Фотосессия на кладбище

В Госдуму внесли законопроект, согласно которому сведения о доходах и имуществе региональных и местных депутатов будут публиковаться только в обобщённом виде. Депутатов, работающих на общественных началах, от ежегодной подачи деклараций освободят совсем.

С инициативой скрыть доходы и имущество депутатов региональных и местных органов выступили депутаты Госдумы Павел Крашенинников от "Единой России", Алексей Диденко от ЛДПР и Валерий Гартунг от "Справедливой России – Патриоты – За правду", а также сенатор Андрей Клишас.

Согласно законопроекту, сведения о доходах, расходах, имуществе региональных и местных депутатов будут публиковаться в обобщённом виде – узнать, чьи это доходы и кому принадлежит дом, будет невозможно. Также скроют выводы комиссии в случае, если депутат подал заведомо ложную или неполную декларацию.

Также депутаты, которые работают "без отрыва от основного места деятельности", – в основном, это бизнесмены – будут обязаны подавать декларацию только после избрания или в случае совершения сделки на сумму, превышающую общий доход супругов за три предшествующих года.

По мнению Крашенинникова, которого цитирует "Коммерсантъ", из-за необходимости декларировать имущество во власть не хотят идти представители бизнеса. По словам Гартунга, декларировать свои доходы тем, кто не находится на госслужбе, – "это глупость".

Во фракции КПРФ законопроект не поддержали, так как депутат – публичная фигура и у избирателей "есть повышенный интерес к раскрытию такой информации". Во фракции "Новых людей" с инициативой пока не ознакомились.

Политолог Ростислав Туровский считает, что "новый законопроект следует общему тренду на закрытие информации в политической и финансово-экономической сферах". Эксперт отметил, что обязанность отчитываться перед обществом раздражает уже действующих депутатов, "ибо богатых и сверхбогатых людей среди них, в особенности среди региональных депутатов, очень много".

Павел Крашенинников и Андрей Клишас были соавторами многих законодательных инициатив, направленных против прав граждан, в частности – законопроекта, позволяющего не исполнять решения ЕСПЧ.Также они вместе с Талией Хабриевой руководили рабочей группой по поправкам в Конституцию. Поправки позволяют президенту России Владимиру Путину оставаться у власти до 2036 года, уничтожили систему местного самоуправления и отозвали ряд прав у регионов.

Неудобно перед пацанами, в общем. Есть ощущение, что я здесь лишний.

Спустя 10 дней после ареста меня перевели в СИЗО-7 (Капотня). В отличие от ИВС, который напоминает привычный мне административный спецприемник, это настоящая тюрьма. Со своими порядками и особым колоритом. При оформлении сотрудники сразу прочитали лекцию о том, что изоляторы в России, как и зоны, бывают двух типов – чёрные (где заключенные чувствуют себя посвободнее) и красные (где строго соблюдается режим). “У нас тут красный объект, – объяснил старший. – Никаких вольностей”. Его слова подтвердил уже сам вид тюремной камеры, куда меня вскоре завели. В двух метрах от окна установлена стена-решетка, которая рассекает пространство. На мой немой вопрос конвоир усмехнулся: “Это чтобы зеки “дороги” не протягивали: межкамерное общение строго запрещено”. “Дороги” – это веревки, которые во многих тюрьмах заключенные перекидывают через окна по внешней стороне стены; и таким образом обмениваются записками. Но если нет доступа к окну, тот нет и “дорог”. Сама камера напоминает привокзальный туалет, в который поставили двухъярусные металлические кровати. Больше всего, конечно, угнетают бесконечные решетки, колючая проволока и постоянный скрежет стальных дверей в коридоре… На этом фоне бегающая ночью по камере мышка, вместо естественного раздражения, даже вызывает симпатию. Хоть что-то живое. Впрочем, адаптироваться к новой обстановке мне оказалось даже проще, чем я ожидал. В течение последних десяти лет меня почти ежегодно отправляли под арест на 15 суток, и опыт спецприемников сильно помогает. Морально я в общем-то тоже был готов к тюрьме. Да и общественная поддержка, конечно, придаёт сил. Но я с ужасом думаю о людях, которые оказываются в тюрьме случайно и неожиданно. Это чудовищный стресс, который может сломать неподготовленную психику. Я вспоминаю безумные глаза Никиты Белых на первых судах по мере пресечения, и теперь понимаю всё гораздо лучше. *** Не секрет, что судебная система в России работает на унижение и подавление личности. Камера СИЗО – это инструмент давления в руках следствия. Если даёшь нужные показания и сотрудничаешь, то тебя манят, как морковкой, домашним арестом или подпиской о невыезде. Но если упрямишься, то тюрьма со всеми её “прелестями” тебе гарантирована. В автозаке на суд со мной ездили парни, которые сидят в СИЗО, ожидая приговора, уже по три-четыре года. Их вина ещё даже не доказана, а они уже наказаны. Я много думал, почему, несмотря на все законы о гуманизации, суть нашей русской тюрьмы никогда не меняется. И кажется, что ответ на поверхности: никто из руководителей государства (за исключением большевиков столетие назад) в тюрьмах не сидел и не понимает в реальности, что это такое. Поэтому если история однажды предоставит шанс мне и моим товарищам что-то поменять в России, то реформа системы исполнения наказаний будет далеко не на последнем месте. Мы видим всё это изнутри и понимаем: так быть не должно. Тюрьма это, конечно, не курорт и должна выполнять свои функции. Но – не калечить людям психику. *** Отдельного описания заслуживает оборудованный в СИЗО прогулочный дворик. На последнем этаже тюремного блока камеры представляют собой небольшие бетонные колодцы. Шучу про себя, что всегда хотел жить в лофте – вот, пожалуйста. Под потолком, разумеется, решётка и колонка, из которой что есть мочи орёт радио (это чтобы заключенные не перекрикивались между собой). К моему удивлению, правда, в колонке играет “Наше Радио”, а не привычный официоз. Так что пару дней назад песня Шевчука “Не стреляй” во время тюремной прогулки создала мне прямо кинематографичную атмосферу. Под какую же ещё песню должен гулять в тюремном дворике человек, арестованный за антивоенный выступления? Во дворике, кстати, висит турник, что тоже порадовало. В первый же день я подтянулся 15 раз и с тех пор продолжаю ежедневные упражнения. Чувствую себя в хорошей физической и интеллектуальной форме. Как и обещал: выйду на свободу сильнее и мудрее. *** Ещё одно интересное наблюдение. Дверь туалета в моей камере обклеена обвинительным заключением в отношении некоего Олимжона Саидмуродова. Ох, какое это обвинительное заключение, ребята – зачитаешься! Он входил в банду Раджабова, которая совершала вооружённые нападения на подмосковные коттеджи, связывала хозяев, грабила. Чего там только нет: конспиративные явки, погони, перестрелки. И вот буквально на моей шконке ночевал разбойник, замешанный во всех этих криминальных приключениях. А теперь я: “дискредитировал армию, показав на ютюбе фрагмент репортажа BBC”. Представляю себе недоумение Олимжона Саидмуродова, если бы я ему дал почитать свое обвинительное заключение и сказал бы, что мне грозит 10 лет. Неудобно перед пацанами, в общем. Есть ощущение, что я здесь лишний.

сурс: https://theins.ru/news/246926

«Гулагу.нет»: Два сотрудника ФСБ и ЧВК Вагнера попросили убежище во Франции и дают показания

Сотрудник ЧВК Вагнера и работник ФСБ запросили политическое убежище у Франции, рассказал The Insider глава проекта Gulagu.net Владимир Осечкин. По его словам, сейчас они дают показания, которые помогут международному расследованию военных преступлений России. В показаниях представлены и коррупционные схемы ФСБ, и истории создания ЧВК Вагнера как «филиала» ГРУ, говорит Осечкин. По его словам, за последние месяцы уже несколько сотрудников спецслужб смогли выехать из России и попросить убежище. Они тоже дают показания.


«Один человек имеет отношение к работе штаба и команде Пригожина, вторая — сотрудница ФСБ. Оба оказались в одном самолете и оба прислали, согласно правилам, свои посадочные талоны. Поэтому, увидев почти идентичные посадочные с одинаковыми отметками, мы решили, что два разных человека отправили нам один билет, потом пригляделись и выяснили, что один сидит в 28 ряду, второй — в 29-м. Оба синхронно пошли запрашивать политическое убежище и международную защиту, это выглядело очень странно — каждый из них решил, что второй здесь по его душу. У французской полиции и службы безопасности аэропорта тоже возникли подозрения, ситуация нестандартная.

Сейчас каждый из этих людей будет давать показания про военные преступления, надеюсь, у них будет возможность сотрудничества с международным расследованием и дачи показаний в отношении Евгения Пригожина и других лиц путинского режима. Один из крупных зарубежных телеканалов делает материал по показаниям одного из них. Могу сказать, что они касаются того, как было создано ЧВК Вагнера при Минобороны РФ при ГРУ, как государство создало систему финансирования и снабжения ЧВК и как эти секретные подразделения участвовали в диверсионной работе на востоке Украины, непосредственно в Луганской области.

У сотрудницы ФСБ достаточно серьезный инсайд, связанный с документооборотом, с большим количеством важной информации, которая будет поэтапно опубликована. Там и в связи с вторжением в Украину, и по происходящим в последнее время процессам по линии департамента контрразведки и Министерства обороны.

Отмечу, что европейские страны, в том числе Франция,— это страны, которые предоставляют политическое убежище и защиту не тем, кто прибегает сдавать секреты, а тем, кто находится в опасности, у кого стоит вопрос риска не только свободы, но и жизни, здоровья. Когда члены путинской системы выходят из нее, они становятся врагами системы. Мы знаем множество примеров. Самое нашумевшее дело — дело Скрипалей, а также дело об убийстве Александра Литвиненко и т.д.

За последние месяцы ряд людей, которые имели прямое отношение к режиму Путина, покинули Россию, в одну из стран ЕС прилетел председатель одного из судов и дает достаточно подробные и последовательные показания о том, как ФСБ и администрация Путина поглотили независимую судебную систему и подчинили судей, превратив систему в филиал, который принимает трафаретные решения по телефонному звонку от кураторов».