песочница политоты :: политота (Приколы про политику и политиков)

Недавнее шоу, разыгранное главными российскими актёрами – депутатами, членами правительства и президентом – относительно стратегии и тактики повышения пенсионного возраста, начинает обретать черты хорошо поставленной пьесы во многих действиях и с несколькими антрактами. Очередной акт вчера был запущен в Государственной Думе, куда поступили президентские поправки, немедленно одобренные и развитые «Единой Россией». Однако именно усовершенствование челядью инициатив барина лично у меня тут же вызвало несколько вопросов. Остановлюсь пока только на одном из них.

Андрей Турчак, новый босс «партии власти», заявил об инициативе обратить в доходы Пенсионного фонда «средства, полученные от конфискации средств и имущества, полученных в результате соверше-ния преступлений коррупционной направленности» (цит по «Интерфаксу»). Я не буду зацикливаться на изяществе фразы «средства, полученные от конфискации средств, полученных» – на то она и «партия власти», чтобы уметь реализовывать свои намерения, а не выражать свои мысли; – интереснее то, что объём таких доходов бюджета г-н Турчак определил в «более чем 1,2 млрд. рублей за шесть лет».

Вот отсюда хотелось бы услышать поподробнее…

Мы помним некоторые нашумевшие дела последних лет. Например, широко освещались обыски у бывшего губернатора Сахалинской области А.Хорошавина, причём общая стоимость арестованных ценностей оценивалась в 1,83 млрд. рублей (см.). Дело об организованном преступном сообществе в Республике Коми тоже подавалось как громкое – и там речь шла об аресте денег и ценностей на 4,9 млрд. рублей (см.). Почти 1,7 млрд. рублей собрали «по сусекам» следователи у скромного начальника северо-западного Ростехнадзора Г.Слабикова (см.). Как-то даже странно вспоминать и доблестного полковника Д.Захарченко с его 8,5 млрд. рублей только наличными (см.). Дела А.Улюкаева и трогательной судьбы 2 млн. долларов, покоившихся в сумке с колбасками, я вообще не касаюсь.

И возникает вопрос: как доход государства от «коррупционного конфиската» мог составить за шесть лет 1 миллиард «с хвостиком» (не тем, который порой имел в виду в частных беседах О.Дерипаска), если лишь четыре резонансных дела «тянут» на сумму минимум в пятнадцать раз бóльшую?! Понятно, что в ходе работы с такими «вещественными доказательствами» часть из них органично превращается в пенсионные накопления работников следственных органов, как мы хорошо знаем по делу того же Д.Захарченко (см.), и таким образом инициатива депутатов реализуется «опережающим порядком» – но неужели остальным пенсионерам достанется всего менее 7% от собранного с «оборотней» тяжёлым трудом верных долгу правоохранителей?

Конечно, могут сказать: часть упомянутых лиц ещё не осуждена, и потому (учитывая беспристрастность наших судов и неправдоподобно высокую долю оправдательных приговоров) вполне вероятно, что эти деньги и активы придётся вернуть, да ещё и выплатить солидную компенсацию за моральный ущерб. Может быть, так оно и будет. Однако удивляет другое: в российской практике налогообложения часто присутствуют авансовые платежи (например, по налогу на прибыль или в случае уплаты НДС на товары, впоследствие поставляемые на экспорт); переплаченные средства могут быть потом потребованы к возврату или зачёту. 

Почему бы не распространить такое же правило на «преступления коррупционной направленности»? Ведь тогда деньги того же полковника Д.Захарченко давно могли бы приносить нам всем пользу – ну, а если его честное имя будет восстановлено, то пусть бюджет их вернёт. По крайней мере, в таком случае оценки стоимости коррупционного конфиската не смотрелись бы столь дико в выступлениях тех, кто хочет исправить неисправимое и «подшлифовать» образ правящей партии…