И что? Я эти видосы видел. Да зажали в Донецке ополченцы работают из Донецка. Сейчас не договорятся в Минске и укровояк зажмут в Мариуполе и они будут работать из Мариуполя. Вот уже есть фоточки что ВСУ окапывается не перед городм а выстраивает оборону непосредственно по городским окраинам и эшелонами чуть ли не до центра.
Второй видос кстати ни о чем ибо работают из лесного массива.
Я не верю в геноцид, я верю что артиллеристу Мыколе з Сумщины абсолютно похуй куда попадет его снаряд по блокпосту ополченцев или в песочницу детского сада.
Я соглашусь с салопосоало. Геноцид это для привлечения внимания это что бы сделать сложное простым это как Укропропоганда по поводу регулярных частей с которыми укры сражаются.
Мне нравится цитата по этому поводу. "Воспоминание детства: ревущая толпа, вывернутые голыми руками камни мостовой. Улицы Скироса, ругань, беготня, крики... Дядька Флавий -- огромный, всклокоченный, небритый -- с глухим рычанием поднимающий над головой бревно. "Шлюхи!", кричит дядька. Это просто и понятно. Даже мне, восьмилетнему мальчишке. Шлюхи -- во дворце, дворец дядька с друзьями возьмет, всем будет радость. Даже мне, Титу, пусть я еще маловат для камня из мостовой... Впрочем, для шлюх я маловат тоже.
Сейчас, набрав сорок лет жизни, став старшим центурионом Титом Волтумием, я понимаю, что дядька был прав: тот, кто ведет за собой, всегда называет сложные вещи простыми словами. Что было горожанам до свободы личности, до права и власти, до легитимности... или как ее там? Сложная вещь становится простой, когда вождь берет слово. Оптиматы -- грязные свиньи, трибун -- козел, патриции -- шлюхи. Это было понятно мне, восьмилетнему...
И тем более понятно всем остальным."
И слева и с права от остановки метрах в ста есть базы ДНРовцев видимо артиллеристы Украинские лоханулись.
И да по поводу стрельбы.
Второй видос кстати ни о чем ибо работают из лесного массива.
Мне нравится цитата по этому поводу. "Воспоминание детства: ревущая толпа, вывернутые голыми руками камни мостовой. Улицы Скироса, ругань, беготня, крики... Дядька Флавий -- огромный, всклокоченный, небритый -- с глухим рычанием поднимающий над головой бревно. "Шлюхи!", кричит дядька. Это просто и понятно. Даже мне, восьмилетнему мальчишке. Шлюхи -- во дворце, дворец дядька с друзьями возьмет, всем будет радость. Даже мне, Титу, пусть я еще маловат для камня из мостовой... Впрочем, для шлюх я маловат тоже.
Сейчас, набрав сорок лет жизни, став старшим центурионом Титом Волтумием, я понимаю, что дядька был прав: тот, кто ведет за собой, всегда называет сложные вещи простыми словами. Что было горожанам до свободы личности, до права и власти, до легитимности... или как ее там? Сложная вещь становится простой, когда вождь берет слово. Оптиматы -- грязные свиньи, трибун -- козел, патриции -- шлюхи. Это было понятно мне, восьмилетнему...
И тем более понятно всем остальным."