" Идиоты вообще очень опасны, и даже не потому, что они непременно злы (в идиоте злость или доброта — совершенно безразличные качества), а потому, что они чужды всяким соображениям и всегда идут напролом, как будто дорога, на которой они очутились, принадлежит исключительно им одним. Издали может показаться, что это люди хотя и суровых, но крепко сложившихся убеждений, которые сознательно стремятся к твердо намеченной цели. Однако ж это оптический обман, которым отнюдь не следует увлекаться. Это просто со всех сторон наглухо закупоренные существа, которые ломят вперед, потому что не в состоянии сознать себя в связи с каким бы то ни было порядком явлений..."

М. Е. Салтыков-Щедрин.

"Хьюлетт Джонсон, настоятель славного Кентерберийского собора, был большим другом СССР, лауреатом ордена Трудового Красного Знамени (1945) и Сталинской премии за укрепление мира между народами (1951). А также членом Всемирного Совета Мира (1950), главой Общества англо-советской дружбы (1948), марксистом, гуманистом, социал-демократом и борцом за светлое будущее человечества. То есть принадлежал к тому типу европейских интеллектуалов, которые у нас официально именовались людьми доброй воли, а неофициально — полезными идиотами. И.В. Сталин их весьма ценил, принимал в Кремле, пленял демократичностью манер и лукавой улыбкой. Не жалел средств на прикормку и разводку. Арагон, Барбюс, Труайя, Фейхтвангер… всех не упомнишь.
Для «красного настоятеля» Джонсона, в частности, был спланирован воздушный маршрут в глубинку, чтобы тот лично всё увидел и непредвзято оценил. Организаторы знали, что пастор прежде был военным летчиком. Поэтому когда в шуме двигателя внезапно появился посторонний звук, он немедленно проследовал в кабину и лично дал знать пилотам, что это нехорошо. (Пилоты без него ни за что не догадались бы.) Для вынужденной посадки был избран случайно подвернувшийся колхоз с взлетно-посадочной полосой. Пока летчики с местными мастерами исправляли поломку (в любой сталинской машинно-тракторной станции, как известно, имеется все необходимое для ремонта авиационных двигателей), г-н Джонсон вкушал от даров колхозного животноводства и земледелия, наблюдал образцовую организацию социалистического хозяйства и наслаждался плясками и пением (на хорошем английском языке) простых сельских детишек. Они как раз подтянулись на выступление к полевому стану. Ну, так у них было принято.
Вскоре двигатель починили, сытый и довольный пастор продолжил путешествие к следующей потемкинской деревне. По пути лишний раз убедившись в преимуществах плановой социалистической экономики и культуры. О чем потом неоднократно рассказывал миру через лживые буржуазные газеты. И даже выступил с этой поучительной историей на парижском процессе против невозвращенца Виктора Кравченко (1949), которого газета французских коммунистов «Les Lettres Francaises» обвиняла в клевете на сталинские лагеря и колхозы. Газету, кстати, редактировал Луи Арагон, «Арагоша», муж Эльзы Триоле, подруги Маяковского и сестры Лили Брик, тоже его подруги. Все они были искренние, бескорыстные друзья СССР и, в особенности, НКВД.
Кравченко свой суд тогда выиграл. Настоятель Джонсон своим искренним рассказом немало повеселил публику, из которой многие имели опыт реальной жизни в Советском Союзе. К нему, впрочем, никаких претензий: если бы у левых либералов были мозги, они бы не были левыми либералами. Речь вообще не о нем, а о творцах невидимого фронта, которые организовали театр одного зрителя с пейзанами на пленэре. "

Дмитрий Борисович Орешкин, "Технологии светлого будущего".

Чисто по классике:

"Встреча тиранов под Ровно" Кира Булычёва.

Бессмертное:

Плохая новость: к нам прикатился кусок несвежего жира. Хорошая новость: с учётом текущей обстановки отмывать от него ничего не придётся.

В подростковом возрасте подвернулась первая часть "Божественной комедии". К тому времени (напомню, что об этих ваших "ынтырнетах" в те поры и не слыхивали) я читал вообще всё, до чего доходили руки, глаза и ум, кроме дебильных совковых газет.
Не стану врать, что сей опус тогда произвёл на меня неизгладимое впечатление: всё-таки с творчеством Алигьери следует знакомиться несколько позже. И лучше - в сопровождении серии гравюр Доре, а также иных сопутствующих произведений изобразительного искусства. Однако кое-что мне - несмотря на малолетство - из дантова "Ада" почерпнуть удалось.
В девятом круге описанного флорентийцем заведения среди прочих содержатся предатели благодетелей и учителей. Ныне, пройдя свою земную жизнь даже не до половины, а - увы! - на несколько большее расстояние, я во многом не схожусь с суждениями итальянского гения. Но в данном отношении - целиком и полностью поддерживаю.
Тем более я в отличие многих-прочих помню про омерзительное "дело Лузина" как эталон того, о чём идёт речь.
Про школьников - разговор отдельный.
А студенты - уже вполне совершеннолетние существа, которые должны сами нести полноту ответственности за свои деяния. И вот тут я, с одной стороны, сам побывав во времена оны студентом, а с другой - имея причастность к высшей школе и разумея её изначальные принципы, заложенные ещё в средневековых университетах, могу вынести довольно жёсткий, но необходимый вердикт: всех тех, кто, пользуясь политической конъюнктурой, доносит на своих преподавателей, следует для острастки вразумлять телесно (старые добрые розги и рассол подходят для этого наилучшим образом), а затем отчислять, чтобы у них появилась упоительная возможность испытать на своих нежных шкурках все те принципы, которые они, якобы, исповедуют.
Напоследок уточню: преподаватели, доносящие на студентов, - ничуть не меньшая, а то и бóльшая мразь.

"Генерал остановился перед одиннадцатой ротой, на левом фланге которой стоял и зевал во весь рот Швейк. Из приличия он прикрывал рот рукой, но из-под нее раздавалось такое мычание, что поручик Лукаш дрожал от страха, как бы генерал не обратил внимания на Швейка. Ему показалось, что Швейк зевает нарочно.
Генерал, словно прочитав мысли Лукаша, обернулся к Швейку и подошел к нему:
- Bohm oder Deutscher? / Чеx или немец? (нем.) /
- Bohm, melde gehorsam, Herr Generalmajor / Чех, осмелюсь доложить, господин генерал-майор (нем.)/.
- Добже, - сказал генерал по-чешски. Он был поляк, знавший немного по-чешски. - Ты ржевешь, как корова на сено. Молчи, заткни глотку! Не мычи! Ты уже был в отхожем месте?
- Никак нет, не был, господин генерал-майор.
- Отчего ты не пошел с другими солдатами?
- Осмелюсь доложить, господин генерал-майор, на маневрах в Писеке господин полковник Вахтль сказал, когда весь полк во время отдыха полез в рожь, что солдат должен думать не только о сортире, солдат должен думать и о сражении. Впрочем, осмелюсь доложить, что нам делать в отхожем месте? Нам нечего из себя выдавливать. Согласно маршруту, мы уже на нескольких станциях должны были получить ужин и ничего не получили. С пустым брюхом в отхожее место не лезь!
Швейк в простых словах объяснил генералу общую ситуацию и посмотрел на него с такой неподдельной искренностью, что генерал ощутил потребность всеми средствами помочь им. Если уж действительно дается приказ идти строем в отхожее место, так этот приказ должен быть как-то внутренне, физиологически обоснован."

Якослав Гашек, "Похождения бравого солдата Швейка".

Так-то он химик, лауреат Нобелевской премии.