В Твери горит один из крупнейших Научно-Исследовательских Институтов Минобороны РФ / Тверь :: Россия :: минобороны :: пожар :: страны :: политика (политические новости, шутки и мемы)

не отправился, а прибыл по месту назначения )))

что может быть хуже?

1. Бюрократия как организационная форма годам к 60-м столкнулась с неразрешимыми кибернетическими (т.е. управленческими) ограничениями и дисфункциями, связанными с когнитивными пределами человека на биологическом уровне, а также недостаточной точностью и скоростью протоколов обмена и верификации данных (язык, текст, документация, экспертиза). Сложность процессов возросла достаточно сильно, чтобы бюрократия (что государственная, что корпоративная) перестала адекватно справляться с такой сложностью и плотностью инфопотока.

2. Это спровоцировало явление, названное впоследствии кризисом падения эффективности капитала (т.н. ПЭК - кризис), которое означало невозможность эффективно воспроизводить капитал и получать своевременную окупаемость инвестиций в рамках определенной системы разделения труда (технологической зоне), что привело к заметному торможению прогресса. Везде, и на Западе, и в СССР. Окупаемость вложений имеется ввиду в ресурсном выражении, а не в финансовом.

3. Годам к 70-м это явление было отрефлексировано более или менее адекватно что в СССР, что на Западе. Каждая система предложила свои варианты решения проблемы:

= на Западе решили исправить проблемы ПЭК-кризиса за счет углубления специализации, т.е. за счет увеличения серийности изделий, что должно было отчасти снизить транзакционные издержки инфопотока за счет более узкого замыкания компетенций в рамках узких коллективов или отдельных специалистов, и снижения удельной стоимости НИОКР в единице конечного изделия. Для этого были применены финансовые технологии эмисионной стимуляции спроса (т.н. рейганомика), что давало ощутимый буст по серийности выпуска сейчас, но за счет отложенного проедания будущего спроса, когда нужно будет отдавать кредиты и тем самым снижать потребление, а также за счет стратегического союза с Китаем, включенным в мировую систему разделения труда. Буст должен был закончиться годам к 90-м, но за счет развала СССР и расширения рынков / дешевых ресурсов по грабительской для постсоветского пространства цене буст продолжился до средины нулевых, после чего активная фаза кризиса продолжилась.

= в СССР в 70-х был предложен проект цифровой, а в дальнейшем и когнитивной трансформации экономики и общества, т.н. кибернетический проект, который позволил бы преодолеть естественные когнитивные ограничения человека и заменить устаревшую бюрократию новыми формами организованности. Что забавно, переложила проект группа украинских кибернетиков во главе с Гушковым, и именно УССР проталкивала этот проект в Москве. Но проект был отклонен, т.к. бюрократия сильно не хотела терять свои социальные позиции, и не хотела быть вытесненной на обочину истории чем-то новым. Поэтому вместо решения проблем было решено эти проблемы заметать под ковер, а прорехи затыкать за счет ресурсной ренты, т.е. за счет продажи нефтегаза. С тех пор СССР почти закрыл собственные разработки микропроцессоров и управленческого ПО, просто покупая или копируя западные образцы, и начал строить газо- и нефтепроводы.

3. До средины 80-х годов в СССР удавалось за счет нефтегазовой ренты затыкать дыры нарастающего ПЭК-кризиса, ведь его кибернетическая природа так и не была преодолена в 70-х. По сути все время после начала-средины 70-х годов, когда решения проблемы так и не было найдено, СССР находился в нарастающем кризисе. Запад, в принципе, тоже, но в несколько отложенном варианте, т.к. использовал временный буст расширения рынков за счет эмиссионной стимуляции спроса, а также имел банально лучшие условия по размерам этих рынков, более удачного чем у СССР климата, компактности населения, и более дешевой морской логистики (большая часть логистики СССР была континентальной, что сильно дороже морской). И у тех, и у других к средине 80-х начинал маячить не особо хороший конец. На Западе это поняли быстрее, поэтому вопрос кто упадет первым стал для них отнюдь не праздным.

4. За счет удачной комбинации с падением цен на углеводороды во второй половине 80-х, удалось добиться того что первым упал СССР, потерявший возможности затыкать дыры ПЭК-кризиса за счет ресурсной ренты. По сути, у советской элиты вариантов особо уже не оставалось, кроме разве что весь мир в труху. Возможно, сцепив зубы и продержавшись еще десятилетие на характере и репрессиях (такая возможность даже у позднего СССР таки была), можно было дождаться когда у Запада закончится буст эмисионной стимуляции спроса, и тогда уже оба главных игрока были бы примерно в равной кризисной ситуации. Но или советская верхушка была слишком тупая чтобы понимать это, или и правда они просто устали от всего этого дерьма, но мнение Каца, который предлагал сдаться, к концу 80-х стало определяющим.

5. Расчет постсоветских властей был в том, что им позволят интегрироваться в западную элиту с гарантиями неприкосновенности капиталов. Республиканские элиты получали на разграбление собственные уделы, а российская элита рассчитывала и дальше затыкать дыры за счет ресурсной ренты, за счет которой уже не нужно будет содержать большую часть отколовшихся республик. Договор о капитуляции предполагал что российскую элиту примут как равных с гарантиями неприкосновенности. И попервах так оно и было.

6. Несмотря на то что Запад получил дополнительный буст от развала СССР в виде расширения рынков сбыта, с которых ушла советская промышленность, а также за счет дешевых минеральных и трудовых ресурсов, сам ПЭК-кризис при этом так и не был преодолен. Цифровые технологии и системы управления на некоторое время улучшили ситуацию с когнитивными пределами, но проблемы несварения сложности это так и не решило, а сама по себе бюрократия как организационная форма так и осталась доминирующей. Та же проблема, что началась в средине 60-х, проявилась в полную силу в средине нулевых. И снова обострились противоречия насчет того за чей счет на этот раз будут купировать проблему. И, разумеется, как обычно решать проблему намерились за счет наиболее слабых и беззащитных звеньев и капиталов, в т.ч. и за счет российских.

7. Я не знаю была ли у кого-то на Западе политическая воля опять раскулачить конкретно российские капиталы, или же это обычная спонтанная логика социальной стихии, когда слабых жрут просто потому что стая хочет жрать, и слабых сожрать проще всего, но российские капиталы и элита этот момент почувствовали буквально жопой во второй половине нулевых. Визуальным проявлением этого страха стала знаменитая мюнхенская речь Путина, где он буквально прямым текстом заявлял: мы не чувствуем себя в безопасности, мы договаривались про совсем другое, мы ваши, буржуинские, но не лезьте к нам, мы боимся. Мы не хотим кусаться, но если нас тронут, то мы будем.

8. Но логика кризисных процессов неумолима: из-за ПЭК-кризиса ресурсный разрыв становился чем дальше тем больше, игра пошла уже не просто с нулевой, а с отрицательной суммой, и вопрос становился уже не в том чтобы больше получить, а в том чтобы меньше потерять. И слабые в этом отношении всегда были и будут приоритетными целями на съедение. И когда в России случился Болотный кризис в 2011 году, российские элиты поняли с кристальной ясностью: их в покое не оставят, по их душу уже идут, просто потому что хочется кушать и нужно затыкать дыры ПЭК-кризиса. С тех пор в России эта милитаризация и фашизация и началась чтобы создать силу, с помощью которой, как кажется российской элите, она сможет защитить свои капиталы. А фашизм такая вещь, что без внешнего и внутреннего террора он неустойчив, отчего государство начинает творить кровавую дичь уже безотносительно изначального желания элиты. И вот результат.

Что иронично, Москва сейчас жаждет загеноцидить Украину, хотя именно Украина в 70-х предлагала Москве реалистичный вариант преодоления ПЭК-кризиса. УССР предлагала Москве спасение, а взамен получила геноцид. Злая ирония истории не знает пределов.