Вы что, первый день в интернете? Какой смысл бомбить с ботов? Это как кричать на облака или плевать на солнце

Боишься сглазить?

хромосому подкинули дополнительную

тебе не западло умереть раньше путина?

Вокруг становится тише, однако крики не прекращаются. — В чем дело, Альберт? — спрашиваю я. — Несколько прямых попаданий на соседнем участке. Крики продолжаются. Это не люди, люди не могут так страшно кричать. Кат говорит: — Раненые лошади. Я еще никогда не слыхал, чтобы лошади кричали, и мне что-то не верится. Это стонет сам многострадальный мир, в этих стонах слышатся все муки живой плоти, жгучая, ужасающая боль. Мы побледнели. Детеринг встает во весь рост: — Изверги, живодеры! Да пристрелите же их! Детеринг — крестьянин и знает толк в лошадях. Он взволнован. А стрельба как нарочно почти совсем стихла. От этого их крики слышны еще отчетливее. Мы уже не понимаем, откуда они берутся в этом внезапно притихшем серебристом мире; невидимые, призрачные, они повсюду, где-то между небом и землей, они становятся все пронзительнее, этому, кажется, не будет конца, — Детеринг уже вне себя от ярости и громко кричит: — Застрелите их, застрелите же их наконец, черт вас возьми! — Им ведь нужно сперва подобрать раненых, — говорит Кат. Мы встаем и идем искать место, где все это происходит. Если мы увидим лошадей, нам будет не так невыносимо тяжело слышать их крики. У Майера есть с собой бинокль. Мы смутно видим темный клубок — группу санитаров с носилками и еще какие-то черные большие движущиеся комья. Это раненые лошади. Но не все. Некоторые носятся еще дальше впереди, валятся на землю и снова мчатся галопом. У одной разорвано брюхо, из него длинным жгутом свисают кишки. Лошадь запутывается в них и падает, но снова встает на ноги. Детеринг вскидывает винтовку и целится. Кат ударом кулака направляет ствол вверх: — Ты с ума сошел? Детеринг дрожит всем телом и швыряет винтовку оземь. Мы садимся и зажимаем уши. Но нам не удается укрыться от этого душераздирающего стона, этого вопля отчаяния, — от него нигде не укроешься. Все мы видали виды. Но здесь и нас бросает в холодный пот. Хочется встать и бежать без оглядки, все равно куда, лишь бы не слышать больше этого крика. А ведь это только лошади, это не люди. От темного клубка снова отделяются фигуры людей с носилками. Затем раздается несколько одиночных выстрелов. Черные комья дергаются и становятся более плоскими. Наконец-то! Но еще не все кончено. Люди не могут подобраться к тем раненым животным, которые в страхе бегают по лугу, всю свою боль вложив в крик, вырывающийся из широко разинутой пасти. Одна из фигур опускается на колено… Выстрел. Лошадь свалилась, а вот и еще одна. Последняя уперлась передними ногами в землю и кружится как карусель. Присев на круп и высоко задрав голову, она ходит по кругу, опираясь на передние ноги, — наверно, у нее раздроблен хребет. Солдат бежит к лошади и приканчивает ее выстрелом. Медленно, покорно она опускается на землю. Мы отнимаем ладони от ушей. Крик умолк. Лишь один протяжный замирающий вздох все еще дрожит в воздухе. И снова вокруг нас только ракеты, пение снарядов и звезды, и теперь это даже немного странно. Детеринг отходит в сторону и говорит в сердцах: — А эти-то твари в чем провинились, хотел бы я знать! Потом он снова подходит к нам. Он говорит взволнованно, его голос звучит почти торжественно: — Самая величайшая подлость, — это гнать на войну животных, вот что я вам скажу!

Может утюг забыл выключить?

и будет!

Не есть говно - элитарность, яснапанятна

ну и не мешали присесть на зону

подпивасный юмор и ватанство обычно идут рука об руку, это оба критерия маломыслящего человека