В условиях участившихся провокаций со стороны Соединенных Штатов и их союзников в приграничных с Россией районах возрастает роль оперативно-тактической ракетоносной авиации, одним из лучших представителей которой являются ракетоносцы Ту-22М3. Существует бесконечное количество баек и реальных историй про то, как эти самолеты благодаря грамотному использованию их боевых возможностей благополучно преодолевали наземные и морские средства противовоздушной обороны Соединенных Штатов, Японии и других стран, противостоявших Советскому Союзу в первой холодной войне, а теперь противостоящих в новой холодной войне уже России.

ПРОВЕРКА НА ГРАНИЦАХ

Не смогу никогда забыть, как в 1986 году два самолета 2-й морской ракетоносной авиационной дивизии Черноморского флота под командованием майора Березкина во время совместных учений на территории Болгарии незаметно для самолетов НАТО пересекли сразу две границы государств, входящих в этот военный блок. Тренировки экипажей проводились в рамках учений Варшавского договора. И вроде бы ничего сверхъестественного не произошло.

Самое интересное, что два ракетоносца, оснащенные ракетами для уничтожения авианосных группировок противника в Средиземноморье, на 13 градусов изменили намеченный курс, «проверили» две границы – с Грецией и Турцией – и благополучно возвратились в Болгарию. После чего без особого шума сели на аэродроме Граф Игнатиево под Пловдивом. Уже потом летчики рассказывали, что в районе населенного пункта Драма в Греции их попытался перехватить НАТОвский истребитель F-15. Экипажи даже визуально наблюдали его. Перехватчик шел в эшелоне значительно выше наших самолетов, которые летели ниже уровня гор, и оказались невидимыми для иностранного летчика. Тем более что пилоту истребителя в голову не могло прийти, что тяжелые самолеты, с ракетами на борту, на перехват которых он вылетел, могли находиться между горами. Поистине ювелирная работа!

Подобных историй в авиации гуляет великое множество, их реальность могут оценить только летчики дальней и морской авиации. Я летал в морской ракетоносной авиации, так что придумывать ничего не буду.

ОРДЕН ЗА ФОТОГРАФИЮ

Во время обучения на четвертом курсе в славном Челябинском высшем военном авиационном Краснознаменном училище штурманов (ЧВВАКУШ) в 1982 году пришлось мне на Ту-95 полгода летать на аэродроме Моздок (лагерных аэродромов в училище не хватало), где тогда базировался 182-й гвардейский Севастопольско-Берлинский тяжелый бомбардировочный авиаполк. Естественно, нас – пацанов, впервые так близко увидевших гиганты Ту-95 (на которых только ракета была размером больше нашего МиГа), – интересовало все, что касалось легенд авиации.

В общем, повели нас в музей боевой славы полка. Там под стеклом находилась огромная фотография палубы авианосца (если память не подводит, это был «Энтерпрайз») с выстроившимся на ней экипажем и группой людей перед строем. Подпись была примерно такая: «Военно-морской министр США принимает парад экипажа авианосца. (Снимок сделан в Атлантике с высоты 200 м экипажем майора Ефремова.)». К сожалению, уже не вспомню имени и отчества командира корабля Ефремова. Знаю только, что за этот полет экипаж был награжден, а сам Ефремов получил орден Боевого Красного Знамени, награду в то мирное время более чем серьезную. Еще в память врезался его заход на посадку в Моздоке, после возвращения из полета над океаном с отказом двух двигателей, в условиях тумана, при очень низкой облачности, как летчики говорят, – при жесточайшем минимуме погоды. Так что, наверное, как исключение такие случаи были возможны.

Летчики ракетоносцев Ту-95МР, Ту-22М2 и Ту-22М3 сами фотографировали авианосцы «Корал Си», «Энтерпрайз» и «Мидуэй». Это был 1985 год. Тогда они давали проходить над палубой, мы их снимали с высоты в 1000 м. Истребитель F-14 «Томкэт», как правило, подвисал под люками аэрофотоаппаратов, но бортовые АФА брали все: и корабль, и волну, и даже истребители. Полеты были интересные. Я гордился своей страной, особенно тем оружием, которое находилось на борту наших самолетов-ракетоносцев. Эта история произошла во времена расцвета советско-кубинской дружбы. Тогда наши дальние стратегические бомбардировщики Ту-95 регулярно кружили вокруг Кубы, проводили аэрофотосъемку всего, что только можно. Кстати, американцы в этом районе держали свои боевые корабли, в том числе и несколько авианосцев.

АТАКА

Еще одна реальная история. Летит над океаном пара Ту-22М3. Кто не знает, Ту-22 – аппарат немаленький, оперативно-тактический ракетоносец. При эстетическом и даже красивом внешнем виде самолета размах его крыла около 35 м. По ширине – почти полпалубы авианосца. Два больших современных двигателя на 50 т топлива, летят, никого не трогают. На ведомом две ракеты Х-22 для уничтожения авианосцев, на ведущем – две Х-28 с пассивными головками самонаведения, предназначенными для поражения работающих наземных и корабельных РЛС противника.

Встречает нашу пару над морем американский палубный истребитель. Командир ведущего Ту-22М3 в элементе понимает: недалеко морская авианосная группа. Поищем, поснимаем работу авиации на палубе, изучим дома тактику – договорились наши экипажи. Не мог же этот F/A-18 так далеко улететь от земли. Найти в Японском море авианосную группу противоположной стороны и вскрыть ее противовоздушную оборону – задача изначально очень сложная, так как американцы эффективно маскируют такие группы в тени многочисленных островов, поэтому даже с воздуха при помощи РЛС обнаружить авианосец трудно. К тому же работающие радары позволяют кораблям засечь приближающиеся самолеты и встретить их достойно.

Однако наши летчики, проявив высочайший профессионализм, сумели, не обнаружив себя, определить точные координаты «вражеского» авианосца. Встретились «партнеры», истребитель подошел к кабине экипажа на расстояние видимости нашлемного забрала. Снял маску америкос, поулыбался, подмигнул командиру, а потом показал брюхо своего самолета вместе с ракетами «воздух–воздух». На что ракетоносцы привели в готовность и грозно повертели своими спаренными пушечными установками (обмен любезностями, так сказать).

Но американец еще и поиграть решил, не успокоился. Шутник. Стал с улыбкой предлагать пилоту садиться на авианосец. Жестами и со смехом показывая, типа – садись! А внизу был многоцелевой «Китти Хок»! На палубе авианосца – ряд истребителей, противолодочников и разведчиков – шли полеты. При этом два самолета-истребителя по тревоге не смогли прорулить к началу взлетки. Один другому в спешке перекрыл рулежку. Суета, которая, видимо, была связана с приближающейся парой Ту-22М, убийцами авианосцев, сделала свое дело. Надо снимать, чтобы понять, как это организовать в боевых условиях. Но F/A-18, сопровождающий наших, заходит снизу под фотоаппарат, чтобы ракетоносцы не смогли заснять суету на палубе. Экипажи решают имитировать посадку на палубу! Только представьте себе!

Как положено – снижаются, выпускают шасси, закрылки сначала 15, потом 25 и наконец 35 градусов. Имитация или нет – разве разберешь, не находясь в кабине снижающегося на палубу громадного ракетоносца. Американцы поверили, а значит, они представили, что надстройка или командный пункт авианосца, все самолеты, находящиеся на палубе, реально будут снесены. А пожар от столкновения такой махины (50 т керосина на борту и две ракеты, каждая из которых по 5 т) с препятствиями на палубе – тушили бы неделю!

Атака удалась! Хотя, конечно, в реальности Ту-22, прицельно отбомбившись, был бы сразу уничтожен той авиацией прикрытия, которая была уже в воздухе. И тем не менее прорыв состоялся, в том же реальном бою авианосцу были бы нанесены повреждения, которые сделали бы невозможным дальнейшее выполнение им боевых задач. Полученные снимки рассматривали специалисты на Дальнем Востоке и в Москве – на фото ярко была запечатлена паника, царившая на американском авианосце. Но эти снимки до сих пор не обнародованы. Имен летчиков до сих пор мы тоже не знаем. Остается надеяться, что командование Военно-морского флота рассекретит со временем информацию 30-летней давности.

По всему периметру линии противостояния на Донбассе бои продолжаются, несмотря на перемирие. Гибнут люди, в том числе мирные граждане. Корреспонденту «Русского Репортера» удалось подробно и откровенно поговорить с боевым украинским офицером, занимающим значительную должность в штабе АТО о войне и перемирие, своих и чужих гражданах на этой войне и о стремлении закончить это безумие.

— Не думаю, что кого-то из них тешит война. Находясь постоянно в военной среде, мало кто испытывает позитивный настрой. Думаю, что прослойка командного состава, которая постоянно находится на передовой, уже четко определила для себя – будут стрелять в них, будут стрелять в ответ и они. А идти вперед в атаку… ну, никто не собирается этого делать и никому это не надо. Порядочные люди, у которых сохранились достоинство и честь2, просто с нетерпением ждут разрешения этой ситуации и надеются на то, что в нашей стране хватит интеллекта и политической воли для того, чтобы прекратить этот бред и вакханалию, эту братоубийственную войну.

— А вы можете назвать людей во власти, способных повлиять на такое разрешение этой ситуации?

— Персонализировать этих людей очень сложно. Мы наблюдаем здоровые тенденции, но, к сожалению, критической массы идиотических решений намного больше. В ней и вязнут здоровые тенденции. А также в популизме и кровопролитии бестолковом. Сейчас у большинства политиков превалирует лозунг – «Война до последнего украинца». А это потому, что они незаконно заняли нишу в обществе – поднялись сначала на крови Майдана, что усугубили впоследствии кровью солдат и офицеров, которых они загубили на войне с Донбассом.

— Говорят, что эта война – война России и Америки. Что вы об этом думаете?

— Я, как солдат, могу подискутировать на эту тему, но на самом деле, хочется домой. Каждый солдат хочет вернуться к нормальной прогнозируемой человеческой жизни. Никому не хочется снова и снова плодить жертвы, без конца стрелять, что-то доказывать при помощи смертей. Может, это – мое частное мнение, но я, по крайней мере, вращаюсь в том кругу людей, которые его разделяют… Сейчас непростые вопросы, наверное, роятся в голове президента Порошенко. В голове у начальника штаба. В голове командира, который стоит на передовой. Все непросто. Ситуация уже слишком обильно полита кровью.

— Но обычному человеку кажется, что войну прекратить легко. Для этого всего лишь требуется соблюдать условия Минских соглашений.

— Какой-то человек вступил в добровольное подразделение ДНР и ЛНР, приехав из Дальнего Востока. Какой-то пошел в добровольческий батальон из Сумской области. Теперь они каждый божий день друг в друга стреляют. Как могут они одномоментно понять и принять условия соглашения? Если до этого были убитые товарищи, покалеченные сослуживцы. Вот это все можно двумя словами политиков прекратить?

— А можно отвести тяжелые орудия? Отвести людей на такое расстояние, откуда они друг в друга не попадут?

— Если бы все было так просто, все войны прекращались бы после заключения мировых соглашений. Но история знает немало соглашений, к которым приходили сытые политики в уютных кабинетах. Выходя из этих кабинетов, они фотографируются перед журналистами, дают сладострастные интервью – теперь там, где были минные поля, завтра зацветут ромашки. Только почему-то ромашки не цветут. А потому, что каждая война имеет определенные стадии. А солдаты могут идти на поводу собственных эмоций – кто-то не прощает смерть товарищей, кто-то считает понесенные потери невосполнимыми, четко идентифицируя того, кто в этих потерях виноват. Но и с той, и с другой стороны все устали от войны. Люди, которые хоть раз принимали участие в вооруженном конфликте, когда приходилось стрелять им, и стреляли в них, понимают, что на войне не действуют законы логики. Война – сложный процесс, и нельзя надеяться, что она будет развиваться по каким-то планам, которые разрабатываются в генштабе.

— А в какой стадии война находится сейчас?

— Это очередной этап вялотекущей шизофрении. Те, кто никогда не был профессиональными солдатами, взяли в руки оружие еще год назад – а на войне год это очень много – и поняли, что им это состояние очень нравится. Они уже начали видеть в этом свои плюсы. А профессиональный солдат, который знает о последствиях первого выстрела, понимает, что мир любой ценой уже никому не нужен.

— Никому-никому?

— Офицерам точно

.

— А кого вы имеете в виду, говоря – «те, которые никогда не были профессиональными солдатами»?

— Обе стороны. И там, и там есть люди, которые поняли, что оружие дает возможность занять какую-то презентабельную нишу в обществе, чего гражданская жизнь в мирное время им не давала. Для этой прослойки населения оружие – небывалая возможность. Кому-то из них просто нравится чувствовать себя крутым парнем, прикрываясь какими-то идеологическими целями. Они себя мыслят в роли воинов света, которые только тем и заняты, что несут добро. Правда, с автоматом в руках…

— Вы и украинские добровольческие батальоны сейчас имеете в виду? Разве вы с ними не на одной стороне?

— Те добровольческие батальоны, с которыми лично я сталкивался, шли с нами плечом к плечу. Они делали свою работу честно, не занимались всякими побочными вещами, которые сопровождают любую войну. Но я знаю, что существуют и другие примеры. Все добровольческие подразделения влились в силовые структуры – Нацгварию, МВД, к СБУ кто-то из них примкнул.

— А вы поддерживаете вливание в свои ряды тех, кто еще год назад был очень далек от вышеперечисленных структур?

— Прерогатива давать оружие в руки определенной категории людей должна оставаться за государством. Добровольческие батальоны, скорее, были криком души общества. Но, наверное, пришло время когда под их существование нужно подвести законодательную базу. Есть закон, и он четко приписывает наказание за нарушение тех или иных норм. К добровольческим сообществам это тоже относится. Но создание такой базы – это сложный общественный и политический процесс.

— Россия в данных момент выступает в образе кого – агрессора, миротворца?

— Я вообще о России не думаю. Мне и без нее есть о чем подумать.

— Например, о чем?

— О людях, за которых я несу ответственность.

— А разве солдат не должен понимать, с кем он сражается?

— Я понимаю, с кем я сражаюсь.

— С кем?

— С тем человеком, который стреляет в меня из-за линии разграничения.

— И все? У вас нет общего образа врага?

— Вы сейчас хотите, чтобы я демонизировал или визуализировал врага?

— Хотя бы на уровне ДНР и ЛНР.

— По четкому определению руководства страны, ЛНР и ДНР – это территория Украины, временно оккупированная вооруженными бандитами.

— Недели две назад я ехала поездом из Львова, в плацкартном вагоне. Со мной ехали восемнадцатилетние мобилизованные ребята. Если вы их отправляете не умирать, то, по крайней мере, сражаться с врагом. А если офицер вашего уровня не видит четкого образа врага, то как объяснить им – кто враг и за что они погибнут?

— …Враги – это люди, которые мешают государственным структурам дойти до исконно прописанных и законодательно обусловленных границ нашего государства. Неважно, в какой они форме – в синей, зеленой, с автоматом или лазерным мечом. Они не признают законов моей страны, и доказывают это не цивилизованными методами, а при помощь оружия, которое они обернули против страны, в которой имели честь родиться и проживать.

— А цивилизованные методы – это какие?

— Если для тебя неприемлема законодательная база той страны, в которой ты проживаешь, ты берешь своих родных и близких, продаешь квартиру и выезжаешь в ту страну, которая тебя устраивает. Нравится Мордовия? Выезжай в Мордовию.

— А если таких будет девяносто процентов?

— На отдельно взятой территории? …Нужно тогда было выбирать своих депутатов в местные советы, в Верховную Раду, лоббировать свои законы. Это – цивилизовано. Цивилизовано все, о чем даже с эмоциями можно говорить в просторных кабинетах, даже если в этом кабинете будет разбито сытое депутатское лицо. А вот когда из клумб в центре города делают могилы неизвестному солдату – это уже не цивилизовано.

— Вы так эмоционально начали думать после участия в этой войне или вы всегда так думали?

— Я так эмоционально думал всегда. Я знал, что наша страна – многонациональная. Что в ней есть свобода мнения и свобода его выражения. Просто не был готов к тому, что его будут так революционно отстаивать.

— Я вам кое-что расскажу. Иногда на окраинах Донецка находят неразорвавшиеся снаряды с вывернутыми взрывателями. На них написано – «Помогаем чем можем». Как вы к этому относитесь?

— Я принял к сведению и взгрустнул.

— А что тут грустного? Разве не надо радоваться надо тому, что кто-то не хочет выпускать снаряды по городу?

— Не хочет стрелять?

— Не хочет убивать.

— Прекрасно… У нас еще альтернативную службу никто не отменял. Можно пойти в те госпитали, где лежат раненые без рук, без ног, утки убирать. Просто пойти и убрать утку. Сказать – «Я устал от смертей. Я больше не могу. Я никакущий артиллерист». И найти себе другое применение. Если ты солдат и ты в окопе, твое дело – воевать.

— А если – это тот солдат, из тех, что я видела в поезде? Выдернутый из бедной семьи, проживающей в каком-нибудь селе?

— А назовите мне хоть одну страну, которая готова к войне на своей территории. Когда в двух селах, между которым проходит разграничительная линия, живут люди, вчера ходившие друг к другу в гости – на новый год, рождество и девятое мая, если хотите. К такому можно подготовиться?

— К какому?

— К тому, что завтра я буду убивать того, с кем учился. Потому что он насмотрелся телевизора, и я насмотрелся телевизора.

— Чем, по-вашему мнению, должна закончиться война?

— Все войны заканчиваются миром – пусть хлипким и шатким. Пусть с несметным количеством инвалидов – физических и душевных. Пусть с пропастью длиной в года между вчерашними одноклассниками, сокурсниками, курсантами военных училищ.

— Мир на каких условиях?

— Вы задаете этот вопрос человеку, который давал присягу своему народу. Есть официальная позиция руководства страны. Она – ясна и понятна: ДНР и ЛНР – это территории Украины, временно оккупированные незаконными военными формированиями, над которыми мы не можем установить контроль. Чем это все закончится? Наверное, каким-то политическим решением. Пока первый Минск и второй Минск ведут к тому, чтобы хотя бы закончить активную фазу войны, когда все летает, свистит и все взрывается. Когда трактористу, вспахивающему поле, отрывает обе конечности и колеса от трактора. Если больной бьется в агонии, глупо решать, чем его лечить – корой дуба или ромашкой. Надо просто прекратить агонию и спасти жизнь.

— Население Донбасса боится, что победа ВСУ будет означать для них лично тотальную зачистку. Во многих семьях есть ополченцы. Масса населения симпатизирует ДНР и ЛНР.

— Пусть симпатизирует. Однако, несмотря на свои симпатии, своих детей они по-прежнему отправляют на учебу в Киев, а на отдых – в Одессу. И не боятся, что на первом блокпосту ВСУ их детям отрежут голову и прямо там ее съедят. Как вы там нас называете? Укропами?

— Карателями.

— …Вооруженные силы Украины – это не сборище карателей. Это люди, которые уже навоевались за год со своим же народом, кем-то очень умело разогретым. Давайте снова вернемся к медицинским терминам. Больной все так же бьется в агонии. Его организму пока еще не поставили даже четкий диагноз. Кора дуба не поможет… Вы хотите, чтобы я сказал: «Вооруженные силы Украины – это очень плохо, они же стреляют в сторону Донецка. А вот молодые и развивающие республики ДНР с ЛНР делают абсолютно хорошо. Потому что если тебя ударили по правой щеке, ты подставь левую, а не отвечай пакетом Града». Но потери-то констатируются с обеих сторон.

— Вы несколько раз произнесли слова – «свой народ». Когда производятся выстрелы в сторону Донецка, они прилетают не в военных, а в жилые дома. Жители Донецка – ваш народ?

— Прекрасно. Давайте, может быть, поговорим о том, где товарищи из ДНР выбирают свои огневые позиции? Я говорю о зле – как о процессе войны. Мы с вами уже поднимали вопрос о том, что когда кто-то из добровольческих батальонов заходит в села, он делает там не то, что должен делать солдат. Но я такие же примеры могу привести и с участием воинов света молодых несформировавшихся республик. Заходя в села, которые они собираются отстоять и отвоевать, принести им свет и мир, что делают они? Отчего же их люди – местные жители – по подвалам прячутся?

— Стреляют потому что.

— Почему людей в Донецке ловят в комендантский час и издеваются над ними? Запрещают им употреблять алкоголь? Что это за свобода такая?! Если алкоголь продается, почему я не могу его употребить? Почему человек, вооруженный автоматом, должен решать, когда и где мне ходить? Я же живу на своей земле! В своем городе хожу! Выпивший, если мне хочется! Почему я должен сидеть в подвале за то, что нарушил правила, не прописанные конституцией?!

— Чем сейчас занимается украинская армия?

— Что вы имеете в виду?

— Может, получила какую-то новую американскую технику и учится ее использовать?

— У армии есть три состояния – боевая подготовка, ведение боевых действий, повседневная жизнь. Армия сейчас занимается боевой подготовкой, которой не занималась двадцать два года, за что на теперешнем этапе платит большую цену. А получает ли армия новую технику… Получает. От лучших производителей мира. Но не для того, чтобы уничтожать свой народ. А для того, чтобы дать понять тем, кто пытается и дальше разжигать эту ситуацию, что им непросто будет это сделать.

— Дать понять кому? Я потому и прошу вас визуализировать врага. В Донецке – ваши люди?

— Те, которые гражданские?

— Те, которые в ополчении.

— «Ваши» — что это значит?

— Вы – украинец?

— Конечно.

— Они – тоже украинцы. Я – россиянка. Мне сложнее, чем вам, назвать их «своими людьми». Они – ваши люди? Люди Украины? Ваши лично?

— …А что ж они к себе великих помогальников из Бурятии приглашают? Неужели украинцы с украинцами сами не разберутся?!

— К вам тоже американцы приезжают.

— Американцы возьмут в руки оружие и встанут рядом со мной в строй?Американцы – слишком богатая нация, чтобы позволять гибнут своим солдатам на чужой земле. В моем подразделении американцы не воюют. В нашей стране запрещены незаконные военные формирования.

— А вы не думаете, что ополченцев – с украинскими паспортами – уже слишком много, чтобы называть их формированием?

— Это им кажется, что их много. На самом деле, они одиноки. И никому, кроме Украины, не нужны. Пусть сложат оружие, и тогда они будут нам нужны – будут восстанавливать то, что натворили.

— Вы верите в то, что так будет?

— Конечно, верю.

— Верите в то, что Россия это допустит?

— А почему я вообще должен думать о России? …Пусть эти… ополченцы, которые наплевали на законы своей страны, сменят мечи на орала. Прекратят копанки. Прекратят вырезать высоковольтные линии. А они стреляют в своих сограждан. Украина – страна, признанная всеми странами мира. А кто признал Приднестровье? Кроме Зимбабвы?

— Когда ожидается следующий виток войны?

— Ну, если руководство страны, которое ведет переговорный процесс, еще так же интенсивно поотдыхает в отпусках, то виток эскалации будет уже скоро. А когда – это знает только бог войны.

— В Одессе недавно были аресты. Вы что-нибудь знаете об этом?

— За последнее время спецслужбы страны поделали много работы. Многие из их мероприятий очень эффективно повлияли на пресечение развития тех или иных новообразований по типу ДНР и ЛНР. Вы читали про Бессарабскую Народную Республику? А про Киевскую? …Еще не хватало, чтобы в Одессе люди массово гибли, как гибнут сейчас в Донецкой области. Необязательно, чтобы дети в песочницах играли гильзами артиллерийских орудий.

— Их родители тоже так думают…

— Но говорят, что виноваты мы, да? В Верховной Раде есть целый оппозиционных блок из Донецка и Луганска. Кроме молчаливого согласиями с принимаемыми законами, от них не исходит ничего. Но это их выбирали люди, как лучших представителей своих сообществ. Надо что-то менять. Стрелять друг в друга – это не выход… Понимаете, офицер – это статус. Офицерами становятся после обучения в высшем военном заведении. И морально, и психологически офицера готовят к тому, что война – это его работа. Ему объясняют – если бездарные политики приводят к тому, что мы начинаем выполнять свои функциональные обязанности, то эти обязанности приводят к потерям.

— То есть вы готовы к потерям?

— К этому нельзя быть готовым. А, тем более, к смерти мирного населения. Но есть психологическая подготовленность к тому, что в войне не будет ничего привлекательного. Но я говорю лишь о той прослойке, которая имеет статус офицера. Я не тешу себя мыслью о том, что человек, который прячется от снарядов в подвале, увидит во мне друга и освободителя. Наверное, я для него – враг, от которого он прячется со злобой в сердце, скорее всего, в подвале собственного дома. Он думает о том, что когда-нибудь правда будет и на его стороне. Но он будет терпеть и молчать, пока у меня в руках оружие. Это не очень хорошо, ведь он – гражданин моего государства. Поэтому нам вдвойне тяжело. Мне тяжело думать о том, что мы держим какую-то линию соприкосновения, что у нас есть временно оккупированные территории. Мне тяжело понимать, что тот парень, который разговаривает со мной на одном языке и имеет паспорт одинакового цвета со мной, стреляет в меня, а я должен стрелять в него. Но я должен в него стрелять. Не потому, что я такой плохой. И не потому, что он такой плохой. Но он нарушил закон своей страны. Брать оружие в руки – нельзя! Пусть их даже несколько десятков тысяч, как вы говорите.

— Вы хотели бы, чтобы перемирие переросло в мир?

— Очень. Ведь тогда я перестану хоронить своих товарищей… Вы считаете это слабым аргументом?

— Жизнь ваших товарищей стоила целостности государственных границ?

— На этот вопрос я отвечать не буду.

— Ответьте на этот вопрос.

— Зачем?

— Ответ поможет вам еще лучше разобраться в себе.

— …Я ни на кого ненависти не держу. Я понимаю, чего может стоить мой приказ подразделению начать стрелять.

— То есть их жизнь того стоила?

— Я не отвечал на ваш вопрос и не собираюсь… Все мои товарищи были профессиональными солдатами. Они сделали свой выбор задолго до войны. Они любили свою профессию и готовились к этой войне, о которой тогда не знали… Раз их сейчас со мной нет, значит, они выполнили свой долг. К сожалению, на войне солдаты погибают. Но кто ж должен воевать, если не солдат?