
- Ну так Борода еще команды на применение оружия не да…эээ... Так, с «Кузнецова» подтверждение. Работаем! И кстати – власть переменилась, Филипп Андреевич снова в строю!
- И слава аллаху! Товарищ вице адмирал эскулапов в дым бы развеял, заставь они его проспать такую кульминацию.
ПЛАРК, сбрасывая скорость легли на боевой…

Джордж Селливэн, капитан АПЛ «Хартфорд»  тихо выматерился. Он уже давно шел на сближение с этими двумя русскими «ревущими коровами», с нетерпением ожидая выхода на дистанцию торпедного залпа. Неизвестно, с чего русскими приспичило идти на 30 узлах, но лучшего подарка Селливэну сделать было невозможно. И вот, в самый последний момент…замолчали. Идти вслепую одному на две АПЛ противника или…
Четыре торпеды АПЛ «Хартфорд» вышли из аппаратов и устремились к месту, где русские АПЛ обнаружили себя в последний раз…
Ансар второй замер в предвкушении воплощения самой сути существования его новейшего подводного крейсера. Но вдруг…
- Товарищ капитан!  Шумы, похоже на АПЛ класса «Лос-Анджелес»…По пеленгу… расстояние…
- Боевая тревога !  Торпедные аппараты- товсь ! Залп !!!
- Слышу торпеды !
ПЛАРК «Северодвинск» немедленно отстрелила торпеды-ловушки, с небольшим запозданием то же сделал и «Космонавт» Дмитрий, и три торпеды повелись, уйдя в стороны но четвертая…
Грохот подводного взрыва моряки «Северодвинска» услышали безо всякой акустики.
- Ммать !!!, - в ярости выдохнул Ансар.
- Товарищ капитан, время до поражения – десять секунд ! девять !... пять….ЕСТЬ ПЕРВАЯ !
- Это тебе за «Томск»!
- ВТОРАЯ !!
- Это тебе за Дмитрия !!
- ТРЕТЬЯ !!!
- Это тебе за «Курск», тварь !!! Акустик, что с "Томском"?!
- Кажется…всплывает.
- Экстренное всплытие !
В отличие от ПЛАРК «Курск», у которого детонировали торпеды в носовых аппаратах, «Томск» отделался «легким испугом». 533 мм торпеда разворотила носовую часть крейсера, но почти пятнадцатитысячетонного гиганта так легко не свалить. ПЛАРК шел неглубоко и энергии движения и мощи силовой все же хватило на то, чтобы выскочить на поверхность. С подтопленным носовым отсеком и дифферентом на нос «Томск» качался на волнах.  
- Ох ты…Связь ! «Космонавт», мамкин сын, ну и напугал ты нас тут !
- А уж я-то как испугался…Это тебе спасибо, я того засранца не услышал, не будь тебя – он бы меня сейчас добивал как младенца…
- Свои люди – сочтемся. А что насчет «главного буржуина»? Стрелять-то сможешь?
- А то !

Семьдесят два «Оникса» «Томска» и двадцать четыре абсолютно таких же ракеты  «Северодвинска» взмыли ввысь.. Против атаки девяноста шести сверхзвуковых ракет у АУГ было немного шансов даже при наличии воздушного РЛД-патруля, способного  наводить новейшие «стандарты» на всем участке их полета – даже за радиогоризонтом. Сейчас же «Ониксы» взмывали прямо в радиусе действия Стандартов СМ6 – но что с того? За какие-то секунды ПКР поднимались на высоту 14 тыс метров и уже там, набрав скорость 750 метров в секунду, неслись по квазибаллистической траектории к кораблям DWD. А чуть больше, чем через 3 минуты, «Ониксы», кратковременно включив АГСН и скорректировав траекторию, ныряли на сверхмалые 10 метров высоты, уходя за радиогоризонт. Если ЗУР не успевала «ухватить» своей ГСН ушедшую на сверхнизкую высоту ПКР – наведение срывалось, и ЗУР пыталась перенацелиться на другую ракету, причем как правило - безуспешно…
«Иджисы» не сплоховали и тут, выкосив три четверти атакующих ракет. Но и оставшегося хватило с лихвой - «Гарри Трумэн» получил в левый борт не менее 16 попаданий – и это было слишком много даже для статысячетонного гиганта. Пять ракет буквально разорвали на куски «Гридли», а «Сэмпсон», получив 3 попадания, полыхал от носа до кормы, пачкая небо густыми клубами иссиня-черного дыма.
Со 2-ой амфибийно-десантной группы DWD было покончено.

P.S. Как только остатки сил DWD капитулировали – Ливию буквально захлестнул поток гуманитарной помощи из России. А потом пошли уже поставки машин и оборудования, нефтяные вышки и терминалы заработали вновь, строились больницы и школы, восстанавливалась инфраструктура, и за все это младший Каддафи пунктуально и в срок расплачивался выручкой от реализации нефти – точнее, той ее доли, которая принадлежала Ливии во вновь образованной совместной русско-ливийской компании по добыче и продаже нефтепродуктов…   

P.P.S. Президент Российской Федерации Рогозин Олег Дмитриевич изъявил желание самолично вручить Звезды Героев всем, кто отличился в бою 26 июля 2021 года. Капитаны кораблей, офицеры и матросы, палубные летчики…Все они были здесь, в Кремле и церемония должна была начаться с минуты на минуту. Они рисковали своими жизнями, выложились на все 100% и собственной кровью вырвали победу у опытного и умелого врага. Они достойны были получить награду из рук Президента. Ведь они сражались за Родину…За Родину?!!
В ушах Олега Дмитриевича звучал тихий, с легкими старческими нотками, но все еще исполненный силы голос.
- Ну что ж, Олег. Приятно видеть, что ты держишь взятые на себя обязательства. Хвалю. Ты получил президентское кресло,  я  - свою часть ливийской нефти. Это дело закончено. Но не забывай и о прочих наших… делах.
- Я помню, Владимир Владимирович.
Рогозин закрыл глаза, и резко провел ладонью по лицу. Сердце разрывалось от боли за ребят и презрения... к себе. Но надо идти. Спектакль должен быть сыгран до конца. Ведь те, кто сейчас ждут его выхода – они ведь это заслужили…
...Хотя бы это.

Когда в начале 1860-х годов против второй империи начала борьбу буржуазия, рабочие завоевали себе большую свободу. Появились рабочие союзы, которые защищали экономические интересы рабочих, стремились к повышению заработной платы, к сокращению рабочего дня и т. п., для чего устраивали стачки. Одновременно с этим, во Франции организовалось представительство Первого интернационала (Международное товарищество рабочих, МТР), независимое от лондонского совета. Основателями и руководителями французской секции явились люди, принявшие программу Прудона: они стремились к мирной социальной революции при посредстве взаимного безвозмездного кредита («мютюализм»). Наряду с французским отделением МТР образовалась радикальная революционная фракция «бланкистов» (по имени своего лидера, Луи Бланки́), проповедовавшая утопический коммунизм и отличавшаяся радикализмом в методах борьбы.

Когда в 1867 г. МТР провело политическую демонстрацию против экспедиции в Рим (главным образом, с целью отклонить обвинение в союзе с бонапартизмом), её бюро было закрыто (1868). Вследствие этого, умеренные и мирно настроенные «мютюалисты» (Толен, Фрибур) стали терять руководящее значение, и рабочая масса подпала под влияние крайних (Варлен, Шален, Пэнди).

В конце 1860-х гг. большим распространением, особенно в низших слоях буржуазии, стал пользоваться революционный радикализм, мечтавший об идеалах Робеспьера; определенной программы он не выставлял, и принципы «justice éternelle» и «fraternité éternelle» каждым оратором понимались по-своему. В одном только сходились все оппозиционные элементы — в ненависти к империи. Когда она пала, новое «правительство народной обороны» создано было исключительно населением Парижа.

Тогда-то проявилось и громко заявило о себе стремление к учреждению коммуны, в которой видели панацею от всех зол и бедствий, обрушившихся на Францию. У одних требование коммуны имело значение простого протеста против невыносимой централизации управления, усилившейся при Наполеоне III. Другие выдвигали традиции первой революции, когда парижская коммуна руководила победоносной борьбой с коалицией держав. Приверженцы Прудона мечтали о разложении Франции на ряд автономных общин, из которых каждая самостоятельно определяла бы свой хозяйственный быт и ввела бы своих членов в обетованную страну «мютюализма». Наконец, идея коммуны встретила большое сочувствие и у революционеров-коммунистов, глава которых, Бланки, лично явился тогда в Париж.

Во время франко-прусской войны была образована парижская национальная гвардия: все граждане, изъявившие на то желание, были вооружены и несли службу под начальством офицеров, ими же избранных. В короткое время численность национальной гвардии достигла 300 тысяч человек. Национальным гвардейцам назначено было жалованье: служба в национальной гвардии обеспечивала тех, которые остались без работы вследствие осады Парижа.

К облегчению экономического кризиса в Париже направлены были и другие правительственные меры. Так, все вещи, заложенные в кассах ссуд за сумму менее 15 франков, были выкуплены за государственный счёт; платежи за квартиры и по векселям были приостановлены на неопределённый срок. Между тем Париж не мог более держаться. Бисмарк требовал, чтобы все без исключения войска, находившиеся в Париже, были обезоружены. Жюль Фавр объявил, что он не имеет возможности обезоружить национальную гвардию иначе, как посредством уличного боя. Решено было, что большая часть регулярных войск сложит оружие. О национальной же гвардии в VII статье договора о перемирии было прямо выражено, что она сохраняет оружие. Перед вступлением немцев в Париж, гвардейцы при помощи населения переместили артиллерийские орудия в специальные места города, которые находились на расстоянии от маршрута прохода немецких войск. Один из крупнейших «артиллерийских парков» был на высотах Монмартра. 8 февраля 1871 г. состоялись выборы в новое национальное собрание. В Париже подавляющим большинством голосов избраны были представители радикальной демократии — Виктор Гюго, Ледрю-Роллен, Флоке, Локруа и другие, обещавшие выступить с требованием децентрализации и свободы общин. Из чистых социалистов, различные фракции которых выставили общий список кандидатов, в депутаты попали лишь немногие, в том числе «мютюалисты» Толен и Малон. Провинция послала в национальное собрание большей частью лиц, склонных к восстановлению монархии в той или иной форме. Главой правительства избран был Тьер.

Один из первых его декретов был направлен против национальной гвардии: право на жалованье сохранено было только за теми национальными гвардейцами, которые документально могли доказать свою бедность и неимение работы. 100 000 национальных гвардейцев, принадлежавших к более зажиточному классу и представлявших собой политически умеренные элементы национальной гвардии, покинули службу, а вместе с ней и Париж: радикальные элементы получили безусловный перевес. Образована была комиссия из 18 членов, — людей, большей частью, совершенно безвестных, — на которую возложено было составление статутов для предложенной организации национальной гвардии. 3 марта обнародованы были эти статуты, которыми учреждена была республиканская федерация национальной гвардии (почему сторонники коммуны впоследствии и назывались федералистами). Устанавливалось генеральное собрание из делегатов отдельных рот и батальонов; каждый батальон и каждый легион (легион — совокупность батальонов каждого парижского округа) избирал свои местные комитеты, во главе же всей организации был поставлен центральный комитет, в состав которого входили от каждого округа по 2 делегата (назначаемых, независимо от чина, легионным комитетом) и по одному батальонному командиру (избираемому собранием всех батальонных командиров округа). Так как Париж разделен на 20 округов, то всех членов центрального комитета должно было быть 60. В действительности организация эта никогда не была вполне осуществлена: батальонных и легионных комитетов образовано было немного. Центральный комитет, открывший свои действия 15 марта в составе 30 членов, никогда не имел их более 40. Из членов международной ассоциации рабочих в комитет вступил один только Варлен.

Между тем бордосское правительство начало подготавливать уничтожение национальной гвардии. Главным начальником её оно назначило генерала Орель де-Паладина. И он, и главнокомандующий регулярными войсками, генерал Винуа, были рьяные бонапартисты. Париж, опасаясь государственного переворота, начал готовиться к революции, тем более, что при полной безработице паек национального гвардейца для многих десятков тысяч был единственным спасением от голодной смерти.

10 марта национальное собрание в Бордо приняло два декрета. В силу первого декрета местопребыванием правительства и национального собрания объявлен Версаль; вторым декретом постановлено, что все векселя, которым срок истек 13 ноября, должны быть оплачены к 13 марта, то есть в двухдневный срок. Этим вся мелкая буржуазия, которая ещё имела что терять и в возбужденном организме столицы представляла элемент сравнительно мирно настроенный, осуждена была на гибель: в течение 5 дней, с 13 по 17 марта, в Париже опротестовано было не менее 150 000 векселей. Парижский депутат Мильер настоятельно требовал от собрания, чтобы оно допустило дальнейшую отсрочку платежа квартирных денег, которые 6 месяцев уже не вносились. Но собрание воздержалось от всякого постановления по этому животрепещущему вопросу. Этим 200—300 тысяч рабочих, ремесленников, мелких торговцев, истративших все свои сбережения и никакой работы не находивших, преданы были на волю и милость домовладельцев.

15-го марта Тьер прибыл в Париж и приказал овладеть пушками национальной гвардии, которые собраны были на высотах Монмартра и охранялись весьма слабым караулом. Движение войска на Монмартр, произведенное на рассвете 18 марта, удалось; но для того, чтобы увезти пушки, не захватили с собой упряжи и лошадей. Пока войска дожидались упряжи, собралась национальная гвардия. Солдаты побратались с гвардейцами и арестовали своих высших начальников; генерал Леконт, отдавший приказ стрелять в толпу, был расстрелян своими солдатами, та же участь постигла и генерала Ж. Л. Клеман-Тома, бывшего командующего национальной гвардии, оказавшегося поблизости.

Фактическим властителем Парижа оказался Центральный Комитет Национальной гвардии. Париж, отрезанный от остальной Франции, поднял знамя коммуны: всякому округу и всякой более-менее значительной городской общине предлагалось по собственному усмотрению устанавливать свой политический и социальный строй, представительство же общенациональных интересов предполагалось возложить на конгресс делегатов отдельных общин. На 26 марта назначены были выборы в общинный совет. 160 тыс. голосов подано было за коммуну, 60 тыс. — против неё. Соответственно этому в состав совета избраны были 71 коммунар и 21 противник коммуны. Последние или не приняли полномочий, или вскоре сложили их с себя. На 16 апреля назначены были дополнительные выборы, которые, насколько они вообще могли состояться при уклонении значительной части населения от участия в подаче голосов, послали в ратушу одних только коммунаров. Из 78 членов совета коммуны 19 принадлежали к международной ассоциации; остальные были частью революционеры-якобинцы, частью социалисты различных фракций, и среди последних всего более было бланкистов (сам Бланки был ещё 17 марта арестован в провинции).С образованием совета коммуны, центральный комитет, действовавший в качестве временного правительства, должен был бы прекратить своё существование; но он не захотел отказаться от власти. В умственном отношении совет коммуны стоял выше комитета, но и он оказался не на высоте своего призвания, представлявшего большие трудности. Среди членов совета не было ни даровитых военачальников, ни испытанных государственных людей; до тех пор почти все они действовали лишь в качестве агитаторов. Из ветеранов революции в совете коммуны заседали Делеклюз и Феликс Пиа.

Первый из них, якобинец, после всех перенесённых им испытаний, представлял собой только развалины. Пиа, даровитый публицист, но чистый теоретик, совершенно запутавшийся в противоречиях, обуреваемый безграничным тщеславием и в то же время трусливостью, совершенно не подходил к той крупной роли, которая выпала ему на долю. Из всех фракций, представленных в совете коммуны, наиболее серьёзным элементом явились 19 членов международной ассоциации. Самыми выдающимися из них были Варлен, Вальян, Малон и Франкель. Они лучше других понимали социальный вопрос, действовали с наибольшим благоразумием и, за немногими исключениями, держались вдали от преступлений коммуны; из их среды вышла большая часть самых дельных администраторов коммуны.

Бланкисты — самая крайняя социально-революционная фракция того времени — имели в ратуше около 20 мест; верные своему учению, они представляли собой элемент, не останавливавшийся ни перед каким насилием; самый выдающийся из этой группы — Эд (Eudes). Наряду с ними заседали в совете коммуны и самые ярые ораторы парижских клубов революционно-якобинского направления. В числе их были даровитые, но беспочвенные мечтатели: живописец Курбе, Верморель, Флуранс, Валлес, остроумный хроникер бульварной прессы. Преобладали в этой группе — и это признают сами коммунары, остающиеся верными своим прежним идеалам — уличные болтуны, честолюбцы без знания людей и истории; среди них наиболее выдавались Рауль Риго и Ферре. Некоторые члены совета коммуны принадлежали к подонкам общества.

При таком пестром составе совета коммуны, деятельность его в сфере управления и даже защиты Парижа, по признанию самих коммунаров, представляла картину розни и разброда. В совете образовалось несколько партий, которые всякими правдами и неправдами поддерживали своих, раздавая им высшие должности. Даже члены совета, которые вообще с самоотвержением служили делу коммуны, отвергали услуги лиц дельных, способных и испытанных, если только они не принадлежали к их партии.

Совет коммуны был одновременно и законодательным корпусом, и высшим правительственным установлением. В качестве последнего он распадался на 10 комиссий. Главное руководительство всеми отраслями управления возложено было на исполнительную (экзекуционную) комиссию из 7 членов, в числе которых были Пиа, Эд и Вальян. Затем образованы были комиссии военная, финансов, юстиции, общественной безопасности, народного продовольствия, публичных работ, народного просвещения, внешних сношений, труда и обмена (échange). Членами последней комиссии были Малон, Франкель, Тейсс, Авриаль и Жерарден — все рабочие и члены международной ассоциации. Заведование делами чисто городскими распределено было между членами совета по округам, представителями которых они являлись. Жалованье, которое получали чины коммуны, не должно было превышать 6000 франков, но фактически оно, большей частью, было значительно меньше. Вообще во всем, что касалось денежной стороны дела, правительство коммуны проявило большую честность. В области социальных реформ правительство коммуны не имело определенной программы, так как в совете проявились три равносильные, но существенно различные социально-политические течения: коммунизм (бланкистов), прудонизм и якобинизм; наконец, приходилось считаться и с интересами мелкой буржуазии, которая сражалась в рядах федералистов. Единственный акт, в котором излагается общая программа коммуны — её «Декларация к французскому народу» от 19 апреля (так называемое завещание коммуны) — не идет дальше общих мест, представляющих отклик прудоновских изречений.

Что касается отдельных социально-политических мероприятий коммуны, то разрешено было не платить домовладельцам квартирных денег с октября 1870 года по июль 1871 года, отсрочены платежи по векселям, приостановлена продажа просроченных залогов. 6 мая постановлено было, что все вещи, заложенные в ломбарде ранее 26 апреля, в сумме не превышающей 20 франков, и состоящие из одежды, белья, мебели, книг и рабочих инструментов, могут быть получены обратно без выкупа. Запрещены были вычеты из заработной платы, ночная работа в пекарнях; определен минимальный размер вознаграждения для лиц, состоящих в услужении; решено при всех подрядах и поставках для города отдавать предпочтение рабочим ассоциациям перед частными предпринимателями. Декрет от 16 апреля передавал производительным ассоциациям все промышленные заведения, покинутые владельцами, причём за последними сохранено было право на вознаграждение. Коммуна признала за незаконнорожденными все права законных детей; декретировала отделение церкви от государства, с прекращением отпуска всяких сумм на духовенство; церковные имущества объявила народной собственностью; делала попытки к введению республиканского календаря; приняла красное знамя. Некоторые из комиссий коммуны функционировали сносно, особенно если принять во внимание необычайную обстановку, при которой они действовали. Особенно выделялась комиссия финансов, руководимая Журдом, бывшим бухгалтером; в то время как он ворочал миллионами (бюджет коммуны с 20 марта по 30 апреля составлял 26 млн франков), Журд для себя лично ограничивался жалованьем мелкого конторщика, его жена продолжала служить прачкой, а ребёнок посещал школу для бедных.

Интересна история французского банка при коммуне. До образования совета коммуны, центральный комитет, не решаясь захватить правительственные кассы, сделал в банке заем в 1 млн франков. В подвалах банка хранилось тогда наличными деньгами, ценными бумагами, вкладами и т. п. около 3 миллиардов франков. Захватом этих сумм коммуна могла бы нанести своим противникам неимоверный вред; но она не имела о них представления. Совет коммуны приставил к банку, в качестве своего комиссара, Белэ, добродушного старого инженера, которого вице-директор банка, де-Плёк, обошёл, представляя ему неверные отчеты. Даже тех сумм, о существовании которых Белэ знал, он решался касаться лишь с большой осторожностью. «Твердыня капитала, — говорит об этом коммунар Лиссагарэ, — в Версале не имела защитников более ревностных, чем в ратуше».

Хорошо направлялись монетное и почтовое дело: первым заведовал Камелина, вторым — Тейсс, оба — члены международной ассоциации. Но в общем деятельность комиссий свидетельствовала о полной неподготовленности и несостоятельности членов коммуны. Комиссия общественной безопасности с самого начала действовала очень плохо: полиция, во главе которой стоял прокурор коммуны, Рауль Риго, ничего не знала и ничего не замечала; антикоммунарские газеты, которые утром запрещались, вечером свободно продавались на бульварах; всюду проникали агенты версальского правительства. Общее руководительство военными действиями совершенно отсутствовало; кто хотел — делал вылазки, куда хотел — ставил пушки; одни не умели повелевать, другие не умели повиноваться.

Междоусобная война стала неизбежной после удаления Тьера в Версаль, но на успешное ведение её у Парижа не было шансов. Центральный комитет не понимал серьёзности положения. Назначенные им главнокомандующий национальной гвардии Люллье, бывший морской офицер, пивший запоем, и комендант Парижа Бержере, бывший наборщик, просто забыли занять важнейший из фортов Парижа, неприступный Мон-Валерьян, который Тьер, по оплошности, велел правительственным войскам очистить. Войска Винуа вновь заняли форт, а коммуна навсегда лишилась возможности перейти в наступление. Сначала силы версальцев были до того ничтожны, что они не могли помешать федералистам занять форты Исли, Ванв, Монруж, Бисетр и Венсенн, где хранились военные запасы, амуниция и 400 пушек (всего у федералистов было до 1600 пушек). Нейтральными оставались северные и восточные форты, находившиеся в руках немцев.

2 апреля произошла первая стычка между версальцами и федералистами. Тогда же обнаружилось, с какой беспощадной жестокостью будет вестись эта междоусобная война: 5 федералистов, захваченные в плен, были немедленно и без суда расстреляны версальцами. На следующий день федералисты, под предводительством Флуранса, Дюваля и Эда, сделали вылазку, но, предпринятая безо всякого плана, она кончилась неудачно; попавшие в плен федералисты, в том числе Флуранс и Дюваль, были расстреляны солдатами на месте. "Если версальцы — объявила коммуна — ведут войну как дикари, то да взыщется око за око и зуб за зуб". 6 апреля совет коммуны издал декрет о заложниках: каждое лицо, обвиненное в сношениях с версальским правительством, немедленно заключалось в тюрьму, судилось присяжными и, если было обвинено, оставалось заложником парижского народа; в число заложников поступали и военнопленные версальцы. На всякую казнь версальцами военнопленного или приверженца коммуны решено было отвечать расстрелом троих из этих заложников по жребию. Ещё раньше, 3 апреля, коммуна назначила главнокомандующим Клюзере, мало, впрочем, следившего за ходом военных действий и занимавшегося больше изданием приказов и циркуляров, которые звучали то меланхолически, то доктринерски. Комендантом Парижа избран был поляк Домбровский, по-видимому — наиболее даровитый из военачальников коммуны. Совет коммуны издал декрет об обязательной службе в батальонах национальной гвардии всех граждан Парижа от 17-ти до 40-летнего возраста; но, при полной бездеятельности полиции, эта мера не усилила рядов федералистов ни одним солдатом.

Федералисты все ещё надеялись, что на защиту Парижа поднимется провинция; но совет коммуны упустил удобный момент для обращения к стране. 22 дня длилось обсуждение программы коммуны в различных комиссиях совета, и когда она, наконец, была обнародована, то было уже поздно, да к тому же в ней не было выставлено никаких определенных практических требований. Во многих промышленных центрах (Лион, Сент-Этьен, Марсель, Тулуза, Бордо, Лимож) коммуналистические инсуррекции, предпринятые местным населением безо всякого плана и даже без особого воодушевления, были легко подавлены. После этого падение столицы было только вопросом времени. Перед ней стояло уже 130-тысячное войско, собранное, под начальством Мак-Магона, главным образом из военнопленных Меца и Седана, возвращение которых на родину было ускорено Германией, по просьбе версальского правительства. Осадные работы продвигались вперед со скоростью тем большей, что в ведении военных дел коммуны царила полнейшая безурядица. В этом отношении никакой перемены не последовало и после замены Клюзере Росселем. На этого бывшего артиллерийского офицера, который импонировал совету своим хладнокровием, краткостью и силой своей речи, возлагались большие надежды, но они нисколько не оправдались. Не помогли делу и тем, что заменили прежнюю исполнительную комиссию коммуны новой, а затем учредили комитет общественного спасения (2 мая), состав которого вскоре переменили целиком. Ничего не изменило в ходе военных действий и увольнение Росселя. Один за другим переходили в руки версальцев важнейшие форты, а 21 мая они без боя вступили в Париж, через ворота, которые почему-то были оставлены федералистами без охраны.

Но версальцам предстояло ещё завоевать улицы Парижа, заграждённые сильными баррикадами, вооружёнными артиллерией. Началась восьмидневная уличная резня, беспощадная с обеих сторон, ужасающая по своим подробностям. Федералисты получили приказ поджигать или взрывать всякий дом, который вынуждены были очистить. Всецело пожары, омрачившие последнюю борьбу, не могут быть объяснены соображениями защиты; наряду с последними несомненно действовала и жажда мести. Если огонь уничтожил лишь несколько улиц и ряд общественных зданий, то исключительно благодаря быстрому натиску версальцев, которые занимали одну часть города за другой. По-видимому, не все поджоги должны быть поставлены в вину федералистам. Адмирал Сессэ, которого нельзя заподозрить в приверженности к коммуне, призванный свидетелем в следственную комиссию, прямо объявил, что пожар Тюильри, ратуши, министерства финансов и счётной палаты — дело бонапартистов. В этих зданиях хранилась масса всякого рода документов и отчетов, относившихся к периоду до империи.

В последние 3 дня коммуны из нескольких сот заложников, содержавшихся в тюрьмах Парижа, федералисты расстреляли 63 человека, в том числе парижского архиепископа Дарбуа. Казнённые были почти все мирные граждане, которые не создавали коммуне никаких затруднений. Наконец, после последних боев на кладбище Пер Лашез и в Бельвиль, 28 мая наступил конец борьбе: весь Париж был уже в руках версальцев. Последний оплот коммунаров — форт Венсен — был сдан 29 мая. Начали свою работу военные суды, которые осудили свыше 13000 человек; из них 7500 человек было сослано, а 21 расстреляны. Расстрел коммунаров производился, в частности, у стены кладбища Пер-Лашез; на этом месте сейчас висит мемориальная доска. Число федералистов, расстрелянных без суда, в течение братоубийственной недели, Мак-Магон определяет в 15000 человек, а генерал Аппер считает вдвое более.

А теперь, anon, подумай - оно тебе надо?